Современное прочтение

      Натс стоял за кулисами, в напряжении ожидая свой выход. Он репетировал неоднократно, знал заранее каждый свой шаг, а реплик в его глупой роли практически не было, почти все их он произнёс ещё в самом начале. Велика ли та роль принца Фердинанда? Да и вообще, что за имя такое — Фердинанд? Нелепость какая-то.       Звучала трагическая музыка, Милка, мигая прожекторами и шумя специальными прибамбасами, имитировала грозу, Пикник помогал ей, дёргая за верёвочки ветви деревьев и создавая иллюзию ветра. В центре сцены, утопая в цветах, стоял большой гроб с прозрачной пластиковой крышкой.       Надо сказать, картина складывалась душераздирающая. Почти настоящие похороны. Но не это сейчас угнетало Натса, а предстоящий поцелуй с Белоснежкой, которую играла Чупа Чупс. И вовсе не потому, что Натс был в неё влюблён, как считали некоторые особенно одарённые личности. Влюблён он был в совершенно другого человека. И считал, что свой первый поцелуй (каковым тот у Натса на самом деле являлся) ему следовало бы разделить именно с ним. Натс в принципе не был сторонником поцелуев без чувств, но перфекционизм родился чуть раньше него, поэтому всё, за что парень брался, должно было выглядеть идеально. К несчастью, подобная требовательность распространялась и на окружающих.       Товарищи по кружку в костюмах гномов, казалось, устроили соревнование «кто кого переплачет». Ближе всех к гробу стоял Ворчун-Марс и утирал глаза бородой, а по щекам его лились и лились щедрые гномьи слёзы. Но Натс-то был в курсе, что в бороде Ворчуна припрятан флакон с увлажняющими глазными каплями, который ему в последний момент сунула подружка Баунти, она же Малефисента.       Марс вообще не должен был играть Ворчуна. Из него актёр, как из собаки самокат. Он по жизни мог только одну эмоцию изобразить — хмурое недовольство. Но в последний момент Баунти предложила тянуть всем жребий, а Нутелла Ореховна — руководитель их драмкружка — её поддержала, и Натсу досталась самая бестолковая роль из всех, тогда как Марсу одна из самых хара́ктерных.       Досадней всего было то, что о читерстве с каплями никто не знал, потому что Натс был не из тех, кто ябедничает. Оставалось надеяться лишь на то, что Марс свой волшебный флакончик уронит, и все, наконец, поймут, какой он «чудесный» актёр.       К остальным у Натса было не меньше претензий. Простачок-Несквик явно переигрывал, надрываясь в рыданиях на плече у Дока-Дирола, из-за чего вечно ходивший хвостом за Диролом Чихун-Тик Так косил на них явно недобрым взглядом, руша свой образ. Зато шмыгал носом он с особенным мастерством — из-за перманентной аллергии на всё подряд у него был большой опыт в этом деле. Скиттлз-Соня, повиснув на Тике и заполучив статичную позу, на самом деле уснул и пускал ему слюни вместо соплей за шиворот. Чуть более натурально всхлипывали, уткнувшись друг в друга, Твиксы — Скромник и Весельчак. Вполне себе правдоподобно плакали Эмемдемс с Фруттеллой, изображавшие птичек. Со страдальческим видом смотрел на всё это Орбит из будки суфлёра. С непостижимо скорбным лицом торчал в кустах Сникерс, чью голову украшали оленьи рога.       Кому пришло в голову сделать из Сникерса оленя Натс догадывался, но от этого не становилось легче или смешнее, наоборот, возмущение в нём било ключом. Может, его лучший друг непоседа и недоучка с замашками гопника, только оленем он никогда не был. И уж если на то пошло, это Сникерс должен был изображать Белоснежку, если уж Натса назначали Фердинандом, а не хорошенькая, но интересная ему исключительно как приятель Чупс! А то, что теперь Натс обязан был поцеловаться с ней на глазах у всей школы, а главное, у рогатого Сника, делало складывающуюся ситуацию ещё более отвратительной и нелепой, а дальнейшие перспективы выяснения отношений ещё более туманными.       Конечно, и Натс это не отрицал, он был немного и сам виноват — не стоило столько тянуть с признанием. Поговори он со Сникерсом хотя бы месяц назад, возможно, сейчас они бы уже встречались.       Хотя кого он обманывал… Натс и Сник хоть и были близки, а каждый, кто смел намекнуть на их совершенно не дружеские отношения, ходил потом с синяками. Даже милашке Чупс перепало от этого драчуна. Сник сколько угодно мог дергать его за рукав, стрелять глазами и улыбаться, как лампочка, но вряд ли это что-то да значило. Натсу совсем не хотелось нарваться на грубость, разрушив при этом отличные, тёплые отношения.       Глядя на чёрный теперь от оленьего грима кончик вечно разбитого носа, он улыбнулся со смесью светлой печали и тёмного томления — хотелось за этот кончик куснуть, плевать, что потом рот придется отдраивать. Сникерсу на удивление шёл этот грим, до такой степени, что Натсу уже было в пору задуматься о своих предпочтениях, довольно специфических для юноши его возраста.       Но вот свет померк и Натс крепко стиснул эфес меча левой рукой, отбрасывая волнующие, но такие странные и несвоевременные фантазии.       Когда гномы, сопя и кряхтя, медленно разбрелись в обе стороны за кулисы, пропали из виду птички и Сникерс-олень, а розовый луч прожектора ознаменовал собой новый рассвет, навстречу ему вышел Натс-Фердинанд, изображая усталость от долгого и безуспешного ранее поиска.       «Заметив» гроб, он упал перед ним на одно колено, … но в его недрах, кроме цветов и конфеты на белой подушке, решительно ничего не нашел. Натс в изумлении уставился на конфету. Музыка подгоняла. Он уже должен был произносить свою реплику, но говорить её было не о ком.       Сердце внезапно забилось туже и чаще, шея и лоб покрылись испариной. Натсу казалось, что взгляды всех зрителей в этот момент направлены на него, и если он обернётся, в каждом из них встретит скуку и раздражение.       В лёгком паническом приступе он осторожно взглянул на суфлерскую будку. Орбит смотрел в ответ с блаженной улыбкой, подставив руку под голову. Не иначе кактусового варенья объелся, зараза такая.       — Орбит, где Чупс? — прошипел Натс как можно тише, чтобы семейство Ферреро, сидевшие почти в полном составе на первом ряду, его не расслышало. Особенно директор школы Ронднуар Эдуардович.       Вместо ответа из-за кулис, словно подтолкнутый кем-то в спину, выскочил Сникерс-олень и застыл, нелепо расставив в стороны руки, слегка наклонивши корпус вперёд. В бежевом пятнистом трико он был, и вправду, похож на оленя, особенно когда трогательно вытаращился в зал своими огромными от испуга синими глазищами.       Несмотря на собственное волнение, Натс сразу понял, что Снику сейчас в сотню, а то и в тысячу раз страшнее: это была не его сцена — раз, у него совсем не было реплик — два, и три — Сник не особо умел импровизировать в рамках сцены. Глядя на то, как его друг густо краснеет в розовом свете, Натс моментально собрался, но тут подал голос Орбит:       — Что за диковинный дикий зверь меня посетил, — шепотом, без выражения, почти по слогам произнес он и уставился на друзей с азартом и нетерпением.       — Ты издеваешься? — переспросил Натс одними губами, но медлить было нельзя, в зале и так уже кто-то начал покашливать.       — Что за диковинный зверь меня посетил?! — воскликнул в притворном изумлении он, вставая с колена.       Сникерс, судя по виду, и рад был бы удрать, да ноги, приросшие к полу, довольно заметно мелко дрожали.       Натс подошёл к нему ближе, медленно протянул руку и осторожно провёл по плечу.       — Какие у тебя милые рожки, — с улыбкой проговорил он, в глубине души упиваясь густым румянцем и паникой в синих глазах.       — Ты чё несёшь? — прошипел Сникерс, едва шевеля губами.       — Подыгрывай мне, дуралей! — всё так же через улыбку чуть слышно ответил Натс и уже громче, хорошо поставленным голосом спросил: — Должно быть, они золотые? А сам ты волшебный?       Услышав такое, Сник приосанился, слегка задрал нос, но совершенно без выражения, севшим от страха голосом пробормотал:       — Ну, типа да.       Из зала послышался тихий не то смешок, не то кашель.       Натс продолжал:       — А не расскажешь ли мне, чудесный олень с золотыми рогами, где моя ненаглядная Белоснежка?       В этот момент Натс увидел её и сам: Чупс наблюдала за их позором, закрыв себе рот ладонями, вся красная от натуги. Милка, Скит и Пикник, широко улыбаясь, стояли с ней рядом, подбадривая Натса кто как. Марса и Баунти не было видно, видимо, их где-то заперли.       Такая поддержка сбивала с толку. С одной стороны, Натс и Сникерс оказались в крайне затруднительном положении, но с другой, это был такой шанс проявить себя, что Натс оказался бы полным тупицей, им не воспользовавшись. Осталось лишь втолковать это Сникерсу, который как раз понёс отсебятину:       — Я понял! Это всё Дэмс с Фруттеллой! Это их затея! Я думал, чего они всё шушукаются по углам, а они вон чего!.. — начал оправдываться он перед одним только Натсом, бубня вполголоса и размахивая при этом руками с таким усердием, что задел один рог, и тот, отлипнув от ободка, улетел в кусты.       Проследив траекторию полёта взглядом, Натс рассеянно заключил:       — Друг мой, да вы линяете!       В зале кто-то не выдержал и гоготнул. "Команда поддержки" за кулисами беззвучно осела на пол, держась за живот. И даже Чупс запрыгала от переизбытка эмоций.       Сникерс огорошенно ощупал голову и, поняв свою ошибку, ринулся в кусты, но Натс его ловко схватил за ремень и, развернув, поставил рядом с собой близко-близко лицом к лицу.       — Да забей ты на эти рога! Ты не мне, а залу рассказывай! — угрожающе прошипел он, всё так же сквозь улыбку, кипя внутри от возмущения. Что ж за тупица ему достался! Хотя разозлиться было даже неплохо, отвлекало от других переживаний. От колотящегося сердца, к примеру, или ставшей чуть тесной одежды.       Сникерс поднял на него глаза и моментально стал красным, как плащ за плечами у Натса.       Тут Орбит, видимо сжалившись, решил подсказать ему:       — Белоснежку унесли на юг перелётные птицы, — прошептал он почти по слогам.       — Умотала твоя Белоснежка с птицами на юга, — переварив информацию, выплюнул Сникерс в почти гробовой тишине.       Орбит в будке завыл и провалился под сцену, а следом за грохотом начал смеяться весь зал. Натс понял — драму похерили. Ну хоть комедию абсурда надо вытягивать изо всех сил.       — А не поможешь ли ты мне добраться до этих югов, волшебный олень? — тоном не терпящим пререканий осведомился Натс.       — Да без пи… ой!       Зал взорвался безудержным хохотом. Натс был готов пробить себе череп ладонью.       — То есть ваще без проблем! Садись ко мне на спину — довезу! — Сникерс при этом действительно повернулся к нему спиной, зачем-то немного отставив зад.       У Натса от этого вида вскипели мозги. Поняв, что опасная перспектива спалить интерес его не прельщает, он неожиданно для себя, и уже тем более для окружающих, извернулся, подхватил Сникерса на руки и с воодушевлённым: «Ну тогда вперёд!» — кое-как поволок того за кулисы, пытаясь не обращать внимания на оглушительный ор и коленки, мелькающие почти у лица.       Зал аплодировал и смеялся, Чупс с Милкой встретили их за кулисами, попискивая от радости:       — Натс, ты такой молодец! Я всегда была уверена, у тебя большой талант!       Натс же себя молодцом не считал. «В жизни вам этого не прощу!» — отпуская Сникерса на пол с небольшой задержкой, подумал он.       Парни его тоже очень охотно подбадривали: Скиттлз полез обниматься со всеми сразу, Пик, опустив кулисы, крепко пожал им руки.              — Прости, я не знал, как ещё этот балаган закончить, — пробормотал он, стараясь не поднимать на Сника глаза.       — Да ладно, бро, всё норм, — так же тихо ответил Сникерс.       В тесной компании они старались держаться теперь друг от друга подальше, и Натс был, пожалуй, этому рад. Слишком уж он перенервничал там, на сцене, от неожиданной близости.       Публика не унималась и ожидала выхода на поклон. Через всю сцену в полумраке кулис Натс видел, как собирались и остальные ребята: Тик и Дирол, Несквик и Твиксы, даже Марс с Баунти. И почему-то последние совсем не выглядели обиженными, даже наоборот, очень довольные, радовались чему-то, посмеивались. Будто их не запирали нигде.       Встретившись взглядом с Натсом, Марс ухмыльнулся ему сквозь густую фальшивую бороду.       — Это его идея была, — тихо призналась Чупс на ухо, и кулаки Натса сжались до скрипа.       Впервые в жизни ему захотелось врезать кому-то по морде. Теперь он отлично Сникерса понимал! Устроить такую подлянку в премьерный день! И это после того, как он отнял роль!       Выхватив из висящих на поясе ножен свой бутафорский меч, громко сопя, Натс попёр на противника, не обращая внимания на поднимающиеся кулисы, но, дойдя где-то до середины сцены, почти рядом с гробом, остановился. Прямо за Марсом теперь возвышался сам Ронднуар Эдуардович, недобро сверкая глазами, и он явно пришёл сюда по их со Сникерсом души.       — Ох, нам пиздец! — услышал Натс за спиной голос друга и вынужден был согласиться. Меряться силами в сражении на мече и трости было, пожалуй, последним, чего Натс хотел в своей жизни.       Он обернулся, встретился взглядом со Сником и улыбнулся в ответ. Внутри плескался небывалый задор и что-то ещё окрыляющее, похожее на влюбленность, но при этом дарующее свободу. Особенно остро Натс это почувствовал, когда Ронднуар направился прямо к ним.       — Бежим! — и суетливые руки дёрнули за собой. Зал снова взорвался аплодисментами.       Натс даже меч в ножны убрать не успел, так и помчался следом за Сникерсом через подсобку, по коридору, по лестнице вниз, с грохотом, топотом, шумом, смеясь и любуясь орущим другом, пока их в районе первого этажа не встретил завуч Роше Эдуардович — брат близнец директора.       Он хоть и был всегда ласков и обходителен, характером брату не уступал, и Натсу всегда было сложно понять за какую команду завуч играет. Это ж каким надо быть изворотливым, чтобы одновременно и с братом во всём соглашаться, и слыть любимцем всех без исключения учеников.       — Ну что, дорогие мои, добегались? — лучезарно улыбаясь, поприветствовал их Роше Эдуардович, и уж теперь это был настоящий… конец.       Но только не для истории.

⚔️⚔️⚔️

      В кабинете директора Роше Эдуардович усадил ребят на небольшой удивительно жёсткий кожаный диван и оставил одних. Щёки Натса горели то ли от этого уединения, то ли от бега, то ли от предчувствия неизбежного наказания. На Сникерса было страшно взглянуть. Чтобы не беспокоить его манипуляциями с мечом (ножны как раз оказались с его стороны), Натс осторожно поставил орудие кончиком на ковёр и примостил рукоятку у подлокотника.       — Если меня исключат из кружка… — начал Сник неожиданно, но Натс его перебил.       — Если тебя исключат из школы, я уйду вслед за тобой.       — Нет! Ты не должен, бро! — Сникерс вновь на него смотрел, как оленёнок — большими трогательными глазами. Натс не смог сдержать улыбку, глядя в них.       — Я так решил, — сказал он уверенно.       «Я без тебя здесь не останусь», — хотел он добавить, но дверь в кабинет распахнулась и, широко шагая, почти не прихрамывая, к своему месту прошествовал Ронднуар Эдуардович.       И всё же в последний момент что-то на миг изменилось во взгляде Сника — Натс бы уверен, что встретил в нём понимание причины своих намерений, однако ни возмущения, ни отвращения за ним не последовало. А, может быть, просто не успело?       Натс резко встал, по привычке приветствовать преподавателя, Сникерс, немного помедлив, поднялся за ним.       Ронднуар Эдуардович уселся в кресло, больше напоминающее своим видом средневековый трон, оглядел их пронзительным взглядом и произнёс:       — Можете сесть.       Какое-то время он молча рассматривал учеников с холодным брезгливым любопытством, словно у них было по четыре руки или крокодильи хвосты, потом отвернулся, вздохнул и устремил взгляд сквозь высокое окно, наполовину прикрытое тяжёлыми шторами благородного оттенка тёмного шоколада.       — Вы, должно быть, не в курсе, что в зале сегодня присутствовала комиссия из городской управы, — начал он ровным, холодным тоном, без намёка на снисхождение, лишь по тому как подёргивался правый глаз можно было понять, насколько директор зол. — И этот спектакль должен был показать культурный уровень наших учеников. То, что они сегодня увидели, вряд ли скоро сотрётся из памяти.       Натс сразу понял, к чему Ронднуар Эдуардович клонит. Ему стало горько, что из-за чужой дурацкой затеи и собственной принципиальности не только он, но и его лучший друг могут лишиться места в хорошем учебном заведении. И ведь ещё неизвестно, с какими отзывами их спровадят отсюда. Быть может, им кроме муниципальной школы пойти будет некуда. А виноватым он в этом считал даже не Марса. Себя. В том, что послушал Орбита. Что не придумал сам какого-то более внятного сюжетного поворота. Хотя какой, к чёрту, можно было придумать поворот за пять секунд, когда гроб пустой, а над душой стоит выброшенный, словно рыба на берег, Сникерс?       — Подобным ученикам и поступкам нет места в стенах нашей школы. Неуважение к преподавателям, к произведению, к вашим друзьям — вот что вы продемонстрировали сегодня со сцены.       Каждое слово стучало у Натса в висках, как молоток, забивающий гвоздь в крышку уже его гроба. Но в этот момент за Сникерса он волновался больше, чем за свою судьбу. Обычно тот реагировал на давление извне куда агрессивнее, не считаясь с положением оппонента, но Ронднуар Эдуардович был Ронднуар Эдуардович — спорить с ним всё равно что могилу себе копать. Поэтому Сникерс сидел не дыша и не шелохнувшись, будто его злой колдун и впрямь превратил в Белоснежку.       Натс инстинктивно скользнул рукой по гладкой тугой поверхности дивана и тронул палец, должно быть мизинец, Сникерса. К огромному удивлению, руку его не проигнорировали и не оттолкнули, но вцепились, накрыли своей и сжали, словно желая от всех защитить.       У Натса вспыхнули уши и в голове загудело. Невидящим взором он вперился в узор на ковре, внутренне обмирая от мысли, что директор может в любой момент их заметить.       — Я бы с большим удовольствием…       — Ронд, мне срочно надо с тобой переговорить! — буквально с ноги ворвалась в кабинет Нутелла Ореховна с упрямым и воинственным выражением лица, но, заметив ребят на диване, немного смягчившись, остановилась. — Ох, мальчики, вы уже здесь?       — А вот и Нутелла Ореховна к нам пожаловала! — всплеснул директор ладонями с притворной веселостью, и в этот момент Натс подумал, что из него бы вышел отличный актёр для их драмкружка. — Скажите, Нутелла Ореховна, — вдруг зашипел директор, вставая с кресла и становясь до того жутким от злости на вид, что даже Натс неосознанно подался назад. — Как вы могли допустить столько неприглядный для нашего заведения казус?       Ронднуар Эдуардович всегда называл заведение «нашим», должно быть, имея в виду своё многочисленное семейство, члены которого представляли собой едва ли не половину преподавательского состава (одна только Нутелла Ореховна вела два предмета и драмкружок), что в общем-то было не очень законно, не говоря уже о банальной этике. Но именно в этот момент в голову Натса закралась мысль, что директор лично себя мог начать величать во множественном числе, как царя, и в этом случае все его пафосные высказывания приобретали неожиданно комичный налёт, даже при том, что угрозу несли нешуточную.       Но Нутелла Ореховна на то и была преподавателем драмкружка, чтобы переиграть и уничтожить. Поэтому в кабинет директора после стука один за другим ввалились все члены труппы, начиная с недавно принятого, но уже проявившего себя с разных сторон Марса, заканчивая Тик Таком — самым младшим членом семейства Ферреро.       Несмотря на хмурость полных решимости лиц и пестроту нарядов, эта когорта напомнила Натсу не в меру разросшуюся Испанскую инквизицию Монти-Пайтона, из-за чего захотелось в голос заржать. Последними в кабинет зашли Пик с Милкой и старшеклассница Рита Ромашкина — их постоянный гримёр.       Ронднуар Эдуардович, надо отдать ему должное, не растерялся, но пауза в речи тут же было расценена Марсом, как приглашение к диалогу.       — Если решите их выгнать из труппы, мы все уйдём! — веско провозгласил он, для убедительности нахмурив брови сильнее обычного.       — Дети! — картинно всплеснула руками Нутелла Ореховна, как будто не ожидая такого, и, развернувшись к директору обманчиво сладким тоном с тенью угрозы произнесла: — Как же тогда мы поедем на конкурс? Неужели все наши старания были впустую, и приз заберёт Театральная?..       — О каком конкурсе, вы говорите, сеньора? После того представления, что устроили эти idioti, я бы не рекомендовал их в самый дешёвый бродячий цирк! — удучи в раздражении, Ронднуар Эдуардович иногда мог переходить на итальянский полностью или частично.       — А я заявляю, что это современное прочтение классики это моя затея! А эти прекрасные бамбини великолепно справились со своими ролями!       Натс наблюдал за происходящим практически не моргая. Получалось, что Марс и другие ребята, сама главрук стояли за них горой, не давая в обиду. А он-то всегда считал, что из друзей у него один Сникерс. А им он не доверял, считал, что его подсиживают. Но если он был неправ, тогда зачем это всё? Зачем Чупс исчезла из гроба, зачем они Сника втянули в это, заставив их отдуваться вдвоём?       И тут его осенило. Вдвоём! Ну конечно! Ведь Сникерс его держал за руку, не отпуская, пока они все не пришли, да и теперь его пальцы лежали так близко, что без труда можно было коснуться своими. Перетрухав друг за друга, они стали ближе, в какой-то момент, как ему показалось, вообще могли объясниться, если бы Ронднуар Эдуардович не пришёл.       Наверное Марсу и остальным надоело смотреть, как они "просто дружат", не решаясь признаться друг другу. Кроме, пожалуй, Нутеллы Ореховны. Вряд ли она была с ними в сговоре, скорее уж защищала теперь свои интересы.       — …Я не позволю какой-то выскочке меня обойти на последнем этапе конкурса! — кипела она, напирая, не позволяя директору вставить и слово в поток своей речи. Ронднуар Эдуардович слушал её через силу, массируя правый висок.       Прервать перепалку сумел лишь директорский секретарь Рафаэлло, старший брат Тика, белый, как ангел, и столь же стремительный. Кто-то считал его самым красивым на свете. Кто-то, но только не Натс.       Раф подскочил к Ронднуару Эдуардовичу, немного привстал на цыпочках, что-то шепнул ему на ухо, и атмосфера во всём кабинете заметно переменилась.       Директор снова расправил плечи, уселся в кресло с довольной, немного ехидной улыбкой и сделал движение рукой, как кот, стряхивающий с лапки капли воды.       Рафаэлло тепло посмотрел на собравшихся и с присущей ему деликатностью сообщил:       — Всё в порядке, никто никого не выгонит. Вы можете расходиться.       Но Нутелла Ореховна поняла «расходиться» по-своему.       — Ах, значит, вот как?! Значит, мне нервы можно трепать, моим сладеньким деточкам можно нервы трепать, а потом мы ещё и мешаем?!..       И диалог между педагогами вышел на новый уровень с повышением тона и переходом на непереводимую игру слов сицилийского диалекта. Жаль было Рафаэлло, который, как белый воланчик метался от одного игрока к другому, пытаясь их помирить. Но и толку от него было почти столько же, сколько и от воланчика.       Под шумок в кабинет пришел Роше Эдуардович и пригласил всех ребят в столовую. Оказывается, для выступавших и техников устроили праздничный обед. Сникерс был счастлив узнать об этом, от стрессов его аппетит превращался в волчий.       Натсу же, наоборот, кусок в горло не лез. Еле впихнув в себя тирамису и запив его кофе, он с нетерпением ждал момента, когда Сника можно будет украсть из компании. И, слава богу, это момент нашёлся.       Волнительно было до чёртиков вновь подниматься вдвоём, смотреть на объевшегося, раздобревшего Сникерса, слушать его неповторимую версию произошедшего, с приукрашением, но в тех местах, которые Натса теперь задевали сильнее всего. Он в глазах Сникерса стал героем, и это ли было не доказательство всех подозрений.       Натс очень ждал теперь почему-то, что Сникерс сделает первый шаг. Он ведь всё понял тогда, в кабинете, что ж он молчит? Боится? Чудак человек. У Натса и так, небось, на лице всё написано. Недаром ребята во время обеда их изрешетили взглядами, выискивая хоть какие-то изменения в поведении. Но всё оказалось напрасно. Добравшись до пятого этажа, до кабинета, служившего всем гримёрной и костюмерной, Сникерс совсем замолчал, будто сконфузившись.       — Чего ты? — спросил Натс, сняв плащ и повесив на вешалку.       — Ничё, — ответил Сник, глядя в окно, внезапно зевнул и снял с головы ободок. — Рог потерял, блин! Козёл безрогий, — он усмехнулся, глядя на поролоновую загогулину.       — И не безрогий, а однорогий, — дотошно поправил Натс.       — Ага! И не козёл, а олень! — усмехнулся тот снова и снова отвёл глаза, будто о чём-то жалея.       Натс не хотел помогать из вредности, но его как будто магнитом тянуло, особенно, когда Сникерс начал дёргать наверх свою бежевую водолазку.       — Подожди, у тебя же грим ещё.       Сник на мгновение замер, вспомнил и закатил глаза куда-то в район затылка.       — Как это всё достало! — резко воскликнул он, сдёргивая ремень.       Натс подоспел с ваткой, смоченной мицелляркой.       — Дай сам! — нахмурился Сник. Он хотел выдернуть ватный диск, но Натс не позволил, с улыбкой отдёрнув руку.       — Не сам. Мне виднее. Тем более зеркала Ромашкина уже все собрала.       И Сник подчинился, закрыв глаза.       Так было приятно смотреть на него, смущённого их привычным, казалось бы, уединением, бушующего внутри и лишь немного снаружи. Натс водил диском по чуть выпирающим скулам и мягким щекам, по подбородку и чёрному кончику носа, и с каждым мгновением ему всё сильнее хотелось забить на всё, сдаться и поцеловать. Но он понимал, что за это получит в глаз, даже если желание Сникерса угадает. Такой уж был этот Сникерс — нелогичный, но именно этим до безобразия предсказуемый. Хотя Натс не жаловался. Его и так всё устраивало.       — Порядок, — сказал он, убрав от лица руку. — Крем дать?       — Да ну его, — хмуро пробормотал Сник, и Натс отошёл к своим вещам.       Переоделись они достаточно быстро, вскоре все вещи висели на плечиках на гондоле. Пока Сник шипя, матерясь и пыхтя, завязывал фенечки, Натс успел снять неудобные линзы, закапать раствор в глаза и вернуть на законное место очки.       Взяв рюкзаки, они, не сговариваясь, одновременно подошли к двери. С лестницы, где-то в районе третьего этажа, послышались голоса. — Блядь, как они заебали все! — раздражённо процедил Сник сквозь зубы. Он уже был прилично на взводе: ткни — полетит кому-нибудь морду бить.       Натс понял: лучше им скрыться куда-то от посторонних глаз, и такая возможность была — актовый зал. Только бы ключ побыстрее нашёлся.       — Спрятаться хочешь? — спросил торопливо, взволнованно он.       Сник посмотрел доверчиво и с надеждой.       — А можем?       — Пошли.       Как Натс и думал, зал уже был закрыт, но у него был с собой дубликат ключа (однажды он взял его для репетиций, да так и не отдал), и пока Сникерс разочарованно цокал губами и отходил постоять на стрёме, Натс нашёл ключ, отпер дверь и затащил его внутрь буквально в последний момент. Чупс показалась на пятачке у дверей кабинетов первой. Сникерс держал, не дыша, за ручку, Натс, сев на корточки, смотрел в скважину.       Чупс замерла, словно почувствовав чужое присутствие, повела головой и посмотрела на дверь в актовый зал. Натс внутри обмер. Он понимал, что в зале темно и с той стороны ей не может быть видно движения света в скважине, но всё равно ощущение, что никакой двери нет и в помине, не отпускало. Чупс улыбнулась чему-то, распахнув дверь, прошла в костюмерную и на полную громкость включила радио.       Натс её в этот момент полюбил! Не как Сникерса, конечно, но как человека, как друга, готового в любой момент прийти на выручку. Ключ осторожно лёг в скважину, медленно повернулся — они были в безопасности.       Сник, отойдя, нагнулся вперёд и, уперев ладони повыше колен, тяжело задышал, как после кросса.       — Ей-богу!.. — грохнул он в полный голос.       — Тише ты! — махнул на него, испугавшись, Натс.       — Ей-богу, — смеясь, повторил уже шёпотом Сник. — Я пока держал за ручку, думал с ней срастусь и так и останусь на хер.       — Ты молодец, — похвалил его Натс. Сник резко выпрямился и уставился на него, жаль выражения лица до конца было не разобрать. — Даже Марс не отпер бы. — Натс улыбнулся, не обращая на его реакцию никакого внимания. — Пойдём подальше, на сцену, — и он пошёл по ступеням вверх.       После спектакля шторы ещё не раскрыли, и зал утопал в мягком сумраке. Натс вспомнил вдруг, что меч свой забыл в кабинете директора, но тут же себя успокоил тем, что его обязательно принесёт в костюмерную Нутелла Ореховна или ребята захватят.       Он представлял, как они разыграют новый спектакль — «Алису в стране чудес» или «Золушку», и ему было на удивление всё равно, какую роль кто из них получит. Главное, что они снова будут играть в команде и чтобы спектакль вышел хороший.       В декоративных кустах послышался шорох, Натс обернулся. Сникерс. Конечно же это был он. Но Натс его не замечал в темноте декораций, и это немного нервировало.       — Сник, выходи.       Он осторожно приблизился, ожидая, что тот резко выскочит из кустов, но Сник умудрился схватить его за ногу, вытянув руку из-за хрустального гроба. Натс чуть не вскрикнул от неожиданности, помноженной на щекотку, крепко ругнулся и поправил очки.       — Придурок.       — Чё, испугался? — голос у Сника сочился радостью и беззлобной насмешкой, но всё равно задевало.       — Держи карман шире.       — Ну и пожалуйста, — сдался он как-то слишком легко и тут же переключился. — Я рог нашёл.       — Молодец.       — О! Глянь-ка чё! Чупс тут конфету оставила!       Послышался лёгкий скрип, в полумраке тускло блеснула крышка.       — Серьёзно? Ты не наелся? — Натс усмехнулся и отошёл подальше, чтобы не видеть, как Сник отправляет конфету в рот. — Крышку закрой, а то хлопнет — мало не покажется.       Ему было очень приятно, когда Сникерс с ним соглашался и делал, как надо, а не как захочет левая пятка, или чем он там думал большую часть времени.       — Конфеты — это не еда!       Только вот, когда Сник отвечал ему с занятым ртом, и не важно что это было — ручка или жвачка, его невозможно смущало. Натс разозлился немного на них обоих, на всю ситуацию в целом, и отошёл к краю сцены, а после уселся, спустив ноги вниз.       Было уютно сидеть прямо так и смотреть на пустые места в зрительном зале. Сумрак уже стал привычен и безопасен. Натса не напрягало и это молчание, он мог так целую вечность. Как на краю мира. Глядя в глубокую чёрную бездну. Слушая, как где-то в тысячах световых лет играет далёкая электронная музыка, и как его друг где-то рядом гоняет во рту отвратительно сладкие слюни.       — Эй, ты там чё?       — Сижу, — меланхолично ответил Натс, покачивая ногами. — Хочешь, и ты садись?       Словно бы через силу Сникерс к нему подошёл и приземлился на удивление близко, только что плечи не соприкасались. Он погонял леденец во рту, видно, устал от него, вытащил кармана какой-то фантик, не факт, что от этой конфеты, заботливо завернул, как делал всегда, и убрал в обратно в карман.       Натс будто внимания не обращал на все его манипуляции и пыхтение, так же сидел и смотрел на воображаемый горизонт. Сколько ещё им понадобится попыток, если эта сгорит, или всё же не стоит пытаться?       Он размышлял без паники, без истерики, тихо, спокойно, почти равнодушно. Но так было ровно до той поры, пока Сникерс не раскрыл рот и не сказал ему первое слово:       — Слыш…       У Натса внутри всё разом оборвалось. Низкий, чарующий полушёпот, поворот головы, будто они сидели в компании и Сник хотел поделиться с ним каким-то секретом. Да неужели...       Натсу стало чудовищно неудобно, до дурноты, будто под ним резко вырос терновый куст, будто его, как гуся, запихнули в духовку, набив перед этим каким-нибудь черносливом.       — Ты в кабинете у Шрама сказал, — Шрамом они прозвали директора, как ни банально виною был тонкий шрам через всё лицо, — что со мной из школы уйдёшь, если меня погонят. Ты бы, серьёзно, ушёл?       Натс был готов умереть на месте от паники. К этому его жизнь никак не готовила. Он собрал всю свою волю в кулак, чтобы голос не дрогнул.       — Ну да.       — Почему? — еле слышно выдохнул Сникерс и затаил дыхание.       — Да потому что это несправедливо! — непривычно запальчиво заговорил Натс, вслед за словами выплёскивая напряжение. — Тебя вообще не должны были наказать! Ты самая пострадавшая сторона! Ну и потом, — он наконец-то справился, и голос опять зазвучал ровнее, увереннее и тише. — Я бы не бросил тебя одного. Ушли бы куда-нибудь да и всё. Главное, вместе.       Только проговорив это вслух, Натс осознал, как близко он подобрался к краю, и ему стало страшно. Вдруг Сникерс скажет, что всё это было бы лишним, и он нашёл бы себе в другом месте других друзей, и заменил бы его в самом деле каким-то другим «бро». Но Сникерс не дал этой мысли развиться, он просто робко накрыл руку Натса своей ладонью, как в кабинете директора, и произнёс:       — Спасибо. Я тоже бы так поступил.       Натс от его слов, уже от таких, от прикосновения, готов был взлететь к потолку, как ракета. В глазах засверкали искры от радости. Только бы Сникерс не сбился, только бы не буксанул по пути!       — Я чё сказать-то хотел… — совсем тихо вымолвил он и снова умолк. — Я эт самое… Блядь, — раздалось неожиданно резко в сторону, Натс чуть не лопнул от напряжения.       — Это признание? — ляпнул, не выдержав, он.       Сникерс весь вспыхнул, выпрямился, посмотрел ему прямо в лицо и оскорблённо пробормотал:       — Да пошёл ты!       Он попытался встать, но Натс уже перехватил его руку и удержал на месте, а дальше подался вперёд, упал на него, придавив к сцене грудью, и, игнорируя сопротивление, очень неловко, глупо, почти что по-детски клюнул губами в губы.       Три… два… один…       Время как будто остановилось. Слышалось только дыхание и биение сердца. Своё и чужое. А на губах застыл химический вкус клубники со сливками.       Он отстранился. Сникерс лежал, размазанный по поверхности и обалдело смотрел, словно видел его впервые.       — Бро… — выдохнул он еле слышно. Натс разозлился.       — Хватит уже меня так называть. У меня имя есть.       — Натс… Нифиг ты это сделал?       Ему показалось, что тьма залепила глаза. Никак невозможно было понять, Сник в самом деле ему улыбается или ему это только мерещится.       — Потому что… — как это сложно было, однако, произнести в первый раз! — Люблю я тебя! — выплюнул он раздражённо и отвернулся. Злило, что он, вопреки ожиданиям, первым признался, злило, что Сникерс, взрывной и резкий, тянет теперь резину.       Сник усмехнулся, рывком сел, придвинулся ближе, вплотную, и обнял. Уткнулся носом за ухо. Тихо и сладко вздохнул.       — Так я тебя тоже типа того, — проговорил он и спустя целую вечность добавил совсем уже тихо: — Люблю.       Дальше для Натса всё было, словно в тумане, в замедленной съемке. Прикосновения к лицу, плечам, груди, нежные поцелуи в губы, от которых внутри закипало, снятые в промежутке очки, бережно отложенные в сторонку, и нерушимость объятий… Остановились, когда стало нечем дышать, упали на сцену, спиной держась за руки, крепко сцепившись пальцами, глядя в далёкий призрачный потолок.       Где-то за тысячи световых лет в костюмерной открылась дверь и потянулись на выход ребята, прощаясь с оставшимися. Натс насчитал почти всех, кроме Пика и Милки. Музыка изменилась, вместо космической электронной запели Аэросмит.       — Ох, блядь! — мученически протянул Сникерс. — Опять он свою шарманку завёл!       Сникерсу почему-то не нравились рок-баллады, заслышав их где-то, он тут же стремился скорее смотаться подальше. То ли его раздражали ритм и гармония, то ли… наоборот. Натс улыбнулся от этой догадки.       — Просто не дорос ещё.       — Кто не дорос? — встрепенулся Сник, тут же ловя наживку.       — Ты не дорос, — с довольной усмешкой ответил Натс.       — Я не дорос, значит? — снова переспросил он, приподнявшись на локте. У Натса внутри от предвкушения натянулся канат.       Сникерс с весёлым рычанием набросился сверху, еле поймал свободную руку, прижал её к телу, перевернувшись, неосторожно перекинул ногу через бедро Натса и изумлённо замер.       — Это чего? — выдохнул он удивлённо, жарко и тяжело выдыхая в лицо остатки клубники со сливками.       Натс еле справился с голосом, живот обжигало огнём.       — Того, — хрипло ответил он.       Сникерс скатился мгновенно и запыхтел от смущения, держа теперь за руку ещё крепче.       После одной рок-баллады, заиграла другая.       — Бля, да чего он там делает?!       — С Милкой танцует, наверное, — пожал Натс плечами. Тело словно вибрировало от недавнего столкновения.       — Пх! Нашёл место!       — Кто бы говорил.       Сник хмыкнул и засмеялся, задорно, уютно. Так, что к нему захотелось прижаться и никогда не отстать.       Песня закончилось, стало совсем тихо.       Натс в ожидании томился, не представляя, что дальше будет, что ему делать, и надо ли делать вообще.       — Эт, слыш…       Он улыбнулся.       — У меня Криспи уехала до четверга.       Криспи была его старшей сестрой с разницей на семь лет. Девушка бойкая, неординарная, многим похожа на Сникерса, но всем. Что и неудивительно. Таких, как его Сникерс, больше на свете не было.       — …мамки не будет до вечера.       — Приглашаешь?       — Блин! — даже не глядя, Натс чувствовал, как тот вспыхнул. — Да ну да! Чё тут штаны просиживать?       — Полностью с вами согласен, коллега, — ответил Натс, крепче сжав его руку и отпустив. Он потянулся, принял от Сника очки, водрузил их на нос и сел.       Голова всё ещё немного кружилась. В зале как будто бы стало темнее.       — Интересно, который час?       Сникерс пискнул часами.       — Пол шестого.       — Не дай бог! — неожиданно грохнул Натс, и они истерически захохотали, стараясь делать это как можно тише.       Всё ещё похихикивая, они осторожно, почти что на ощупь прошли через сцену, спустились по трём ступеням, нашли рюкзаки, которые здесь и оставили и добрались до двери.       — Я посмотрю, и тогда открою, — предупредил Натс чуть слышно.       — Эй, — шепнул Сникерс, поймал его и подарил поцелуй такой сладостный и манящий, что от него чуть коленки не подкосились.       — Никогда так не делай в общественном месте, — предупредил Натс почти на одной ноте. — Если не хочешь потом носить меня на руках, — добавил он и воспарил, когда Сникерс, прижав его к сердцу тихо шепнул:       — И на руках тоже буду.       Нехотя освободившись, ещё пару раз чмокнув в губы, Натс чуть присел и посмотрел наружу.       — Кажется, никого.       Он осторожно открыл дверь ключом и они, как вампиры, щурясь, вышли на свет. Хотя объективно здесь света было не так уж и много. Снова закрыв дверь, они осторожно прошли мимо гримёрной и так же, тихо ступая, пошли вниз по лестнице.       Воздух дышал весной, распускались почки, на идеальном газоне вокруг их школы уже вовсю зеленела трава.       Парни переглянулись и от улыбок вспыхнули щёки. Глубже засунув руки в карманы, чтобы не искушать себя взяться за руку, они потихоньку пошли в направлении дома Сника.