Не сотвори себе ангела

Тепло оседает. В пальцах, в лёгких, под каблуками. Простыни нагреты голым телом, телефон на зарядке лишний раз нагревается из-за использования. Радостно так, что в Аду проведён Интернет. Энджел сжимает слабо зубами сигарету, делает затяжку медленно, вспоминая, о чём он вообще думал только что. — Так холодно здесь, в этой машине… Если мы не придумаем что-нибудь, мы мучительно замёрзнем… — доносится неубедительная актёрская игра из динамика. Ах, да, точно. Адское пекло — выжигающее глаза неприятное небо, но никак не раскалённые котлы или бесконечное пламя. Не думал Энджел, что просмотр порнофильма — вернее, фильма с элементами порно — натолкнёт на какие-то размышления о чём-то абсолютно далёком, чуть ли не высоком. Он на дне, вот уже готовится вспоминать и свою давнюю земную жизнь, и солнце бело-желтоватое, и не паучье своё долговязое тело, и что вот там, далеко-далеко над головой, есть воздух чистый и дожди из воды. А всё из-за слова «холодно», которое имеет какой-то уже иной смысл, ведь изначальный позабыт почти. Энджел моргает, фокусируя взгляд на движущейся картинке в своих руках. Он повидал всякое на съёмках, и сам в подобном участвовал, оттого это всё не впечатляет. Ноль возбуждения, ноль интереса, ноль трепета. Хочется только вредно задавать вопросы, чтобы завалить сценарий, будто ребёнка на экзамене. Зато мозги шевелятся, мысли думаются. Ведь растягивать себя для съёмок в такой же порнухе неуютно в тишине. Энджел включил первое, что попалось. Пальцы входят-выходят, хлюпая смазкой, пока Энджел думает только о том, как он голоден. И слишком трезв, до непривычного давно. И находится словно не в своей комнате в отеле. Голова будто проясняется с каждым днём. Хотя, наверное, Энджел просто выспался. Когда пальцы он уже не чувствует особо, мельком смотрит на подготовленные фаллоимитаторы слева от себя и берёт меньший из них. Смазывает скупо, потому что лубриканта в бутылке и так мало, и вставляет игрушку в себя. Делает звук потише: тамошние охи-вздохи лишь раздражают. Не то чтобы Энджела не раздражают свои собственные и чужие стоны во время процесса под вспышками софитов. Не то чтобы Энджела вообще всё происходящее на экране и за кадром не раздражает. Не раздражает. Только хандру насылает. Обмороженные в горах, застрявшие по сюжету в автомобиле, демоны согреваются половым актом. И Энджела смешит мысль: то, что они потрахаются, не уберёт с узкой дороги и убитого капота огромные валуны. Энджел усмехается слабо. Ведь тупо так это всё. Он заменяет дилдо на более крупный, не чувствует ни дискомфорта, ни кайфа. Только лёгкая пульсация да слабое возбуждение. И опять ритмичные плавные движения всё глубже. Энджел затягивается никотином вновь, практически глотает красный дым. Курит эту фигню от бренда Валентино так долго, что афродизиак в них содержащийся берёт не сразу. Лучше бы они были вишнёвыми, раз красные. Энджела воротит от мыслей о клубнике. С другой стороны, жалко эту нарочито опороченную ягоду. Смог обволакивает шею, будто напоминает о тех цепях, в которые она закована на самом деле, и всё больше заполняет спальню. И тут стуки в дверь, глухие такие, в количестве двух штук. Энджел только прикрывает одеялом себя и разложенное непотребство на кровати. — Энджела Даста пока что нет дома, перезвоните позже, — тянет слова он, лениво двигая фаллосом внутри себя. Фильм тоже на паузу не ставит. — Мы с прогулки, — слышится глухой бас в коридоре. — Ок, входите. Щёлкает замок, скрипят петли. Адский поросёнок забегает первый, пока Хаск входит в комнату с пустым поводком неспешно. В ладони его звенит ключ от номера. — Отоспался, красавица? — звучит скорее саркастично, чем ласково, но Энджелу нравится. — Благодарю, котик, — Энджел глядит на демона, губы непроизвольно тянутся в улыбке. Свободные руки подхватывают радостно хрюкающего у подножья кровати Наггетса к себе, третья тушит едва начатую сигарету об стол мимо пепельницы. Хаск молчит, вслушивается. Морда у него недовольнее обычного, а одно ухо дёргается разок со смешным звуком. Нос его мило подрагивает. — Порнуху смотришь? — Не-а. От внимания его не уходят и осадок тумана в воздухе красноватый, и ритмичные движения одной из конечностей Энджела где-то под одеялом. — Ты… — Не дрочу, а готовлюсь к рабочему дню. — Накурил эту хуйню опять. — А, это. Извини. У Энджела румянец на щеках алеет под короткой шёрсткой. Парень чувствует, наконец, как собственный член выделяет каплю смазки, та щекочет. Но лицо держится также безразлично. — Посидишь со мной? Мне скучно. Наггс тычётся хозяину в грудь и подставляет под розовые пальцы пузико. — Обижаешь его, — хмыкает Хаск и, тем не менее, подходит к кровати. Садится на самый край, чтобы затем устроиться под боком справа, мельком заглядывает через плечо Энджела в экран. Большие крылья оставляют пёрышки за собой. — Горы так странно выглядят без снега, — роняет непринуждённо. Энджела вдруг осеняет. — То-то я думаю, что же не так! Хули замерзают-то? — С чего ты вообще задаёшь вопросы отстойному фильму? — Говорю же, скучно. За десятилетия в аду он ни разу не видел снега. Даже забылось, что он вообще бывает. Неудивительно, наверное, ведь ад — что-то жаркое, огненное и красное. Белому и прохладному тут как будто не продержаться долго. Хотя морозилки в холодильниках вроде работают. Но природа — это другое. — Я жил в холодных странах, где снежные зимы были привычным делом. Тут такого нет. Хаск без интереса смотрит в телефон Энджела, прижимая к голове уши отстранённо. — Скучаю даже. — Да ну! Холод — это так противно. — Не скажи. Снег пушистый и мягкий. Блестит красиво. — А ты такой слащавый романтик, Хаски, — Энджел цокает, перематывает, наконец, подзаебавшую сцену. Тыкает сразу на концовку фильма, и похуй ему на весь сюжет и диалоги. — Ты напоминаешь мне о снеге. Когти кошачьи скользят по руке, по полосатым узорам, не царапая. Энджел, замерев, нажимает на кнопку питания, отчего дисплей гаснет. — Ну да, — выдыхает в сторону, на Хаска не смотрит, и неожиданно мастурбация начала отзываться приятной дрожью в коленках. — Я тоже весь такой белый и пушистый, и блещу красиво. Энджел губы свои кусает. — Типа того. А ещё, — он слышит, что Хаск улыбается. — Ты как снежинка, уника… — Я понял, помолчи, — смущённо ворчит Энджел, затыкая Хаска ладонью. И смотрит на него сконфуженно. — Я ничего не ел. Принесёшь мне завтрак? — Издеваешься?