Он вернулся!

Первое сентября в Хогвартсе всегда походит на какое-то безумие: первокурсники мечутся по вагонам Хогвартс-Экспресса, создавая суматоху и оглушая гомоном студентов постарше. Себастьян оглядывается, отчаянно пытаясь разглядеть в толпе своих друзей. Слизеринца раздражает шум и суета, но он не может уйти. Сэллоу всё лето провёл в Хогсмиде, устроившись на работу в «Три метлы». И всё для того, чтобы не возвращаться в Фэлдкрофт, не встречаться взглядом с сестрой и не видеть в её глазах упрёк и презрение. Сейчас же юноше важно встретиться с теми, кто поддержал его в самый тёмный момент жизни. Вот он замечает, как из алого вагона поезда немного неуклюже спускается Оминис Мракс, досадливо морщась от шума и отряхивая школьную мантию. Себастьян ждёт, что вот сейчас, следом за Оминисом появится и тот, кто поселился в его мыслях безраздельно. Заполнил собой всё, что пустовало с того момента, когда несчастный случай унёс жизни родителей близнецов Сэллоу. Но, к разочарованию Себастьяна, никто больше не сходит на платформу, и поезд с громким гудком трогается, оставляя учеников разбираться со своим багажом и весело обсуждать предстоящий пир по случаю нового учебного года. Сэллоу расстроен, но чего можно ожидать от парня, который в своё первое прибытие в школу умудрился: столкнуться с драконом, попасть неизвестным порт-ключом в волшебный банк и сразиться там с каменными рыцарями и обезумевшим гоблином. Себастьян несмело подходит к Мраксу, останавливаясь в паре шагов, и тихо кашляет, обозначая своё присутствие. — Себастьян? — Оминис поворачивает голову, возвышая мигающую красным светом палочку и приподнимая уголки губ в улыбке. У Сэллоу на душе становится легче. Несмотря на довольно тёплое прощание, он всё ещё переживал о том, что прежняя дружба дала трещину. Столько безумных поступков мрачным шлейфом тянулось за Себастьяном, что он не удивился, если бы Оминис захотел прекратить общение. Словно читая мысли друга, Мракс протягивает руку и, когда Сэллоу робко отвечает на рукопожатие, притягивает его ближе, крепко обнимая. — Не дури, Себ! Я уже говорил Минхо и повторю тебе: несмотря ни на что, мы должны оставаться вместе. В этом я абсолютно уверен. Мы вместе натворили дел, и надеюсь, что у нас будет шанс исправить это. Тоже вместе. Ты не бросил меня, несмотря на то, что узнал о моей семье и обо мне. Неужели думаешь, что я отвернусь от тебя в момент, когда тебе больше всего нужна моя поддержка? Себастьян утыкается носом в плечо друга, крепко сжимает его в объятиях и тихо шепчет: — Я не заслужил таких друзей. Прости меня. Оминис тихо смеётся в ответ, ласково ероша мягкие волосы на чужой макушке. Впервые Сэллоу просит прощения за свои поступки и, возможно, даже раскаивается в том, что так безрассудно окунулся в изучение тёмной магии, не слушая советов и предостережений друзей. — С этим я, пожалуй, соглашусь. Но ты потрясающе везучий засранец. Фортуна, видимо, поцеловала тебя при рождении, иначе я просто не могу объяснить, как тебе удалось запудрить мозги Минхо так, что он слышать не желал о том, чтобы сдать тебя. Себастьян вздрагивает, вспоминая, как решалась его судьба. Как сестра в гневе кричала, что он должен ответить за содеянное, а Оминис с трудом удерживал новенького пятикурсника гриффиндорца от желания растерзать Анну за эти слова. — Проклятая стерва, лучше бы ты сдохла в том пожаре! — Срывался на крик Мин, удерживаемый крепкими руками Мракса. — Из-за тебя он потонул во всём этом дерьме! Ради тебя лез в такие места, куда ни один аврор в здравом уме бы даже не сунулся! Ты, идиотка, решила поискать приключений, а ему пришлось расхлёбывать! Потерять родителей, а потом ещё и тебя. Ты хоть понимаешь, на что обрекла своего брата? Хоть на минутку ты ставила себя на его место, неблагодарная дрянь? Твой психованный дядя едва не убил нас в тех катакомбах. Думаешь, он использовал только простенькие заклятья на двух пятикурсниках? — Мин задрал край водолазки, показывая шрамы, расползающиеся по коже от живота по всему телу, словно молнии. Закатал рукав, оголяя страшный ожог, едва покрывшийся тонкой коркой. — Вот от чего спасались мы с Себастьяном! И если бы не он, ты бы так же оплакивала потерю брата. Про свою скромную персону я уже молчу. Хотя нет, Анна, я бы сам убил Соломона. И если ты только откроешь свой рот, клянусь, я сделаю так, что тебя никто никогда больше не услышит! — Вырвавшись из хватки Мракса, Мин выскочил из дома, лишь мельком взглянув на растерянного Себастьяна. Схватил метлу и взлетел, через мгновение исчезая за горизонтом. С тех пор Сэллоу встречался с Минхо только один раз, когда тот рассказал ему про смерть Руквуда и про то, что проклятие потеряет силу со временем, а значит, беспокоиться за здоровье сестры нужды больше нет. После гриффиндорец исчез, и Себастьяну так и не удалось поблагодарить его и извиниться. Хотя, по правде говоря, он хотел сказать гораздо больше. За лето, проведённое в раздумьях и тяжелой работе, Себастьян понимает, почему его так влекло за новеньким с первого их знакомства. Прошлые объяснения, что ему нужна сила и помощь гриффиндорца терялись на фоне осознания, что всё было куда хуже: Себастьян Сэллоу впервые в жизни влюбился. В парня! В того, кто отчаянно защищал его и безрассудно кидался в каждую авантюру, не бросая даже тогда, когда Сэллоу вёл себя, как откровенный засранец. — Ты виделся летом с... ним? — робко спрашивает Себастьян, отстраняясь и отводя глаза. Оминис усмехается, поправляя мантию и поднимая палочку выше, убеждаясь, что рядом с ними никого больше нет. Специально затягивает паузу и наслаждается нетерпеливым пыхтением друга. — Нет. Получил лишь пару коротких записок. Он путешествовал где-то в Шотландии и, соблюдая нашу договорённость, иногда отправлял мне весточки о том, что с ним всё в порядке. — Он вернётся в школу? — Сэллоу в нетерпении задает вопрос, который волнует его больше всего. Ведь летом Минхо исполнилось семнадцать, а, значит, он полностью свободен от Надзора и волен делать всё, что посчитает нужным. С его силой и способностью к самообучению в школе Чой нуждался меньше всего. И эта мысль отравляет душу слизеринца, разъедая его изнутри. Мракс неопределённо пожимает плечами, печально улыбаясь: — Я не знаю, но очень надеюсь. Не представляю Хогвартс без него. За год он так влился в нашу жизнь, что будет большой потерей, если Мин решит дальше идти своим путём. Себастьян прикрывает глаза, стараясь унять бушевавшую внутри него бурю. Он отчаянно верит, что Чой Минхо вернулся. Глупо надеется, что тот уже в школе, и недоумевает, куда подевались его друзья. Сэллоу хочется, чтобы всё было именно так, ведь без присутствия непоседливого и вечно всем помогающего гриффиндорца, он больше не представляет себе дальнейшего обучения. — Давай поспешим, иначе опоздаем на распределение, и Блэк будет снова метать молнии и плеваться ядом, — наигранно бодро говорит Себастьян и вместе с другом направляется к каретам, запряжённым фестралами, которые должны доставить учеников в школу к началу нового учебного года. Он будет там, обязательно будет. Это всё, о чём может думать Себастьян всю дорогу, а Оминис, словно читая настроение друга, молчит, устремив невидящий взор в окно. В Большом зале царит суматоха. Ученики толпятся, закрывая проход, отчего Сэллоу злится и не может толком разглядеть стол Гриффиндора. А когда толпа расходиться, он понимает, что Минхо среди студентов нет. Распределение первокурсников проходит, как в тумане. Сэллоу вяло ковыряет еду вилкой в тарелке, то и дело возвращаясь взглядом к огромным дверям и надеясь, что вот-вот они распахнутся. Мракс устало вздыхает, толкая плечом друга: — Себастьян, возможно, Мин прибудет позже. Ты же знаешь, что он любит эффектные появления. — Или нет! Я столько дерьма натворил, что не удивлюсь, если он вовсе не захочет возвращаться сюда. Прошлый год и так был испытанием, непосильным для нормальных людей, а я лишь добавил проблем. Оминис тяжело вздыхает, мягко сжимая плечо друга и не находя слов. Он и сам не удивится, если их друг решит не возвращаться в место, которое ничего, кроме проблем и угроз для жизни, ему не принесло. Парни дружно поднимаются из-за стола и отправляются в гостиную Слизерина. По пути Оминис замедляет шаг, ухватывая погрязшего в мыслях Сэллоу и прислушиваясь к говорящим неподалёку Уизли и Онай. — Гаррет, ты видел Минхо? Ни в поезде, ни в школе я его не нашла, — тревожно спрашивает Натсай. Рыжий гриффиндорец протяжно вздыхает, убирая с лица вьющиеся пряди и раздражённо почёсывая макушку. Отсутствие однокурсника его тоже озадачивает. — Нет, Натти. В спальне его вещей нет. Тётушка говорила, что он путешествует и неизвестно вернётся ли вообще. Они много переписывались этим летом, но я правда не в курсе. Надеюсь, что он просто опаздывает, и в этом году ему на пути не встретятся драконы и гоблины. Гриффиндорцы скрываются в направлении башни их факультета, продолжая обсуждать отсутствие друга и возможные причины. Мракс хмыкает, ведь новость о том, что Чой Минхо всё же не прибыл в школу, его так же опечалила. Несмотря на многие недопонимания в прошлом году, он очень проникся к этому парню. Да и Себастьян от такой новости совсем впадёт в уныние. Оминису не нужно зрение, чтобы понять, почему так печален его друг. Ещё в прошлом году между ним и новеньким искрил воздух от напряжения, но Минхо молчал, а Себастьян был слишком увлечён поисками лекарства для спасения сестры, чтобы анализировать свои чувства. Сейчас всё явно изменилось. Лето, проведённое вдали от друзей, дали Сэллоу время обдумать свои поступки и эмоции. И новость о том, что Чой не вернулся в школу, больно по нему ударила. — Себастьян, всё в порядке? — Мракс кладёт руку на плечо однокурсника, чувствуя, как тот напряжён. — Нет, Оминис, всё совсем не в порядке. Черт, я так и не поговорил с ним, не извинился. Я… Мерлин, я не признался ему. Как теперь с этим быть? Мракс вздыхает, понимая, что сейчас любые слова будут просто пустым звуком. Себастьян по своей натуре склонен к одержимости. Сначала это были книги, и он мог часами сидеть в библиотеке, пропуская приёмы пищи, а иногда и уроки. Оминису с Анной приходилось силой вытаскивать его, сонного с тёмными кругами под глазами, из вотчины строгой библиотекарши. Потом это проклятие и болезнь сестры… Себастьян отказывался мириться с тем, что все опустили руки, и он буквально упал в объятия тёмной магии в поисках спасения, отдаляясь от друзей и семьи. Пиком стало появление новенького пятикурсника. С первой их встречи стало понятно, что между ними возникла особая связь. Минхо победил его, лучшего дуэлянта в школе, ещё и чужой палочкой, зная о магии едва ли больше, чем первокурсник. Спас слизеринца от тролля в Хогсмиде, а потом и вовсе вызвался помогать в поисках лекарства, которое может спасти Анну. У Себастьяна не было ни единого шанса не увлечься способным гриффиндорцем, но обстоятельства были слишком противоречивы, а Сэллоу слишком недогадливым, чтобы понять истинную причину своей тяги к новенькому. — Давай немного подождём. Мы знаем, Минхо никогда не делает ничего без веского повода. Возможно, что-то задержало его. В конце концов, мы с тобой понимаем, насколько непосильно тяжёлую ношу он взвалил на себя, — продолжает Оминис. Себастьян кивает, совсем позабыв, что друг не может видеть. И успокоения его слова не приносят. Чой Минхо не появляется ни на следующий день, ни через неделю. Сэллоу мечется по школе, как бешенный дромарог, не находя себе места, и полностью замыкается. Тёмные круги под глазами и осунувшееся лицо начинают беспокоить даже преподавателей, но слизеринец угрюмо молчит и отказывается посетить больничное крыло. Его больше не интересуют ни дуэли, ни вечные стычки с Пруэттом, на которого он теперь просто не обращает внимания. Себастьян словно не слышит ничего вокруг. Только Оминис изредка может достучатся до сознания друга. В Большом зале шумно, и это раздражает. Сэллоу морщится, не понимая, зачем он сюда пришёл. Ах да, Оминис настоял, что нужно нормально питаться. Себастьян вяло ковыряет овсяную кашу ложкой, когда слышит, как по залу волной проносится шёпот. Совершенно пустым взглядом Сэллоу обводит однокурсников и медленно поворачивается в ту сторону, куда устремлены их взоры. Рука Оминиса удерживает друга на месте, не позволяя сорваться в ту же секунду, когда Себастьян понимает, кто вызвал такой ажиотаж: в дверях стоит Чой Минхо с сумкой на плече, растрёпанный и совершенно точно настоящий. Мракс что-то тихо шепчет, но Сэллоу не слушает. Его взгляд прикован к парню, медленно шагающему к столу Гриффиндора и не смотрящему по сторонам. На лице Мина нет эмоций, ничего нет. Он даже не глянул в сторону друзей, словно никогда не знал их. Паника удушающей волной захлёстывает слизеринца, заставляя задыхаться. Он ждал злости, ругани, да чего угодно, но не… равнодушия. Однокурсники радостно приветствуют Минхо: кто-то хлопает по плечам, а кто-то откровенно виснет на его шее, как выскочка Онай, к примеру. Сэллоу сжимает кулаки, комкая мантию, и скрипит зубами от злости, разочарования и ревности. Последняя заполняет его до краёв, и только рука Мракса удерживает парня на месте. Стоило бы закрыть глаза, хотя нет, лучше бы Оминис вовсе не тащил его на этот проклятый завтрак. Словно в бреду, Себастьян позволяет другу увести себя из Большого зала, шагая на автомате в неизвестном направлении. — Себ, да приди ты в себя! Звонкая пощёчина обжигает щёку, и Сэллоу, наконец, поднимает глаза, расфокусировано глядя на друга и не понимая, как оказался в Крипте. Оминис зол и что-то эмоционально ему высказывает, но слова не достигают ушей, словно тонна воды разделяет их. Минхо вернулся. — Он вернулся, — тихо шепчет Сэллоу, зацикливаясь на этой мысли. — Вернулся, Оминис, он вернулся! Ты понимаешь? Я должен его найти! Поговорить! Парень кидается к двери, но друг его вновь останавливает. Сэллоу, непонимающе взглянув на Мракса, замирает, пытаясь понять, почему тот его удерживает. Себастьян ведь так ждал, когда Минхо вернётся, хотел извиниться, признаться… Просто снова заглянуть в его удивительные серые, похожие на зимнее небо, глаза. — Себастьян! Ты снова натворишь глупостей. Не при на него, словно паровоз. В прошлом году ты много всего натворил и, возможно, Мину нужно время. Если он не подошёл к нам, значит, на то есть свои причины. Ты сказал, что сожалеешь о своих поступках, так не повторяй всё снова. Не дави на него. Сэллоу растерянно хлопает глазами, пытаясь понять, чего от него хочет Оминис. Он знал, что на него будут злиться, но не думал, что все выльется в банальное разрушающее равнодушие. Минхо всегда откликался на его просьбы, загорался, словно пламя, стоило только ему, Себастьяну, появиться рядом. И он никогда даже мысли не допускал, что настанет момент, когда Чой пройдёт мимо, даже не взглянув в его сторону. — Побудь тут, успокойся и приведи чувства в порядок. Я скажу преподавателям, что тебе нездоровится. И попробую поговорить с Мином. Только прошу, не делай глупостей. Обещаешь? — Оминис вопросительно поднимает брови. Себастьян опускает голову, не в силах перечить другу. Как бы ему не хотелось сделать всё по своему, он понимает, что Оминис прав. Сэллоу не может, нет, просто не имеет права что-то требовать от друзей. Если Минхо больше не хочет иметь с ним ничего общего, то будет лучше, если об этом ему скажет Мракс, иначе он просто не выдержит, услышав это из уст того, в кого оказался так безнадёжно влюблён. Вечером в спальне Оминис присаживается на край кровати Себастьяна, и тот понимает всё без слов. Чой Минхо больше не хочет быть хоть чем-то связан с ним. Дыра, которую он заполнил собой, снова зияющей пустотой образовалась в груди. По собственной глупости Себастьян потерял того, кто был маяком в его личной тьме. Мракс молча обнимает друга, забираясь на его кровать и поглаживая вихрастую макушку, пока тот горько плачет, цепляясь за отвороты его мантии. Череда дней, словно листы фотоальбома, сменяют друг друга, оставаясь в памяти Себастьяна выцветшими картинками, заполненными смутно знакомыми лицами. Он на автомате ходит на занятия и занимается домашней работой. Свободное время проводит либо в Крипте, либо в спальне факультета. В сторону гриффиндорцев он уже даже не смотрит, потому что каждый раз, когда он видит Минхо в окружении однокурсников, то в груди, словно щупальцами тентакулы, сжимает сердце, и Сэллоу начинает задыхаться от боли. Себастьян поднимается на самый верх башни Астрономии — смотровую площадку, сбежав, наконец, из-под пристального контроля Оминиса и точно зная, что сюда его друг не сунется. Скоро отбой, и нужно бы вернуться в гостиную, но Себастьян устал от надоедливых и сочувствующих взглядов и заботы Мракса. Также раздражали шумные соседи и мрачность подземелья факультета. Опершись о перила, слизеринец с тоской смотрит вниз, думая о том, как прекрасно было бы упасть в эту пропасть и, наконец, прекратить все мучения. Так просто, вот оно решение всех его проблем. Но Себастьян не может этого сделать, понимая, что это просто трусливый побег от сотворенного им зла. Он не может повесить на Анну и друзей ещё и такую ношу, ведь он обещал искупить вину, но пока не понимает, как это сделать. Холод всё же берет верх над хандрой, и Себастьян с сожалением покидает смотровую площадку, накинув дезиллюминационные чары и мягко ступая по ступеням винтовой лестницы. Попасться старостам, дежурившим в замке, не входит в его планы. У самых последних ступеней Сэллоу замирает, прислушиваясь. На площадке ниже кто-то явно есть, но для чего? Кроме гобелена с троллями, короткий коридор не содержит ничего примечательного. Выглянув из-за угла, Себастьян едва не задыхается от боли, сковавшей сердце. Всё это время он упорно избегал смотреть на Минхо, и вот теперь видит, как тот выходит из образовавшейся в стене резной двери и, спешно накидывая на себя чары невидимости, пропадает. Тихие шаги свидетельствуют, что гриффиндорец направляется вниз. Дверь начинает потихоньку исчезать, и Себастьян, подавшись вновь вспыхнувшему в душе чувству азарта, подбегает к ней и толкает. — Невероятно! — тихо шепчет он, входя в огромное помещение, открывшееся его взору. Огромный зал заполнен столами для Травологии и Зельеварения, повсюду стоят необычные скульптуры и висят живописные картины. В углу Себастьян замечает огромный письменный стол с внушительного размера книгой, а рядом с ним ткацкий станок. Но больше внимания привлекают витражные двери: одна внизу, прямо напротив входа, и три на втором этаже. Сэллоу замирает, восторженно любуясь помещением, и подмечает, что оно обставлено в слегка мрачноватом готичном стиле и зелёных оттенках. — Молодой господин, вас не должно быть тут! — Раздаётся звонкий, но очень робкий голос сбоку, и Себастьян испуганно вздрагивает, поворачиваясь к стоящему на ступеньках домовому эльфу. Он узнает его — это Деек. Минхо познакомил их, когда они, пропуская ужин, часами слонялись по Высокогорью в поисках триптиха Моргонак, а после устраивали тайные вылазки на кухню. — Здравствуй, Деек! Прошу прощения за вторжение, я был в Астрономической башне и когда спускался и увидел эту дверь. Скажи, где я? — Это Выручай-комната, молодой господин, но вам нельзя тут находиться. — Эльф явно нервничает, теребя край своей потрёпанной одежды и не зная, что ему делать в такой ситуации. Себастьян снова обводит взглядом помещение, примечая теперь мелкие детали: в одном из углов располагается зона отдыха с диванчиком и небольшим столиком. И там он замечает то, чего тут просто не может быть: на спинке дивана висит слизеринская мантия. Не обращая внимания на протесты эльфа, он пересекает комнату и останавливается, смотря широко раскрытыми глазами на смятую ткань, ведь это его мантия. Та, которую в одной из вылазок с Минхо, Себастьян накинул на плечи гриффиндорца, потому что его мантия пострадала от драки в лагере гоблинов. Дрожащая рука тянется к ткани и замирает в паре дюймов от неё. Он сохранил! В груди приятной волной разливается тепло от зародившейся надежды. Если бы Мин и правда хотел разорвать все отношения с ним, то почему не уничтожил всё, что могло напоминать о пятом курсе? — Деек, прошу, скажи, Минхо, с ним всё в порядке? Мы не общаемся в последнее время. Я натворил много… нехорошего, но очень переживаю за него и… скучаю. Эльф что-то тихо бормочет, заламывая руки, и выглядит совершенно несчастным. Себастьян наконец-то приходит в чувства, понимая, что ему и правда нельзя тут находиться. Это место принадлежит Минхо, а он грубо нарушает его границы, вторгаясь в личное пространство, куда его не приглашали, и вообще вряд ли были бы рады его тут видеть. — Прости, Деек, я ухожу. Ты прав, мне нельзя тут быть. Сэллоу хотел было уже направиться к выходу, но сухонькая лапка домовика обхватывает его запястье, удерживая на месте, а огромные глаза наполняются слезами. — Молодой господин, я не могу ничего вам рассказать, но если вы друг, то прошу, зайдите в виварий и тогда сможете всё узнать. Дееку придётся наказать себя за это, но Деек больше не может смотреть, как господин Минхо медленно уничтожает себя, — с тревогой в голосе говорит эльф. По спине слизеринца пробегает холодок от этих слов, и он переводит взгляд наверх, следуя за дрожащим пальцем Деека. Молча кивнув, Сэллоу быстро направляется к витражным дверям на втором этаже, светившимся изнутри мягким золотым сиянием. Шагнув внутрь, он восхищённо оглядывается по сторонам, ведь перед ним Шотландское нагорье в лучах закатного солнца, и оно поистине прекрасно. Вдалеке Себастьян замечает старые руины и хочет уже было направиться к ним, но парня отвлекает сверкнувшая в небе яркая вспышка. Казалось бы, больше удивляться нечему, но перед ним, широко расправив крылья, планирует феникс и мягко приземляется в паре метров от гостя. Сэллоу на всякий случай поднимает руки в примирительном жесте, чтобы показать, что не причинит вреда и пришёл с миром. Умная птица наклоняет голову, рассматривая незнакомца, а затем внезапно, щёлкнув клювом, взлетает и направляется в сторону небольшой палатки. — Спасибо! — тихо шепчет Себастьян и следует за прекрасной сияющей птицей. Палатка только снаружи выглядит неприметной, внутри неё целый дворец. Слизеринец понимает, что ворвался в святая святых — в личные комнаты Минхо. В дальнем углу красуется огромная кровать с тяжёлым зелёным балдахином, неподалёку от неё стоят платяной шкаф и небольшой рабочий стол с огромными стопками книг и исписанного пергамента; центр же был полностью свободен и устелен мягкими тёплыми коврами. Даже издалека Себастьян может разглядеть зарисовки с изображением знакомых по их приключениям рун, сделанные рукой гриффиндорца. Видимо, Чой очень много работает, изучая природу своего дара. Чуть дальше стоит небольшой деревянный шкаф с запертыми резными дверцами. Он так привлекает внимание Сэллоу, что у того в груди вспыхивает ни с чем не сравнимый интерес, который он не может объяснить. Парня тянет, словно магнитом, именно к этому шкафу, и Себастьян дрожащими руками распахивает дверцы, прикусывая губу от едва сдерживаемого отчаянного стона. Несколько полок плотно заставлены склянками, заполненными чем-то эфирным и почти незаметным глазу. Сначала слизеринец думает, что это воспоминания, но взяв один из флаконов, чуть не роняет его из рук. Он знает это едва уловимое свечение. Вспоминает, как в омуте памяти, который они с Минхо нашли в Крипте, собрав триптих Моргонак, видел такое же. Да, там оно имело другой оттенок — красный с примесью чёрного, но это точно было оно. Боль. Сейчас в руках он держит боль Минхо. — Чёрт, неужели всё настолько плохо? — с надрывом шепчет Себастьян, сжимая в ладонях холодное стекло и не веря, что Мин, его храбрый, отважный, безрассудный гриффиндорец, решился на такое. Он отчетливо помнит, как просил Чоя применить эту магию к его сестре, но тот отказался, рассказывая к чему привели опыты Исидоры: полная потеря личности. С чувствами и болью люди теряли и саму суть своего существования. Безразличие ко всему и всем. Вот что произошло! Вот почему Мин больше не смотрит на него. — Тебя не должно быть здесь, Себастьян. — Тихий голос за спиной едва не заставляет Сэллоу подпрыгнуть от испуга. Уйдя в свои мысли, он не заметил, как в проходе появился объект всех его мыслей и желаний. Впервые за долгое время, он видит Мина так близко. Всего пара метров разделяет их. Себастьян жадно вглядывается в знакомое до мельчайших деталей, но теперь такое чужое, лицо. Минхо, кажется, стал ещё выше и изрядно раздался в плечах. Волосы цвета мокрого песка беспорядочно спадают на широкий лоб, словно он только что дрался на дуэли. На палатке, должно быть, есть сигнальные чары, и беспечный слизеринец их просто не заметил, увлечённый разгадкой новых тайн. Слишком быстро Чой нашёл его, и это не могло быть совпадением. — Я знаю, — спокойно отвечает Себастьян, всё ещё сжимая в руке флакон со светящейся субстанцией и упрямо вздёргивая подбородок. Всё становится слишком запутанно, чтобы отступать сейчас и оставлять вот так. Раз уж слизеринца волей судьбы забросило в это место, то нужно выяснить всё до конца, как бы больно не было. — Если знаешь, то почему ты тут? Следил за мной? — Равнодушие, скользящее в тихом голосе и мутной пеленой застилавшее некогда живые, похожие на ртуть глаза, больно царапает по сердцу. Минхо прислоняется плечом к шкафу, внимательно глядя на незваного гостя и ожидая ответа. Ничего в его бесстрастном взгляде не даёт даже намёка на былые чувства. Словно внутри него погас огонь. Себастьян чувствует, что у него забрали нечто важное. То, что раньше он не замечал, но без чего сейчас просто не понимает, как жить дальше. — Я был на площадке Астрономической башни и когда спускался, то увидел исчезающую дверь и… — Конечно же, сунул свой веснушчатый нос туда, куда тебя не просили. Очень в твоём стиле, Сэллоу. — Заканчивает за него Чой, даже не сменив тон. Отчуждённость звучит в каждом слове и больно бьёт по измученной тоской душе. Безучастное выражение лица в совокупности с пугающим, почти стеклянным взглядом вызывают тревогу и страх. Даже в худших своих опасениях Себастьян не представлял, что всё может быть настолько плохо. Что ещё недавно человек, так поддерживающий его, будет смотреть с такой холодностью и почти призрением, будто он пустое место. И самое страшное, что слизеринец понимает и видит, что это всё не напускное. И это пугает и приводит в отчаянье. Ощущение, что его выбросили, как старую сломанную игрушку, смешивается с чувством собственной вины за произошедшие непонятные и пугающие перемены в гриффиндорце. — Это то, о чём я думаю? — Сэллоу кивает в сторону полок, намерено игнорируя колкость. Мин лениво оглядывает склянки и наклоняет голову, слегка прищурив серые глаза. Он не торопится с ответом, будто думает, стоит ли вообще отвечать. — Откуда мне знать, о чём ты думаешь? Разве ты когда-либо делился своими мыслями? — Я всегда рассказывал тебе всё! — Себастьян пытается оправдаться, но его поток слов останавливает взмах руки Чоя, который будто полон презрением ко всему, что слизеринец может сказать. — Чушь! Ты делился своими желаниями, требованиями и иногда догадками, но не мыслями или, упаси Мерлин, чувствами. Сэллоу испытывает чудовищное раздражение, неприятным холодком пробежавшееся по позвоночнику. Мин прав! Себастьян никогда не озвучивал свои мысли, требуя от друзей то, что ему было нужно. Чувства и вовсе были под запретом, спрятанные так далеко, что он и сам забыл про то, что умеет чувствовать, умеет любить и может желать чего-то большего, чем спасение сестры. Чего-то только для себя. А он желал, умирал от невозможности вернуть всё назад. Хочет сейчас, чтобы безразличные холодные глаза снова смотрели на него с той теплотой и озорством, что и раньше. Мечтает снова ощутить ласковые объятия, полные поддержки и нежности. Осознание, что Чой Минхо был влюблён в него, в Себастьяна, яркой вспышкой озаряет сознание. Стоило всё потерять, чтобы, наконец, прозреть. — Ты сделал то же, что делала Морганак! — Не вопрос, утверждение. Мин кривит губы в улыбке, молча кивая в знак согласия. Он явно не стремится соврать или вовсе проигнорировать вопрос. Просто апатично отвечает. Глаза, некогда наполненные страстью и внутренним огнём, остаются пустыми и отстранёнными. — Объясни, что с тобой? — спрашивает Себастьян. — Ничего, что входило бы в список твоих интересов, Сэллоу. И я не хочу, чтобы кто-то посторонний вторгался в моё личное пространство. — Посторонний… — тихо с болью шепчет слизеринец, чувствуя, как от одного этого слова по телу расползается такое отчаяние, что хочется вернуться на площадку Астрономической башни и сделать то, что ещё часом ранее он считал недостойным поступком. — Сэллоу, давай не разыгрывать драму. Если тебе что-то от меня нужно, то говори прямо, и закончим на этом. — Это всё твоё? Что это за боль? Почему её так много? — Вопросы, не дающие покоя, вырываются помимо воли слизеринца. Он уже знает ответ, но отчаянно не хочет верить в него. Не желает признавать, что его поступки привели к тому, что самый дорогой ему человек разрушает себя изнутри. Неужели друзья чувствовали то же самое, когда Себастьян, ослепнув и оглохнув от отчаянья, тонул в тёмной магии в поисках спасения для сестры. Какой же он был неблагодарной тварью. — Да, это всё моё. Моя боль. А много её, потому, что того, кто её причинил тоже было слишком много в моей жизни. — Мин подходит ближе и проводит пальцем по самому большому флакону, любовно оглаживая стеклянный бок. — Это, к примеру, боль от Круцио. — Он оглядывает остальные склянки. — Это от обвинений в моей незаинтересованности и предательском общении с гоблином, а вот тут боль из катакомб Фэлдкрофта, где меня едва не разорвали сотни инферналов, а затем едва не убил ополоумевший бывший мракоборец. А в руках ты держишь боль от осознания, что тот человек, ради которого я жизнь готов был отдать, никогда не изменится. Что ему всегда будет мало. Ты сжимаешь в руке мою любовь, Сэллоу. То, что мучило и рвало меня на части весь прошлый год. Любопытно, что из всех флаконов, ты выбрал именно этот. Равнодушие, проклятое равнодушие звучит в каждом его слове, холодными иглами втыкаясь в сознание Себастьяна. Минхо любил его, любил так сильно, что не выдержал боли, причинённой его эгоизмом и глупостью. — И ты решил вырвать меня из своего сердца? — Да! Я хотел избавиться от этих чувств. Ты, наверно, не представляешь, какого это, когда любовь не приносит ничего, кроме боли и мучений. Как невыносимо любить без всякой надежды на взаимность. Когда душевная боль смешивается с физической и выжигает изнутри, словно адское пламя, испепеляя душу. Жадный взгляд карих глаз улавливает тень эмоций, мелькнувших на лице гриффиндорца, и Себастьян, словно адская гончая цепляется за единственный лучик надежды. Если он ещё способен вызвать в гриффиндорце хоть каплю былых чувств, он сделает всё, что возможно, лишь бы исправить свои ошибки. — Представляю. Ты наглядно мне это продемонстрировал. Почему ты не поговорил со мной? Не признался? Зачем было доводить всё до крайности и кромсать себя на рождественский пирог? Минхо смеётся, но холодно и отстранённо. Он отрывается от шкафа и приближается почти вплотную к слизеринцу, слегка наклоняясь так, чтобы их глаза были на одном уровне, и тихо шепчет: — А тебе было дело до моих чувств? Будь честным, Сэллоу, хотя бы сейчас. Ты бы принял мои чувства? Тебе они были интересны? Всё, что ты от меня хотел — это помощи. Сначала ты надеялся на мою магию, потом пользовался тем, что мне удавалось уговорить Оминиса на самые безрассудные твои авантюры. Ни разу ты не обеспокоился, не то что моими чувствами, даже чувствами Мракса, а он твой лучший друг. Тот, с кем ты дружил не один чёртов год. Себастьян с трудом выдерживает прямой разгневанный взгляд, задыхаясь от смеси боли и наслаждения. Слова Мина режут, как Диффиндо, но его близость пьянит и туманит разум. Запах, почти забытый, заполоняет лёгкие слизеринца. От Чоя пахнет пряными нотами лаванды и смесью сладковатых и мягких древесных нот. Себастьян почти забыл этот аромат, не обращал внимания на него, но всегда подсознательно чувствовал. Даже в этом году он ощущал его, когда Мин появлялся в классе за мгновение до того, как тот оказывался в поле его видимости. Если сейчас Сэллоу ничего не предпримет, то никогда больше не увидит Минхо, такого, каким он был: яркого, живого и притягательного. Злость на то, что Себастьян стал причиной всего происходящего с гриффиндорцем, заполняла его до краёв. Почему он такой придурок? Не заметил, не уберёг, не подумал, как другу плохо. Решимость возрастала в душе. Себастьян сделает всё, чтобы изменить, исправить это. Минхо усмехается, будто читает всё это в его глазах. — Какой ты предсказуемый. Опять этот лихорадочный блеск в глазах и желание спасать. Только я не нуждаюсь в твоём спасении. Мне не нужны твои жертвы. Выбрось эту дурь из головы, Сэллоу. И Мерлин упаси меня от твоей жалости. Веснушчатое лицо Себастьяна вспыхивает от произнесённых слов. Жаркая волна злости покрывает всё тело. Слизеринец хватает ало-золотой галстук, зло шипя в лицо парню: — Я не жалею тебя, Чой Минхо! Как ты посмел сделать это, не сказав ни слова? Выбросить меня из своей жизни, словно я сломанная игрушка. Такая у тебя любовь? Трус! Как тебя вообще распределили в благородный дом Гриффиндора? Куда ты дел свою храбрость? Бросился за мной в катакомбы, полные инферналов, а сказать, что испытываешь ко мне, смелости не набрался? Обвиняешь меня в бесчувственности, когда сам не лучше. Ты так боялся, что я не отвечу тебе взаимностью, что предпочёл напридумывать себе невесть что. С наслаждением Себастьян наблюдает, как зрачки Мина расширяются, заполняя серую радужку, как в них мелькает страх и надежда. Не всё потеряно, не все чувства трусливый лев смог вырвать из себя, как сорную траву. А, значит, есть шанс. Сейчас Сэллоу был готов на всё, лишь бы его гриффиндорец вернулся, смотрел на него, как и раньше, с теплотой и нежностью. — Я люблю тебя, придурок! Полюбил в тот момент, когда ты подвесил меня своим идиотским Левиосо, выставив посмешищем перед всей школой. Умирал от желания быть с тобой рядом, но ты реагировал только тогда, когда дело касалось поисков проклятого триптиха или очередной загадки. Желая привязать тебя к себе, я выдумывал всё новые и новые способы просто быть с тобой. Впечатлить тебя. Черт, я не осознавал этого, но все идиотские и опасные поступки я совершал, желая хоть на секунду оказаться рядом с тобой плечом к плечу. В день, когда ты едва не умер в подземельях Хогвартса, я чуть с ума не сошёл, разыскивая тебя по всему замку. А потом мне было так стыдно, когда я осознал, к чему вас Оминисом принудил, что я просто не посмел признаться. — Себастьян задыхается от боли и отчаянья, пытаясь донести до Минхо свои чувства, сжимая его галстук так, словно боится, что, отпустив, навечно потеряет любую связь с парнем. В глазах Мина вспыхивает огонь, отчего сердце слизеринца бьётся с удвоенной силой, заглушая собственные мысли. С робкой надеждой Себастьян притягивает Чоя ближе, невесомо касаясь его губ своими. Уже в следующую секунду сильные руки гриффиндорца сгребают его в охапку, сжимая до треска в рёбрах, словно пытаясь вдавить в себя, поглотить, присвоить. Себастьян только успевает охнуть, прежде чем жадные губы завладевают его ртом, целуя почти до боли. Отойдя от первого шока, Сэллоу обвивает шею Мина, запуская пальцы в мягкие светлые волосы на затылке и неумело отвечая. Стеклянный флакон со звоном падает на пол, разбиваясь, и мутная голубоватая дымка клубится у их ног. Себастьян с ужасом отрывается от Минхо, глядя на то, как древняя магия окутывает гриффиндорца, втягивается в него, словно он губка. Чой поднимает глаза на слизеринца, и этого достаточно, чтобы Сэллоу понял, что нужно делать. Выхватив палочку, он направляет её на заставленные склянками с болью полки и выкрикивает: — Экспульсо! Взрыв разносит всё. Флаконы со звоном разбиваются, и всю палатку заполоняет голубоватая дымка. Чувства, вырванные древней магией, спешат вернуться, воссоединиться с хозяином, медленно окутывая его. Несколько мгновений и Себастьян насторожено шагает к гриффиндорцу, с восторгом наблюдая, как на бесстрастном и равнодушном лице одна за другой появляются эмоции: страх, растерянность, нежность и потрясение. — Я люблю тебя, Минхо! — громко кричит Сэллоу, словно боясь, что его не услышат, и с восторгом видит, как на лице Чоя расцветает искренняя счастливая улыбка. — Что тебе мешало сказать это раньше? Написать мне хотя бы письмо? — спрашивает Мин. Грусть слегка омрачает гриффиндорца, и Сэллоу прижимается всем телом к парню, едва не сбивая с ног. Крепко обнимает, пряча лицо на его груди. — Я просто боялся. Мне было страшно, что я разочаровал тебя. Когда я приехал в школу, собрав, наконец, в себе всю возможную храбрость, тебя тут не оказалось. Я думал умру, когда увидел тебя в Большом зале, такого отстранённого и холодного. Лишь Оминис удержал меня от попытки вскочить и признаться тебе прям там, на глазах у всей школы. — Минхо тихо смеётся, обнимая слизеринца и утыкаясь носом в лохматую макушку, вдыхая запах шоколада и медового вереска, по которому так скучал. — Ох уж этот Мракс и его благие намеренья. Хотя я сам виноват: сказал ему, что не желаю больше иметь с вами ничего общего. Если бы ты подошёл хоть раз, я бы не зашёл так далеко. Мне казалось, что тебя всё устраивает. — Гриффиндурок! — обиженно ворчит Себастьян, не веря в своё счастье. Казалось бы, вот оно решение проблемы, но, как всегда, его терзают сомнения. Получив то, о чём и мечтать не смел, он сразу хочет большего, а Минхо не торопится отвечать на его признание. — Я буквально слышу твои мысли, Себастьян, — тихо шепчет Мин, поднимая лицо парня и крепко ухватив пальцами его подбородок. Глаза цвета шоколада с надеждой встречаются с серыми, словно сталь, глазами гриффиндорца, и Чой наклоняется, с улыбкой прошептав в самые губы: — Я люблю тебя, Себастьян Сэллоу. Давно и безнадёжно и никакая магия этого, как выяснилось, не может изменить. Я вляпался в тебя, как в дьявольские силки, и ты не отпускаешь меня ни днём, ни ночью. Каждый раз я пытался вырвать тебя из своего сердца, но на место образовавшейся пустоты всегда приходили новые воспоминания и новая боль от осознания, что ты так глубоко, что тебя ничем не выкорчевать. Любовь к тебе трудная, недоверчивая, глядящая исподлобья, каждую секунду замирающая в страхе тьмы и обмана. Себастьян забывает как дышать, глядя в глаза того, кто сводит его с ума с первой встречи. Слова такие долгожданные и нужные, как выпитое залпом огневиски, согревают его изнутри, в пепел сжигая все его сомнения и страхи. — Прости меня. Я не мог остановиться, увлекся так, что потерял сам себя. Не успел извиниться и поблагодарить. Спасибо, что верил в меня, что не бросил и что полюбил… Даже такого бестолкового и безрассудного идиота. Минхо рвано выдыхает ему в губы, стирая последние миллиметры, разделяющие их и жадно впивается поцелуем в чрезмерно болтливый и манящий рот, путаясь пальцами в густых каштановых прядях. — Мой хороший, красивый, такой нужный… — тихо шепчет Мин, покрывая любимое лицо поцелуями. Себастьян для него сейчас подобен источнику жизни. Сэллоу отчаянно цепляется за широкие плечи, пытаясь поймать жадные губы и снова втянуть гриффиндорца в отчаянный, полный страсти и жажды быть ближе, поцелуй. — Прости меня. Люблю. Сил нет. Умираю без тебя, — сбивчиво говорит он, стягивая с плеч парня мантию и расстёгивая пуговицы на его рубашке, припадая губами к впадинке между ключиц. Громкий стон и откинутая назад голова, доверчиво открывшая доступ к манящей шее, выбивают из сознания слизеринца все мысли, оставив только сплошные инстинкты. Обладать, присвоить, пометить, чтобы всем было ясно, кому принадлежит душа и тело этого льва. Скользя губами по телу, Сэллоу быстро расправляется с чужой рубашкой, помогая стянуть её с плеч, смятой тряпкой отбрасывая в сторону. После спускается ниже, прикусывая твердый сосок и тут же зализывая место укуса, отчего Минхо сдавлено дышит, давясь воздухом и закатывая глаза. Себастьян проводит языком по каждому кубику пресса, ощущая как под его касаниями сокращаются мышцы. Жажда обладания туманит разум, отбрасывая рамки стыда и морали за пределы палатки. Все жаркие влажные сны воскресают в измученной памяти яркими вспышками, и слизеринец намерен воплотить каждый. Сейчас. С ним. — Себастьян… — Голос, которым Минхо шепчет его имя, пьянит лучше любого алкоголя. Сэллоу поднимает глаза, встречаясь взглядом с парнем, и улыбается, медленно расстегивая его брюки, мешающие добраться до желаемого. — Хочу тебя. Так сильно, что если ты сейчас же не остановишься, завтра не сможешь сидеть на своей очаровательной, упругой заднице, — тихо говорит Мин. Себастьян на эти слова лишь ухмыляется, хитро щуря глаза и облизываясь, словно жмыр, поймавший мышь. Ответом на угрозу становится тихое шуршание ткани и холодный воздух, обжигающий возбуждённый член гриффиндорца. Сэллоу не медлит, не сомневается, широким мазком облизывая его от основания к головке, и мягко обхватывает губами. Язык скользит по подрагивающей плоти, обводя по кругу и слегка касаясь кончиком уретры, толкаясь внутрь. А после он вбирает длину настолько, насколько позволяет его неопытность. Минхо жадно наблюдает за тем, как его член движется между плотно сомкнутых губ. Он сдавленно дышит, вспоминая всех основателей и Мерлина с Морганой, чтобы не кончить слишком быстро. Внутри чужого рта чертовски жарко, влажно и тесно. Себастьян не разрывает зрительного контакта, обхватывая пальцами основание и, приноровившись, двигается быстрее втягивая щёки и лаская языком пульсирующую плоть. Минхо не святой, и держаться просто нет сил, особенно когда этот несносный змей стоит на коленях у его ног и так жадно отсасывает. В голове бьют набаты, а тело содрогается от накатывающего наслаждения. Пальцы путаются в каштановых волосах, задавая нужный темп, и мир взрывается огнями сотен тысяч фейерверков. Чой только успевает ухватиться за край стола, чтобы не упасть и загнано дышит. Сквозь мутную пелену сходящего оргазма смотрит на довольного Сэллоу, который облизывает развратные алые от поцелуев и минета губы, а затем слизывает капельки спермы. — Ты ненормальный, — тихо шепчет Мин, восстанавливая дыхание. А после рывком склоняется к коленопреклонённому парню, дёргает его на себя, подхватывая и закидывая на плечо, отчего тот тихо охает и упирается ладонями в широкую спину. Чой с усмешкой бьет его ладонью по округлой заднице, срывая мелодичный стон и, быстро преодолевая небольшое расстояние, скидывает драгоценную ношу на зелёное покрывало кровати. — Прекрасен, как дьявол! — хрипло выдыхает он, любуясь раскинувшимся перед ним телом любимого слизеринца: румянец на щеках, беспорядочно разметавшиеся по покрывалу волосы, манящие алые губы и совершенно шальной и влюблённый взгляд. Такого Себастьяна хотелось до мурашек по коже, до сладкой, болезненной судороги внизу живота. Минхо, хищно улыбнувшись, упирается коленом в кровать и, быстро стянув с парня ботинки, проходится ладонями по ногам от стоп и выше, замирая у ширинки и ловко управляясь с пуговицами. Себастьян следит за его движениями широко распахнутыми глазами, прикусив губу и слегка приподнявшись на локтях. Резкий рывок, и штаны вместе с бельём улетают на пол бесформенной кучей. Чой, усмехаясь, склоняется к парню, обдавая кожу на щеке обжигающе горячим дыханием. — Себастьян, у тебя веснушки даже на члене. Как можно быть таким… — Каким? — тихо спрашивает слизеринец, покрываясь алым румянцем и ёрзая на кровати, с трудом борясь с желанием прикрыться. — Таким соблазнительным, сводящим с ума, сексуальным, горячим, желанным… Могу продолжать до самого утра, но, пожалуй, лучше докажу тебе это действиями. Ловкие руки гриффиндорца быстро расправляются с мелкими пуговицами на форменной рубашке, стягивая её с желанного тела и оголяя светлую кожу, покрытую сотнями мелких темных пятнышек, которые так и манят провести по ним языком, исследовать каждый дюйм желанного тела в их поисках. Выводить рисунки созвездий, соединяя их между собой. — Хочу тебя так, что мышцы судорогой сводит от желания, — шепчет Минхо, скидывая ботинки и избавляясь он раздражающих брюк. Наконец-то парни обнажены, кожа к коже. Так близко, что уже непонятно, где грань между их телами. Минхо скользит поцелуями по беззащитной шее, спускаясь вниз. Тихие стоны будоражат и без того возбуждённый разум. Себастьян покорно лежит, позволяя делать всё, что заблагорассудится. Он удивительно спокойный, словно ждал этого также долго, как и сам Чой. Только Сэллоу мог доводить Мина до такого исступления, что все мысли просто остались за пределами пространства кровати. Никаких размышлений и борьбы с самим собой. Только нагая неприкрытая страсть и желание обладать, овладеть, подчинить и покорить взбалмошного слизеринца. Заставить срывать голос в мольбах и стонах. И словно читая его мысли Себастьян громко стонет, когда влажный язык обводит орел соска. «Первая чувствительная зона» — усмехается про себя Мин, продолжая ласкать податливое тело возлюбленного, покрывая его тысячами поцелуев. Слушая, словно музыку, жаркое дыхание и тихие всхлипы. — Пожалуйста… Мин… — молит Себастьян, приподнимая бёдра, и Чой победно улыбается, жадно вбирая член до конца так, что головка упирается в заднюю стенку нёба. Руки Сэллоу комкают зелёную ткань, словно он пытается удержаться в этом мире. Но Мин не позволяет так быстро всему закончиться. Он хочет получить его полностью, всего, без остатка. Пальцы скользят меж широко разведённых ног, на ощупь находя тугую дырочку сфинктера. Себастьян кусает губы, сдерживая громкие стоны, рвущиеся из груди, и Чой очень недоволен этим. Он выпускает горячую подрагивающую плоть из плена губ и рычит, прикусывая тазовую косточку парня, отчего тот вскрикивает, выгибаясь в пояснице и тут же насаживаясь на влажный от невербально наколдованной смазки палец, выпуская протяжный стон. — Хочу слышать тебя. Не смей сдерживаться, — хриплый приказ на грани шёпота волной мурашек пробегает по телу, и Себастьян громко стонет в ответ: — Дааааа… Минхо толкается пальцем в узкую дырочку, растягивая тугие стенки, подготавливая и наслаждаясь податливостью и несдержанностью своего любовника. Когда Себастьян сам начинает активно насаживаться, Мин добавляет второй, а затем третий палец, меняя угол проникновения и, наконец, находя заветную точку. Тело слизеринца буквально подбрасывает на смятой постели, и Чой с тихим смешком смотрит в его широко распахнутые от удивления и восторга глаза. Собственный член уже давно стоит так, что становиться больно от сдерживаемого желания. Словно не ему недавно подарили такую мощную разрядку, что сознание едва не покинуло тело. — Ещё! — требовательно просит Сэллоу, двигая бёдрами, но Минхо убирает руку, вызывая протяжный недовольный стон, завершающийся тихим всхлипыванием. Приподнимаясь он устраивается между ног слизеринца, проводя головкой по растянутой долгой прелюдией дырочке и слегка толкается внутрь, заставляя парня стонать от тянущего, распирающего чувства. Себастьян покорен и расслаблен под ним, и это опьяняет, придавая смелости. Мин толкается настойчивее, приподнимая бёдра парня и заставляя обвить себя ногами, входя до упора и замирая. Сэллоу морщится, тихо выдыхая, но не протестует, лишь сдавлено дышит, смотря мутным взглядом на гриффиндорца. — Двигайся… — шепчет он, и Мин накрывает ладонью его член, толкаясь неуверенно, боясь причинить боль. Меняет угол и почти сразу срывает оглушительный крик с зацелованных губ. Как прекрасен Себастьян в своём наслаждении. Чой не может оторвать взгляд, впитывая в себя открывшуюся картину: влажное от пота, покрытое его метками, тело; бурно вздымающаяся грудь и полные нетерпения и желания глаза. — Чёрт, ещё, прошу тебя, Минхо, ещё… И Мин готов исполнить любую его просьбу в этот момент: бросить мир к его ногам, уничтожить весь гоблинский род, достать для него любую реликвию, испытать сотни Круциатусов. Всё, лишь бы обладать им. Движения ускоряются, и Себастьян срывает голос, выстанывая его имя снова и снова. Жаркая волна сжигает всё в теле, словно адское пламя, взрываясь тысячью Бомбард в голове. Мин чувствует, как пульсирует член Себастьяна, обжигая ладонь горячими каплями спермы, как содрогается его тело от нахлынувшего оргазма, как плотно слизеринец сжимает его внутри себя, не позволяя отстранится и принимая всё, что он может ему дать. — Люблю тебя… — шепчут они в унисон, сталкиваясь лбами и жарко деля дыхание на двоих. Минхо падает на бок, утягивая в объятия несносного слизеринца и лениво целует его щёки, лоб, губы, поглаживая влажную спину, скользя кончиками пальцев по позвоночнику. Его хочется ласкать бесконечно, нежить в объятиях, выцеловывать эти сводящие с ума веснушки, не пропуская ни одной. Делать всё, лишь бы он оставался таким ласковым, податливым и спокойным. Мысль о том, чтобы не выпускать вредного и непредсказуемого змея из своей постели, вытрахивая любые глупые мысли по факту их возникновения, кажется очень заманчивой. Определено его кровать это то место, где слизеринец смотрится правильнее всего. — Ты будешь со мной, Себастьян Сэллоу? — тихо шепчет Мин, скользя языком по скуле к уху и прикусывая мочку. Себастьян что-то невнятно мычит в ответ, обвивая его ногами и руками, словно змей свою добычу. Поднимает блестящие шоколадные глаза и шепчет сорванным голосом: — Всегда. Даже если ты будешь гнать меня, я не уйду. Ты вернулся ко мне, и я больше никогда ни за что тебя не отпущу. Мин улыбается, укладывая уставшего и измученного любовника в своих объятиях, счастливо улыбаясь и укрывая их тела краем смятого покрывала. Наконец-то в его душе настает штиль. Моргонак заблуждалась в своих стремлениях избавить людей от боли. Только боль делает их людьми, и чтобы её унять совершено не нужно прибегать к магии. Не бывает радости без печали и света без тьмы. Достаточно найти то, что заставить боль утихнуть. Того, кто затмит все неприятные воспоминания, даже если он сам был их причиной. Мир в душе можно обрести только уравновесив боль любовью. И любовь Мина сейчас сопит ему в плечо, прижимаясь всем телом, как можно ближе. — Обещай, что больше не будешь вырывать меня из своего сердца, не будешь использовать этот способ на себе, — просит Себастьян. Чой усмехается, поглаживая вздрагивающие плечи. Иногда Сэллоу бывает подозрительно проницательным. Будто обладает даром легилименции и читает мысли. Поразительное соседство недогадливости и сообразительности. Сочетание несочетаемого. Словно свет и тьма не смогли решить, кому принадлежит душа слизеринца и сплелись так прочно, что грань потерялась. Инь и Янь. — А ты, Себастьян, пообещаешь что больше никакой тёмной магии и непростительных? Даже себе гриффиндорец боится признаться, как его страшит возможный ответ, но Себастьян только быстро кивает, соглашаясь на любые условия. Какая к черту тёмная магия, когда всё что слизеринцу нужно — сейчас в его руках, и он сделает всё, чтобы удержать это мгновение счастья до конца жизни. Ладони Себастьяна скользят по телу Минхо, словно только касания могут доказать реальность происходящего. И в этой ласке нет ни капли похоти, лишь нежность и желание убедиться, что, вот он, рядом и никуда больше не исчезнет. Его храбрый, бесстрашный лев. Его любовь и его мир. Тот, с кем душа больше не похожа на истлевший от времени гобелен, через дыры в котором сквозит мрак и холод. — Обещаю, Себастьян! Тем более, как показала практика, ты забрался гораздо глубже, туда, откуда никакой магией тебя не изгнать. Я всегда буду возвращаться к тебе. Ты словно магнит притягиваешь меня. Мин слышит тихое размеренное дыхание на своей груди и улыбается, смотря на уснувшего в его объятиях парня. Благослови Мерлин тягу этого несносного слизеринца к разгадыванию тайн и загадок. Везучий мелкий засранец всегда умудряется оказаться в нужном месте в нужное время и глупо даже надеяться куда-то от него сбежать. Он всё равно догонит, обовьёт собой, словно дьявольскими силками, заберётся под самую кожу. Чой обречён любить его и совершено счастлив, принимая свою судьбу. Вот теперь Минхо чувствует, что он на самом деле вернулся. Что он дома, в объятиях этого сумасшедшего, но такого любимого парня. Холодно. Чой с трудом открывает глаза, щурясь от непривычного ощущения того, что он явно не выспался. Всё тело ломит от тянущей боли в мышцах словно он снова на пятом курсе и вернулся в постель после ночи полной вылазок в лагеря браконьеров и гоблинов. Он отвык от этого. С тех пор как первый раз вытащил из себя первый сгусток боли, вызванный невзаимностью Сэллоу. Себастьян! Мин резко поворачивается в сторону и с трудом сдерживает возглас. Рядом спокойно посапывает причина всех бед в его жизни: Себастьян Сэллоу лежит на животе, обнимая подушку, и мирно сопит. Каштановые волосы в беспорядке разметались по белоснежной наволочке и лицу, и Минхо тянет руку, убирая шелковистые пряди, чтобы увидеть умиротворённое лицо слизеринца. Воспоминания прошлой ночи медленно возвращаются в всё ещё скованное сном сознание парня. Он скользит взглядом по лицу вниз и замечает, что Себастьян обнажён. Ткань смятого покрывала лишь немного прикрывает его ягодицы, а всё остальное тело любезно предоставлено жадному взору гриффиндорца. И он смотрит, лаская взглядом каждую мышцу, каждый изгиб и веснушку. Затем оглядывает себя и понимает, что и сам лежит, в чём мать родила. Тихо хмыкая, он садиться и оглядывает пространство палатки, усмехаясь разгрому, учинённому нежданным гостем: деревянный шкаф разгромлен, пол усыпан осколками, и по всему периметру разбросаны их с Сэллоу одежда и обувь. Да уж ночка вышла незабываемой. Хорошо, что сегодня выходной. Взгляд снова возвращается к парню, мирно спящему в кровати, и Мин не сдерживается, протягивая руку и ласково касаясь его плеча, очерчивая лопатку, заставляя Себастьяна смешно морщиться и дёргаться, пытаясь уйти от прикосновения. — Оминис, отвали! Выходной же. Я не хочу никуда идти, — невнятно бурчит Сэллоу в подушку, и вдруг под тихий смех резко выскакивает и ошарашено смотрит шокированным взглядом на гриффиндорца. Мин склоняет голову, следя за каждой эмоцией на его лице: шок, испуг, стыд. От последнего хочется смеяться, особенно после того, что произошло этой ночью. Бесстыдный и развратный Сэллоу стоявший на коленях и жадно ласкающий языком его член сейчас краснел, как девица, пытаясь прикрыться и со страхом посматривая в его сторону. — А как же, «доброе утро, любимый»? Себастьян вздрагивает, поднимая глаза и замирая. Чой не выдерживает этой растерянности и страха на его лице и тянется к нему, оглаживая покрасневшую щёку со следами смятой подушки. Слегка наклоняясь вперед, внимательно смотрит, как расширяются зрачки, заполняя радужку цвета шоколада, и касается лёгким поцелуем искусанных губ. Сэллоу вздрагивает от касания и всхлипывает, подаваясь вперед и крепко обнимая своего гриффиндорца. — Доброе утро, любимый! — шепчет он, пряча лицо в изгибе плеча, всё ещё не до конца веря в происходящее, хотя ноющая боль в пояснице красочно намекает, что всё происходило наяву. Отвратительное чувство безнадежности и апатии сходит на нет, когда ладони ложатся на его спину, поглаживая и успокаивая, словно маленького ребёнка. Вот он тут, рядом, не отталкивает, не смотрит равнодушно, выжигая в сердце любую надежду. — Себастьян, посмотри на меня… — тихо зовёт его Минхо, и Сэллоу, словно завороженный, поднимает голову, встречаясь взглядом с серыми ясными глазами. Мин улыбается и образное выражение про «бабочек в животе» обретает для слизеринца смысл. Он и правда чувствует, как они заполняют его изнутри чистым неподдельным восторгом. — Ты ведь понимаешь, что всё изменится? Как раньше уже ничего не будет. Мы не друзья, да и не были ими никогда, и быть равнодушными к друг другу тоже не можем. Я хочу, чтобы ты осознавал насколько серьёзный шаг сейчас делаешь. Вся эта история с древней магией будет преследовать меня всю жизнь. У меня куча врагов и я совершенно не тот, с кем стоит связывать жизнь… Себастьян мрачнеет, хмуря брови, и отрицательно качает головой, упрямо глядя исподлобья. Ему совершенно не нравится, к чему ведет разговор. Он не желает слушать то, что грозит вновь разбить его и без того треснувшее сердце. — Я понимаю. И ты глупец, если думаешь, что я не обдумывал всё это сотни, нет, тысячи раз, пока грыз себя разъедаемый чувством вины. И это тебе стоит задуматься о том, что ты связываешь себя с тёмным магом, с убийцей… Минхо прикусывает губу, досадливо прикрывая глаза. Сэллоу как всегда в своем репертуаре. Упрям до невозможности. — Не слишком ли много ты на себя берёшь, тёмный маг? Забыл, что и я далеко не пушишка. Если бы ты только знал, сколько смертей на моих руках. — Ты защищался… — упрямо возражает слизеринец, и Мин смеётся, склоняя голову и внимательно вглядываясь в его глаза. — А ты? Ты шёл в катакомбы, чтобы убить Соломона? Себастьян отрицательно машет головой, уже понимая к чему ведёт Чой, но всё равно не готов согласиться с этим. — Я уже сказал, что буду с тобой, не уйду, даже если прогонишь. — Я рад, что ты помнишь это. Я люблю тебя, Себастьян, и ничто это не изменит. Отказаться от тебя было моим худшим решением в жизни. Прости. Сэллоу вспыхивает румянцем, а потом хитро улыбается, явно довольный таким откровением и признанием своей нужности и важности. Ничего не поменяет в нём слизеринской натуры — просчитывать свою выгоду. И Минхо смеётся читая всё на его лице. — Какой же ты у меня хитрый змей. Я же прям вижу все твои мысли. Себастьян ничуть не смущается, улыбаясь ещё шире и падая спиной на смятые простыни, сладко потягиваясь и наблюдая за тем, каким взглядом сопровождает эту провокацию Минхо. — У тебя? Звучит очень заманчиво. Уже присвоил меня, храбрый лев? Чой тихо смеётся и встаёт с кровати, открывая шкаф и совершенно не стесняясь своей наготы достает два чистых комплекта одежды, один из которых бросает озадаченному Сэллоу. — С первой встречи присвоил. Потому и бегал за тобой, как привязанный. Боялся, что уведут. Одевайся, горе соблазнитель, моя выдержка не так крепка, а нам стоит уйти отсюда, хотя бы потому что Оминис, наверное, с ума сходит, разыскивая нас. А ещё, я хотел бы сходить с тобой на нормальное свидание. Да и вообще воплотить все свои фантазии относительно мечты быть парнем Себастьяна Сэллоу. Слизеринец фыркает, строя недовольную мордашку, но на лице всё равно расползается довольная улыбка. Наконец-то ему выпадает шанс побыть просто подростком и не страдать от мыслей, как кого-то спасти, а радоваться простым вещам: быть влюблённым и чувствовать взаимность. — Весьма интригующе, о чём же ты фантазировал, мой парень. — Делая акцент на последних словах, Сэллоу быстро натягивает брюки прям на голое тело, чем вызывает заинтересованный взгляд гриффиндорца. Определённо, тот обязательно их с него снимет в ближайшее время. — Что свожу тебя в Хогсмид, не боясь новой встречи с троллем. Буду целовать, зажимая в тихих переулках. Накормлю тебя пирожными, а потом буду слизывать сладкий крем с твоих губ… — Ты хочешь отсюда уйти, или мне снять брюки, которые я поспешил надеть? — насмешливо фыркает Себастьян, вставая и обнимая Мина со спины, целуя между лопаток. Недвусмысленно прижимается пахом, обжигая шею горячим дыханием. — Ты сам спросил. — Мин разворачивается в его объятиях, целуя веснушчатый нос. — Одевайся. Сэллоу разочарованно вздыхает смотря, как Чой обувается и выскальзывает из палатки, спеша уйти от соблазна. Но это временная передышка. Впереди у них ещё так много всего, и это подстегивает одеться быстрее и поспешить следом. Внизу башни ЗОТИ они встречают злого, как тысяча дромарогов, Оминиса, который шипит на них, словно василиск, обзывая последними словами и грозясь никогда в жизни больше не заговорить с ними. Мин смеётся, сжимая протестующего Мракса в объятиях и ероша его идеальную укладку, отчего тот краснеет и злобно пыхтит. — Не будь злюкой, змеюка. Я скучал по твоим нотациям, — смеясь, говорит гриффиндорец. Себастьян смотрит на эту картину, прислонившись плечом к колонне. Ловит влюблённые взгляды, которые кидает на него Чой и улыбается. Всё прекрасно. Так как должно быть у нормальных подростков. Вот Оминис плюётся ядом, угрожая гриффиндорцу палочкой, но при этом с трудом сдерживает довольную улыбку, вот Мин убегает от него с криками: «Гриффиндорцы, наших бьют!». Вокруг полно озадаченных такой резкой сменой настроений студентов, крутящих пальцем у виска и в очередной раз понимающих, что адекватности в этой троице на полтора человека. И вся она в Оминисе. Мин прячется за спиной Сэллоу, когда запыхавшийся Мракс подбегает к ним и упирается ладонями в колени, стараясь отдышаться. — Вы полные придурки! Как я умудрился связаться с вами ума не приложу! — сбивчиво говорит Оминис. Сэллоу хохочет, а Минхо сгребает друзей в охапку, тиская как котят, и никто даже не сопротивляется. — Ты был прав, Себастьян, он вернулся! — С улыбкой тихо говорит Оминис, а гриффиндорец хватает парней за руки и тянет за собой, обещая показать то, что он нашёл в своих путешествиях и познакомить друзей с Владыкой берега. И те послушно идут за ним, предвкушая очередное приключение.