(Не) только раз в году

— Ну пожалуйста! Таких слов от Тряпки еще никто не слышал. Шок был объясним — хоть и было им уже почти по тридцать лет, Тряпка взрослым себя не считал, потому такое необычное желание было встречено косыми взглядами. Но кто в этом виноват? Сережа на пару с Птицей в свои развлекаловки беднягу уже давно не приглашают — знают, что им откажут и расплачутся. Вдвоем им, в целом, хорошо: проводить ночи без сна в объятиях друг друга уже давно норма, Тряпка на шум даже не жалуется, все довольны, как казалось. В своем желании «повзрослеть» Тряпка был неумолим, отказать ему такому было бы буквально незаконно, из-за чего в качестве главного подарка на их день рождения было решено устроить Тряпочке первый раз. Нежить такого малыша, готового и мягкого — настоящее удовольствие. Он тихонечко скулит, стоит только коснуться голых ягодиц, и очаровательно смущается, смотря на мужчин, возвышающихся над ним. Обнаженным был только Тряпка, Сергей и Птица же были одеты и заняты: Разумовский занялся растяжкой самостоятельно, хтонь в это время целовала плечи и личико виновника торжества, гладила по волосам, успокаивая. Маленький нервничал и зажимался перед ранее неизвестной лаской, будто плакал даже, но останавливаться не разрешал — стоит Сереже замедлиться, он начинал скулить громче и подаваться бедрами назад, насаживаясь на пальцы глубже, до легкой боли в животе, и в этом отчаянном стеснении был прекрасен. Когтистые пальцы проходятся по нежным ребрам, вызывая мурашки. Тряпочке тяжело дышать, а когда к нежным поглаживаниям присоединяются поцелуи на бедрах, он и вовсе начинает пускать слезки, не в силах по другому выразить свои чувства. Сергей занят его задницей, но уже по другому, Птица снова зацеловывает его лицо и шею, легко кусая, малыша трясет и он все еще плачет, взглядом умоляя пернатого прекратить это мучение. Внезапно, Сергей хватает Тряпочку за бедра, буквально сажая на свое лицо. Маленький пытается сбежать, но его крепко держат, а вскоре после этого его член обхватывает рука с уже спрятанными когтями. Это уже что то невозможное: Тряпка знал, что это приятно, но не знал, что настолько. — Ну пожалуйста, я хочу больше! — малыш уже не мог терпеть, член в штанах Птицы недвусмысленно маячил перед его лицом, и ему безумно хотелось хоть как-то его дотронуться, хоть и знал, что не умеет делать это правильно. Хотелось уже стать совсем взрослым, и терпения не хватало не только у него — Тряпочку снова положили животом на кровать, между ног было мокро от смазки и слюны. Уже раздевшийся Сергей лег сверху, будто придавив беднягу собой, начал аккуратно входить внутрь. Ощущения не похожи на Тряпкины воспоминания. Сейчас он чувствует себя настолько живым, что аж дурно, он чувствует, как в него все глубже погружаются, глаза закатываются, а когда Сергей толкается в него в последний раз, так глубоко, как только может, он издает тихий жалобный стон. Рука тянется Птице, на котором остались одни брюки, и хватает его пах, окончательно осмелел, поглаживает. Разумовский медленно выходит, чтобы снова толкнуться обратно, уже быстрее. Тряпка не понимает, что произошло, но его внезапно будто пронзает удовольствие, из-за чего он снова плачет, и удовольствие увеличивается с каждым новым толчком, движения становятся быстрей, а хватка на бедрах беспощадней. Малыша будто натягивают на член, заставляя поддаваться назад бедрами, громко шлепая, и он стонет, сладко сжимаясь, и стоять в стороне Птица больше не может. Маленький хватается за его член рукой сразу, как он попадает в его поле зрения. Неопытные движения даже приятней, особенно, если это Тряпочка, абсолютно нетронутый и оттого даже более желанный, и как же хочется войти в его ротик, раскрытый в крике, будто приглашающим внутрь… Вместо этого птица нежно поглаживает его губы, пальцами оттягивая нижнюю, гладя язык, и взгляд, которым его одаривают доводит практически до пика: полуоткрытые глаза, слезки, которые вот вот потекут по щекам, волосы, прилипшие к лицу из-за слюны, и плюсом ко всему этому Разумовский, прижимающий малыша к кровати, двигающийся так глубоко в нем, будто достает до сердца, Птица узнает в этом взгляде себя, даже немного завидует маленькому. — возьми его в ротик, сделай приятно, — к уху прижимается Сережа, и Тряпка не может ослушаться: погружает Птицу в свой рот, так глубоко, как ему позволяет его собственное тело, и это чувство заполненности сводит с ума. Самые близкие и любимые, толкаются в него прямо с двух сторон, крепко прижимая к себе, разве может быть для совсем неопытного малыша что то приятнее? Видимо, приятнее этого могут быть только целующиеся Сережа и Птица, потому что взгляд на их голодный поцелуй становится для маленького краем, и он кончает, сжимаясь на члене, практически теряя сознание. Вслед за ним кончает хтонь, прямо на искаженное сладкой истомой личико. Сергей кончает под тихий скулеж, крепко перехватив Тряпочку под животом, чувствуя в нем себя, и вместе со спермой он будто спускает в него все жизненные силы. Тряпочке мало, и самым первым приходит в себя именно он. Еще разнеженный совсем, тянется к Птице за поцелуем, перекидывает через бедра непослушные ноги, седлая. Сергей переворачивается на спину без сил, и это идеальный шанс для Птицы прокатить малыша уже на собственном члене. Из него течет и у него снова стоит, этого хватает и для хтони, и после нескольких минут поцелуев с малышом, он усаживает его на себя. Мягко, тепло и туго, двигаться по сперме удобно, и в таком положении Тряпку было легко держать на себе. Он двигается сам, и вправду совсем смелый стал, Птица просто касается его бедер руками, сжимая и шлепая. Их звуки в усталой голове словно отдаются эхом, смешиваясь с хныканьем и задушенными стонами на особо глубоких толчках, когда пернатый хватает малыша за задницу с особой силой, не желая отпускать. До оргазма далеко, но удовольствия от этого будто даже больше — у них есть много времени перед вторым пиком, чтобы насладиться друг другом. Тряпочка прижимается максимально близко, тянется за поцелуем, и выходит он таким нежным, что просто невозможно не замедлиться и не провести ладонью по его подрагивающей спинке. Ощущать его кожу на своей — этого не хватало и Птице и Сергею. Второй, кстати, очнулся и наблюдает за мужчинами со стороны, и смотреть действительно есть на что: малыш, разнеженный и светящийся от радости, ритмично двигался на бедрах лежащего и расслабленного Птицы, в лучах садящегося солнца его длинные волосы были будто медными… И Разумовскому безумно захотелось дотронуться до них, ощутить в своей руке такое сокровище, и он медленно подполз к паре, и, покрывая спину маленького поцелуями, сделал именно то, что хотел. Густые волосы ощущались в ладони мягким шелком, хотелось сжимать и вдыхать запах, слушая тихие тряпочкины вздохи, но вместо этого Сергей кусает малыша за плечо, получая в ответ испуганный крик. Маленький забылся, потерялся в ощущениях настолько, что забыл про него, но мужчину это не расстроило — сегодня Тряпочке можно полностью расслабиться, он заслужил. Сережа хватает Тряпку за член, все еще кусая и целуя плечи, Птица ускоряется, шлепающие звуки наполняют комнату. Их тандем настолько органичен и прекрасен, что никто из них троих не чувствует себя лишним. Приближающаяся разрядка заставляет их умницу замереть, зрачки расширяются, белый шум в ушах заглушает его жалобные крики. Такого неподвижного и послушного Тряпочку легко поднимать и опускать, держась прямо за его бедра, он практически плачет и умоляет кончить, не слышит, как Сережа, прижавшись ртом к его ушку, из раза в раз повторяет кончай, милый, кончай, ты заслужил, ты был таким послушным, таким сладким, Птица чувствует, что скоро потеряет сознание, потому что тоже это слышит, эти слова будто обращены и к нему, и с утробным, животным рычанием, толкается в малыша еще глубже, завершая, заполняя его уже второй раз, смешиваясь с Разумовским, и один только этот факт заставлял его сходить с ума. Они в Тряпочке, теперь он их, бесспорно, принадлежит им целиком и полностью, заполнен ими, и как же приятно было это осознавать. Тряпку трясет, он даже не заметил, как кончил и как его буквально сняли с члена, и теперь он лежал, раскинув руки в сторону, пока Птица занимался Сережей. Он ждал этого весь день, жаждал ощутить на себе и его, как раньше, и Разумовский отдал себя ему: хтонь дрочил им двоим, одновременно, обхватив их рукой, выжимая из себя последние силы, пока они оба не кончили снова, с измученным стоном падая друг на друга. Они обязательно повторят, но сейчас все, что они могут сделать, это обнять их малыша с двух сторон и провалиться в глубокий сон.