Ветер. Две музы. Свобода.

Они встречают его на поле неподалёку от аэродрома. Он задумчиво смотрит вдаль, чуть прищурившись без своих очков, и придерживает рукой шляпу, которую ветер так и норовит сорвать с головы. Ветер, ветер повсюду: ворует шляпы с голов, платки из рук и альбомы незадачливых художников, треплет аккуратные женские причёски, полощет лёгкую юбку Маргариты, которая совершенно не обращает на это внимания. Она тоже смотрит вдаль, туда, где от мачты медленно отрывается аэростат и, влекомый ветром, уплывает всё дальше и дальше, в неведомые края. Мастер не смотрит. Уплывающие вдаль воздушные корабли причиняют ему неиллюзорную боль. Они уходят туда, где он никогда не будет. Он даже возможности такой не допускает — ступить на палубу и просто улететь. Он не может, и от этого больно. Поэтому он не смотрит вдаль, он смотрит перед собой, на ту жизнь, которая у него есть. В этой жизни у него есть Маргарита — словно высеченная из камня греческая воительница. И вот ещё странный немецкий профессор с живым подвижным лицом и неизменным восторгом в глазах. Две его музы, пусть один из них пока не знает об этом. Две музы — Марго и Тео. Мастер никогда не произнесёт этого вслух. — Летали когда-нибудь на таких? — спрашивает Мастер, подходя к профессору, и тот вздрагивает. Ветер начеку: подхватывает нечаянно выпущенную шляпу, швыряет прямо в руки стоящей чуть поодаль Маргариты. Маргарита смеётся и подходит ближе, прижимая шляпу к животу: — Держите, мне чужого не нужно. Улыбается. Профессор улыбается в ответ, ей и Мастеру, слегка растерянно и благодарно: — Я, признаться, боюсь, — говорит он практически без акцента. — Слишком хорошо знаю их изнутри. — Как это — изнутри? — спрашивает Маргарита. Её собственная шляпка, окрылённая успехом дирижабля, торжественно проплывающего над их головами, тоже рвётся сбежать, но не может, накрепко схваченная атласной лентой. Ветер яростно треплет волосы Маргариты, убранные в тугую причёску, но в остальном он бессилен. — Очень просто, — отвечает профессор, снова устремляя взгляд куда-то вверх. Там ничего нет, кроме бескрайнего неба с редкими вспышками облаков, и Мастер думает: интересно, что он там видит? — Я их проектирую у себя на родине. — Вы инженер? — спрашивает Мастер, только чтобы не молчать. — Да… Получается, инженер. Инженер воздушных кораблей, который боится летать. Как интересно. — Как интересно! — вторит Маргарита мыслям Мастера. — Вы обязательно должны зайти к нам и рассказать больше. — Отличная мысль, — кивает ей Мастер. — Я вдруг понял, что практически вас не знаю, хотя осмеливаюсь называть другом. Приходите, профессор. Приглашаем вас на завтрак. Профессор смущается, словно улавливает то, что не было сказано между строк. Кидает взгляд на неё, затем на Мастера, мечется между ними глазами. Нет, завтрак — всего лишь завтрак, коль скоро их с Марго время ограничено. Профессор вспоминает об этом, пусть и не сразу, и расплывается в смущённой улыбке: — Право, я и не знаю, что в этом может быть интересного, — бормочет он. — Моя работа скучна, а вовсе не интересна. — Но вы придёте? — спрашивает Мастер, и профессор быстро и резко кивает: — Быть вашим гостем — огромное удовольствие, мои дорогие друзья. Маргарита улыбается, словно довольная кошка. Мастер не позволяет себе радоваться настолько открыто, но тёплое чувство, разрастающееся в груди, игнорировать не может совершенно. *** — Что вы видите, когда смотрите в небо? — спрашивает Мастер, галантно разливая вино по бокалам. По чуть-чуть, только для того, чтобы и завтрак протекал в чуть более расслабленной атмосфере. — Вот вы, Маргарита Николаевна, о чём думали, когда смотрели на дирижабли? — О свободе, — усмехается Маргарита. — О том, как сложу в саквояж любимое платье, пару белья, немного денег, куплю билет и исчезну отсюда навеки. — Куда, например? — подаётся вперёд профессор, жадно вглядываясь в её лицо. — У вас есть… как же это… план? — Совершенно не важно, куда! — хохочет Маргарита. — Лишь бы подальше отсюда, от этой жизни, которая меня мучает! — Но как же без плана? — профессор теряется совершенно по-иностранному, хлопает глазами, вытягивает лицо. Без очков он совсем не такой инфернальный, как показалось Мастеру при первой встрече, у него живое и подвижное, симпатичное лицо. Мастер рассеянно думает о Дьяволе с ямочками на щеках и обезоруживающей улыбкой, и усмехается. Дьявол уже написан, пути назад нет. — Если нет никакого плана, не о чем будет сожалеть, когда он рухнет, — говорит Маргарита, усмехаясь с Мастером в унисон. — Надеюсь, профессор, вы никогда не узнаете, каково это. Тот осторожно растягивает губы в вежливой улыбке, но взгляд его как-то неуловимо меняется. Он ничего ей не отвечает, он переводит взгляд на Мастера и возвращается к начатой им теме: — А вы, мой друг? Что видите вы, когда смотрите на эти неповоротливые баллоны в небе? Мастер хмурится. Он совсем не собирался отвечать на этот вопрос, но если спросили, молчать не вежливо. — Жизнь, которой у меня никогда не будет, — говорит он наконец. Ничего не смог придумать, чтобы приукрасить беспощадную правду. — Как? — удивляется профессор. — Почему? — Не хочу вас расстраивать своим пессимизмом, профессор, — отвечает Мастер с грустной улыбкой, и неожиданно происходит то, о чём он лишь изредка осмеливался в глубине души. — Прошу вас, зовите меня Тео, — просит профессор после небольшой паузы. — Я бы хотел стать вам обоим тем человеком, с которым не нужно говорить… как это? — Недомолвками? — предполагает Маргарита. — Натюрлих… Такое сложное слово. — Тогда расскажите, что видите вы, Тео, — предлагает Маргарита и со смехом целует его в щёку, когда тот принимается расписывать какие-то технические детали про натяжение и воздушные потоки. — То есть вы знаете, почему дирижабли летают, но боитесь всё равно? — Возможно, я так и не понимаю, почему они летают. Есть в этом, знаете, элемент магии… Магия. Мастер перестаёт слушать и переводит взгляд на Маргариту, представляя её летящей, с волосами, стелющимися по ветру, с сияющей кожей с искрящимся хохотом. Это должно быть ближе к концу, но он всё равно садится за стол, чтобы наспех и начерно запечатлеть эту сцену в бумаге. Две его музы, Марго и Тео, понижают голоса, чтобы не сбить с мысли. Удивительным образом их присутствие ощущается правильно и надёжно. Не как каменная стена, вовсе нет. Как ветер, толкающий вперёд дирижабль. *** — Через две недель я уезжаю, — тихо говорит Тео, задумчиво глядя в окно под потолком. На улице сумерки, и скоро им с Маргаритой пора уходить, оставив Мастера в одиночестве его подвала, и от чувства близкой разлуки привычно тянет под сердцем — но ровно до того момента, когда Тео произносит эти слова. — Как? — охает Маргарита, отстраняясь от его плеча, и растерянно смотрит то на него, то на Мастера, застывшего с другой стороны. Ладонь Мастера всё ещё лежит на его пояснице, ощущает тепло и остатки неги в теле Тео, но всё уже изменилось, и нега сменяется тихой грустью. — Моя виза кончаться, — отвечает Тео, пожимая плечами. То ли от волнения, то ли ещё отчего его акцент становится сильнее, и он начинает путаться в окончаниях. — И деньги. И ещё… Я получить контракт на новый проект прямо перед приездом в Москва… Я не хотеть вас расстроить, мои милые, но должен сказать. Наше новое правительство активно развивает… как это… Маргарита молча целует его в щёку и гладит по руке, не пытаясь угадать нужное слово. Мастер, немного помолчав, целует в губы. — Тогда давайте сделаем так, чтобы эти две недели навсегда остались в нашей памяти, — тихо предлагает он. — Самые счастливые две недели в жизни, а? *** Когда Тео уезжает, и его взгляд из окна поезда становится неразличим из-за огромного расстояния и скорости, Маргарита тянет Мастера на аэродром, туда, где плотно надутые дирижабли медленно отрываются от мачт и уплывают за горизонт. — Жизнь, которой у нас никогда не будет — или свобода? — спрашивает она, и в её голосе грусть мешается с дерзким вызовом. — Давай улетим прочь отсюда. Там, где никто и никогда нас не найдёт. — Если мы улетим, Тео нас тоже никогда не найдёт, — отзывается Мастер, уже понимая, что согласен. К чёрту их, все эти обязательства и привязанности. Больше ему от этого места ничто не нужно. — Тео найдём мы, — отвечает Маргарита, сжимая его руку. — Неужели не сможем? Смогут. Мастер сжимает её руку в ответ и смотрит вверх, на проплывающий над головой дирижабль. Чем бы он ни был для каждого из них по отдельности, всех троих он способен снова соединить в одно целое. — Свобода, — твёрдо отвечает Мастер.