в пустой коммуналке

Мои глаза закрывались, тело полностью ослабло, живот крутило и терзало изнутри. Мне хотелось кричать, но сил не было. От одного моего движения, меня бросало рвать, поэтому, я лежала обессиленная, пытаясь уснуть. Потому что так попросила меня ты, Нина. И я прислушалась к твоему совету. Я погружалась в сон, а ты... А ты закрыла двери и бесследно исчезла... Сны были неразборчивыми, серыми. Так сильно давило в животе. Картинка сменялась картинкой, но всё было какое-то неясное, размытое и абсурдное. Такое чувство, будто я была в заточении и не могла выбраться из этого кошмара. Внезапно, передо мной оказался единственный образ, который был четко виден из тысячи. Это был высокий мужчина, в богатом, дорогом костюме. Он стоял спиной ко мне, его волосы, темные, как древесный уголь, развивались медленно и грациозно на ветру. Моё тело не поддавалось контролю, я, словно бы под гипнозом, шла к нему. Когда между нами оставались миллиметры, он развернулся ко мне: его леденящие глаза прожгли меня всю. Внезапно, моё сердце бешено забилось, но не от его пленительной красоты, нет. Это была тахикардия от страха, я чувствовала в нём опасность, угрозу. И была права. Его брови нахмурились, а лицо стало красным. – Потаскуха, опять ты с ним шлялась?! – крикнул он с какой-то пьяной интонацией. Я застыла в полном удивлении, ведь я совершенно не знала этого человека и не понимала, почему он на меня кричит. И почему его вообще волнует моя личная жизнь? Кто он вообще такой? Я его знаю? Я попыталась открыть рот, но мои губы даже не шевельнулись. Мои глаза испуганно забегали, но слова... Они не выходили из моего рта. И этим я ещё больше раздражала мужчину. Он впился в мою руку и начал меня трясти, но я совершенно не могла ничего сделать, меня, словно парализовало. – Отвечай, овца! Рот тебе дан не только для того, чтобы... Я не расслышала остальную часть фразы. Я вообще перестала слышать всё то, что он говорил мне. Его фразы превратились в какой-то словесный, несвязанный по смыслу бред. И самое страшное в этом, что я не могу ничего сделать, лишь только смотреть в агрессивное злое лицо в полном страхе от того, что мои попытки пошевелиться заканчивались неудачей. А затем... Удар в живот. Мои глаза резко открылись. Я проснулась от того, что меня сильно тошнит и адски крутит живот. Я бегом побежала по ледяному полу до туалета. Вырвав очередные остатки пищи, я вытерла рот клочком туалетной бумаги и нажала на слив, а затем подошла к раковине. Взглянула на себя в зеркало: Лицо было потным, уставшим, а рыжие волосы торчали во все стороны. Только сейчас бросился во внимание шум за стенкой: пьяные соседи выясняли отношения. Видимо, поэтому мне приснился такой странный и жуткий сон. Но только сейчас меня осенило: Где Нина?! Я выбежала из туалета, забыв даже умыться. Начала оглядываться по сторонам, рассмотрев каждый уголок кухни нашей обшарпанной коммуналки, которую мы вместе с тобой снимаем. Гитары нет... Стол идеально чист... За окном темно... Сколько же я проспала здесь?! Я настороженно постучала в дверь комнаты Нины, но ответа не последовало. Да, я помню, что ты не очень любишь, когда к тебе заходят без спроса, но я... Чувствую что-то неладное... И этот сон... Приоткрыв дверь, я никого там не обнаружила. Лишь идеально заправленную кровать Нины и полный порядок в своей комнате, что девушке, как творцу и любителю беспорядка было несвойственно. Моё сердце было готово разорваться на тысячи мелких кусочков. Зажав рот рукой, я не издала не единого звука, а лишь молча скатилась на пол в полном бессилии от боли в животе и от мысли, что Нина ушла от меня. Слёзы медленно, одна за другой, скатывались с моих глаз, а губы дрожали. Да, у нас у двоих бывали в последнее время часто тёрки, но я не думала, что дело дойдёт до такого. Живот крутило, но при всём этом мне также предательски хотелось есть. – Нужно учиться жить дальше, – промелькнула мысль в голове, – Как бы плохо не было. Даже если тошнит. Даже, если Нине от меня. Я встала и, последний раз взглянув в её комнату, неуверенно закрыла дверь. Живот урчал. Туманно я оказалась уже на кухне. Я любительница готовить, из нас двоих всегда готовила я... Ей всегда нравилась моя еда. Но иногда, когда мне было лень, она варила нам дешёвый геркулес из «Светофора». Гадость та ещё, но у меня столько с этим тёплых воспоминаний... Точно! Геркулесовая каша! Ей я и могу подкрепиться. Мне бы не помешало чего-то лёгкого... Я открыла кухонный шкафчик и обнаружила в нём последнюю пачку крупы, которую редко варила Нина. Набрав воду в кастрюлю, я поставила её на огонь, дожидаясь кипения. Ожидание и тишина меня убивали, поэтому я решила заполнить эту пустоту в комнате музыкой. Но как назло, в «случайных» мне попалась песня Земфиры «Colette». Ты всегда любила Земфиру... Да и внешне ты была похожа на неё. Такие же красивые короткие чёрные волосы и такие же чувственные, глубокие песни. «Нам ничего не светит и ничего не важно, может быть однажды, может быть, может быть...» – звучал припев в наушниках. Эти строчки из её песни засели в моей голове. Это было моим реквием и одновременно надеждой... Песни сменялись одна за другой. И каждая давила на меня всё сильнее и сильнее. Затем включилась Арбенина «Я без тебя сирота». Мои глаза были мокрыми, я выключила нервно музыку и убрала прочь телефон. С музыкой было только хуже. Она меня только убивала. Зачем мне вообще эта музыка, когда тебя нет рядом со мной? Сварив твою любимую кашу, я начала давиться ей. Живот болел, таблеток дома не было. Стены нашей с тобой коммуналки давили на меня, воздух душил, что даже открытая форточка и прохладный вечерний летний ветерок меня не спасал... Знаешь, Нина... То лето, которое мы так хотели... И которое у нас не получилось... Оно обязательно будет. Мы снова увидимся. Обязательно. Если ты однажды решишься меня простить. Я буду ждать: десять лет... двадцать лет... пятьдесят... – Жуча, ты чего в темноте сидишь? – послышался ласковый голос, и включился свет на кухне. Я обернулась и увидела в дверном проёме Нину, которая держала в одной руке чехол с гитарой, а в другой пакет с чем-то. Я не верила своим глазам. Она здесь. Передо мной. Не бросила меня, как я думала. Или... А что, если она просто зашла забрать вещи?! Пока я была в своих пессимистичных мыслях, Нина подошла к кухонной тумбе и осмотрела открытую упаковку от крупы, а затем строго взглянула на меня. – Подожди, ты что, давишься этой сомнительной дрыснёй?! Ты что, на толчке давно не сидела? Полегчало резко, да?! – с осуждением произнесла она, словно тот мужчина из моего сна. Внезапный неприятный звук издала ложка с кашей, которая выпала из моей руки и ударилась об стенки тарелки. Слёзы наступили, в горле был неприятный ком. Нина посмотрела на меня испуганно, как на дуру, у которой припадок и подошла ко мне, оставив рядом гитару и пакет. – Что с тобой, Жучка? Ты сама не своя... – Ты ушла, не сказав мне слово... Я понимаю, что я ужасная соседка... И подруга... Но переезд это серьёзное дело! Почему ты меня не предупредила? Нина застыла, удивлённо хлопая своими длинными чёрными ресницами, а затем нервно расхохоталась, схватившись за живот. Я смотрела на неё, чувствуя себя полной идиоткой. Почему она смеётся? Неужели ей настолько плевать на мои чувства? Какой бы плохой я не была, это всё же неправильно с её стороны. – Ой боже! А-ха-ха... Я-я, ах-ха, – пыталась выразить мысль Нина, но смех никак не хотел прекращаться, – Чёрт, как тебе в голову вообще пришло такое? И выбрось ты эту кашу, наконец-то! – Но как же... Кухня, твоя спальня... Они идеально убраны... Ты не любительница уборки... – в недоумении сказала я. Нина ласково, по-доброму, словно умиляясь моей наивности, улыбнулась и погладила по голове. Этот жест меня мгновенно успокоил и дал понять, что всё хорошо. Она начала разбирать пакет, попутно объясняя мне всё: – Дурочка ты, Жуча. Объясняю по порядку: Всё это время я была на репетиции. Прибраться решила на кухне, чтобы сделать тебе приятно, пока ты болеешь. И раз я начала убираться на кухне, то решила, что у себя тоже давно пора. Тебе не сказала ничего про уход на репетицию, потому что ты наконец-то уснула, не хотела тревожить. И вообще, я сперва перед ней заскочила как раз в аптеку за активированным углём. Учитывая, что ты после этой ужасной шаурмы поела этой не менее ужасной каши, он тебе точно ещё понадобится, – закончила она и протянула мне пластинку таблеток. Я молча смотрела на неё. Мне было стыдно за то, что я накрутила себя без повода. Я взяла пластинку таблеток и собиралась встать из-за стола, но Нина жестом меня остановила. – Не надо, сиди, я сама, – Нина набрала в стакан с клубничками, которые мы купили месяц назад в «фикспрайсе» по скидке, воды и протянула мне, – И вообще, Жуча... Сегодня всё на мне. Тебе нужно отдохнуть. – Но... – попыталась возразить я, но Нина прижала свой указательный палец к моим губам. – Никаких «но». Меня заботит твоё состояние. И мне никогда не было плевать на тебя, Жучка, - улыбнулась она, – Я сварганю нам что-нибудь поесть, но сначала избавлюсь от этой дряни, что ты ешь! Нина забрала мою тарелку с уже застывшей кашей и выбросила её куда-то в урну. Она старательно суетилась над блюдом, хоть и не очень хорошо готовит. Глаза были ещё влажными от тех слёз, но сейчас... Я была по-настоящему счастлива. Здесь. С ней. В этой обшарпанной, душной коммуналке, в которой не было даже вентилятора. Где вечно по вечерам ругаются пьяницы-соседи и где устраивают шумные вечеринки подростки. Я молча, с довольной улыбкой на лице, наблюдала за готовящей Ниной. Я рада, что мы вместе. Знаешь, Нина... В эту летнюю ночь, сидя вместе с тобой на кухне, ощущая, как щекочет спину лёгкий летний ветер, я по-настоящему счастлива.