Хорошо там, где ты есть, или Зарисовки из семейной жизни

      Когда им было по семнадцать лет, Соя без памяти влюбился в забитого татуировками Риндо, одно лишь присутствие которого в его жизни беспокоило и вселяло концентрированный ужас в родителей Сои. С ясной головой подавая документы в тот же университет огромного Токио, где уже как год учился его тогда ещё парень, Соя и представить себе не мог, что всего через пару лет им в голову взбредёт совершенно, как в то время казалось, безумная мысль сбежать на другой конец света и пожениться.       Родители были шокированы, когда он во время семейного ужина озвучил своё намерение подать заявку на получение финансируемой академической стипендии на магистерскую программу в Университет Нью-Йорка после вручения диплома. В глазах своей семьи Соя всегда выглядел рациональным человеком, но, когда дело начинало нетерпеливо касаться его будущего и Риндо, всё здравомыслие отступало на второй план. «В чужой стране, так далеко от нас? Как тебе вообще могло прийти на ум такое?», — как заведённая повторяла мама, по сотому кругу увлечённо обходя столовую, от стены до стены, по часовой стрелке и не меняя направления. «Это сейчас тебе кажется, что ты с этим парнем навсегда. Всё ещё десять раз изменится, ты ведь такой молодой. Подумай о будущем, ну что ты собираешься там делать один, если вы расстанетесь?».       Соя думал несколько месяцев. Он спрашивал совета у Нахои, но тот лишь отвечал, как будто больше отмахивался: «Это твоя жизнь, а не моя. Не мне решать, что тебе с ней делать». Тем временем Риндо напряжённо ждал одобрения визы, откладывая всё больше денег на переезд, и Соя чувствовал, что сроки уже не поджимают, а едва ли не физически ощутимо давят. И он выбрал себя. А после визжал и прыгал от радости и счастья в день, когда на электронную почту пришло письмо о его зачислении на программу общего и специального детского образования. Ни одна другая деятельность не привлекала его так, как работа с особенными детьми. Ещё на третьем курсе бакалавриата он подрабатывал помощником учителя в классе для младших школьников-инвалидов. В обязанности Сои входила поддержка маленьких хулиганов с задержкой развития во время учебных часов, когда усидеть на месте ученикам становилось сложно или попросту невозможно. Он выводил невольных нарушителей порядка из класса, атмосфера в котором казалась для тех невыносимой: сосредоточенная тишина, раздражающие звуки и вопросы учителя могли выводить их из строя на некоторое время и требовали срочного перерыва. Соя показывал взволнованному ребёнку изображения зверей на плакатах в коридоре и позволял посидеть на скамейке в одиночестве, прежде чем возвращал его в учебный процесс. Он питал слабость к этим детям и, глядя на особенности каждого из них, поджимал губы, жалея, что больше ничем не может помочь маленьким ангелам.       Жить в эмиграции оказалось на порядок сложнее, чем казалось до переезда. Тоска по родине преследовала их по пятам, и поначалу чужая страна выглядела слишком негостеприимной, слишком недружелюбной, но по окончании первых, испытательных, как прозвал их Соя, нескольких месяцев, дышать американским воздухом стало не так тяжело и даже приятно. В течение года в нетерпящем промедлений, шумном и запредельно дорогом Нью-Йорке Соя учился, подрабатывал где придётся и с стеснением жил за счёт Риндо, который, благодаря богатому токийскому портфолио, скоро нашёл вполне приличное место тату-мастера в салоне на Манхэттене и оплачивал съём маленькой, но уютной однокомнатной квартирки, с огромным трудом найденной ими по адекватной месячной стоимости.       Они не виделись с родными целую вечность — Соя только созванивался с братом каждый день и пробалтывал с ним до самой ночи, тогда как у Нахои в это время наступал обед. На этом они отключались: Соя гасил экран и прижимал телефон к груди, с тоской глядя в потолок, водя глазами за медленно вращающимися лопастями вентилятора и не думая ни о чём. Он укладывал голову на плечо Риндо, устраивавшегося на кровати рядом с ним и накрывавшего их обоих одеялом, а тот запускал длинные пальцы в его спутанные кудри, аккуратно накручивая на фаланги волнистые пряди с вымывшейся с них цветной краской, и только каждый раз негромко спрашивал: «Скучаешь?». Соя отвечал ещё тише: «Очень».       — Не хочешь на Рождество слетать домой? — как-то спросил Риндо в ноябре, в один из тех неприятных пасмурных осенних дней, когда нью-йоркский ледяной дождь крупными каплями колотил по стёклам окон квартиры.       — Правда? — Соя мигом оторвался от конспектов, резво поднимая голову и с надеждой глядя в глаза напротив. — Поедем домой? На все праздники? — Стоило Риндо кивнуть, Соя вскочил со стула и, стремительно обогнув узкий кухонный столик, разделявший их, кинулся на шею Хайтани с детским визгом, крепко обвивая её и забираясь на чужие колени, когда его притянули ближе.       Двенадцать месяцев пролетели незаметно, оба словно успели только моргнуть. Следующей их точкой стал Висконсин: Сое спустя некоторое время после окончания учёбы неожиданно предложили должность преподавателя в спецшколе Мадисона, столицы штата. Жизнь на тихом северо-западе страны казалась сказкой в сравнении с бурлящим, как котёл, Нью-Йорком.       Первым же летом — жарким и влажным, иногда дождливым, но приятным и солнечным — на новом месте жительства они поженились. Всего-навсего зарегистрировали брак, а пышное торжество отложили ещё лет так на десять, когда им обоим этого захочется. Они отметили долгожданное событие в полюбившемся ресторанчике за ужином. Родители Сои сухо поздравили молодожёнов по видеозвонку и тут же отключились, но Соя не хотел обижаться на них. Рано или поздно свыкнутся с тем, что это не их жизнь и ему плевать на родительское неодобрение. В отличие от консервативных мамы и отца, Нахоя долго трещал в трубку, с жаром передавая поздравления едва ли не от всех старых знакомых, о которых ни Соя, ни Риндо уже век не слышали. Как только удалось распрощаться с Нахоей, линию занял, казалось, ещё более восторженный Ран — Соя и Риндо выдохнули, лишь когда у Рана зазвенел будильник, заведённый на восемь утра, и ему пришлось пожелать им спокойных снов, в то время как самому Хайтани пора было подниматься с кровати.       С непреодолимым трепетом ожидаемая первая брачная ночь обернулась крепким сном в обнимку на новом матрасе. «Лучше секса с тобой может быть только сон… С тобой», — сипло, с усмешкой пробормотал Риндо на утро, когда вибрация телефона заставила их разлепить веки, а Сою — высунуть голову из-под подушки, которой он зажимал уши, пытаясь спрятаться от мерзкого звука. Он рассмеялся, поняв смысл сказанного хриплым, еле слышным и разжигающим в грудной клетке какой-то огонёк голосом теперь уже мужа. Соя не мог поверить — он снова проверил свою ладонь, вслепую нащупывая на безымянном пальце тоненькое кольцо и расплываясь в предовольной широкой улыбке. Вжавшись щекой в тёплую от его дыхания подушку и уставившись мутным любящим взглядом из-под ресниц на приподнявшегося Риндо, Соя с удовольствием подставился под мягкий мажущий поцелуй в верхнюю губу. Он снова заулыбался, словно дурак, и спрятал побагровевшее лицо в ладонях, слушая тихий смех со стороны. И будто заново, как много лет назад, влюбился в него и во всего Риндо целиком.       Как только стукнуло пять лет с момента их миграции, они собрали пакет документов и подали заявления на получение гражданства. Спустя ещё год, двадцатого октября, в тёплый дождливый день Риндо исполнилось тридцать лет. Рвение праздновать дни рождения с шумом быстро прошло ещё в Японии, когда, будучи студентом, Хайтани, нагулявшись с друзьями, за полночь приходил в дом Сои, нетерпящего масштабные вечеринки и потому всякий раз пропускавшего всё веселье, и в тишине большой квартиры, беззвучно посмеиваясь, чтобы никого не разбудить, уплетал с ним приготовленный Соей морковный, почти несладкий бенто-тортик. Тот готовил их в день Риндо каждый год — это стало традицией.       На тридцатый день рождения они заказали ужин и остались дома — в компании друг друга. Ноги Сои лежали на коленях Риндо, и он слабо покачивал стопами, пока на экране плазмы шёл фильм, который они так давно хотели посмотреть вместе.       — Отвлекись, пожалуйста, — попросил он негромко: его голос едва пробивался сквозь звуки телевизора. Риндо в тот же момент повернулся к нему. Соя замялся, тушуясь под его пристальным, выжидающим взглядом, и в конце концов вздохнул со свистом. — К Монике с моей работы и её мужу определили девочку, они фостеры, я рассказывал. — Риндо кивнул. — У них два своих и один приёмный, поэтому оставить её у себя они не могут, а мама девочки отказалась от неё… Моника рассказала мне на прошлой неделе. Ей три года, у неё диагностированный синдром Аспергера, — Соя сглотнул и посмотрел на Риндо. Тот молчал какое-то время.       — Ты уверен, что готов взять на себя такую ответственность? — ответил он наконец мягко, поняв, к чему клонит Соя.       — Если да, ты меня поддержишь в этом решении? — просто, без намёков, в лоб спросил тот. Риндо кивнул без промедлений:       — Конечно, всегда. Что бы ни пришло тебе в голову.       — А ты?.. Хотел бы? Мы раньше не говорили об этом, поэтому… может, ты не хочешь детей?       — Это серьёзный шаг, — вздохнул Риндо, откидывая голову на спинку дивана. Он тронул щиколотку Сои пальцами и провёл кончиками по волоскам, задумчиво огладил пятку, размышляя. — По правде, я уже думал об этом. — Он вдруг посмотрел в глаза Сои. — Я хочу растить с тобой детей. И я тебе доверяю, если ты точно готов — то и я тоже. Конечно, я не останусь в стороне.       Соя, прикрыв заслезившиеся глаза, спрятал влажное лицо за ладонью. Ужасный, прямолинейный романтик. Соя знал, что все его слова — чистая правда, без капли преувеличения.       — Она не обычный ребёнок, — проговорил он, утирая раскрасневшийся нос.       Риндо протянул к нему руку и прикоснулся к пульсирующему виску, заправляя растрёпанную прядь за ухо. Соя прижался к его костяшкам щекой.       — Это не значит, что она не заслуживает любви, — негромко ответил Риндо. Соя покрутил кольцо на его пальце.       Он сдвинулся с места, на котором сидел последний час, и подался к протянувшему в его сторону руки Риндо, прижимаясь к его плечу виском и разглядывая лицо мужа на расстоянии десятка дюймов. Риндо улыбнулся, оставил на макушке Сои долгий поцелуй.       — Спасибо… Её зовут Кэти, — прошептал тот в сгиб его шеи. — Я не знал, как ты отреагируешь. Это жестоко — отказываться от своего же ребёнка из-за диагноза и лишать его права на семью. Если… всё получится, с ней будет тяжело, но я правда хочу сделать всё, что в моих силах, для этой девочки.       — Я знаю, — мягко усмехнулся Риндо. — У тебя сумасшедшая слабость к таким детям, душа моя, я прекрасно это знаю. Всё получится, — он сжал плечо Сои. — Мы справимся. — Риндо вдруг выпрямился, глядя на него: — Когда мы сможем с ней познакомиться?       — О, я не знаю… Нужно договориться об официальной встрече с ведомством, я узнаю у Моники.       — А без этого пафоса никак? Просто увидеть её, хотя бы одним глазком.       — Это незаконно, — Соя легко покачал головой, с сочувствием улыбаясь ему. Риндо закатил глаза и смиренно вздохнул. — Не думаю, что это займёт много времени. Обычно по стране процесс удочерения длится до полугода, к тому же у нас нет проблем с документами… Я ещё не видел её, но думаю, она очаровательная девочка… Как ты считаешь, мы ей понравимся? — Соя, пряча улыбку, прикрыл глаза, когда Риндо с иронией усмехнулся и сказал:       — Как мы можем ей не понравиться, м? Не переживай раньше времени.       Он вновь обвил податливые, расслабленные плечи Сои одной рукой, прижимая к себе зарылся носом в длинные курчавые волосы и, опять издав звук, похожий на нежный смешок, проговорил еле слышно в затылок:       — Мы будем хорошими родителями, я это точно знаю.       Соя верил мужу на слово. Потому что никогда не видел поводов не доверять ему.       Впервые они увидели Кэти в гостиной дома семьи фостеров, у которых жила их будущая дочь, — Моники и её супруга.       — Вот и мы, — с улыбкой, адресованной им, проговорила Моника, молодая темнокожая женщина, присаживаясь перед девочкой на корточки и ненавязчиво поправляя её светлые вьющиеся хвостики по бокам круглой головы. — Я буду рядом, не бойся, я не ухожу. Прямо там, — она указала пальцем на кресло, стоящее в отдалении от дивана, на котором сидели нервничающие Соя и Риндо. — Это хорошие люди, они тебя не обидят. У них для тебя кое-что есть. Подарки!       Кэти покосилась на приветственно улыбнувшихся ей людей и тут же отвела бегающий взгляд, уставляясь на плюшевую игрушку льва, которую стискивала в крошечных белых ладошках. Она, как заметил Соя, совсем не слушала женщину, а витала в собственных мыслях и что-то безмолвно проговаривала под нос.       — Она пока не разговаривает, — предупредила Моника, согнувшись на выпрямившихся ногах и удерживая покачивающуюся на носках девочку на месте за худые плечики. Кэти изредка из любопытства кидала быстрые взгляды на незнакомцев и всё ниже опускала голову, избегая зрительного контакта. — Можете представиться, Кэти не отзывается на своё имя, но понимает, когда к ней обращаются.       Девочка задрала голову и тронула макушкой льва живот Моники, улыбнувшейся ей в ответ. Соя и Риндо переглянулись и, не сговариваясь, одновременно негромко выдохнули. Её розовые, по-детски припухлые губы шевелились, но из рта не вылетало ни звука. Когда Моника отошла в сторону, отпуская Кэти, даже не заметившую её ухода, Соя поднялся с дивана и присел перед ней, согнув ноги в коленях. Она снова кидала короткие взгляды, посматривая не на его лицо, а на кудрявые, похожие на её, волосы.       — Привет, Кэти, — негромким, намеренно высоким голосом протянул Соя, привлекая её внимание. — Меня зовут Соя. У тебя такие красивые волосы! — проговорил он почти шёпотом, с восторгом улыбаясь.       Кэти, стискивая львёнка у своей груди одной ручкой, потянулась к Сое и легонько дёрнула прядь волос на его голове.       — У меня такие же, да? — она, прижимая подбородок к плечу и смущённо растягивая губы, ломано кивнула, и Соя довольно промычал, улыбаясь ей и щуря глаза. — Тебе нравятся твои волосы? Покажи ручкой, какие они.       Девочка, подпрыгнув на месте и едва не выронив игрушку, взмахнула ладошкой и волной покрутила ей из стороны в сторону.       — Правильно, вот такие! Умница, ты любишь рисовать, да? Мы принесли тебе много интересного, — Соя, не вставая, повернулся к Риндо, протянувшему подарочный пакетик. — Хочешь посмотреть?       Кэти покосилась в сторону Моники, одобрительно кивнувшей, и приняла маленький подарок из рук Сои, не глядя на него или на Риндо. Она просто обошла Сою сбоку и вывалила содержимое пакета на журнальный столик, стоящий напротив дивана и доходивший ей до грудной клетки. Разглядывая баночки с яркими красками и широкие кисточки, склоняя голову вбок и снова что-то бесшумно повторяя, Кэти раскладывала принадлежности в ровный ряд и переставляла краски, со стуком располагая их на стеклянном столе. Она недовольно мычала, громко издавала звуки, напоминающие урчание семейства кошачьих и переставляла всё заново, когда округлые детские локти задевали предметы и смещали их с места.       Риндо смотрел на неё и на Сою, с улыбкой наблюдающему за девочкой, и в его взгляде непроизвольно прослеживалось волнение, оправданное тем, что Риндо почти никогда не имел с подобными Кэти детьми больше, чем случайного контакта. Он сглотнул, беря себя в руки, и сжал кулаки на своих коленях, прежде чем подняться на ноги и присесть рядом с Соей. Тот, физически ощущая панический страх, волнами исходящий от мужа, прислонился к его плечу и потёрся о него щекой. Его ладонь накрыла ладонь Риндо и сжала в своей, переплетая пальцы.       — Кэти, ты любишь рисовать кошечек? — подавшись вперёд, Соя, не отпуская руки Риндо, дождался, пока она согласно кивнёт и радостно и звонко захлопает в ладоши. — А какие тебе нравятся кошечки? Которые говорят «мяу-мяу», — Соя приложил руки к затылку, поочерёдно шевеля пальцами каждой и имитируя уши животного, — или такие? — он указал на пушистого львёнка, с его предплечье размером, и рассмеялся, стоило Кэти затопать босыми ножками и запрыгать, пытаясь изобразить львиное рычание, ввиду отсутствия передних зубов больше походящее на брызгание слюной. — Покажешь нам, как красиво ты рисуешь?       Когда Моника с девочкой покинули гостиную, чтобы подняться наверх за детскими рисунками, Риндо обнял его плечи обеими руками, и губы его застыли на виске Сои. «Как ты это делаешь?.. Я даже голоса подать не могу, будто язык отсох», — тихо пробормотал Риндо, и звук его голоса утонул в волосах Сои. «У нас ещё есть время научиться», — ответил тот, оглаживая его предплечье.       — Какая красота! — воскликнул Соя, держа в руках разноцветный рисунок. Отпечатки маленьких пальцев в углу листа так умилили его, что он повернулся к Риндо, едва не тыча рисунком тому в лицо: — Посмотри! Ты это сама нарисовала? — раскрыв рот в восхищении, спросил Соя у скачущей вокруг себя, как волчок, Кэти. — Какая ты молодец! Тебе нравится? — он поглядел на мужа, прикусывая нижнюю губу и улыбаясь во весь рот.       — Такая маленькая, а уже такая талантливая, — ответил Риндо, подушечки его пальцев скользнули по маленьким отпечаткам в углу. — Мне очень нравится. Ты умничка.       Соя довольно промычал, одобряюще похлопав его по колену. Риндо кинул на него мимолётный взгляд, наполненный благодарности и уверенности, и улыбнулся Кэти, вдруг отнявшей у него рисунок и взявшей в ладошку красный цветной карандаш. Она, слегка высунув язык, с трудом спокойно стояла у стола, то переминаясь с ноги на ногу, то покачиваясь на пятках и приседая, и громко дышала, пыхтела и издавала цокающие звуки. Соя с интересом наблюдал за движениями её руки, сжимающей карандаш, и отвечал на вновь взволновавшиеся взгляды Риндо успокаивающей улыбкой.       Раздался звонкий хлопок в ладоши, Кэти, выровняв все карандаши по одной линии на столике, яростно замотала головой, силясь убрать налипшую на взмокший лоб светленькую прядку, и её ручка с силой стала тереть кожу на лбу, только волос никак не поддавался, а девочка начинала психовать.       Соя осторожно, избегая лишних касаний, чтобы не доставлять большего дискомфорта, удержал её за крохотное запястье и отвёл ладошку от покрасневшего лба, спокойно улыбаясь ей, не смотревшей на него. «Ой-ой-ой-ой», — громко, чтобы привлечь внимание ребёнка и перекричать визги, проговорил он, убирая налипшую кудряшку и заколкой прижимая её к остальной части волос, — «Вот так. Всё, всё, не кричи, пожалуйста. Зачем бьёшь себя? Больно же. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя голова болела», — объяснил Соя, борясь с желанием погладить её по макушке. Чужих детей не трогать проще, подумал он и, когда Моника подоспела на помощь и склонилась над ней, успокаивая расшумевшуюся девочку, едва слышно вздохнул, вновь натягивая на лицо мягкую улыбку и отвлекая Кэти от истерики вопросом:       — Ты что-то пририсовала здесь? — он посмотреть на листочек, края которого девочка сжимала в кулаках, сама того не замечая. — Что это? Покажешь?       Она, невольно закрыв рот и сначала протестующе замычав, всё же перевернула рисунок раскрашенной стороной к Сое, заунывно подвывая и покачиваясь из стороны в сторону.       — А кто это такой маленький? — широко заулыбавшись, впрочем, довольно нервно, Соя подался к листку. — Ты любишь воздушные шарики? — Соя указал пальцем на закрашенный красным овал с тонкой палкой, которую держал девичий силуэт, состоящий из маленького круга, треугольника и идущих от него ручек и ножек.       Кэти, всхлипнув, кинула рисунок на пол и всплеснула руками, разводя их в разные стороны, и, надув щёки и тут же выпустив изо рта воздух, показала «бум!».       — Так тебе их лопать нравится? — рассмеялся Соя.       — Хулиганка, — с каким-то удовлетворением отозвался Риндо, и девочка, быстро-быстро затопав ногами по полу, вновь сделала громкий «бум!». Она подбежала к нему, с интересом посмотревшему в ответ, и, во все глаза уставившись на его блондинистые волосы, впихнула ему в грудь чуть смятый рисунок, который подняла с ковра. Кэти, протянув к его голове ручки, затопала, вновь создавая уже привычный шум, и Риндо пришлось едва склонить голову, чтобы короткие пальчики смогли ухватить его за распущенные пряди и покрутить.       — Это нам? Ты хочешь подарить нам свой рисуночек? — умилённо улыбаясь, спросил Соя, стоило Кэти снова прижать листочек к груди Риндо ладошками, теперь недовольно хмуря покрасневшие брови оттого, что тот не принимал её подарок, а только глядел на Сою, не понимая, разрешается ли ему это сделать.       — Возьмите его, — попросила Моника, поднявшаяся с кресла. — Она старалась.       Они просто не могли не взять рисунок домой с намерением повесить его на холодильник, прикрепив его к дверце маленьким магнитиком.       — Что ж, — прочистив горло, заговорила Моника на кухне, разливая чай по кружкам и безостановочно поправляя афрокудри то ли от волнения, то ли просто от жары, несмотря на работающий вентилятор.       Соя и Риндо сидели за обеденным столом рядом друг с другом и слушали детские визги и крики, раздающиеся на втором этаже. Хозяйка пододвинула к ним зелёный тёплый чай, и они благодарно кивнули.       — Первое, с чего я хочу начать, это сразу рассказать о ней, чтобы для вас не были сюрпризом некоторые вещи. Она с характером.       — Мы заметили, — усмехнулся Риндо, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. Он встретил встревоженный взгляд Сои и ободряюще дёрнул уголком губ. Плечи Сои опустились.       — Кэти ненавидит, когда по дому ходят в обуви, особенно в тапочках. Даже если они плюшевые. Мы все выкинули, потому что у неё начинается истерика, если она увидит на ком-то домашние тапочки.       — Прости, — прервал её Соя, опуская локти на стол, — как твои дети к ней относятся? Они её принимают?       — Да, да, — Моника закивала головой, — они любят Кэти. Она с ними не играет, поэтому поводов для конфликтов нет.       — Какие у неё предпочтения в еде? Есть что-то, что её кишечник не переваривает?       Моника, облокотившись на стол, начала перечисление, загибая пальцы:       — Лактоза, крупы вроде чечевицы, гороха и фасоли, курица… — она сделала паузу, вздохнула и выпрямилась: — Я дам тебе, где записать. — Вырвав из блокнота листок, Моника протянула его Сое вместе с простым карандашом.       — Спасибо, — Соя под диктовку коллеги составил длинный список продуктов, которые стоит исключить из питания Кэти в будущем.       — Бывает так, что она давится едой и случаются эпизоды рвоты, потому что торопится проглотить поскорее. Ещё. Раньше Кэти ела только с пола: нарочно выкидывала пищу из тарелки, поднимала, тащила в рот и отказывалась есть, если ей накладывали новую порцию. Удалось отучить, — Моника грузно вздохнула. — Хлеб не должен открытым лежать на столе, для неё это неправильно — она скинет его на пол.       — Мы не едим хлеб, — ответил Соя, почёсывая шею ладонью.       — Может, это и плюс, — Риндо хмыкнул.       — Из мультиков — только «Король Лев». Другие она откажется смотреть и закатит истерику, — предупредила Моника. — В место, где она будет спать, блэкаут шторы…       — Уже есть, — кивнул Риндо, склонившись над столом и наблюдая за тем, как стремительно на листке, зажатом под рукой Сои, заканчивается свободное место.       — Собаки. Ужасно их боится, так что на улице, когда встретите собаку, даже если она будет на поводке и в наморднике, нужно будет сразу взять Кэти на руки. Если у вас шумные соседи, это будет катастрофа: она любит быть громкой, но терпеть не может, когда шум создают другие. И вряд ли с ней получится путешествовать, поэтому на первые несколько лет готовьтесь быть невыездными…       Поздним вечером, когда они выключили свет во всей квартире, Соя повернул ручку двери единственной свободной комнаты и щёлкнул кнопку выключателя, входя в пока пустую просторную спаленку. Он замер перед открытым окном, захлопнул створку, не позволяя холодному уличную воздуху проникать в дом, и прикрыл глаза, выдыхая и чувствуя появившийся на своём плече подбородок Риндо. Тот обвил его туловище руками, прижимаясь со спины, и проговорил негромкое:       — Переживаешь?       Соя перевёл дух.       — А вдруг нам её не отдадут?       — Отдадут. Мы идеальные — не придраться.       Соя смешливо фыркнул и потёрся о гладковыбритую щеку усмехнувшегося мужа.       — Будем учить её японскому? — вдруг спросил тот тихо.       — Конечно, — раздумав мгновение, ответил Соя.       Его родители не знали английского, и, если Риндо и Соя желали, чтобы они общались с девочкой в будущем, им необходим был общий язык для коммуникации. Соя не сомневался, что обучить незнакомому языку легче ещё не заговорившего ребёнка, чем взрослого. Впрочем, он даже не сообщил матери об их с Риндо решении удочерить Кэти, потому что догадывался, какая за этим последует реакция. Соя без зазрения совести лишь поставит их перед фактом, когда всё получится.       Риндо едва слышно усмехнулся, вырывая его из размышлений, и расслабленно улыбнулся уголком рта. Соя чуть повернул голову, глядя на него.       — Что? — спросил он, в любопытстве приподнимая брови.       — Вдруг подумал, — начал тот, прижавшись губами к округлой от улыбки щеке Сои, — что кто-то будет называть меня папой. Как-то не верится даже, — Риндо пожал плечом, когда Соя со смешком хмыкнул.       — Знаешь, она вряд ли будет понимать, кто мы для неё. По крайней мере, лет до пяти. Так что о «папе» пока стоит забыть… — Он с сожалением поцеловал Риндо в скулу. — Прости. Лучше принять это до того, как нам её отдадут…       — Я понимаю, — ответил Риндо и едва слышно выдохнул, сжимая губы в тонкую линию. — С этим можно жить.       — Будет очень тяжело, Рин… Я… — Соя запнулся и отвёл взгляд. — Я просто сейчас размышляю, пока не поздно, если ты чувствуешь, что ещё слишком рано, или ты передумал, скажи об этом. Это нормально, если мы чувствуем неуверенность…       — Детка, я же говорил, — мягко перебил его Риндо, тем не менее руками крепче обвивая его поперёк туловища и теснее прижимая к своей груди. — Мы справимся. Я буду рядом. Перестань думать о такой херне.       — Это не херня, — отрезал Соя и опустил плечи. — Просто… ты испугался, когда увидел Кэти, и я подумал…       — Тш-ш, — Риндо заставил его замолчать, прижав указательный палец к его губам и выдохнув горячий воздух прямо в ухо. — Перестань, прошу тебя, я серьёзно. Как мне ещё заставить тебя поверить, что всё будет хорошо? Соя, — он снова проговорил это в ухо, и кожа на шее Сои покрылась мурашками, — я собираюсь провести с тобой всё свою жизнь, состариться и умереть рядом с тобой. И даже если случится так, что мы расстанемся, я ни за что не останусь в стороне. Я никуда не уйду. Ты доверяешь мне?       Соя, разомлев от обжигающего воздуха, бегущего прямо по изгибу его шеи, кивнул и, вздыхая от трепета в грудной клетке, посмотрел на мужа:       — Конечно. Больше, чем себе, — признался он и мягко растянул уголки губ, приоткрывая рот, когда Риндо потянулся к нему за поцелуем.       — Господи, как же я тебя люблю, — прошептал тот в его губы, обнимая за пояс. Соя глухо рассмеялся, цепляясь за плечи Риндо и на носках, спиной к проходу, делая шаги к выходу из комнаты. — Ты ведь знаешь это?       — Знаю, — кивая, согласился он и, широко улыбнувшись Риндо, хихикнул от неожиданности, когда муж подхватил его на руки. — И я тебя люблю. Очень. — Риндо, с довольством хмыкнув, поцеловал его в шею.       Последующие четыре месяца стремительно текли друг за другом, и продохнуть совсем не было времени. Они носились по всему штату с миллионом документов, справок, еженедельно посещали бесчисленное количество курсов. Даже встречались с родной матерью девочки. Все их усилия наконец окупились, когда пришло время забирать Кэти с её вещами и игрушками из фостерского дома.       — Вот так, давай пристегнём тебя, — негромко пробормотал Риндо, усадив Кэти в детское кресло посередине заднего сиденья машины. Девочка болтала ножками, задевая руки Риндо, пристёгивающего её, и легко пинала бардачок между передними сиденьями.       Соя возился с вещами, Моника и её супруг, Джон, помогали ему помещать все личные вещи, в том числе и предметы мебели: мольберт и разобранный письменный столик, за которым девочка рисует, в багажник.       — Помаши ручкой, — попросил Соя, взяв Кэти за запястье. Девочке махнула ладонью фостерам только потому, что её попросили. Риндо закрыл заднюю дверь и сел за руль, прося Сою, чтобы тот проверил, хорошо ли пристёгнута Кэти.       — Всё хорошо, не волнуйся, — ответил Соя.       Когда авто тронулось, он повернулся к дочери, по-прежнему пинающей бардачок стопой, обутой в беленькую кроссовку. Кэти смотрела по сторонам и дёргала за ремень безопасности, с любопытством ощупывая сиденье и протягивая ручки к окнам. Соя поправил на ней юбку, задравшую от того, что девочка активно дёргала ногами, и мягко протянул:       — Едем домой, да? — Кэти не обратила на него внимания, с раскрытым ртом вертясь на месте, и Соя улыбнулся: — Ей нравится машина, — сказал он Риндо весело. Тот тепло усмехнулся.       — Даже не знаю, что бы мы делали, если бы она ей не понравилась.       Соя глухо прыснул от смеха, взглядом встречая удовлетворённую ухмылку мужа, поглядевшего на него через зеркало заднего вида.       Кэти росла медленно и неспешно и заговорила только в четыре, причём сразу на двух языках: её маленький словарных запас состоял как из английских, так и японских слов. Она мешала оба языка в своей бессвязной речи, и поначалу они пытались отучить её от этого, пока не поняли, что это лучше, чем её молчание. Кэти говорила редко и только по делу: когда ей было что-то нужно от родителей, только тогда она подавала голос — называла предмет и говорила «дай». В остальное время она молчала, пародировала животных и не отвечала на вопросы Риндо и Сои, если не захочется.       Они делили обязанности между собой. Соя занимался с Кэти каждый день, она ходила в частный детский сад, раз в неделю они ездили в Центр для детей с нарушением развития в Мадисоне, а в дни, когда Соя работал, с ней оставался Риндо. Его она любила больше, чем Сою. Давалась на руки ему и только ему, а Сое не разрешала даже обнять себя, о поцелуях не было и речи: впервые, когда он попытался чмокнуть её в пухлую щёчку, Кэти завизжала. Соя понимал, что это временно, что это нужно просто пережить, но его сердце разрывалось всякий раз, когда девочка вырывалась, стоило поднять её на руки, чтобы перейти дорогу или сесть в машину. Он понимал, что не справляется без Риндо, в присутствии которого Кэти успокаивалась.       В один из таких дней, после очередной истерики, когда он не смог искупать не слушавшую его девочку и вместо него это сделал Риндо, Соя молча ушёл спать, ни сказав мужу ни слова. Он выключил везде свет, лёг в кровать, накрылся одеялом с головой и не закрывал глаз, пока в спальню не вошёл Риндо, уже уложивший Кэти.       — Спишь? — в темноту тихо спросил тот. Соя промолчал.       Когда Риндо намеренно аккуратно опустился на матрас рядом с ним и уложил руку на его плечо, Соя зажмурился. Не прошло и минуты, как он начал едва слышно шмыгать носом и вытирать стекающие по щекам слёзы об наволочку подушки. Риндо пошевелился и замер. Он слепо пошарил рукой по его лицу и вздохнул:       — Хе-е-ей, ну что такое? М? — спросил он, подаваясь ближе к замотавшему головой Сое.       — Она меня не любит… — пробормотал Соя, болезненно изгибая рот.       — Конечно, любит, ты чего? Любит. Просто не показывает. — Пальцы Риндо заскользили по его скулам, утирая слёзы. Он, казалось, специально не трогал лампу, стоящую на прикроватной тумбе, чтобы не стеснять Сою, не любящего открыто проявлять слабость.       — Ей будто вообще всё равно на то, что есть я, — она видит только тебя. Она мне даже на руки не даётся!..       — Ревнуешь её ко мне? — спокойно произнёс Риндо, и в его голосе ясно слышалось то, что он нахмурился.       — Я ревную вас обоих, потому что меня не любят так же сильно, как тебя!.. — сорванным шёпотом выдавил Соя и тут же зажмурился, стыдливо понурив голову и всхлипнув. — Прости…       — Всё в порядке, — Риндо погладил его по волосам, — это нормальная реакция.       — Я понимаю, что так бывает, могло быть и хуже, но я не думал, что будет так больно… — затараторил Соя. — Я… Я просто хочу знать, что она нуждается во мне… что я не пустое место…       — Ты нужен, Соя, — вздохнул Риндо. Он прижал его к себе, и Соя уткнулся мокрым носом в его плечо. Риндо заговорил тише: — Ей четыре, она ведь ещё совсем маленькая и многого не понимает. Нужно просто подождать, когда она подрастёт.       — Я понимаю… — тот вновь всхлипнул и прикусил язык.       — Можешь плакать столько, сколько тебе нужно. Я здесь, — шепнул Риндо и губами прижался к его виску. — Это нужно пережить.       Соя сбивчиво закивал, размазывая слёзы по голой коже на шее мужа, и прикусил губу. Он бесшумно плакал, хотя и пытался успокоиться, но сдерживать рвущуюся из него обиду на самого себя не удавалось.       — Прости, что я не справляюсь, — дрожащим голосом извинился он, огладил лицо Риндо трясущимися ладонями и с трепетом, вновь прося прощения, поцеловал его в щеку, с сожалением поджимая губы. — Кажется, того, что я делаю, недостаточно для…       — Не говори так, — оборвал его Риндо, не дав закончить предложение. — Ты делаешь в десять раз больше меня. Если бы не ты, Соя… Я не знаю, что бы я вообще делал. Ты нужен Кэти. И мне очень нужен. Даже не думай сомневаться в этом.       — Мне так стыдно… — Соя виновато покачал головой. — Прости, просто это сложно…       Риндо мягко усмехнулся.       — Я понимаю, всё нормально. Тебе не за что извиняться. — Он склонился над его лицом, убедительно выговаривая каждое слово: — Я люблю тебя. И Кэти тоже.       Соя смешливо фыркнул, утирая нос кулаком, и опустил голову, теснее прижимаясь к негромко хмыкнувшему в ответ Риндо.       Негромкая вибрация будильника на телефоне разбудила их — Соя с огромный трудом разлепил опухшие веки и прикрыл гудящий лоб ладонью, уставляя безжизненный взгляд в потолок.       — Ты как никогда похож на азиата, — ласково прыснул Риндо, и Соя, недовольно цыкнув, перевернулся на другой бок. — Ну, душа моя, не отворачивайся. Я пошутил, — Риндо за плечо перевернул его на спину. — Красавец, — протянул он и поцеловал Сою в оба отёкших заспанных глаза. Тот фыркнул, легонько жмурясь, и Риндо мягко потёрся о его нос своим.       Раздался стук, и Соя, приподнявшись на локтях, посмотрел на дверь.       — Милая, ты уже проснулась? — свесил ноги с кровати и оправил задравшуюся штанину. — Так рано, — сказал он Риндо.       Кэти ничего не ответила и лишь отпрыгнула в сторонку, когда Соя открыл дверь, впуская её в спальню.       — Почему стучишься? — Она пожала плечами и закачалась на месте, сжимая плюшевого льва в опущенной руке. — Где потеряла штанишки?       Кэти, стоявшая в одной маечке в цветочек, потёрла затылок и покружилась на носках, пряча руки за спиной. Соя убрал налипшие на виски дочери волнистые волосы.       — Жарко было.       — Ночью? Вспотела, пока спала? — он присел перед ней и прижал ладонь к её холодному лбу, проверяя, нет ли температуры.       — Да, сняла, — просто ответила Кэти.       — Хорошо, — вздохнул Соя, поднимаясь на ноги. — Отвезёшь её в сад? Хочу пораньше прийти на работу.       — Конечно…       — Глаза, — Кэти перебила Риндо и пальчиком указала на лицо Сои, привлекая его внимание. — Красные. Ты плакал?       — Немножко, — улыбнулся тот.       — Тебя обидели?.. — расстроенным голосом невнятно проговорила Кэти.       Соя переглянулся с иронично прыснувшим Риндо и склонился над покачивающейся на пятках дочкой.       — Конечно нет, малышка. Почему ты так решила?       Она пожала плечами и развела руками. Простояв неподвижно около минуты, Кэти быстро прижалась к ногам опешившего Сои, обнимая его за бёдра всего секунду, и тут же отстранилась, равнодушно отворачиваясь.       — Видишь, она любит тебя, — сказал Риндо.       Со временем Соя смирился с тем, что Кэти не показывает свою привязанность. В один из июльских вечеров, спустя полтора года с момента, как в их доме появилась маленькая, ещё даже не разговаривающая личность, Кэти впервые позвала их по именам.       — Повтори, пожалуйста, — попросил Соя, присев перед дочерью на корточки, и поправил её волосы. Кэти пальчиками перебирала свои кудри, вплетённые в косичку, и смотрела мимо него в работающий телевизор.       — Соя, — сказала она, едва шевеля губами, и дёрнула за подол своей просторной пижамной рубашки с кошечками, ощутив дискомфорт от того, что ткань натянулась, когда она подняла руку.       — Умничка, — похвалил её Риндо и широко улыбнулся, стоило Сое кинуть на него растроганный взгляд, прижав кулак к изогнувшемуся рту. Кэти не отрываясь смотрела «Короля Льва» и крутила кончик косички.       — Зайка, можно тебя обнять? — тихо спросил Соя, подавшись к ней, и выдохнул, когда Кэти едва заметно кивнула. Он осторожно прижал дочку к себе, губами утыкаясь в её макушку, и посмотрел на ласково улыбающегося ему мужа. — Моя маленькая… Спасибо, — он, вновь с боязливой осторожностью, страхом, что его оттолкнут, поцеловал её в висок, — спасибо тебе.       Конечно, Кэти совсем не понимала, за что её благодарили, но она не вырывалась и смирно стояла, пока Соя окружал её своей любовью. Позволяла любить её. Соя не забудет этот день до самой смерти.       Первыми, кого из новоиспечённых родственников увидела Кэти, были Нахоя и Ран. Брат Сои познакомился с племянницей спустя три месяца с её удочерения, тогда как для Рана полноценная встреча состоялась только через полтора года, в течение которых он пытался получить визу. Они прилетели вместе, одним рейсом и на одно количество дней, и улетать собирались точно так же, потому что это было удобнее, чем поодиночке кататься к одним и тем же людям. Нахоя и Ран отчего-то всегда недолюбливали друг друга, но их открытая вражда превратилась в скрытую, когда Соя и Риндо поженились. А наличие общей племянницы, как думалось Сое, должно было если не сдружить их, то хотя бы поставить крест на неприязни друг к другу.       — Как она выросла! — воскликнул Нахоя, бросая чемодан на пороге и протягивая руки к спрятавшейся за ногой Риндо Кэти. — И сразу к папке! Они тебе ещё не надоели? Скучные же такие. — Он улыбнулся девочке, когда Риндо поднял её на руки и она вцепилась в его плечи пальцами. — Давай пять, — Нахоя выставил ладонь перед собой и заулюлюкал, стоило маленькой ручке, чуть промахнувшись, с силой хлопнуть по его пальцам.       Соя и Ран вошли в квартиру вслед за ним, бросившим их на подъезде к дому, как только они вытащили чемоданы из багажника.       — Только не пугай её, ради бога, — предупредил Соя, оставляя ключи от машины на полке в прихожей, и проконтролировал, чтобы гости ровно расположили обувь на коврике. — Она от прошлого раза ещё не отошла.       — Я ведь уже сто раз извинился. Теперь до конца жизни будешь напоминать? — закатил глаза Нахоя, проходя мимо девочки, заставившей обходить её с правой стороны, а не с левой, как тот поступил изначально, забыв про правило, распространяющееся на всех. Он ласково улыбнулся ей, снимая с головы воображаемую шляпу: — Простите, мадам. Больше не повторится.       — Когда она прекратит шарахаться от кукол, тогда и перестану, — язвительно напомнил Соя, тем не менее снисходительно растянув уголки рта, когда близнец незаметно от ребёнка показал ему средний палец.       — О-ох, моя спина, — протянул Нахоя, упав на диван в гостиной и уставив взгляд в экран телевизора, на котором из раза в раз шла одна из частей «Короля Льва» — Соя уже знал все три наизусть едва ли не до каждого отдельного кадра. — Идём сюда. Пообнимаемся хоть с тобой, раз с твоей дочуркой нельзя.       Соя прыснул со смеху и плюхнулся на подушки рядом с братом, укладывая голову на его плечо и сонно прикрывая глаза.       — Ты что, любишь её больше меня? — пробормотал он, фыркая.       — Конечно, — не раздумывая ответил Нахоя.       Не сдержавшись, они одновременно приглушённо засмеялись. По полу словно пробежал табун лошадей — на деле это Кэти, проносившись по всей квартире, отыскала их и выглянула из-за угла.       — Мы на прицеле у самого опасного снайпера в мире, — хмыкнул Нахоя, намеренно повернув голову к Сое и говоря это как бы по секрету.       — Она не знает, кто такой снайпер, — с досадой шепнул тот, и Нахоя, нахмурившись, залился беззвучным смехом, прикрывая глаза ладонью.       Вечером гости неспешно собирались уезжать в гостиницу, в которой планировали ночевать весь отпуск. Кэти, сидя на ковре в гостиной у ног Сои, рисовала акварелью в альбоме, лежащем у неё на коленках, и спокойно, без истерик ждала, пока Риндо наберёт ванну, чтобы забрать её купаться. Она щёлкала языком и вслух проговаривала цвета, которые брала на кончик кисти, называя их на английском, как уже давно знала, и на японском, как научил Соя.       — Уже так хорошо говорит по-японски, — заметил Ран, ладонью зачесавший короткие пряди, упавшие на лоб, назад и присевший перед девочкой на корточки, и ненавязчиво заглянул в её альбом краем глаза, будто стремясь подольше побыть рядом с племянницей, которую до недавнего времени видел лишь по видеосвязи. — А волосы совсем как у вас двоих, — он подмигнул Сое, оторвавшему глаза от электронной книги, кивая на его голову, и тот знающе улыбнулся. — Она будет против, если я её обниму? Быстренько.       — Лучше не пробовать, — с сожалением покачав головой, ответил Соя. — Она тебя пока плохо знает, может разозлиться. Это лишний дискомфорт.       Кэти, не обращавшая внимания на взрослых, среди которых сидела, вдруг подняла голову, позвав Сою по имени вскочила на ноги и впихнула ему в руки рисунок с оглушительным криком: «Смотри!»       — Какая красота! — Соя раскрыл рот и захлопал в ладоши, показывая дочери восхищение, отразившееся на его лице, и всматриваясь в цветастый рисунок кошки. — Моя девочка, очень красиво. Покажешь дяде Рану? — он улыбнулся, подбородком указывая в его сторону, и Кэти, отняв у него рисунок, протянула альбом внезапно просиявшему Рану.       Тот довольно хмыкнул, и на его изогнутых губах засквозило выражение гордости за то, что девочка сочла его достойным. Но он не успел сказать и слова, как рисунок выдернули из его рук прямо из-под носа. Ран только усмехнулся и, смирившись, вздохнул.       — Можешь попрыгать, — разрешил Соя, с нежностью глядя на выпучившую глаза Кэти, которую распирало от эмоций.       Не дослушав предложения, она громко затопала ножками и радостно запрыгала на месте так, что даже люстра задрожала на потолке. Подобные поощрения доставляли Кэти удовольствия больше, чем комплименты, что она редко понимала, и похвала. Было совсем не поздно, поэтому Соя не беспокоился, что девочка разбудит кого-то из соседей. В коридоре послышались шаги, и Кэти, резко застыв на месте, посмотрела в точку между глаз Сои. Она делала так, когда ей требовалось привлечь внимание: смотреть прямо в глаза окружающих для неё было невыносимо. Вытянув одну руку в сторону прохода, Кэти второй рукой тронула колено Сои, словно бы задавая вопрос.       — Кто там? Риндо? — Она кивнула в ответ и ладошкой неаккуратно смяла уголок альбомного листа. — Беги скорей, похвастайся папе. Потом купаться и спать, — сказал Соя вдогонку ей, вихрем удравшей в коридор сразу же после слов «похвастайся папе».       — Какая шустрая, — усмехнулся Ран, поднявшийся на ноги и скрестивший руки на груди. — Одна нога здесь — другая там.       — Вау! — донеслись из коридора восклицания Риндо и звонкий детский смех. — Вот это да! Ничего себе! Шедевр, просто невероятно. И откуда у нас взялась такая талантливая девочка? — Кэти, теперь уже сидящая на руках Риндо, вновь появилась в гостиной и развела ладошки в разные стороны, посмотрев на Сою, притворно пожавшего плечами.       — Из магазина! — широко улыбаясь почти беззубым ртом, крикнула она, провоцируя незамедлительную реакцию: все рассмеялись и сама Кэти, не понимая, почему взрослые смеются, тоже демонстративно расхохоталась, пальчиками цепляясь за отцовскую шею.       — Малышка, дети не продаются в магазинах, — отсмеявшись, ответил ей Риндо, удобнее подхватывая девочку под коленками.       — Вы меня не купили?.. — разочарованно и еле внятно выдавила Кэти: её губы обиженно надулись, а округлившиеся печальные глаза наполнились горькими слезами. — Где я тогда была?..       Соя, поднявшись с дивана, подошёл к ним и пальцами утёр слёзы с раскрасневшихся щёк девочки, качая головой:       — У добрых людей. Они нам тебя подарили, теперь ты наш самый лучший подарок. — Кэти, опустив голову, завыла от обиды и заплакала. — А что ты расстраиваешься, зайка? — громко, чтобы пробиться сквозь стоящий вой, спросил Соя. — Это же хорошо.       — Я что, безденежная?! — слезливо воскликнула девочка с возмущением.       — Нет, нет, маленькая, наоборот, — Соя мягко усмехнулся. — Ты очень дорогая. Даже если бы мы собрали все деньги мира, мы всё равно бы не смогли забрать тебя домой. Поэтому нам тебя подарили. Ты ведь наша девочка, как мы могли оставить тебя? — Соя прижался губами к ее порозовевшему лбу. — М? Мы же тебя так любим, Кэти.       Девочка, горько искривив лицо, вжалась носом в плечо Риндо и задёргала ногами, разражаясь рыданиями. Соя устало вздохнул, отвечая на понимающий взгляд мужа, и уложил ладонь на скрючившуюся детскую спину, надёжно поддерживая, чтобы Кэти вдруг не упала с рук в своих судорогах. Риндо закачался из стороны в сторону, как маятник, успокаивающе поглаживая её маленькую голову и шепча что-то на ушко.       Кэти ещё спала, обнимая подушку, когда Риндо заглянул в её комнату утром.       — Дрыхнет, — сказал он, вернувшись на кухню, где Соя, согнувшись на стуле, печатал на ноутбуке. — Не стал будить, пусть ещё поспит, — добавил, проходя мимо Сои и попутно целуя его в макушку.       — Она устала. Наверное, можно пропустить сад, — Соя поднял глаза на мужа, замершего у гудящей кофемашины. — Тогда погуляешь с ней, пожалуйста? Просто на площадке, если не захотите никуда ехать.       — Договорились, — согласился Риндо и поставил дымящуюся кружку на стол перед ним.       — Спасибо, — Соя расслабленно улыбнулся ему, когда тот встал совсем рядом с ним и склонился над его лицом. Он фыркнул, стоило Риндо обнять его щёки ладонями и поцеловать в нос и в уголок рта.       — Работай, я всё сделаю, — негромко промычал тот в губы Сои. — Ты умничка. — Риндо вновь оставлял на его лице поцелуи, вновь с нежностью хвалил и скользил пальцами по скулам, оглаживая и заправляя волосы за уши, а Соя улыбался, лишь подставляясь под ласки и отвечая губам мужа.       Соя оторвался от него, краем глаза заметив выглядывающую из-за дверного проёма полуспящую-полубодрствующую дочь.       — Доброе утро. От кого прячешься? — Соя переглянулся с Риндо, усмехнувшимся и опёршимся ладонью на столешницу.       — Просто, — проговорила Кэти и широко зевнула, не торопясь выходить из своего укрытия. — Почему вы це… цело-ва-е-тесь? — она с непониманием нахмурилась.       — Целуетесь, — со смешком поправил её Риндо.       — Целуетесь, — тихо повторила Кэти, ощупывая стену пальцами и царапая косяк маленькими ногтями.       — Потому что мы любим друг друга, — Риндо оттолкнулся от стола и подошёл к ней. Кэти высоко задрала голову, чтобы посмотреть на его шевелящийся рот, и вместо этого невидяще уставилась на татуировку на его груди: лицо Риндо находилось слишком высоко для неё. — И тебя мы целуем, малышка, потому что тоже любим.       Она помолчала, безмолвно подвигала губами, переминаясь с ноги на ногу и цепляясь за дверной косяк. Поправила сползший по щиколотке носочек и присела на пол, устав стоять. Соя услышал, как у неё протяжно заурчал живот, и поднялся со своего места, поднимая крышку со сковороды с приготовленным Риндо овощным омлетом на безлактозном молоке.       — Кэти, не сиди на полу, — сказал он ей, ушедшей в себя и даже не моргающей.       — А что такое целоваться? — вдруг спросила Кэти громко и неожиданно.       — Это значит делать вот так, — Риндо, нагнувшись, подхватил дочь под мышками, приподнял её, сидевшую, над полом и, оставив на лбу аккуратный показательный поцелуй, поставил на ноги ради родительской уверенности в том, что её не продует. Кэти недовольно свела брови и ткнула Риндо указательным пальцем в бедро.       — Ты Сое в рот делал! — заметила она, надув круглые щёки. — Зачем мне в голову?       Соя с интересом оглянулся на них через плечо, поставив тарелку с завтраком в микроволновую печь.       — В рот целуются взрослые, — спокойно объяснил Риндо, скрестив руки на груди — Кэти невозмутимо скопировала его позу. — Когда ты вырастешь, тоже будешь целовать кого-нибудь вот так.       — А почему сейчас нельзя?       Соя тут же негромко рассмеялся, пожимая плечами в ответ, когда муж беспомощно посмотрел в его сторону.