Никаких тревог

      Увидев Дань Фэна, с интересом осматривающего лагерь, Инсин всё ещё не мог поверить в реальность происходящего.       — Чем ты здесь питаешься? — спросил Дань Фэн вместо приветствия. — И вода. Не говори мне, что пьёшь воду из этой канистры.       — Я...       — Даже отфильтрованная и кипячёная, она всё равно пагубно скажется на твоём здоровье, если будешь пить её каждый день.       Инсин, повторяя позу гостя, скрестил руки на груди и ответил, еле сдерживая дурацкую улыбку:       — Я тоже рад тебя видеть, господин Верховный старейшина Лофу. Чем обязан столь высокому визиту?       Дань Фэн различимо цокнул. Снова осмотревшись, он спросил:       — Ты живёшь здесь постоянно?       — Постоянное жильё выше, а здесь — временные палатки. Мы работаем сменами: десять дней внизу, пять наверху, потом пять выходных. Можем даже провести их на Яоцине.       — Скверно, — Дань Фэн покачал головой. — Я побеседую об этом с мастером Гуншу.       — Нет, — вот теперь Инсин напрягся всерьёз. — Не побеседуешь.       — Что же мне помешает? — гость удивлённо вскинул брови.       — Моего «нет» недостаточно?       — Инсин, — он поморщился.       — Я не шучу. Одно слово мастеру Гуншу, и...       В горле некстати запершило. В чём Дань Фэн был абсолютно прав — это место не годилось для долгого пребывания. Страдали здесь даже представители долгоживущих видов, даже люди Сянчжоу, способные вынести вообще что угодно, не говоря уже о тех, чья продолжительность жизни по меркам Альянса была столь коротка.       — И?       — И я решу, что ты вслед за Байхэн до сих пор считаешь меня юнцом, неспособным нести ответственность за свои ошибки.       — В таком случае, позволь выразить мнение, что всё это, — Дань Фэн взмахнул рукой, и лагерь на фоне его роскошных одежд показался особенно убогим, — слишком суровая плата за нелепую интрижку с человеком, который, к тому же, на поверку оказался тем ещё подлецом.       — Это ещё не доказ...       — Доказано, — припечатал он. — Сегодня я был на аудиенции у генерала Яоцина и получил недостающие данные. Также генералу Лофу отправлены сведения о приключениях господина «подмастерья» на Фанху, Юйцюэ и Чжумине. Уверен, это значительно ускорит расследование и признание тебя пострадавшей стороной.       Инсин слушал это и боялся даже вообразить, с каким напором его нежный друг во время встречи Верховных старейших насел на остальных потомков великих драконов, что те сочли меньшим злом подергать за ниточки на своих кораблях и предоставить ему необходимую информацию.       — Ты не рад? — Дань Фэн склонил голову к плечу.       В его холодном нравоучительном тоне наконец мелькнуло нечто, отдалённо напоминающее флирт.       — Тебе озвучить пристойную версию или...       — «Или», разумеется.       — Медок, фантазия отказывает мне, когда я пытаюсь представить, как сильно ты всех там заебал.       — Не выдумывай, — Дань Фэн отмахнулся. — Всего лишь списал давним знакомым несколько не менее давних долгов, но не расстраивайся, мы делаем это лишь за тем, чтобы набрать новых обязательств друг перед другом, — его надменное лицо вдруг стало грустным: — Так проще помнить о связи между нами, которую не постичь в облике человека.       Как же в этот момент захотелось взять его за руку или — того хуже — обнять, утешить так, будто они были равны. Но Дань Фэн, во-первых, не любил внезапных прикосновений. А во-вторых, Инсин не знал, позволено ли ему теперь вообще касаться прохладных ладоней, воображая всякие глупости вроде того, что однажды дело зайдёт дальше. Он правда неприятно влип. По версии Байхэн — влип легендарно. Почти как время от времени влипала она. В её исполнении «влип легендарно» звучало комплиментом, и вместе с ней Инсин даже сам над собой смеялся, однако ими двумя и ограничивался список тех, кто находил такой талант забавным. Пусть теперь Дань Фэн пренебрежительно назвал случившееся «нелепой интрижкой», первая его реакция была совершенно другой: чрезмерно острой, слишком похожей на ревность, — хотя обычно он даже не упоминал, что как-то интересуется наличием или отсутствием половых партнёров у Инсина.       «Или все эти годы Медок умело скрывал своё недовольство?»       Справедливости ради, последний роман действительно не стоил и сотой части такого пристального внимания светской публики Лофу, но стараниями неизвестных сплетников из заурядного любовного приключения с коллегой по проекту преобразился в «бесславное падение молодого гения», который чуть ли не круглосуточно пялит в зад «своего первого же подмастерья» прямо возле Печи сотворения. Да, формально Инсин значился куратором работы, а Джун Хи — автором изобретения, самонадеянно решившим штурмовать Отдел регистрации, не пройдя все круги ада обучения в Комиссии по ремёслам, но они разделили роли таким образом, чтобы сократить сроки рассмотрения заявки с весьма расплывчатого «мы с вами свяжемся» до обозначенных в регламенте шестнадцати недель. Так делали абсолютно все мастера! Не от широты души, разумеется, а всего лишь за «скромные проценты» от последующей продажи патента дельцам из КММ. Не грешил, пожалуй, лишь мастер Гуншу — единственный, кто по итогу открыто вступился за Инсина, кто потом подсказал способ побыстрее восстановить репутацию.       Сама по себе репутация мало волновала Инсина, но он надеялся, Дань Фэн оценит приложенные усилия и если уж не простит сразу, то хотя бы расскажет, что именно во всей этой истории задело его так сильно — до ссоры, до неприкрытого гнева, до яда в каждом слове. По словам Байхэн, сплетники на Аптекарском рынке, пользуясь длительным отсутствием Верховного старейшины, теперь возле каждого прилавка без всякого стеснения гадали, чем в итоге закончится размолвка с «вероломным нежным другом» и насколько широкий круг лиц может пострадать, попав «холодному дракону под горячую руку». Подруга снова веселилась, а вот Инсину впервые за много лет стало по-настоящему тоскливо и тошно. С большинством своих мужчин он познакомился ещё в пору ученичества, совершенно случайно, в очереди возле одного и того же ларька с уличной едой, где по необъяснимой местной традиции ближе к ночи собирались такие же уставшие, порой неделями не выходившие за пределы Комиссии по ремёслам подмастерья, чтобы найти собутыльника или назначить свидание — в зависимости от превалирующего на данный момент интереса. Инсин не был ни выдающимся обольстителем, ни тем более сердцеедом, а был лишь безнадёжно влюбленным дураком, который за восемь лет с момента своего нелепого признания так и не смог понять, какое место занимает в жизни Дань Фэна. Возможно, всё, на что ему следовало надеяться с самого начала, — это бесконечно шутить о том, какие они нежные друзья и как прекрасен и недостижим его Медок.       — Инсин?       — Тяжёлый был день, — он мотнул головой. — Раз местная вода тебя не устраивает, предлагать чай не рискну, но можем посидеть внутри. Не думаю, что это потянет на неуместное приглашение домой, — Инсин приподнял полог, закрывающий вход в палатку. — Здесь, честно говоря, проходной двор. Нам с мастером Гуншу позволили не делить временное жильё со сменщиками лишь в виде огромного исключения.       — Что за неуважение к личному пространству!       — Специалистов и рабочих нужно много, а места под лагерь слишком мало.       — Как всегда у КММ.       Внутри палатки Инсин привычно сгорбился, чтобы не врезаться лбом в шаткий устаревший каркас, вероятно, заставший ещё времена рождения Вселенной, и на секунду позавидовал Дань Фэну, который без проблем стоял в полный рост.       — Здесь просторнее, чем я ожидал.       — Смешно, смешно.       Ещё полшага, и они упёрлись бы коленями в подобие кровати, которую Инсин собрал с помощью такой-то матери из подручных материалов на силе ненависти к выданному для сна гамаку. Справа возвышался кусок местной уникальной породы, служивший одновременно изголовьем и столом. Слева, в ногах, располагался стеллаж, заваленный инструментами и немногочисленными личными вещами. На этом место в палатке заканчивалось.       — Разве я смеюсь?       — Медок, мы внутри ебаного метеорита, даже ниже основных шахт.       Дань Фэн легонько похлопал его по спине, сказав:       — Я скучал по твоему сквернословию.       — Кхм… Извини, скоро перестану, просто... нужно переключиться.       — Какое место, такая и песня. Что за чай ты хотел предложить?       — Мастер Гуншу привёз с собой «Мелодию лунной ночи».       — В душе он всё тот же романтик, — Дань Фэн улыбнулся вполне искренне. — Ладно, наполни ёмкость для кипячения, и я очищу воду как следует, а пока — устроюсь на этом восхитительном ложе.       — Стой-стой-стой! — воскликнул Инсин, увидев, что тот не шутит. — Подожди! — он схватил со стеллажа герметичный мешок, вытряхнул из него мешок поменьше и уже оттуда достал свою рубашку для подъема на ярусы с постоянным жильем, после чего постелил её поверх одеяла. — Теперь можешь присесть, иначе вся одежда будет в пыли.       — Она уже вся в пыли.       — Будет ещё больше в пыли. Будет настолько в пыли, что никакие облачные гимны не смогут её спасти.       Сказав это, Инсин поспешил за водой, не дожидаясь ответа.              Столик, позаимствованный на половине лагеря, где обитал мастер Гуншу, едва уместился перед кроватью. Пока Дань Фэн благосклонно разглядывал старинный чайный набор, Инсин передал ему единственный подарок, который смог отыскать за остаток смены. Холеные брови взметнулись вверх:       — Настоящие липкие шарики?       — Да, выменял у одного видьядхара. Хвастался как-то при мне, что подруга посылает их ему. Он поворчал, конечно, но сделка его устроила, так что липкие шарики здесь. Всего три, но все твои.       Дань Фэн весело сощурился:       — Тот видьядхара разве не сказал, что их едят по одному за раз?       — Будем честны, я вообще не представляю, как это можно съесть. Но раз едят по одному, то два тебе в дорогу.       — Ай-ай, уже прогоняешь? Мы только начали.       — Если хочешь успеть на последний лифт, времени у нас правда не так много, — чтобы оставить гостю личное пространство, предписанное этикетом, Инсин то и дело елозил, вжимаясь спиной в камень-изголовье. — Потом будет технический перерыв на несколько часов.       — А если я скажу, что хочу остаться?       — Боюсь, я не смогу развлекать тебя разговором так долго, — он покачал головой. — Завтра тоже будет тяжёлый день. Мне нужно поспать хотя бы три часа.       Повисла тишина, в тягостном давлении которой Инсин пожалел, что как следует не подумал над формулировками и что его слова могли прозвучать с пренебрежением. Лицо Дань Фэна вновь застыло в холодном выражении — и тем неожиданнее оказалось то, что он в итоге произнёс:       — Понимаю, сегодня мне следовало начать с извинений.       — Начать с извинений? — Инсин порядком растерялся. — Но за что?       — Оставь притворство, ты знаешь за что, — голос звучал глухо и тяжело. — С той нашей ссоры мы почти не переписывались. Ты даже ни разу не прислал мне дурацкого видео с механическими жабами или нового мема. Совсем на тебя не похоже.       — Э-эмн…       — Позволь закончить, — остановил Дань Фэн. — Пусть я до сих пор считаю, что ты поступил неправильно, проигнорировав моё нежелание видеться и выследив меня в тот день, однако ты всё равно не заслужил тех жестоких слов, сказанных мной в приступе гнева. Не солгу, даже если скажу, что за все годы жизни в нынешнем воплощении я не встречал другого настолько же вежливого, терпеливого мужчины. Ты многое мне прощал, а я… Поддавшись дурным чувствам, я нарушил своё же слово. Сказал, ты волен приятно проводить время с кем хочешь, и в этом же обвинил. Пьющему Лу… кхм, то есть, мне следовало лучше держать себя в руках.       Он замолчал. Инсин смотрел на него, изумлённый как пространной речью, подошедшей бы больше для обращения к старомодному наставнику, так и невероятно грустным лицом с выражением полной покорности судьбе. Неужели так ему приходилось просить прощения за свои выходки в юные годы? Неудивительно, что теперь Дань Фэн так редко извинялся! Инсин скорее умер бы, чем пережил хоть одно подобное унижение. Не в силах больше наблюдать это, он пробормотал:       — Перестань, не нужно. Если кто-то и должен теперь чувствовать вину, то только я: повёл себя как отъехавший, как... Рх-х, противно вспоминать!       — Ты молод.       — Молод? Медок, опомнись, мне под тридцать! Я... Да я почти старик! — словно в подтверждение своих слов, Инсин закашлялся и, кое-как совладав с першением в горле, сквозь выступившие от напряжения слёзы просипел: — Видишь, весь уже разваливаюсь.       — Твой кашель не связан с возрастом, — немедленно возразил Дань Фэн, словно забыв, что только что извинялся. — Я слышал его уже у многих, и это мне не нравится. В шахтах работает много иномирцев. А лисий народ и видьядхара? Не проводилось никаких внятных исследований, насколько опасно длительное пребывание здесь. Я видел только отписки от КММ, что никогда не сулит ничего хо… — он нахмурился. — Так, подожди, мы ведь говорили не об этом!       — Лучше уж говорить об этом.       — Пожалуйста, — прохладные пальцы дотронулись до руки Инсина, — если простил меня, позволь остаться. Нужно спать — спи. Я не буду мешать. Посижу рядом.       Инсин даже не был уверен, правильно ли услышал сказанное — такое его охватило волнение от этого лёгкого прикосновения. Не веря своему счастью, он накрыл ладонь Дань Фэна второй рукой.       — Обещаю, — голос задрожал, будто снова принадлежал мальчишке, некогда столь опрометчиво открывшему свои чувства непостижимому существу, заключённому в человеческое обличье, — больше никаких...       — Инсин, — мягко остановил Дань Фэн, — я просил прощения не ради невыполнимых обещаний. Ты молодой мужчина, даже если накопившийся опыт заставляет тебя чувствовать себя старше своих лет. Воздерживаться ни к чему. Если вычеркнуть часть с обманом, разве с этим человеком тебе было плохо?       Вопрос, честный ответ на который вызывал внутри столько же тупого раздражения, сколько и сами воспоминания. Помолчав, Инсин всё же признался:       — Не уверен, что с ним мне было так уж хорошо.       Рука Дань Фэна напряглась, стала холоднее. Вспыхнувшие лазурные искры обрисовали его фигуру.       — Он грубо обходился с тобой? Заставлял делать что-то, что тебе не нравилось?       — Нет-нет, не в этом смысле! Медок, у нас всё было по согласию, просто... — Инсин вздохнул: — Знаешь, в ученичестве мне казалось, что жизнь мастера по ремеслам на Лофу — заоблачная сказка, но вот я стал им, и теперь могу сказать только, что это какой-то непрерывный поток безумия!       Дань Фэн расхохотался, его смех был громким и немного жутким в своей неожиданности, словно сорвавшаяся стая летучих мышей. Быстро опомнившись, он прикрыл рот ладонью, но всё равно смеялся — уже тише, не размыкая губ, — и теперь это походило всего лишь на зловещее бульканье алхимического аппарата. Тоже усмехнувшись, Инсин продолжил:       — После таких безумных дней не хочется уже никакой близости, понимаешь? Хочется прийти домой и рухнуть спать или ограничиться одним разом, а не устраивать марафон до середины ночи. Даже когда я устаю не так сильно, порой… нет настроения, вроде того. Хочется полежать в кровати одному, подумать о будущих проектах или о нынешних, а если и вдвоём, то хотя бы болтать о чём-нибудь, не связанном с сексом.       — Я говорил, — заметил Дань Фэн, — мужчины Сянчжоу не скоро остывают настолько, чтобы думать в постели с любовником о чём-то ещё. Если это стало тяготить тебя, не нужно им потакать.       — Раз это стало тяготить меня, — Инсин сглотнул от волнения, — может, настало время вернуться к тому нашему разговору?       Не отпуская его руки, Дань Фэн покачал головой:       — Не уверен, что и теперь не покажусь тебе излишне холодным. Если позволишь, отложим этот разговор ещё на некоторое время?       — Конечно, Медок.       Поглаживая прохладные пальцы, Инсин нашёл силы улыбнуться. Впервые он открыл свои чувства давным-давно — едва перешагнув черту совершеннолетия — и тогда в похожем ответе Дань Фэна увидел лишь вежливый отказ, однако со временем убедился, что в случае с видьядхара подобные отговорки не имеют двойного дна. Не столь уж многие драконорожденные вступали в романтические связи, но если делали это, то все как один в приватных разговорах называли себя холодными рыбами и без конца сокрушались об этом. Среди обучающих программ Комиссии по алхимии для них существовал даже специальный курс — не шарлатанский, одобренный мудрейшими, — где опытные наставники обучали страдальцев тонкостям сексуального взаимодействия с другими видами! Жаль, в природе не существовало никаких пособий о том, как доставить удовольствие самим видьядхара. Насколько смог понять Инсин, идея физической близости как таковая не была им чужда, но практика редко выходила за пределы Чешуйчатого ущелья.       — И ещё, — строго сказал Дань Фэн, оборвав поток мыслей, — ты должен пообещать, что не перестанешь называть меня этим чудовищным прозвищем.       — Если мой Медок просит, как я могу отказать?              Шум последнего лифта давно затих где-то наверху, а они всё сидели, держась за руки. Инсин, к стыду своему, скорее сидя дремал, но Дань Фэн не делал ему замечаний и даже не уговаривал добром отойти ко сну. В очередной раз клюнув носом, Инсин провалился так глубоко, что почти потерял связь с реальностью, но даже утопая в бескрайней темноте, всё равно сопротивлялся беспамятству из глупого желания ещё хотя бы на минуту продлить свидание и совсем немного — чтобы избежать позорной встречи лба с коленом.       «И хорошо, если только с коленом, а не со столь дорогим сердцу мастера Гуншу столиком и чайным набором».       В ужасе распахнув глаза, Инсин понял, что лежит — и вовсе не на полу, а на кровати, под одеялом. Дышать было неестественно легко. Лицом он ощущал почти забытые свежесть и прохладу, а когда провёл по нему рукой, то не нащупал ни пылинки. После Инсин с изумлением коснулся головы — непостижимым образом сальный пучок исчез, чистые волосы благоухающими прядями струились вдоль шеи и спадали на грудь. Изнутри палатку озаряло мягкое сияние. Он повернул голову — и забыл как дышать.       Сон.       Конечно, это был сон.       Прекраснейший из снов, потому что здесь его Медок, стоя к нему спиной, развязывал пояс своих неземных одеяний. Инсин смотрел как заворожённый, боясь пошевелиться, боясь проснуться. Каждое движение Дань Фэна было музыкой, пронизанной радостью обнажения. Он складывал одежду в герметичный мешок, а казалось, будто творил древнюю магию. Наконец на нём остались лишь тугие леггинсы из мертвенно-серой гиперткани, рекомендованные отделом оздоровления КММ всем путешествующим в космосе антропоморфным видам в качестве нижнего белья.       И это было последнее, что Инсин ожидал увидеть в своих горячих грёзах.       «Нет! Не думай! Не просыпайся!»       Старания окупились стократно — устало потянувшись, Дань Фэн перекинул волосы на грудь, открывая белоснежную спину, и ловко снял с себя последнее, что на нём оставалось. Даже во сне Инсин едва поверил, что видит этот идеально вылепленный зад: бёдра были чуть шире, чем у молодых людей схожей комплекции, а сами ягодицы не такими плоскими, маняще округлыми, с сильными мышцами. Он мог бы любоваться вечно, но мгновение спустя Дань Фэн уже сел, встряхнул рубашку, предложенную ему в качестве подстилки, надел на себя и лёг под одно одеяло с Инсином, повернувшись к нему лицом, улыбаясь нежно-нежно, как в редкие минуты наедине.       «Эоны, только бы он не заметил мой стояк».       Инсин зажмурился от ужаса и злости, от ненависти к себе, неспособному забыться и обрести счастье даже в пучине сна. Словно в доказательство этого, тишину вспорол оглушающий звук пришедшего сообщения.       «Неужели я и громкость выключить забыл?! Да почему же именно сегодня?»       Звук повторялся снова и снова. Матерясь сквозь зубы, Инсин зашарил по изголовью. Несбыточный сон всё равно уже пошёл по пизде, а вот по глупости перебудить весь лагерь было бы точно чересчур. В палатках вокруг отдыхала именно та смена, которой предстояло следить за ходом ближайших взрывных работ. Когда смартфон наконец возник перед носом, Инсин первым делом убавил громкость на минимум и только тогда отметил как факт, что лежит на своей убогой кровати не один. Он в изумлении перевёл взгляд, но Дань Фэн никуда не делся, не растворился в воздухе, а лишь сварливо заметил:       — Прямо целый водопад.       — Это за пять системных часов, — пробормотал Инсин. — Спутник вернулся. Так глубоко сигнал пробивается только с одного, он зависает над каждой шахтой минут на сорок.       — Тогда проверь, не пришло ли что-то важное.       — Не пришло, раз ты здесь.       Хлопнув его по плечу, Дань Фэн уже довольнее повторил:       — Проверь, — и добавил: — Я пока тоже просмотрю входящие, раз так.       Инсин накрыл лицо рукой, стараясь дышать как можно глубже, чтобы скорее успокоиться, но сердце всё равно колотилось как бешеное.       «Не приснилось. Не приснилось!»       — Что-то не так? — спросил Дань Фэн.       — Я... Я думал, что сплю.       — Ох!.. — он подвинулся вплотную. — Похоже, я соткал вокруг тебя слишком много облачных гимнов. Мы произносим их между сном и явью, чувствительным людям порой бывает от этого дурно. Не пугайся, скоро всё пройдёт.       Услышав слова, сказанные таким ласковым тоном, Инсин утратил последние силы держать дистанцию. Он прижался лбом ко лбу Дань Фэна, ненадолго замер и сдвинулся выше, чтобы наконец зарыться носом в густую чёлку — взъерошить её до самых рогов, как мечтал сделать с тех с пор, как в юные годы вытянулся настолько, чтобы во время совместных прогулок непрерывно обонять непередаваемо странный, диковатый и оттого лишь сильнее будоражащий запах, в котором проступала то сырость аптекарских огородиков, то свежесть едва пойманной рыбы, то вязь морских водорослей… «Аромат драконьей макушки» — так мысленно называл его Инсин и даже здесь, на расстоянии стольких световых лет от Лофу, мог как наяву представить, что стоит на одном из пустынных пляжей Комиссии по алхимии, непременно в пасмурный день, когда ветер уносит прочь остатки дождевых туч.       — Ты что, нюхаешь меня?..       — М-м, нельзя?       — Можно, но… кхм… — Дань Фэн отодвинулся. — Возле рогов запах всегда сильный. Это связано… — он мотнул головой. — Нет. Неважно.       — Почему неважно? Расскажи.       — Мы ведь не на лекции и даже не на прогулке.       — Подумаешь, — Инсин вновь взъерошил его чёлку, на этот раз лишь рукой.       Дань Фэн не оттолкнул — напротив, чуть улыбнулся — и в ответ сам неловко погладил по щеке, однако продолжать разговор о физиологии не стал, спросив вместо этого:       — Ничего, что я надел твою рубашку, не спросив разрешения?       — Больше не буду её стирать, делов-то.       — Инсин! — он хохотнул.       — Веду себя как одержимый?       — Есть сомнения?       Дань Фэн поддел без зла, и всё же на секунду Инсин устыдился — не своей дурацкой шутки, а всего того, что шуткой не было и что он старательно хранил в тайне: вроде фейкового аккаунта на форуме Аптекарского рынка с подпиской на все темы в духе «Хрены и редьки КпА: делимся опытом» и «Гайд по смертельно опасным тварям для новичков: ДФПЛ». Самым тяжким среди его грехов, безусловно, являлось доскональное исследование легендарного топика «Новый ВС — сладенький вертопрах?», содержащего на своих бесчисленных страницах досье на каждого, с кем когда-либо сближался тогда ещё юный Верховный старейшина. Последние лет двести атмосфера там царила откровенно тухлая, но до того…       — Инсин?       — А? Прости, ты что-то спросил?       — Спросил, — Дань Фэн улыбнулся снова. — Неужели тебе правда нравится мой запах?       — Что в этом удивительного?       — Говорят, я пахну как тина в пруду, когда взволнован.       — Было бы странно, — фыркнул Инсин, — благоухай Лазурный дракон сандалом или розовым перцем.       — Говоришь точь-в-точь как когда-то мои наставники, — улыбка Дань Фэна стала грустнее. — Их страшно злило, если я обливался парфюмом и сбегал на свидания вместо того, чтобы присутствовать на унылых бдениях мудрейших. Забавно… В юные годы приходил в бешенство, когда слышал подобные фразы, а теперь и сам так думаю.       — Медок…       — Если скучаешь по моему запаху, сделаю тебе оберег с ним. Это лисья традиция, но видьядхара тоже дарят такие друг другу перед разлукой, если были близки.       — Я скучаю не только по запаху, — прошептал Инсин.       — Знаю. Проверь всё-таки входящие, пока спутник не улетел. Давай, давай.              Большая часть сообщений оказалась спамом от КММ, который находил абонентов даже в недрах метеорита, остальные прислал «подмастерье». Кинуть его в чёрный список мешал общий проект, пока так и не доведенный до ума. После разрыва они договорились общаться только по рабочим вопросам, на деле же в процессе обсуждения всё равно раз за разом скатывались в вульгарные срачи. Меньше всего на свете Инсин хотел открывать переписку с ним сейчас, но последнее сообщение выглядело вполне безобидно: «Когда ждать новые правки», — а с учётом всех обстоятельств следующая возможность ответить могла появиться хорошо если через сутки.       Вздохнув, Инсин всё же решился.       О чём немедленно пожалел.              Джун Хи       [вложение — Проект_ХXX_Не_Смешно_Придумай_Нормальное_Название_МОЙ_МАСТЕР_ДУШНИЛА_Так_И_Отправлю_В_Отдел_Регистрации_Изобретений_Правки(Правки(Правки)(Правки))_96(1).hgjk              Джун Хи       Поправил              Джун Хи       И к слову              Джун Хи       Ещё не наскучила мелочная месть              Джун Хи       На стадии черновика ты не придирался              Джун Хи       А теперь что началось              Джун Хи       Доебался до каждого слова              Джун Хи       В который раз              Джун Хи       Неужели я должен умолять чтобы ты наконец все принял              Джун Хи       Хотя о чем я              Джун Хи       Это ведь только рабочие вопросы ничего личного              Джун Хи       Просто миллионное замечание к вылизанному проекту              Джун Хи       Когда ждать новые правки              Мысленно растерзав собеседника на сотню частей, Инсин всё же набрал ответ.              Инсин       Вложение получил              Инсин       Посмотрю в течение трёх дней сейчас не могу              Джун Хи       Почему              Инсин       Я занят              Джун Хи       Знаю я чем ты занят              Джун Хи       Обиваешь пороги на яоцине              Джун Хи       Видосик пупса небесного ветра с вашей коброй сегодня не посмотрел только ленивый              Джун Хи       На что ты вообще надеешься              Джун Хи       Спустись с небес              Джун Хи       Он никогда тебе не даст будь ты хоть трижды гениальным мастером              — Разрешаю написать, что я даю тебе прямо сейчас, — Дань Фэн без всякого стеснения положил голову Инсину на плечо.       — Медок, это смешно.       — Смешно? Почему?       — Будь это правдой, я бы с ним сейчас не разговаривал.       — Хм-м, пожалуй. Надеюсь, он уже съехал?       — Он теперь свалит не раньше, чем я вернусь и выставлю его пинками.       — Нет-нет, — встрепенулся Дань Фэн, — он должен съехать раньше, чем его арестуют, иначе Облачным Рыцарям придётся проводить обыск в твоём доме.       — Блядь, — только и смог сказать Инсин.       — Что на этот раз?       — Мне в обход таможни привезли несколько статуэток из редкого металла, — он тяжело вздохнул. — Будет обидно, если конфискуют. И грибы, наверное, остались. И синяя трава…       — Где ты снова отыскал эту синтетическую дрянь?!       — Медок, не кричи. Вокруг люди спят. Я её всего раз пожевал: ещё хуже прошлой на вкус и тоже не расслабляет. Вообще никакого эффекта, если честно.       — Эффекта, которого ты ждёшь, и не будет, — прошипел Дань Фэн. — Сколько раз я должен повторить: это всегда лишь суррогаты под броским названием. Низкопробные, к тому же. Провезти на корабль Альянса настоящую синюю траву — всё равно что подписать себе смертный приговор. И она разрушает даже нервную систему маложивущих видов, которым не страшна Мара, вызывая другие печальные последствия, а ты можешь заваривать её как чай лишь потому, что это — эндемик твоего родного мира и что поколения твоих предков… — он осёкся. — Кхм. В общем, напиши господину «подмастерью», чтобы съехал немедленно.       — Я писал ему сто тысяч раз.       Одного упоминания о прошлом хватило, чтобы все чувства словно затянуло в чёрную дыру. Инсин даже ничего не успел представить, вспомнил скорее умом: в холмах за домом росло столько синей травы, что родители даже не выращивали её в садике, как полагалось людям их происхождения.       — Напиши ещё раз.       — Напиши сам, — он протянул смартфон.       — Ты же не думаешь, что я откажусь?       — Нет. Но я всё равно не могу прямо сейчас ёбнуть ему чем-нибудь тяжёлым, так что не вижу смысла продолжать с ним разговор.       Сдвинув брови, Дань Фэн выхватил смартфон и начал переписку.              Инсин       Ты наверное знаток кому и за какие заслуги он даёт              Джун Хи       Так долго сочинял ответ              Инсин       Не дольше чем ты съезжаешь              Джун Хи       Я же говорил пока нет подходящих вариантов              Инсин       После того что ты написал сейчас мне вообще насрать какие у тебя есть варианты              Джун Хи       Посмотрите-ка              Джун Хи       А говорил дфпл никак не влияет на общение между нами              Инсин       Не влиял пока ты не влез куда не просили              Инсин       Ты ничего не знаешь о наших отношениях              Инсин кашлянул, но в ответ Дань Фэн лишь дёрнул ухом. Горящие лазурным светом глаза не оставляли сомнений, как сильно он увлечён возможностью поиграть напоследок со своей добычей.              Инсин       Съезжай сегодня же              Джун Хи       Ага побежал среди ночи              Инсин       Квартиры сдают круглосуточно              Джун Хи       Да что с тобой              Джун Хи       Он снова отшил тебя и ты напился или что              Инсин       Он спит              Инсин легонько пихнул Дань Фэна в бок, но тот всё равно продолжил переписку в том же духе.              Инсин       Так что съезжай по-хорошему пока он не проснулся и не начал задавать вопросы              Джун Хи       Вот мы и опустились до шантажа              Инсин       Ты живешь у меня бесплатно              Инсин       Даже за коммунальные услуги не платишь              Джун Хи       Не будь таким мелочным              Джун Хи       Ты сам сказал что это не проблема              Дань Фэн быстро набрал: «Это не было проблемой, пока ты знал своё место», — и раньше, чем Инсин схватил его за руку, сам стёр последние три слова:       — Нет, ты не сказал бы так даже в приступе гнева.       — Напиши: «Пока я думал, что нравлюсь тебе в отрыве от возможности быстрее получить патент».       — Подставляешься. Он ударит.       — Пусть ударит. Я устал делать вид, что мне от этого не противно.              Инсин       Это не было проблемой пока я думал что нравлюсь тебе в отрыве от возможности быстрее получить патент              Джун Хи       Сейчас расплачусь              Джун Хи       На что ты надеешься когда пишешь такое              Инсин       Что ты блядь съедешь наконец              Инсин       Сколько ещё раз я должен это сказать              Джун Хи       Если пройдет слух что ты стопоришь мою готовую работу из-за личной неприязни мало тебе не покажется              Инсин фыркнул:       — Видел бы ты первый вариант его «готовой работы».       — У тебя он сохранился?       — Да, пока проект не сдан, я храню все версии на случай, если придётся вернуться к чему-то, что отмели раньше.              Инсин       А тебе не видать патента если в комиссии увидят первый вариант твоей готовой работы              Инсин       Как впрочем тебе и не видать правок к последней версии пока не съедешь а я не получу подтверждение этого              Джун Хи       Я отправлю работу так и скажу что ты одобрил              Инсин       Удачи              Инсин       Рецензию мою подделать не забудь              Инсин       И цифровую подпись на электронной версии              Инсин       И личную печать на оригинале              Инсин       Ах да              Инсин       Ещё придётся нанять актера для присутствия в день рассмотрения              Инсин зажмурился от смеха, а когда открыл глаза, увидел новое сообщение.              Джун Хи       Какой же ты мудила              — Написать что-нибудь в ответ? — спросил Дань Фэн.       — Ты и так уделил ему непростительно много времени.       Убрав смартфон, Инсин лёг на бок. Лицо Дань Фэна было так близко. Может, впервые так близко за все эти годы, если не считать невесомых поцелуев в щёки на прогулках-свиданиях. Наверняка он позволил бы и касаться губами своих губ, но как после такого Инсин смог бы спокойно целовать других?       — Похоже, твой «подмастерье» не понял, что с ним общался кто-то другой.       — Ты держался очень убедительно.       — Кое-какие из его фраз обеспокоили меня.       — Не обращай внимания, он всегда теряет берега, когда начинает ссору. Несёт всякую чушь.       — Едва ли, — Дань Фэн покачал головой. — Я внимательно изучил историю его мошенничеств. Такие люди всегда знают, куда бьют.       Прокрутив в памяти переписку, Инсин похолодел.       — Медок, я… Клянусь, я ничего о тебе не рассказывал. Просто он знал, что мы с тобой иногда видимся, гуляем вме…       По изящным рогам вновь пробежали лазурные всполохи.       — Как бы я хотел, — зло выдохнул Дань Фэн, — своими руками раздавить его череп.       Это не походило на шутку. Не походило даже на слова, сказанные от злости. Инсин сглотнул. К чему он так до конца и не привык за годы жизни в Альянсе Сянчжоу, так это к жестокости последователей Пути Охоты и к той страсти, с которой её дозволялось демонстрировать.       — Ч-череп? Зачем? Его и так скоро ждёт наказание, судя по твоим словам.       — Никакое наказание не будет достаточным, чтобы покарать его ядовитый язык! С каких пор ты начал думать, что влюблён безответно?       От этого тона Инсину стало не по себе: словно на нём тоже лежала вина.       …словно он вновь в ужасе застыл под прицелом.       «Стоять! Думаешь, рука дрогнет выстрелить в мальчишку?! Последний контакт с [...]? Сколько времени прошло? Отвечай! — от гневного голоса лисьей женщины звенело в ушах. — Ещё в виде человека? [...]? [...] или уже [...]?»       — У всех бывают плохие дни, Медок, — пробормотал Инсин, отгоняя липкое воспоминание.       — Такие мысли посещают тебя только в плохие дни?       Он молчал, не в силах ни солгать, чтобы сохранить лицо, ни признаться в том, насколько в его сердце мало веры во что-то хорошее.       — Как же так? — Дань Фэн коснулся его щеки. — Ты мне ближе всех, кого я знаю. Даже ближе тех, кого я зову друзьями. По меркам людей это любовь, разве нет?       — Тогда почему ты не позволишь мне хотя бы попыта...       Прохладные пальцы накрыли губы Инсина, и он послушно замолчал.       — Такой упрямый. И такой же глупый. Говоришь, вырос настолько, что уже состарился, а сам не можешь понять причину. Какая тут может быть причина, кроме страха?       Инсин не верил, что существо рядом с ним способно испытывать страх, но всё же совладал со своим неверием и вкрадчиво произнёс:       — Чего ты боишься? Скажи.       Так говорила ему Байхэн, и о чём бы ни шла речь, он никогда не мог сдержаться — вываливал на неё всё, что неделями, а то и дольше варилось внутри. Дань Фэн устало вздохнул. Похоже, сработало.       — Медок, — Инсин поцеловал его пальцы. — Пожалуйста.       — Тянешь из меня, — глухо отозвался Дань Фэн. — Узнаю лисий шёпот. Но будь по-твоему, отвечу. Я боюсь, что тебе не понравится со мной, как не понравилось другим. Пьянит азарт охоты, а не холодная рыба в постели.       Инсин стиснул зубы от накатившего гнева: кому мог не понравиться его Медок?!       — Думаешь, я не старался? — Дань Фэн лёг на спину, уставившись перед собой. — Я старался. Всё равно холодный. Поцелуи, ласки — это приятно. Приятно брать в рот, но как только доходит до анального секса... Сколько ни умасливай меня, всё равно лежу и думаю: «Какой же нелепый процесс, скорее бы закончилось», — или: «Лучше бы новости вместе посмотрели». Все сначала говорят, что это не важно, но в конце концов теряют интерес, находят других, горячих, забывают меня, будто и не говорили никогда слов любви. Это... ранит. Делает меня злым, слабым. Верховному старейшине нельзя быть слабым, — он покачал головой. — Никому из пяти нельзя быть слабым, иначе видьядхара потеряют и то немногое, что вырвали себе у Альянса.       Дань Фэн замолчал, и повисшая тишина словно придавила Инсина каменной плитой.       — Медок... — только и смог сказать он, коснувшись его плеча.       — Я не должен был… Мне следовало отдалиться от тебя задолго до того, как ты решился на признание: ещё как только мне стало ясно, что между нами крепнут чувства, — но я не смог. Видел твою любовь — и желал её сильнее всего на свете, забывая, сколько раз уже поддавался своим желаниям, а взамен получал лишь очередное доказательство, что даже сильнейший из видьядхара не в силах осчастливить обычного человека. Прости. Прожитые годы не сделали меня ни лучше, ни мудрее.       На мгновение Инсин увидел одиночество Дань Фэна как своё и подумал: может, тех мужчин отталкивала вовсе не холодность, а сама непостижимая природа потомка дракона, которая действительно сильнее всего ощущалась в постели, когда её не скрывали роскошные одежды и бытовая вежливость. И ещё подумал: вот оно — то главное испытание, та битва, в которую нужно броситься безрассудно, не уповая на победу, подобно героям эпосов, — только так Инсин сможет приблизиться к Дань Фэну, доказать ему серьезность своих намерений.       — Медок, ты лучше и мудрее всех, кого я только встречал. И ты вовсе не холодная рыба, если тебе столько всего нравится, — Инсин обнял его. — Если видьядхара доставляют друг другу удовольствие как-то иначе, то я буду рад попробовать что-то новое.       Вместо ответа он ощутил прохладные губы на своих губах и задрожал, когда поцелуй стал по-настоящему страстным, таким, какой дарят только любовникам. Почти сразу приятная тяжесть в паху превратилась в стояк. Инсин отодвинулся, но Дань Фэн вернул его обратно, а после — Эоны! — облизал свои пальцы и приласкал ими член.       — Медок, это… не обязательно.       — Не похоже на искренний ответ.       — Я даже не пригласил тебя на свидание.       — Пригласишь, когда вернёмся на Лофу, — задрав рубашку, Дань Фэн зажал член между их телами. — Видьядхара трутся друг о друга. Это не совсем то, что люди считают сексом, но тоже близость.       Он задал темп неспешного трения. Кусая губы, Инсин уткнулся носом в волосы между его рогов. Скорость перехода от приличной дистанции в отношениях к столь откровенным ласкам сводила с ума, не говоря уже о том, что не было никаких сил хоть немного растянуть удовольствие.       — Медок, я сейчас... О-ох!       Инсин кончил раньше, чем договорил и, дрожа, прижался к Дань Фэну, который продолжал неспешно тереться, сильнее размазывая сперму по их животам.       — Как я... — слова путались в голове, — могу... сделать тебе хорошо?       — Мне уже хорошо, — Дань Фэн снова поцеловал его. — Не жди, что я кончу. Погладь меня, если не устал.       — Никогда не устану.              Инсин гладил его всюду, куда дотягивался, и когда скользнул ладонью за непривычно скудную мошонку, невольно вздрогнул — пальцы окунулись в густую слизь, покрывающую промежность. Следом пришло удивление, насколько приятной текстурой способно обладать подобное вещество: в меру прохладное, бархатистое, тягучее и вместе с тем не липкое… Дань Фэн задрожал, сжимая руку бёдрами, и слизи стало ещё больше, но было совершенно непонятно, откуда она берётся.       — А ты понравился моей жемчужной железе, — выдохнул он. — Ну и ну.       — Она что, находится у вас между ног?..       — А ты думал, где?       — Я... — Инсин потрясенно хохотнул. — Кхм, я вообще не думал о её расположении.       — Мы стараемся не упоминать об этом, — шепнул Дань Фэн на ухо. — Редко у кого она теперь вырабатывает секрет сама по себе. Хранители Жемчуга обучаются этому специально, а остальным она уже не нужна. Моя тоже редко даёт о себе знать.       — И сейчас ты течешь, потому что?..       — Потому что мне хорошо, — он снова потерся бедрами. — И я не «теку», к твоему сведению. Не уверен, что есть подходящее слово. Выражаю особую приязнь, вроде того. Хотя… Слышал истории, как и туда совали член.       — Туда?..       Дань Фэн направил указательный палец Инсина в небольшое углубление за мошонкой и погрузил наполовину почти без усилий. Слизи стало больше, она медленно потекла по ладони, но вместо омерзения пришла опустошающая лёгкость, будто Инсин нанёс на кожу баснословно дорогой гель, не только исцеляющий очередной ожог, но и успокаивающий нервы до самого мозга. Дань Фэн задышал чаще, прижавшись лбом к его плечу, и это немного отрезвило — Инсин понял, что палец внутри уже целиком.       — Неприятно?       — Сложно, — ответил Дань Фэн. — Я развлекал себя так в юные годы. Стимулировать её ради забавы... мх-х... неправильно, но мне нравится, когда она работает, — сглотнув, он вцепился в волосы Инсина и выдохнул, почти умоляя: — Остановимся. Не в этот раз. Иначе я всё здесь… о-ох… залью.       В глазах, очерченных узором цвета киновари, плескалось море древнее Моря, кипела страсть первого дракона, в своём танце вокруг Древа Мнимости прильнувшего к снам и яви тысячи миров.       «Я всё-таки сплю».       Потрясенный этой мыслью, Инсин убрал руку и бессильно откинулся на спину. Он был готов расплакаться. Медок... Его Медок снова оказался лишь игрой воображения!       — Инсин?.. Инсин!       Дань Фэн взвился над кроватью. Спустя долю секунды он уже оседлал его бёдра и с силой встряхнул за плечи.       — Куда ты?! Это же просто… движение воды! Как объяснить? Сила Луна. Она всегда во мне. Да как ты вообще её почувствовал?       — Это плохо? — Инсин провёл ладонью по груди Дань Фэна, изумляясь тому, как меняется реальность.       Такого опыта ему не приносили даже грибы. Он чувствовал движение каждого атома и знал, что можно подчинить его своей воле, направить, сделать частью желаемой структуры. Знал как придать всему вокруг любую форму.       — Божественно, — прошептал Инсин.       Тот, кого он видел, от кого исходило это знание, был прекрасным сосудом для ещё более совершенной сути, был созданием и создателем. Его неизменность не имела ничего общего с окостенелостью, она являлась эталоном — самым первым и самым главным, — мерилом истины для всех, кто отделил себя от бескрайнего хаоса, кто мог разглядеть в череде случайностей образы, достойные запечатления.              — Должен признать, — сказал Дань Фэн, — думая о близости с тобой, я боялся совершенно не того, чего следовало.       Инсин всё ещё приходил в себя.       — Что это было? — спросил он наконец.       — Наше знание. Откровение Постоянства.       — Разве это не страшная тайна?       — Только для тех, кто беспросветно узколоб. Память о Постоянстве сокрыта даже в слабейших из нас. Не нужно ни заумных книг, ни выдающихся учителей. Мы созерцаем Откровение, пока грезим в яйце, а когда вылупляемся обновлёнными, то можем постигнуть лишь глядя внутрь себя.       — Почему тогда оно явилось мне? Я ведь даже не видьядхара, — Инсин покачал головой. — Едва ли смогу им воспользоваться.       — Или сможешь. Не как потомок дракона — как гениальный мастер. Во Вселенной происходит так много чудес, — Дань Фэн замолчал, прикрыв глаза, а потом вдруг усмехнулся. — Какая ирония: величающие себя мудрейшими изводят Верховного старейшину нытьём о необходимости открыть им суть Арканума Трансмутации, потому что не способны постичь его сами, а ты всё понял, едва прикоснулся ко мне.       — Но это ведь... — Инсин похолодел от мелькнувшей мысли. — Так ведь не будет происходить каждый раз? К твоей силе можно как-то… м-м-м… привыкнуть? У нас же потом получится просто заняться любовью для удовольствия?       — Ты постиг сокровенное знание, а переживаешь только об этом?       — Да зачем мне оно, если я больше не смогу тебя обнять?!       Дань Фэн повернулся. Его глаза всё ещё слабо светились лазурью. В них было так мало человеческого и так много — запредельной, жуткой силы, способной не дрогнув смести целый мир.       «Как бы я хотел своими руками раздавить его череп».       Инсин не знал, почему вдруг вспомнил эту фразу, но образ иглой засел в голове и колол всё сильнее, так, что глаза позорно наполнились влагой.       Чпок!       Лысый затылок лопнул, выстрелив коричнево-зелёной массой с мерцающими прожилками. Старик не упал — пошёл дальше, зияя чудовищной трещиной в голове, наполняя затхлый воздух коридора тошнотворной сладостью.       «А-а-а!!! Блядь! — крик [...] донёсся как сквозь вату. — Блядь, что это?!»       В своих воспоминаниях Инсин попятился, сжимая обломок арматуры, но здесь, в настоящем, со всей силы полоснул ногтями по груди, чтобы очнуться хотя бы от боли. Он не хотел знать, что будет дальше. Знать это было невыносимо.       — Тише, тише, — Дань Фэн накрыл его дрожащую руку своей рукой. — Не нужно вспоминать. Ты сможешь обнять меня ещё столько раз, сколько захочешь. Будешь обнимать, пока не надоест.       — Никогда… не надоест.       Инсин прижался к нему, ухватился за него как за тающую нить последней надежды. Уткнулся носом в шею, всё ещё ощущая шёпот чёрной бездны за своей спиной.       — Помочь тебе уснуть?       — Да. Да, пожалуйста, Медок. Сам я теперь точно не смогу.       — Хорошо, — сказал Дань Фэн, поцеловав его волосы, и следом зашептал на ухо неуловимые слова облачного гимна.       «Я люблю тебя, — различил Инсин, погружаясь в желанное беспамятство. — Спи и не знай никаких тревог».