***
Юрка забавно поморщил нос, ощущая в нём легкое покалывание. Через мгновение он громко чихнул, не забыв прикрыть рот рукой. М-да… Пыли здесь, конечно, просто уболтаться! А ещё бы пыли не было, кто ж в этом шкафу прибираться будет? Ну не Юрка же, в самом-то деле! Во всяком случае, уж точно не сейчас. Сейчас ему стоит все таки собрать вещи. Конев выкарабкивается из шкафа, вытаскивая оттуда свою любимую, выцветшую на солнце сумку, и бросая её на постель. Он в один шаг добирается до изножья кровати, встает рядом и упирает руки в боки, скептически оглядывая разложенные на простыне вещи. Всё пересчитав и убедившись, что ничего не забыто, Юрка скидывает одежду, мыльно-рыльные принадлежности и что-то там ещё, что ему обязательно понадобиться в поездке, в сумку. А понадобиться ему много чего. Вроде как собравшись, Юра отходит к столу, плюхается на стул рядом и очень тяжко вздыхает. Взгляд невольно поднимается на третью полку стеллажа. Юрка привстает и дотягивается до одной книги: Тургенев, кажется. Он тогда не выбирал её особо, взял первую попавшуюся и сунул туда письмо. Очень давно, целый год назад, они ещё не помечали письма и то, что было вложено в книгу первым: ничем не отличалось от тех, что лежали огромной стопкой на почте. И только для Юрки оно было особенным. Ведь только Юрка и знал, кто это письмо сочинил, написал, завернул и отправил. Ему очень льстило то, как это представлялось. То, какую нежность Володя вкладывал в эти письма. Каждая буква была такой ровной, порой даже с завитушками. Почерк Володи был в принципе очень ровным и красивым. А особенно красивой была «Ю». Только эта «Ю» Коневу и нравилась: аккуратная, утонченная, Володина «Ю». Единственная, которую Юра мог принять и полюбить. Единственная, которую он хотел бы видеть. И плевать где: хоть на бумаге, хоть на асфальте, хоть не дереве. Лишь бы видеть и любоваться ею. Пускай он и так наблюдает эту букву, помногу и пару раз в неделю: их минимум десять в одном письме. Просто через несколько месяцев удаленного общения с Володей, Юрка рассказал о своей искренней любви к Володиной «Ю», после чего сильно пожалев: он стал пихать её куда попало. Стал постоянно обращаться к Юре в письме по имени, раз по пять точно. При этом совершенно не воспринимая то, что можно было бы обратиться и по-другому. Но Юрке это нравилось. Было очень приятно представлять, как Володя, скрючившись над письменным столом, аккуратно, медленно и нежно выводит самую красивую, размасшачатую, завитусчатую «Ю». Ту, что нравилась Юре, только ему одному, только для него одного. Сосредоточенный Володин взгляд на бумагу, что всплывал яркой картинкой в Юриной голове, не мог не греть душу. Возможно, он даже по несколько раз её переписывал, стараясь довести эту букву до идеала. Очень хотелось верить в то, что такая «Ю» была только для Юрки. Но стал бы Володя писать для него какие-то особые буквы? Красивые, заметные? Навряд ли. У него просто такой почерк, да? Конечно же да! С чего это вообще Юра подумал, что Володя стал бы писать для него особенные буквы? Мудрить с этим, употреблять их как можно чаще? Ну бред же! Несусветный, но такой желанный бред, что аж досадно стало. Ведь это никогда не было и не станет таковым, пускай и очень хочется… Юра грустно улыбнулся, разглядывая аккуратные письма. Они были плотно прижаты друг к другу страницами книги. Скоро нужно будет найти новое место, ведь Тургенев их в себя просто-напросто не вмещает. — Юра! — в комнату заходит стройная женщина в синем, домашнем платье и фартуке. — Держи, Юр, это тебе. Снова «друг по переписке»? Он в этом году едет хоть? — залепетала та, протягивая сыну новое письмо. Мама у Юры была воистину замечательной: добрая, заботливая, учтивая и понимающая. Самая лучшая, в общем. Только вот сын этого замечал не всегда. — Ну мам! Я же просил не брать их, сам забираю, — возмутился Конев младший, быстро хватая конверт и оглядывая его. Володино... — Ладно, спасибо. Да, это он. И да, он должен приехать… — Ну извини, извини! Отец просто твой разбирал ящик, вот и решил, что оставлять его там одно - негоже, — виновато пожала плечами Вера Степановна. — Даже удивлена, что вы не пропустили ни одного письма от друг друга… Неужели и правда так сдружились? Почему ты мне ничего про него не рассказывал, а? — женщина присела на кровать, выжидающе склонив голову и сложив руки на колени. Юрка, уже успевший приземлиться на стул напротив, лишь закатил глаза и возмущенно цокнул. — Ну мама…Что тебе рассказывать про него? Доклад написать, чтоли? — Не ёрничай! — пригрозила ему шатенка. — Расскажи о том, какой он. Как зовут, сколько лет, где живет и учится… Юра лишь вздохнул, выпрямился и заговорил: — Зовут Володя, в ноябре будет двадцать. Москвич, учится в МГИМО, комсомолец… — Где-где учится?! — ахнула мать. — В МГИМО?! — Да-да, в МГИМО! И да, он самый настоящий умница-комсомолец. Поступил туда сам, говорит, учится интересно… Я сам удивился, когда он на прошлой смене рассказал об этом, — Юрка потянулся и откинулся на спинку стула, сунув руки в карманы джинс. — Был вожатым у пятого отряда тогда. Жутко нервничал. Мы познакомились на театральном: он им руководил, а мне записали за… За то, что молодец. Короче, разница в возрасте небольшая, сдружились… Я ему с малышней помогал, страшилки болтал. Мы их вместе придумывали, а потом сценарий переписывали и ещё больше времени вдвоем проводить стали… В общем, хороший он парень. Интересный, искренний. С такими все дружить хотят, а он даже со мной дружить согласился, представляешь? Мама тепло улыбалась, внимательно выслушивая воодушевленного сына. Юрка рассказал ей обо всём, что ей нужно было знать. Конечно, хотелось рассказать и о том, как Володя его целовал и обнимал. О том, как много времени они проводили вместе под ивой или в заводи. О том, как держались за руки, переплетая пальцы. И о том, как было тяжело расставаться. Ведь все это навсегда останется важным для Юры. Очень важным. Только вот родителям это, увы, наверняка не понравится. Так что, признаваться в том, что этот друг для него «особенный», Юрка не торопился. Тем более, кто знает, что случится на этой смене… А вдруг, Володя и вовсе не приедет? Нет, об этом даже думать нельзя! Но для чего тогда он отправил письмо? Неужели и вправду не приедет? Юру обуял легкий страх и ужаснейшее любопытство, поэтому, как только мать ушла обратно на кухню, он пулей метнулся читать письмо. И надо было слышать этот вздох полный облегчения и радости. Приедет его Володя, в «Ласточку» приедет… «Здраствуй, Юрочка! Извини, Юр, мы уезжали на пару дней, поэтому отправляю это письмо чуть позже. Представляешь, оно последнее перед нашей встречей… Да, я всё-таки еду! С участком все наладилось, поэтому отцу помощь не потребуется, я могу с чистой душой ехать в лагерь! Даже не верится как-то… Уже завтра мы увидимся. С ума сойти. Прошел целый год, а мы так же близки! Это даже немного пугает. В общем, завтра я приезжаю раньше тебя. Думаю, что буду шататься на площади или эстраде…Если там не найдешь - значит забежал в кинозал. Только не набрасывайся сразу с объятиями и не сбей с ног, хорошо? До завтра, Юрочка!» И ведь правда, до завтра… Завтра… Юрка просто умирает, как ждет это «завтра». Ведь это «завтра» их объединит, спустя целый год разлуки. Год! Сума сойти. Юра аж на кровать лёг, размышлял над этим. Нет, конечно, до сегодняшнего дня он знал, что завтра состоится их встреча. Но, кажется, не осознавал этого. Осознал только сейчас, держа в левой руке Володино письмо. А точно ли осознал? Такое вообще можно осознать? Наверное можно, но только после того, как они уже поживут пару дней в одной вожатской. Ну, Юрка искренне надеятся, что в одной. Ведь если это не так - зачем вообще ехать в этот лагерь? Нет, ясное дело, зачем. Затем, чтоб с Володей увидится, но… Может они могут встретиться и вне «Ласточки»? Может и могут, а может и нет…***
Юра широко зевает, а потом забавно щурится на яркое июньское солнце. За окном мелькают деревья, а под ними торопится земля. Там, в лесу, Юрка уверен, что поют птицы. Возможно, даже ласточки. Сейчас они гнездятся, а уже в конце месяца можно будет лицезреть вылет птенцов из родного дома. Конев пару раз наблюдал такое прекрасное событие и просто не мог сдержать детского восторга. Настолько это было символично, что аж дух захватывало. Позади что-то пронзительно звякнуло на высокой кочке, а после затряслось о стенки автомобиля. Железная вставка на отцовском рабочем чемоданчике, возможно. Тогда Степан Владимирович зашипел, крепче ухватываясь за обтянутый настоящей кожей руль, а потом забухтел сквозь седые усы. — Мы почти приехали, на засыпай давай, — и ещё сильнее хмурится. Он просто ненавидит ездить по колдобинам, а дорого в «Ласточку» только из них и состояла. За семь лет ежегодных поездок Юра это уже запомнил. Правда ездил он раньше на автобусе и ощущалось это не так сильно… Именно из-за этих ужасных ям Юрка заснуть и не мог, а пытался. Пытался на протяжении всей поездки, естественно, безуспешно. Хотя, если по правде, уснуть он не мог скорее из-за мыслей, нежели из-за неровной дороги. Мыслей, что уже второй день докучают его своим назойливым присутствием. Постоянным присутствием. С того момента, как Юра понял, что уже совсем скоро встретиться с Володей, эти мысли и появились. Причем появились очень резко и эффектно. Словно взвились огромным роем в голове Конева, каждая гудя о своем. И с ними ни поесть, ни поспать, ни даже доехать нормально нельзя. Ужас… Но они же уйдут, когда ребята встреться? Уйдут, конечно! Только вот, не прийдут ли другие, ещё более громкие и испытывающие? Сейчас Юрка это и проверит. Машина затормозила перед красивыми, большими синими воротами. Хотя сейчас, они казались не такими уж большими, красивыми и величественными, как в первый приезд Конева. Скорее наоборот: грустными, многое пережитыми, уставшими. Краска, видимо, действительно устала и обшарпалась в некоторых местах, а петли ужасно скрипели, уже год так третий. Юра тяжело вздохнул, отстегнул ремень безопасности и вылез из староватого жигуля . За ним вышел и отец. Он помог сыну достать сумки, коих было всего две: спортивная и рюкзак, чуть меньше по размерам. Забрав вещи Юрка пожал ему руку, попрощался и стремительно удалился. Не хотелось выслушивать его нотации и все прочее, что родители говорят детям-вожатым перед их первой вожатской сменой. А они вообще что-то говорят? Он прошел за ворота, представился охраннику, который устало сверился со списком и впустил новоприбывшего, не особо вникая в то, кто он и откуда. Ольга Леонидовна должна сказать Юре об отряде, что отдают ему на попечение, а так же показать его вожатскую. А так как в вожатскую хотелось попасть поскорее, Конев ускорился. Кстати найти Ольгу Леонидовну оказалось задачей трудной. Юра пошатался на площади, где пару раз проходили другие вожатые. Издали взглянул на эстраду: никого. И только потом догадался зайти в администрацию. Там стояла невысокая женщина с прилизанным пучком, забрызганным лаком, а так же зафиксированным невидимками. Одетая в коричневую юбку-карандаш почти до ладыжек и коричневый пиджак, с белоснежной рубашкой под ним. Она что-то с кем-то бурно обсуждала, не сразу заметив Юрку. — Господи, Конев! Что ж так пугаешь то?! — возмутилась та, а потом, нахмурившись, взяла какой-то листок и очки. «Лупы» старшая воспитательница надела, сощурилась, прочитала что-то на листке, отложила его и сверху положила линзы в черно-золотой оправе. Видимо, поняв вопрос Юры без слов. — Пойдем. Тебе достался третий отряд, это новый корпус. Детей в этом году приехало очень много, отряд большой. Поэтому следить за ними будете втроем, вдвоем не сможете. — борохтала Ольга Леонидовна подобно заводному трактору из Юркиного детства, широкими шагами идя к корпусу. Она, возможно, и рада бы была повозмущаться насчет приезда оборванца, но времени, видимо, у неё было в обрез. Юра, со всеми своими вещами, едва за ней поспевал. А когда подходил к вожатской, то вообще чуть ли не задыхался. Не готов он к таким физ. нагрузкам с первого же дня. Женщина отварила дверь, кивнула в комнату и буркнула насупленное: «Располагайся». Но Юра её не услышал. Он замер глядя вперед. Глядя на Володю. Тот разбирал вещи около выбранной кровати, а потом обернулся на дверь, видимо, услышав то, как она открылась. Володя тоже замер в полуобороте и глупо захлопал глазами, прям как Юрка. Ольга Леонидовна вопросительно выгнула бровь и хотела было что-то спросить, но её окликнули снаружи. И воспитательница, видимо что-то вспомнив, умчалась на улицу громко стуча каблуками от «Golden girls». Откуда они у неё - знать никто не мог. Ходили слухи, что муж Ольги Леонидовны работает за рубежом. И именно поэтому у неё то и дело появляется новая вещь иностранного бренда. «То и дело» - это периодичность в три-четыре месяца, если быть точнее. Что, в прочем то, достаточно часто для обычной советской женщины. Но сейчас это совсем неважно. Важно то, а точнее тот, кто стоит сейчас буквально в пяти метрах от Юры. Володя… Его Володя, настоящий! Ощутимый, не как в Юркиной голове. Правда, с небольшими отличиями. То, что они оба изменяться было очевидно, конечно, но почему-то так неожиданно. У Давыдова немного вытянулось лицо, возможно, он даже стал чуть выше, а возможно Юре кажется. А ещё ему кажется, что Володя очень уставший. Скорее всего так и есть, ведь за его плечами долгая поездка… Первым отмер Конев. Он затащил свои вещи во внутрь комнаты, не забыв прикрыть дверь, а потом снова уставился на Володю. Заулыбался как идиот и прошептал одними губами: «Прости». И тогда Давыдов совсем опешил. За что «прости»? Почему «прости»? Зачем «прости»? Но ответ на эти вопросы получил очень быстро: Юрка влетел в него, крепко обнимая. Володя аж на кровать упал, настолько сильно Юра его толкнул. Получается, что он не исполнил ни одну Володину просьбу. И с объятиями сразу накинулся, и с ног сбил. — Юра! — возмущено-радостно воскликнул Давыдов. А его тон был настолько непонятен Юрке, что тот даже бровь изогнул. — Правда?! Где?! — наигранно удивился Конев, начав оглядываться и восторженно охать. — Нет здесь никого, врёшь ты всё! — обиженно фыркнул он в заключение. Но этот жест Володя проигнорировал, лишь тепло улыбнулся и крепко обнял друга в ответ. Юрка, если быть честным, очень удивился, будучи уверенным, что Давыдов сейчас возмутится и спихнет его с себя. — Я скучал… — прошептал Володя так тихо, что Юра, прижавшись к нему вплотную, едва это расслышал. — Я тоже, Володь! Очень-очень! — восторгался Конев, на что Давыдов лишь ещё шире улыбнулся. — Честно? — сощурившись спрашивает брюнет, после чего Юрка возмущенно пропыхтел: — Конечно же честно! С чего ты вообще взял, что я врать тебе буду, а? Очень обижало то, что Володя называет Юру вруном, пускай даже в шутку. Ну разве может он соврать ему - Володе? Тому, кто заставил его улыбаться каждый раз при встрече. Тому, кто действительно узнал его и поддержал. И тому, кто помог ему вернуться к музыке. Вернуться к чему-то очень важному Юрке. К чему-то, что заставляет его сердце биться. И ведь к этому привел его только Володя - тот, кто заставляет то же самое сердце биться быстрее. А может, музыка здесь и вовсе не причем. Может, один Володя его сердце биться и заставляет. И быстро и медленно, и громко и тихо, всяко разно. Ему столько нужно рассказать Володе! За этот год произошло сумасшедшее количество разных вещей, которыми Конев просто обязан поделиться. Только вот, как только они поднялись и Юра набрал в легкие воздухе, собираясь начать длинную тираду о собственной жизни, дверь вновь распахнулась. — Юра!! — пронзительный женский голос раздался на всю комнату. Девушка, разбежавшись, прыгнула тому на шею, едва не сбив с ног. До Юрки поздно дошло, что происходит, но когда всё таки дошло, он крепко обхватил шатенку за талию и закружил в воздухе. Накрученные волнами локоны, подобно кружевному зеленому платьицу в цвет глаз, развились на небольшом потоке воздуха. Приколотая пестрыми заколками челка слегка растрепалась, а темные туфельки громко стукнули об пол, когда Юра всё же отпустил её. Комсомолка улыбнулась, огляделась и уставилась на Володю, слегка удивленно, словно не заметила его. А может и вправду не заметила? — Ой, привет! Ты, наверное, Вова, да? Из Москвы который, да? — она шагнула вперед, а Володя, почему-то, отшатнулся. Он медленно кивнул, на что девчонка улыбнулась ещё шире и протянула руку для рукопожатия. — Крутооо!! А я Аня. Ты тоже первый раз? Аня обсыпала его вопросам. Ободок, что был надет скорее для красоты, нежели комфорта, забавно съехал почти что на лоб от интенсивных киваний. — Я здесь второй раз. — Володя сконфужено ткнул себе в переносицу чтоб поправить очки и отвел взгляд в сторону, дабы избежать новых вопросов. Но у него этого не получилось. Как минимум, в одиночку. — Ой как здорово!! А вы с Юркой на прошлой смене познакомились? А ты у какого отряда был? А вы вне лагеря общались? — Анечка, — Юра обхватывает её запястье, а у Володи отчего-то неприятно покалывает в груди смешанным чувством. Неужели это ревность? — Давай мы потом все вместе поговорим? Володя, я уверен, очень устал с дороги, да ведь, Володь? — его ответа, в принципе, никто не дожидается. Конев выставляет подругу за дверь, перекидывается парой фраз и договаривается поболтать вечером, перед сном. Тогда Аня немного успокаивается и у Юрки, всё же, получается закрыть дверь. В этот раз на замок, врученный Ольгой Леонидовной несколькими минутами ранее. Они вдвоем. Наконец-то вдвоем, надене. И никакой скрип двери им больше не помешает. Сейчас их время. Время, которое Юра готов делиться лишь с одним человеком на этой земле. Лишь с Володей.