И вся жизнь...

С чего всё началось?.. Снимали на вилле Альбергони, точнее, в саду - эпизод ночного разговора Оливера и Элио. Мы с Тимом уселись на каменную стойку друг напротив друга и, согласно сценарию, откровенничали, сопровождая свои реплики прикосновениями. И под занавес мы должны были целоваться. У Луки не приняты репетиционные дубли, утомительные прогоны - как правило, всё записывается с первого раза. Помню, как в конце диалога Тимми потянулся ко мне, начались стандартные «бутафорские» поцелуи – прихватывание губ губами, но в какой-то момент он прижался сильнее и, осторожно проникнув в мой рот языком, лизнул язык… Это действие, сперва робкое, по-мальчишечьи неловкое, через пару секунд сменилось настойчивым глубоким поцелуем – Тим уверенно подсосал мой язык, затем замер, даже дышать перестал, и я понял – он ждёт от меня ответного шага. Происходящее, хоть и было желанным, совершенно ошеломило меня. К тому же я возбудился и выпал из реальности – забыв про камеру, я сгрёб Тима в охапку и поцеловал так, словно завтра конец света. Громкое «Снято!» бесцеремонно резануло мой слух, мы с Тимом разомкнули объятия. Он прятал глаза, и, даже не взглянув на меня, удалился в дом. Эпизод не пересняли, но урезали – кадры с нашим реальным поцелуем в фильм не вошли. Лука, даже если и заметил перегиб, ничего не сказал. Думаю, он задолго до того момента решил, что его «детище» только выиграет от нашего с Тимом взаимного физического влечения, непредугаданной химии. Потом нам дали выходной. Жена уехала в Милан на шопинг. Я позвонил Тимми и напросился в гости. Ему сняли маленькую, но очень уютную двухкомнатную квартирку на площади Дуомо, я был в ней несколько раз, так что мой очередной визит не вызвал подозрений. Я принёс пива, мы открыли по бутылке и уселись в кресла. Сначала поболтали о всякой ерунде, потом обсудили предстоящие съёмки в Бергамо, но в тот день я пришёл не для того, чтобы по-приятельски выпить и пообщаться, поэтому в один прекрасный момент я озвучил то, что не давало мне покоя с ночи. - Тебе не стоило этого делать, – я пристально посмотрел в глаза Тимми. - А конкретнее? – он растерялся, занервничал. - Ты знаешь, о чём я. - Сложно озвучить? – Тим вскинул голову. В его взгляде был вызов. - Ну… если ты настаиваешь… - Прелюдия затянулась. - Ты поцеловал меня прошлой ночью, в саду… - Обвинишь в сексуальных домогательствах? – он рассмеялся, но натянуто, неестественно. - Я просто хочу сказать кое-что, - моя ладонь резко сомкнулась на сигаретной пачке. Тим молча открыл новую бутылку пива, забрался на кресло с ногами и потупил взгляд. - Ты в профессии сравнительно недавно, - я прикурил. – Мне 29, мой опыт явно побогаче. - Не спорю. - Так вот, иногда на съёмках бывает состояние, чем-то похожее на раздвоение личности, когда тебе кажется, что ты слился со своим персонажем. Ты словно погружаешься в несуществующий мир, и с изумлением ловишь себя на мысли, что подражаешь киногерою, ведёшь себя, как он. Режиссёры обожают актёров, которые по-хорошему вживаются в свои роли, перевоплощаются, выкладываются на все 100. - Чёрт… Похоже, ты собираешься читать мне мораль… - Тим криво усмехнулся. - Я ни в чём тебя не упрекаю, - из моей груди невольно вырвался глубокий вздох. – Но, как старший товарищ и твой партнёр по фильму, я должен предостеречь – ты немного заигрался. - Что?.. – в голосе Тима было неприкрытое разочарование. - Причина твоего поступка ясна как день - тебе захотелось побыть Элио, окунуться в его ощущения, переживания. Такой соблазн – по-настоящему поцеловать «Оливера», то есть максимально, насколько возможно, кайфануть от роли, пощекотать себе нервы. - Но ты поцеловал меня в ответ! - он упрямо мотнул головой. - Я просто понял, чем вызван твой порыв, и сделал то, чего ты ждал от меня в тот момент – я нутром почувствовал, что тебе это было необходимо. Я поддержал тебя, как твой коллега. Ничего личного. - Ничего личного?.. - голос Тима дрогнул. - Не хочу показаться жестоким, но то, чем мы занимаемся здесь, в Италии, это всего лишь работа. Порой сложно играть любовников, не переступая определённую черту, разделять реальную жизнь и съёмочный процесс, удерживать себя на грани между ними. Тесные физические контакты, постельные сцены, пусть даже сравнительно невинные - всё это, безусловно, способствует тому, что актёры нередко увлекаются друг другом, и что ещё печальнее – принимают желаемое за действительное. Уверяю, что бы ты ни чувствовал ко мне сейчас, это пройдёт. - А если я не хочу, чтоб проходило… - Обещай, что подумаешь над моими словами, - я поднялся из кресла, чётко осознавая, что дальнейшая дискуссия стала бы тягостной для нас обоих. Тим молча кивнул, поник головой. И даже не проводил до двери… Потом меня мучила совесть - я жёстко обломал его в тот день, но я не мог поступить иначе – в отличие от Тима я был не свободен. Я уже тогда отдавал себе отчёт, что наши отношения переросли во что-то большее, нежели просто дружеское общение, но, как женатый мужчина и отец, я должен был поставить барьер. Для себя, а не для Тима. Потому что я безумно его хотел… Мои нравоучения всё испортили в итоге. Тим дистанцировался. По возвращении из Милана моя жена предложила поужинать втроём, позвонила ему, но он отказался. Что было дальше?.. Снимали в Монтодине - сцену отъезда Оливера и Элио. В кадре Тимми был безупречен, но, как только раздавалось «снято», он становился отчуждённым, апатичным, старался отойти от меня как можно дальше, избегал зрительных контактов. К приезду в Бергамо мои треволнения переросли в состояние близкое к панике - я до ужаса боялся потерять Тима, его нежную трогательную привязанность, и, как следствие, в гостинице «Золотой агнец» меня накрыло… Съёмки проходили в крошечном номере отеля, из команды были только Лука и оператор – больше никто не помещался. Сцена заканчивалась шуточной борьбой Элио и Оливера – я щекотал Тима, он тщетно пытался увернуться, мы перекатывались по кровати. Когда нужный материал отсняли, я разомкнул кольцо рук, Тимми откинулся на подушку и закрыл глаза. Лука с оператором, увлечённо заспорив, вышли из комнаты, даже дверь за собой закрыли. И я понял: или сейчас, или никогда… Я склонился над Тимом и начал целовать… Он словно ждал моих действий – порывисто обнял меня, жарко ответил на поцелуй. Помню, как глубоко и часто он дышал, ему словно не хватало кислорода – периодически Тим отрывался от моих губ и беспомощно глотал воздух ртом. Я целовал его лицо, подрагивающие веки, и всё крепче сжимал в объятиях. Это было сладко… сладко до ломоты в теле… В какой-то момент Тим отстранился. - Спасибо, - слабо улыбнувшись, сказал он. - За что? - Если бы ты знал, как сильно я хотел этого… - Я устал бороться с собой. И прости за мой субботний визит и все эти глупые разглагольствования… - Они прозвучали тогда, как категоричный отказ. Ты даже не потрудился смягчить его. Этакий Оливер во плоти: «потому что нам нельзя об этом говорить», «просто не надо»… - Тим передразнил меня, вышло мило. - Поверь, я сам себе противен. До сих пор мучает совесть… - Надо задобрить её - скажи что-нибудь приятное. - Я хочу быть с тобой. В памяти всё так отчётливо, словно было вчера... Моя ладонь скользнула по щеке Тима к виску, пальцы зарылись в его волосы. Он приподнял голову, потянулся ко мне. Я со стоном приник к его губам и снова стал терзать желанный рот. Мы целовались, пока из коридора не послышались шаги и голоса… В следующей откровенной сцене мы целовались уже по-настоящему. Это было в Старом городе, недалеко от базилики Санта-Мария-Маджоре. Я немного отошёл от сценария – обвил шею Тима рукой, и его голова невольно повернулась почти затылком к камере. С такого ракурса было непонятно, насколько глубоко мы целуемся, если вообще целуемся. Лука явно заподозрил что-то – он не стал нас останавливать, дал вдоволь нацеловаться. А что касается кадров, вошедших в фильм, он размыл изображение в конце урезанного эпизода. Позже, в интервью, он сетовал на некачественную плёнку, хотя все ночные сцены снимал исключительно цифровой кинокамерой. Лука лишь однажды заговорил со мной на тему наших с Тимом отношений – во время «отвальной» по случаю окончания съёмок он предложил покурить на улице, возле ресторана, расспросил о дальнейших творческих планах, потом ненавязчиво подвёл к предстоящему промотуру в поддержку фильма. Он больше слушал, чем говорил, а потом неожиданно задал вопрос: - И что вы с Тимом будете делать теперь? - Не знаю… - ответил я, смутившись. – Но это сильней меня, понимаешь? Лука молча закивал, потом тяжело вздохнул, и я понял – он считает себя виноватым в том, что у нас с Тимом всё закрутилось в действительности, что мы не смогли устоять… Я люблю вспоминать съёмки. Особенно по ночам, когда не получается заснуть после насыщенного дня, или утром, когда проснулся, но вылезать из кровати не хочется, и есть время просто поваляться. Вот и сейчас, я снова мысленно вернулся в то далёкое время, в Ломбардию… - Ты чего не спишь? Поворачиваю голову – Тимми смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц. - Воспоминания нахлынули, - я притягиваю его к себе. - Расскажешь? – он пристраивается у меня на плече, прижимается животом к моему боку. Мы всегда спим нагишом - никаких трусов, пижам. Тим такой тёплый, податливый, расслабленный после долгого сна… Мой член уже напрягся и болезненно ноет. Глажу его спину, ягодицы, бёдра. Дыхание предательски сбивается. Я громко сглатываю. Прошло столько лет, а у меня всё так же сводит скулы от предвкушения секса с ним. Тимми чуть запрокидывает голову и приоткрывает рот – откровенный призыв, согласие и безмолвное признание одновременно: он в моей власти, он подчинится и позволит сделать с собой всё, что я захочу. Моя ладонь уже ласкает его промежность, надавливаю на слегка растянутый, влажный от моего семени вход. Тим чуть оттопыривает задницу, и я без труда проникаю пальцем внутрь. Желание вогнать член в тело становится совершенно нестерпимым. Накрываю губами рот Тима, он сразу обмякает, слабо стонет. Я переворачиваю его на спину и врываюсь мощным толчком в вожделенную плоть. Тим жаден до секса. В этом мы с ним схожи. Он никогда не отказывает мне – даже адски уставший, вымотанный многочасовым перелётом или затянувшимся съёмочным процессом, он отдаётся с обескураживающей готовностью. Его пьянит моя ненасытность, потребность обладать им. Вот и сейчас он словно одурманенный – его руки мечутся по простыни, тяжёлое дыхание прерывается всхлипами, он кусает губы, как в горячечном бреду. - Арррмиии… - выстанывает моё имя Тим, оторвав голову от подушки. Он всегда так делает, когда нестерпимо хочет целоваться. - Тимми… - меня каждый раз пронимает до костей эта его мольба в голосе. Не прекращая двигать бёдрами, я склоняюсь над ним и с упоением целую – глубоко, беспощадно. Он стонет громче. Я обхватываю ладонью его член, пальцы привычно скользят вверх-вниз, и через несколько мгновений он кончает. Я толкаюсь в тело резче, яростней, и оргазм вспарывает меня острым, как клинок, наслаждением. - Вряд ли ты осознаёшь насколько сильно… - Прекрасно осознаю́, - перебивает Тим. – Но я люблю тебя больше. Невольно улыбаюсь. Моё семя всё ещё изливается в распластанное подо мной тело. - Я бы возразил. - Бесполезно, - в его глазах сквозит нежность и неприкрытое желание. - Веские аргументы? - откидываюсь на спину. - Ничего бы не было, если бы я не поцеловал тебя тогда, в саду виллы Альбергони, на съёмках, - его слова не похожи на укор, но в них чувствуется горечь. Приподнимаюсь на локте, всматриваюсь в лицо Тима. - Если бы ты в ту ночь не осмелился, значит, это сделал бы я. - Перестань, - он неверяще мотает головой. - Не спорю, это случилось бы позже, но всё равно случилось бы. - Думаешь? - Одно из двух. Без вариантов. Просто ты опередил меня. Взгляд Тима становится мечтательным. - Хорошо, что опередил - не пришлось долго ждать, - он медленно облизывает губы, намеренно распаляя моё воображение. Я знаю все его фишечки и приёмы. - Ты спросил после пробуждения, почему я не сплю, - целую худенькое плечо, ямочку между ключицами. - Я как раз вспоминал ту ночь в саду на вилле Альбергони, наш первый поцелуй, и следующие в Бергамо. Губы Тима расплываются в довольной улыбке. Я поедаю его глазами и не могу налюбоваться. Он кажется необыкновенно юным. Есть в нём угловатая детскость, что редко встречается у его ровесников. А, кроме того, он красив - даже при утреннем, не самом удачном освещении, спросонья, с растрёпанными волосами и заметно пробившейся под носом щетиной. И его красота живая, чувственная - она волнует, отзывается настойчивым потягиванием в паху… - Ещё не насмотрелся? – Тимми провокационно приподнимает бровь. - Нет, – мой ответ абсолютно искренний, мы не виделись почти месяц. - Ты сильно скучал? - То есть, вчера я был неубедителен, – притягиваю Тима к себе, сжимаю ладонями его маленькую упругую задницу, вдавливаюсь напрягшимся членом в мягкий живот. - О, боже… Ты опять меня хочешь... – удивлённо-кокетливое выражение лица, кончик языка Тима на миг выныривает из уголка рта. - Это ответ на твой глупый вопрос. Тимми победно улыбается и кивает головой. Кошусь на часы - 11 утра. В нашем распоряжении день, вечер, ночь, целая неделя до премьеры фильма о Бобе Дилане... И вся жизнь… .