блажен, кто бросил тьму

вечера в тбилиси совсем не были похожи на московские. хотя бы в силу другого климата — здесь было ощутимо теплее, нежели на родине. родина. за два года эмиграции костя сотню раз повторял это слово в своей голове, крутил на языке. оно отдавало чем-то странным, даже чужим, хотя — вот умора! — как родина может стать чужой? костя не мог найти ответа. два года — ничтожно малый срок для релоканта, но внушительный для простого человека. да, в том же петербурге он жил намного дольше двух лет, но по приезде туда ему не пришлось перелопатить весь свой быт, не пришлось перестраивать жизнь с привычного маршрута. не пришлось потерять огромную сумму денег, семью, часть друзей и часть себя. одиночество поедало изнутри. не так сильно, как в начале пути, но старые раны стабильно давали о себе знать, хотя бы раз в пару месяцев. зато у него была работа, были коллеги и даже друзья. были стримы, съёмки и выступления. где-то был и илья. илья овечкин за два года эмиграции, казалось, стал абсолютно новым человеком. из молодого парня с ярким смехом и надеждой в глазах он превратился в серьёзного, задумчивого и уставшего мужчину. что поменяли всего два года? илья предпочитал не отвечать на этот вопрос. можно было долго рассуждать, кого всё это коснулось сильнее всего, да только какой в этом смысл? ни одно утро овечкина за последние два года не обходилось без мыслей о родине. он не раз возвращался в тот февральский день, когда путаясь в словах, записывал то видео к себе в инстаграм. глядя на того илью, нынешнему не хотелось ни плакать, ни кричать, ни бить стены кулаками. он лишь вздыхал, а потом возвращался к вечному циклу работы, состоящему из съёмок, монтажа, выступлений, иногда шестичасовых поездок в батуми, созвонов с организаторами и стресса. образовавшаяся команда постоянных комиков очень вытаскивала. недавно они проводили илью коваля в америку, до этого — руслана халитова в таиланд. все потихоньку находили себя, осваивались и учились жить заново в этом огромном мире. скучать по ребятам было привычно. непривычным стал лишь страх потерять остальных коллег. овечкин чётко осознал это, сидя на съёмках очередного тэйбла и смотря на затылок кости. слишком рандомный момент, слишком противоречивые эмоции. илья быстро сморгнул странное ощущение, включаясь в какой-то разгон димы. порефлексирует потом. если работать закончит раньше обычного. костя, например, для себя это понял совсем давно. отыгрывать тактильный голод и тоску на илье было проще, и, честно сказать, приятнее всего. сначала тот относился к выпадам кости сомнительно, а позже влился и начал проявлять инициативу сам. и как ни странно, это несло терапевтический эффект для обоих. это происходило само собой, никогда не затрагивалось в разговорах и никогда не планировалось заранее. костя просто касался, а илья подхватывал. в прямом смысле: хватал за локти, обнимал, легонько прижимал к себе, мимолётно глядел. иногда давал подзатыльник, толкал, но никогда не доставлял боль и дискомфорт. косте казалось, что трогать илью — его комфорт зона. всё было внезапно, но не пугающе, поэтому когда вне съёмок — кажется, тем же вечером, на общей квартире — илья перегибает, и нарочито касается губами слишком близко — широков его не останавливает. по телу разливается тепло. эмиграция это нелегко. энергозатратно, страшно, это шаг в неизвестность. но если есть кого коснуться, в чьё плечо уткнуться и где мазнуть губами — всё можно пережить.