Божественное

Если бы райский сад существовал, то главным запретным плодом был бы он — Годжо Сатору. Идеально чистый, обласканный и выращенный Богом вдалеке от чужих глаз. Неприкосновенный. Идеальный. Святой. Слишком далёкий: от этой грязи, от людей, от пороков и грехов. От всего, что было создано небесами, но на них не находилось. И от того более привлекательный. Сугуру Гето был самым заядлым грешником. Испробовав всё, проиграв везде, жадно смотрящий на небесный лик ангела. Самодовольно. Нагло. Понимал, что заберёт приз с собой. После огромного количества проигрышей, хочется трофей просто за то, что ты выжил. Это ведь считается наградой за всё пережитое Сугуру дерьмо? Терять было нечего, а на горизонте слишком красиво маячил Годжо. Приманивающе. Так, будто это Сугуру святой, решающийся на грех, а не сам Сатору, священное существо. Слишком странно наблюдать за тем, как вроде святыня святынь, гордость небес, а лучше любых змей: притягивает грешников, будто ожидая самого смелого. Смешать с грязью. Уничтожить. Разложить на составляющие, вложив в себя, чтобы точно никуда не ушел. Не посмел уйти. Слишком красивая и дорогая игрушка. Дорогие игрушки всегда интересны от того, что недоступны каждому, так ещё и стоят на верхних полках. Сатору Годжо одним своим существованием обрек себя же на участь с главным грешником. Обрек ли? Мог ли такой ангел специально ожидать и соблазнять людей и жителей ада, похлеще самого Люцифера? Сатору Годжо, считая небеса главной проблемой и худшей участью, без раздумий прыгнул вниз к Гето. Оценивал ли Годжо трезво Сугуру? Сатору не знаком со словами трезво, здраво и всеми их синонимами. Годжо безбашенный, Годжо концентрировано плевать на небеса. Годжо никогда не думал о последствиях, живя здесь и сейчас: от одного прилива адреналина и свободы к другому. Сатору Годжо, был прирождённым азартным игроком, который всегда играл ва-банк. Очень строптивый и интересный декоративный щеночек. А не был ли он тогда ещё хуже? Этих двоих бесполезно сравнивать. Не имеет смысла выяснять кто хуже, ведь по итогу змеи сплелись в нерушимое нечто, связались крепчайшими узлами, и не пытались отделится друг от друга. Им это нравилось. Нравилось сливаться в единое шипящее нечто, мешая небеса и ад, грехи и святость, пачкать два мира разом. Приносить невообразимый хаос одним только своим существованием. Сатору был лучшим проектом небес, настолько идеальным, что сделал выбор и ушёл. Не ушел, а прыгнул в бездну по имени Гето Сугуру, с улыбкой скрываясь на дне. Они не целовались, когда трахались, вовсе нет. Гето не разрешал этого. Поцелуи глупая прихоть влюблённых, Сатору – интересная игрушка, но не возлюбленный. Сатору кусался жадно и до крови. Сатору очень хотел, чтобы Сугуру принадлежал ему. Сатору извивался, скулил и плакал. Сатору умолял, делал всё, чего захочет сугурова душа. Но как бы он не кусался, какие бы молитвы не читал, он не сможет владеть Гето. Нельзя владеть тем, что у тебя и так есть, верно? Сугуру жил по принципу «ты мой – я ничей». Как бы ангел не кричал и не умолял. Поэтому их столкновения были скорее состязанием двух хищников, что сцепились зубами и проверяют друг друга на прочность. Сатору Годжо – далеко не слабак и не трус. Сатору так прогибается только под Сугуру. Годжо умоляет только Сугуру. Сатору Годжо оценивает всё исходя из собственной силы, если Гето будет достаточно хорош и силён, то Сатору позволит себе ослабить хватку. Только это всё ложь. Сугуру уже забрал всё, забрал всего Сатору и ему не нужно ничего делать, чтобы получить то, что у него есть. В сопротивление любым нормам, Гето Сугуру послал все метрические системы и правила и, о, Небеса, он был чертовски хорош. Развлечение в скучном дворце Годжо на небесах или интересная игрушка для правителя преисподняя? Сугуру для Сатору – единственный и навсегда. Годжо для Гето – один из. Неважно, что один из трофеев. Неважно, что самый ценный и важный. Важно это короткое: один из. Каждый из игроков делает ставки и выборы, начиная бешеную игру, где на кон ставится всё. Сатору был слишком притягивающим и совращающим. До одури открытым, едким и приносящим молотов коктейль из боли и удовольствия. Сатору Годжо: слишком шумный, слишком тактильный, слишком самодовольный и наглый. Годжо Сатору – лучшее создание небес, а Гето Сугуру нагло этим пользовался. Перебирал в пальцах эту долбанную бесконечность, используя против хозяина. Брал и вертел как хотел. Осквернял небеса всеми доступными способами, потому что, боги вы видели, как Годжо гнётся под ним? Годжо пьян вусмерть Гето Сугуру. Сатору настолько не в себе рядом с ним, что забывает вообще обо всём. Так и вручает себя в руки, мол: использовать по своим желаниям и усмотрениям. Конечно, перед этим невозможно устоять. Годжо, слишком сладкий, а Сугуру уже пропитан ядом и горечью, создавая прекрасное содружество. Эти двое сходились лучше любых пазлов или с чем там ещё сравнивают влюблённых? Хотя, они таковыми не являлись. Тогда почему, что Годжо, что Гето смаковали на языке это странное слово? Вертели как леденец с ядом. С ядом, который медленно расползался и убивал изнутри как и их молчание. Незаметно и почти не ощутимо. Пробивалось под кожу, в каждый сосуд, в каждую вену, артерию и капиляр. Пропитывал всё тело, до последнего дюйма. Сугуру и Сатору как ангельская пыль с алкоголем. У них не любовь. Здесь только полный резонанс, никаких нежностей, никакой ванили. Грязь, похоть, яд. Проникнуть под кожу и завладеть – главная задача. Собственичество на грани абсурда. Полное помешательство друг на друге. Падёшь ради меня, ангелок? Голос у Сугуру, как у мурлыкающего довольного кота, получившего лакомство. Потому что он знает, что Годжо согласится. Потому что Гето слишком долго ждал, только ради того, чтобы лицезреть всё, что будет происходить далее. И конечно Годжо соглашается. Кивает, медленно распуская на лице наглую самодовольную ухмылку. Цветок ликориса на кладбище-думает Сугуру. Сойдут с ума и будут гореть до конца жизни-висит несказанное в воздухе. Они набрасываются синхронно, почти танцуя на разрушающемся храме. Касаются жадно, оголодало и вгрызаются до крови. Всё слишком быстро и рвано: наркоманы получившие дозу после ломки. Дьявол раскладывает ангела прямо в храме. Прямо на чертовом столе. Стягивает одежду, удивительно, что не рвёт. Смотрит дико и заворожено, сбито дыша. Тело ангела белое и гладкое: чистый лист, на котором можно написать всё что угодно. А у Сугуру никогда не было проблем с речью и текстами. Сугуру знал текста священных писаний, не хуже самого Годжо, и идеально выводил древние текста на коже. Выжигал и припечатывал горячими руками. Клеймо, гласящее о принадлежности ангела к небесам. Можно содрать с него нимб и перекрасить крылья, но не вырвать бесконечное небо из глаз и Гето это знал. Сатору кусается и скулит. Сугуру царапается, оставляет синяки везде, где только можно дотянутся, бесконечно говорит, не открывая рта. Сугуру Гето залез под кожу, слился с кровью и стал лучше любого паразита. Забери. Используй. Владей. Это то, что Гето делал постоянно. Некий девиз. Ритуал не нарушаемый ничем. Сотворить это с Годжо – значит исполнить последнее желание смертника, дабы наслаждаться с падшим ангелом красотой ада. Гето похоронит себя вместе с божественностью Сатору, чтобы никогда не отпустить ни на шаг, умереть и воскреснуть на одних и тех же руинах. Жертвоприношение во имя друг друга. Почти обряд влюблённых, отдающих вечную клятву верности. Сугуру хочется закатить глаза и протяжно простонать, смотря на этот усладу для глаз и души. Явно лучшее, что было в жизни Гето. Золотой мальчик на деле был дороже платины. Слишком ценный, чтобы кто-то ещё посмел коснуться. Годжо выгибается. До хруста костей. До болезненных судорог. До искр в глазах, потому что, блядь, как же ему нравится. Нравится рассыпаться в ничто, в сугуровых руках. В горячих рельефных руках, оставляющих синяки, потому что владелец рук собственник. Такой собственник, что даже небеса так не жадничали им. Гето рычит. Сатору начинает сомневаться в собственном всесилии, когда видит этот взгляд. Гето пожирает его. Не оставляет ничего и втрахивает в стол, одними только бездонными глазами. Сатору тонет с пьянящей улыбкой в этой бездне. От Гето пахнет травой, движения слишком плавные. Как у охотника перед добычей. И теперь Годжо осознаёт собственную беспомощность. Прозрение прошибает молнией по всему телу и разуму. Ну или это дьявол задел простату в очередной раз, потому что ангелы слишком тактильны и чувствительны. Потому что тело просто тает здесь с неимоверной скоростью. Гето слишком много. Гето давит на самые чувствительные точки и обласкивает эрогенные зоны, о которых сам Сатору не знал. Гето знал его слишком хорошо и от этого хотелось выть и выгибаться сильнее. Почему Гето Сугуру знал Сатору лучше, чем сам Годжо? Какого чёрта он подобрался так близко к самому нутру и обосновался там, как дома? Почему Гето настолько близко? Больше всего по разуму бил вопрос, почему Годжо нравилось всё это? Нравилось владеть, но быть трофеем. Нравилось гнуться и растворяться в чужих руках? Бесконечные «почему» ворохом в голове, ещё не до конца сформированные, но уже сбитые очередным стоном и приятными ощущениями. Годжо жаден не меньше Гето. Сатору жадная сучка и знает это. Сугуру уже метит его, Сугуру уже присвоил его себе, Сугуру залез в самую глубину саторовой натуры и довольно разлёгся там. Сатору будет драться, царапаться, выть, да что, блять, угодно, только бы прижать Гето ближе, только бы оставить на нём ещё один след. Всё, чтобы каждая клеточка Сугуру Гето принадлежала ему. Любая эмоция и поступок – только ради, или из-за Сатору. Любое касание-только для Годжо. Каждый вздох, каждый стон – абсолютно всё принадлежит Сатору. Гето Сугуру, весь, с головы до пят, со всеми грехами будет принадлежать Годжо. По голове всё-таки бьёт мысль. Сатору уже не понимает, откуда у него силы на мысли когда телу настолько хорошо. Гето плевать. Осознание, все-таки проходящее звоном медных труб ангелов в голове. Сугуру Гето не постыдился сорвать его с небес. Сугуру Гето уже отказался от любых норм, потому что он, истинный житель ада и ему плевать на то, что сделает Годжо. Он возьмет его здесь и сейчас, в блядском храме на крахе саторовой души. Гето Сугуру тоже собственник и ему не стыдно. Знаете, когда проигрываешь всё из-за большого сердца, то приходишь к этой точке. Когда неважно уже кто и что сделает. Гето нашёл слишком красивого ангела, чтобы не присвоить себе. Это его спасение и саторова погибель, но им обоим все нравится. Сугуру сам выберет себе приз за страдания, потому что небеса и так слишком несправедливы. А Сатору сам выбирает себе казнь, потому что такова цена за свободу. Такова цена за Гето Сугуру. Потому что свобода – величайшая ложь. Свободы не существует. Годжо всегда будет жить в клетке, красивая птичка. Теперь владелец клетки – Сугуру. Годжо Сатору хрупкий как фарфоровая кукла и острый как клинок, которым Гето сделает харакири себе и заодно заколет Годжо. Сатору не сможет жить без него, они оба знают это. Годжо Сатору ненасытный и похож на суккуба с ангельскими крыльями. Крылья хочется выдрать, как и наглую ухмылку. Слишком сладкие мальчики всегда должны знать свое место, да? У Сугуру срывало крышу с чёртового Годжо. С такого податливого, но наглого. Святоши с характером похлеще, чем у суккубов. И, конечно, это брало Гето. Длинные бледные пальцы, тощее тело, как с холста сошедший, Годжо. Идеальная оболочка, переполненная грехами. Всю эту чернь, Сугуру видел, она ему нравилась, потому что в бездне Гето полно такой и наконец-то он нашёл похожего на себя. Упивающегося собственной грешностью, ставившего на кон всё. Годжо, слишком уверен в собственном превосходстве, не подозревая, насколько же он прозрачен, вместе со своей чертовой бесконечностью. Хочется вытащить всё, что он пытается прятать от Сугуру. Сделать так, чтобы Сатору выл, извивался, плакал и умолял. Снова. Вытащил внутреннего суккуба, убив ангела, признаваясь в том, как же его торкает с Сугуру. Снова. Хочется пытать его часами и владеть, всегда везде и в любой ипостаси. Начиная с пыток дома и заканчивая играми за его пределами, чтобы Годжо всегда знал где его место, беспрекословно подчинялся и думал только о Гето. Никого кроме Сугуру в его голове. Гето разбегается и прыгает в пучину голубых глаз, что ответно пожирают его. Нарушает все обеты и законы разом. Кусает в плечо крепко, до выступившей крови, слизывает, пробуя на вкус. Ангел вздрогнул, понимая, что его хватанули за крылья и не такой уж он недосягаемый. Особенный здесь не Годжо. Очередная волна осознания приходит медленно и накрывает с головой. Особенный здесь Сугуру, потому что уже владеет Сатору. Годжо нравится это осознание до одури. До дрожи в ногах и хриплого голоса над ухом и.. — Я не разрешал так быстро, детка. Ты будешь терпеть столько, сколько я хочу, это ведь тебе нравится? Быть бесправной шлюшкой в моих руках, да, Сатору? Я Не Разрешал. В голове белый шум, бесконечность, саторова маска трескается и превращается в ничто. В глазах скапливаются слёзы, в голове холодом проносится простипростипростипрости. Сколько же блядского кайфа, приносит это падение, ломает все шаблоны и маски. Сатору смотрит в пучину безумия греха под именем Гето Сугуру и понимает, как же хочет прыгнуть вниз и утонуть. Невозможно на трезвую голову воспринимать настолько глубинные желания. Не хочется, поэтому он пьянеет с Гето, плевать на последствия, Сугуру слишком невозможен. Годжо Сатору полетит с небес в сугуровы объятья, только вот крылья не входят в концепцию ада. Перья и сладкий голос останутся на небесах. Перья сгорят, голос охрипнет, кожа покроется паутиной шрамов от ожогов. Сатору воет. Отчаянно и на грани срыва голоса. Ни о какой силе не идёт речи. Годжо слишком не понимал того, что подписал контракт с дьяволом и медленно лишается души и остатка небесного. Хочешь жить внизу, отдаваясь сладкому греху, будь добр соответствовать. Годжо заворожено смотрит на синий смертный огонь в сугуровых глазах и тонеттонеттонет. К чёрту это всё. К чёрту ореол святости и громоздкие крылья. Сатору разбегается и прыгает на костёр с безумной улыбкой. Стонет гортанно и низко, выгибаясь резко ломано и быстро. Крылья начинают подгорать где-то в небе. Сугуру снова кусает в изгиб шеи и тихо рычит. Теперь Сатору понимает. Теперь это не просто напасть на добычу. Сугуру помечает его. Жадно присваивает себе, затягивая на шее поводок до удушающей асфиксии. И, о, боги, блядь, как же это хорошо. Ангел, наконец достигает просветления, крылья с хрустом вылетают из суставов, а нимб трещит. Небеса медленно осыпаются. Годжо входит во вкус с каждым толчком выгибаясь более плавно закатывая глаза и смакует на языке это протяжное: — Сугу-уу-ру Что-то на грани фантастики. За гранью понимания человеческого и Гето окончательно перестаёт отдавать себе отчёт о своих действиях и просто долбитдолбитдолбит Сатору пальцами, почти без смазки, грубо и сжимая член до скулёжа. Сатору плачет и уже умоляет пустить его в ад. Слёзы на щеках, сродни горному хрусталю. Собрать, сцеловать сокровище, потому что <i>всё, абсолютно всё, принадлежащее Сугуру, ценно</i>. Годжо слишком приковывал внимание к себе. Он выглядел точно как божество, даже не находясь на небесах. Мокрые волосы беспорядком на столе, где то под спиной ненужная макулатура и сбитые иконы на полу, мокрое податливое тело, буквально вымаливающее больше касаний. Слишком идеальное тело. Кожа белым снегом с каплями крови. Цветы на могиле ангельской. Перья догорают, превращаясь в пепел. Нимб выцвел скопившись кольцом возбуждения внизу живота. Они точно будут гореть в раю. — Сатору, ты ебаная шлюшка с сучьим характером, строптивая псина на моем поводке. Сугуру говорит нарочито протяжно, медленно пробуя слова на вкус и смотря на лучшую картину небес. Что-то сверху трещит и разваливается, когда Годжо скулит, снова брыкаясь, в попытке дотянутся до члена так как это невозможноневозможноневозможно. Сугуру уже везде и его слишком много и маломаломало, потому что Сатору жадный и берет больше чем может уместить. Потому что уже разрывает от ощущений и хочется просто умереть в этот момент. Это высшая форма агонии и сладкого перерождения. — Давай, кончи от моего голоса, детка. И голос Сугуру становится последней каплей в чаше терпения Годжо. Небеса обваливаются беспросветной тьмой оргазма, ухватывающего все, что есть поблизости. Сатору выгибается отчаянно, неестественно, стонет гортанно, на остатках голоса. Сатору Годжо пал с небес на самое дно и видит звезды. Его новый Бог — Гето Сугуру. Годжо умер и воскрес, поняв как же по-блядски хорошо рассыпаться на осколки, чтобы сугуровы руки собрали из него что угодно. Годжо Сатору похоронил свой божественный лик вместе с небесами и затянул ошейник туже, вручая Гето поводок. Оставалось смотреть на рожденного на руинах божественного, ожидая изменения в цикле. А цикл меняется. На белесых бедрах расцветают синяки. Поверх старых ещё одни, и так по кругу. Годжо снова выгибается навстречу своими блядскими бёдрами до хруста костей. Снова лепечет что-то, Гето не слышит, что именно. Сатору всегда говорит. Говорит бесконечно, словно молитву читает. Сейчас он воспевает собственного бога дьявола. А Сугуру снова затыкает его потому что это невозможноневозможноневозможно. Сатору Годжо ебучая ошибка метрических систем, которая игнорирует существование правил. Сатору Годжо стонет по-блядски, пошло и громко. Смешивает скулеж с криками и о боги, кажется он бесконечен. А Сугуру смотрит на это как завороженный. Лис, попавший в капкан и не желающий выбираться. Сатору кусается, резко, колко, выбрасывая уйму ненужных слов и послушно слизывает кровь с плеча Сугуру продолжая душить его. Всё равно как долбанный верный последователь своего Бога. Сатору двигается сверху рвано, задыхается почти на грани отчаяния, но руку не убирает. Он всё равно знает как нужно делать. Преданное до безумия существо. Гето смотрит и пожирает его взглядом, еще больше возбуждаясь, позволяя себе бесконечный поток мыслей. Как он разложит ублюдка на составляющие и заставит заткнуться, пока тот царапает спину о стену, вонзая зубы, почти разрывая плечи Гето. Как это небесное создание наконец затихнет и рассыпется в ничто в его руках, чтобы только там и остаться. Гето жаден. Жаден донельзя и не позволит единственной удаче выскользнуть из рук. Будет пожирать без остатка, глотая кости и душу, но не выпустит. Гето был собственником и Сатору это нравилось. Сатору нравилось до яда по венам. Принадлежать, хотя это он держал Сугуру на поводке. Сугуру жадный, грубый, рокочущий ненавистью и тьмой, всегда был на поводке. Сатору тянется, чтобы поцеловать его. Сатору получает пощёчину. Сильную, оглушающую, до крови на прокусанных губах, шипит и скалится с дикими глазами. Ничего не говорит и отворачивается. Где-то в груди проходит копьё. Гето старается игнорировать отвратное чувство, цветущее кровавым ликорисом, как делал всё время. Сугуру уже хрипел на поводке смотря так, словно собирался молится. Сугуру отрицал, но наслаждался тем, как утопает в собственном божестве. Годжо Сатору был личным божеством и нахально пользовался этим, как чем-то самим собой разумеющимся. Неизвестно, кто кому покланялся больше. Двое грешников сплелись так крепко и были так близко, что и не различить. Но никакое жертвоприношение не вечно. Чтобы раны зарастали нужно время. Ни одному хищнику не интересна раненая добыча. Это ведь всё игра, да? Ни больше, ни меньше. Сатору нещадно крошечен, чист и беспомощен. Как самое невинное существо. Белоснежная кожа светится в темноте, на голове уже давно нет нимба, но отсвет и его след остались. Он касается себя аккуратно и бережно, медленно обнимая себя, распределяя пену по телу и тихо что-то нашёптывая. Как последнюю молитву Небесам. Сатору ненавидел тишину. В квартире всегда кипел чайник, играла музыка в колонках или сам Годжо. В такие моменты, Сатору лежал в ванной в свете свечей и медленно опускался на дно. Рассыпался на миллионы осколков и Гето понимал, что это он не сможет собрать. Это – Годжо Сатору. Падший с небес и разбившийся о горячую землю. С поломанными крыльями треснутым нимбом и окровавленными руками. Годжо, который не подпустит к себе никого, потому что сейчас Небеса кричат в уши, перекрывая любой шум. Сейчас он не услышит Гето. Сейчас Гето бесполезен для Сатору. Сугуру ничего не сможет сделать и будет лишь безотрывно смотреть, как Годжо тонет и задыхается в облаках, без возможности выдохнуть по-настоящему. В такие моменты Сатору слишком маленький и хрупкий. Как фарфоровая кукла из самого дорогого магазина Токио, с огромной трещиной по всем телу. Таких, называют бракованной партией и сдают в утиль. Сатору тоже сбагрили в утиль, но это не мешало небу каждый ебаный раз напоминать об этом, заставляя падшего страдать ещё больше. Сейчас Сугуру нельзя было говорить, его вообще не должно было быть здесь, просто Сатору позволил ему. Сейчас Сугуру думал слишком много. Мысли, подобно белёсым тараканам с небес, заползали в голову наполняя сознание и почти вытекали из ушей, настолько их много. Ангелы не горят перед людьми. Потому что люди не должны видеть истинной сути небес, что никак не благословляют, а проклинают. Гето повезло смотреть на этот ужас и не иметь возможности помочь. Сугуру повезло страдать вместе с Годжо. Гето медленно рассыпается вместе с ангелом, что не видит и не слышит, потому что небеса не позволяют. Потому что небеса и есть высшая кара для них двоих. Потому что любые развлечения имеют цену, но Сугуру не думал об этом. Не хотел думать. Просто верил в ложь Сатору о том, что ничего не будет и что он в порядке. Конечно блять Годжо был не в порядке но, Сугуру слишком верил этому ангелу. Верил этим глазам, что больше чем бескрайнее небо и улыбке. Улыбке от которой почему-то слишком тепло и хорошо. И убивал себя миллионом мучительных способов за то что не углядел. Не сберег такой ценный трофей. Абсолютно бесполезная и невыгодная инвестиция. Не попадающий ни в одну из доступных схем и систем. Аномалия, ошибка или как там это называют? Годжо нигде не было места, даже там, где суждено было быть. Быть лишним даже на небесах. Полный провал по всем фронтам. За последний год произошло слишком много, мысли об этом «много» не должны были появляться. Просто пронзали душу тысячами копий. Идеальный на вид проект, обречённый на провал. Бесполезный строптивый щеночек, полученный за бешеные средства с паспортом и кучей выигранных конкурсов. Очередная игрушка, что должна была прославлять небеса. Красивая безделушка. Милый бантик, который все нахваливают когда носишь, но если снять то и не заметно. А Годжо, смотря в собственное предназначение, не хотел быть бесполезным. Не хотел исполнять великую волю кого-то. Годжо Сатору хотел наслаждаться свободой совершать дурацкие, бессмысленные поступки, жить жизнь, а не вот это вот всё. Годжо Сатору хотел жить, а не существовать. Жить, целуя Гето Сугуру отчаянно, как в последний раз, потому что это его первое и последнее падение. Гето, для Годжо-весь мир. Только вот для тех, кто крылья давно не носит, новые не нужны. Вырванные крылья не имеют ценности, когда ты не любил летать. Гето Сугуру лучший дар для Сатору. Высшая благословление и проклятие. Гето для Годжо-весь мир. Годжо для Гето-крылья. Он умрёт здесь. Глупо задыхаясь на дне купели, вот так, из-за прихоти небес. Потому что, ты разочарование Годжо, ты это знаешь-кричали ангелы с трубами в уши Сатору. И знаете, Годжо счастлив такой смерти. Наконец-то он может быть спокоен. Наконец-то отсутствие контроля не выглядит таким страшным и удушающим. Сугуру Гето и есть весь этот контроль, который так боялся вручить кому-то Годжо. С Гето можно быть нескладным, глупым, грешным неправильным и изломанным. Гето Сугуру-это то во что можно вручить себя, целиком и полностью, без остатка, не боясь никаких ранений, потому что Гето Сугуру не уронит его. Он будет шутить, ковырять старые раны, рассматривать шрамы и выворачивать наизнанку, но не уронит самого Сатору, так удобно устроившегося на его руках. Сатору нравилось верить в это. Вера-была спасением для него. Слепая вера. Гето Сугуру всегда будет держать Сатору в своих руках и это было лучшей смертью для Годжо Сатору. Наверное, захлёбываться в ванной, чувствуя как руки Гето тянут его наверх-лучший способ распять себя и умереть как грёбанный мессия. Сугуру и есть то, ради чего можно было бы жить. Вся эта борьба должна была иметь смысл, не так ли? В таком случае, смыслом этой борьбы станет Сугуру и Годжо прекрасно отдавал себе отчет в собственных действиях. Годжо Сатору понимает, что умирая на небесах-он заново воскреснет на руинах, где когда-то умер. На Сугоровых руках, где взрастит себя по-новой. Сугуру поздно. Сугуру-Годжо твоё главное сокровище, что подарили тебе небеса. Да ты сможешь жить без него Сугуру, но это будет не то. Это будет существование а не жизнь, Сугуру. Сугуру-ты понял это, молодец, но ангел уже не дышит. Сугуру Гето смотрел на Сатору в ванной и понимал что он прекрасен до чёртиков. Но конечно же, Гето пытался отключить эту привязанность, она явно не приведет ни к чему хорошему. Демон смотрит на ангела и видит только красивый трофей, безделушку в коллекцию. Видит также, как и сам Годжо себя ощущает. Или пытается видеть? Они оба уже давно проиграли. От Сатору за километр несло этой глупой любовью и щенячьей преданностью. На Сатору не нужно надевать поводок, он сам прибежит. «Годжо, зачем ты даешь мне этот блядский поводок, я не знаю что с этим делать, хватит. Хватит давать мне власть и обременять на гору ответственности. Хватит меня обременять на себя, Сатору. Я не готов. Я не могу. Годжо пожалуйста перестань. Хватит надевать крылья на того, кому не интересно небо. Годжо перестань ковырять мои старые шрамы.» Кричали сугуровы мысли. Годжо Сатору-яркий, властный, плюющийся кислотой, был проблемой, только потому что, разъедал собой сугуровы шрамы. Годжо это яд. А главная проблема в том, что он не знает этого. Язык не поворачивался сказать что-то ему. Щенячьи глазки и вечная преданность почти всё компенсировали. Это тихое люблю, которое Сатору шепчет на грани оргазма и думает, что Сугуру не слышит. А Гето мало того что слышит. Ему слушая это, становится в миллионы раз лучше, Слишком хорошо чувствовать «это». «Это» Гето также и ненавидит. «Это»-тихий шепот и аккуратные поцелуи в шею. «Это»-хриплый голос по утрам. «Это»-Годжо Сатору, вмещающий в себя всё-всё-всё. И «это» убивает Сугуру с каждой секундой. Бьёт по самым больным точкам, слишком чётко. Как отход, после прилива эйфории. Сатору Годжо-благословление и проклятие. Самое жестокое что есть на свете, потому что самое нежное и трепетное. Самая большая сила, потому что самая большая слабость. Самое чуткое и верное. А главный подвох был в том, что ангел и не делал ничего вовсе. Одно существование и вот уже сколько проблемой. Годжо, вообще похож на одну сплошную шутку небес над самим Гето. Мол ты ушёл а у тебя смотри что теперь есть. Отобрали крылья и через время вернули. Только Сугуру давно не 17 и он давно не наверху. Гето смотрит на Годжо и не хочет им владеть? Потому что это было бы слишком больно. Потому что Сугуру не хотел решать это всё. Он даже думать себе запрещал не то что решать. Сугуру с семнадцати лет ждал знака свыше, который теперь отмечает как спам. Бумажка, случайно попавшая на рабочий стол, которой не должно было быть. Годжо Сатору которого не должно было быть. Гето ненавидел себя за то, что подпустил его так близко. Ведь теперь, его не выкинуть из головы даже если захочется. Не вытащить из себя. Это одно большое ничего в сугуровой груди. Просто метод защиты. Ложь себе и окружающим во благо. Просто, чтобы не признавать насколько же Сатору близко. Насколько близко к правде, к самой сугуровой сути. Насколько близко к тому, чтобы Гето сам встал на колени, вырывал своё сердце и положил ему в руки, боясь ещё окропить такую белую кожу своей грязной кровью. Годжо всегда будет святым чистым и слишком далёким. Смотря на Сатору, Гето понимал, что не может позволить себе такой роскоши, как доверие. Не может он, снова поставить всё и проиграть. Это уже было. Он уже пал с небес потеряв всё что у него было, второго раза не будет. Проиграть себя, уже как-то слишком. В голове шум, перед глазами всё плывёт. Всё в замедленной съемке, мир никак не хочет складываться в что-то ясное. В какой то момент зеркальная картинка трескается. Десятки трещин, раскол. Удар руки по воде. Брызги, круги на воде, всё снова задвигалось. Сугуру слышит хриплый кашель и фокусирует взгляд на Годжо, который перестал сопротивляться. Сопротивлялся ли Сатору чему-то касательно Сугуру? Нет. Перестал ли держаться? Да. Сатору перестал держаться и позволил себе отключится, потому что больше не может. Вся ложь Гето самому себе покрывается трещинами и раскалывается, как картинка в глазах до этого. Как и разум. Весь Сугуру трещит по швам и распадается на составляющие. И Сугуру это не нравится, потому что он не знает, что с этим делать. Именно сейчас взгляд цепляется за всё, что Сугуру упустил. Тонкие белёсые, уже выцветшие шрамы кандалами на руках. Сверху маленькие полоски крови. Шёлковые ленты, на подарке осознания собственной слепоты. Сугуру специально не смотрел. Не хотел смотреть. Не хотел смотреть на тощее тело, почти тростинкой ломающееся в руках. Не хотел смотреть на глубокие черные дыры под глазами. Не хотел видеть, как Сатору медленно умирает на его руках и снова так по-дурацки улыбается. Сугуру не хотел. Если сейчас, он позволит схватиться и опереться на себя, это будет твёрже любых клятв, уз и обещаний. Годжо сожрёт его целиком и остатков не выплюнет, потому что их не будет. А ещё хуже то, что если это произойдет, то Гето не будет против. И вот это уже страшно. Страшно доверится это бесконечной бездне при падении. Быть не на небесах, ни на земле, а в бесконечной бездне под всем этим. Наверняка, там наверху, всем очень смешно. Мир разваливается, когда они встречаются взглядами. Годжо смотрит наивно и глупо, улыбается и протягивает руку ближе к Сугуру, поднимая из под воды. Как на любимой картине, что стояла у Годжо на обоях в телефоне. Напомните какого черта Гето помнил это? Наверняка все пошло через задницу, когда он начал запоминать такие вещи. Сатору явно въелся глубоко в мозг. Слишком вжился в стены этой долбанной квартиры, пропахшей травой, сигаретами и самим Годжо. Почему Сугуру помнит саторов запах? Этого не должно было быть. Это всё какая-то ошибка. Тогда почему, почему этого, так много? Почему хочется всё таки вытянуть руку, схватить и вытащить? Слишком много бесконечных почему в сугуровой голове. Эти почему вытаскивали остатки мозгов из черепной коробки, плавили кости а ещё протыкали сердце. Потому что Сатору не двигался и просто неотрывно смотрел на него из под воды. И при виде этой картины миллионы копий протыкали грудную клетку и ломали рёбра. А Годжо лежит не двигаясь, медленно задыхается и смотрит своими дурацкими бесконечными глазами и улыбается. Улыбается наивно и глупо, как маленький ребенок. Как будто после всего этого ещё любит Гето. Как будто это не его жизнь лежит на руках Гето и медленно утекает сквозь пальцы. Смотрит как ангел смерти, предоставляя выбор, умереть позже или прямо здесь? И это ужасно. Годжо Сатору ужасен. Ужасен, своей проницательностью. Своими постоянно глупыми мыслями. Своим голосом, улыбкой. Годжо Сатору ужасен и невыносим. Приставучий как уличный щенок. Погладь один раз и он идёт с тобой до дома выбирая хозяином и смотрит прямо в душу своими проницательными глазами и ты как под гипнозом заносишь его в квартиру и начинаешь кормить. У Сатору слишком много власти на одного самодовольного наглого идиота. Конечно, Сугуру это не нравится, потому что вся власть над ним у этого щенка в глазах запечатана. А Глаза, зеркало души. Годжо владеет: сотнями людей ангелов и демонов, но главная его ценность-Сугуру Гето. Годжо может забрать себе небеса, да хоть весь мир если захочет. Всё что его волнует-один ушедший с небес юноша, сорвавший его самого, как запретный плод. Его имя Гето Сугуру. Меж небом и землёй-лишь он один достоин такого сокровища, как Годжо. Думая обо всём этом, самому Сугуру хочется удариться обо что-нибудь, чтобы не думать эту мысль дальше. От того насколько же приятной болью расходится это от груди и выше. И теперь, прогнав в голове сотни мыслей, хочется лечь рядом и тоже утонуть. Наверное это очень отражается на его лице, потому что Сатору улыбается как идиот и опускает руку. Горячая вода забирающаяся в лёгкие, свечи и комната что плывут перед глазами и слабая улыбка. Силы закончились, а желания бороться не было. Он уже попробовал все грехи из доступных, проиграл в каждом казино, теперь Сатору не держало ничего, так что можно расслабится и позволить себе наконец-то уйти отдыхать. Самая приятная смерть для Сатору-самая ужасная для Сугуру. Теперь мир рассыпается в ничто. Теперь мир абсолютно бесполезен. Наверху слышится триумф труб и гром. Небеса уже оплакивали лучшее свое создание. В ушах белый шум, ни один звук не доходит до ушей Гето. Ничего не доходит до этой комнаты. Свет, звуки, мысли, абсолютно всё вытесняется воспоминанием. Воспоминанием на одного, потому что Годжо был укурен в хлам и не помнил этого. Не помнил как целовал Сугуру-мягко долго и мокро. Сатору не помнит этой идиотской фразы со своих же уст Теперь ты навеки мой, ты подписал сделку с дьяволом, грешишь, Сугуру. Придурок. Дьявол здесь я а не ты, а ещё, ты не соображаешь, а ещё, я не сильно то и против. Сугуру улыбается смущённо и отводит взгляд. Годжо заливисто хрипло смеётся и покрывает лицо десятками поцелуев параллельно нашёптывая какой-то бред. Такое счастье дорого даётся. Воспоминание теплым комом усиживается там, где было сугурово сердце. Где-то ангелы кричат: прости, прощай. Плавится душа, как свеча. Я навеки твой-шепчет Гето с мокрыми дорожками у глаз. Впервые заменив такое привычное я навеки твой-ты ничья, на правду. Он всегда будет только для Сатору. Он всегда будет ради Сатору. Он всегда будет рядом с Сатору. Он больше не опаздает.