Во всем виновата Енина

— Блять, что это за ужас, — стример обхватил голову, вслушиваясь в очередной «шедевр» от Анечки Ениной. Парень искренне негодовал и не понимал, как ее фаны могли вообще дожить до сегодняшнего времени. — Пиздец, позор! Сначала писи — какаши, а потом кончал — не кончал! Смотрите, я ебусь! Боже, как же я ахуенно трахаюсь! — рыжий что-то абстрактно показывал руками, изображая блогершу, кривляясь специально. — Не, это уже что-то на уровне Кати Самбуки, ей осталось только на своих концертах себя вибратором ебать. Чисто туда-сюда, — шатен показал поступательные движения рукой и глаза закатил показательно. В это же время, Данила залился громким смехом, ударяя по столу, от чего электронная сигарета, пошатнувшись, упала с негромким хлопком. Когда все подуспокоилось, Руслан, сидя на другом кресле подле Кашина, что-то смотрел в телефоне. Листая ленту тик тока, каждый раз ему попадалось больше видео с этим чудом, потому он отложил мобильник на стол, устремляя взгляд в монитор. Через полчаса, когда все дела были сделаны, стример откинулся на спинку кресла, выдыхая устало. Тушенцов, сложив одну ногу поверх другой, болтал свободной беспечно, наблюдая за тем, как Кашин тихо и мирно дышал, закрыв глаза, а после облизнул нижнюю губу. — Че, представляешь, как ебешь Енину? — шатен похлопал друга по плечу, а с губ сорвался тонкий смешок. — Фу, ну нахуй. Вдруг еще венеру какую-то подцеплю, — парень отмахнулся, словно пытаясь от себя отогнать все эти дьявольские отрывки из песни. Руслан нагнулся ближе, к самому уху, одаряя его горячим дыханием. Данила резко открыл глаза и покосился на друга, его прикрытые, черные глаза заставляли Кашина слегка отодвинуться от греха подальше. А Руслан, сука настойчивая, поднялся с места своего, схватился за мужские плечи, прижимая рыжего к креслу вновь. То, что случилось дальше Кашин не понял совсем, ему казалось в этой ситуации странным все: от Руслана, который находился ну уж слишком близко, до ладоней чужих на плечах своих, что сжали немного их, сминая футболку. Шатен не из робких, да и не из брезгливых подавно, потянувшись к чужому, веснушчатому лицу, которое уже готово было взорваться от неловкости, Руслан приоткрыл губы, мурлыкая строчки из той несчастной, проклятой песни, над которой они еще недавно лишь смеялись. — Я хочу, чтобы ты кончил, — правая рука опустилась вниз, проводя дорогу от груди ниже, но не сильно. — Набирать мой номер телефона поздно ночью, — чем ближе к концу припева, тем ближе сам Руслан, еще немного и он прильнет к нему всем телом. — Зайчик, я же сразу говорил, что ты не очень, — Данила прижался спиной к сидению, шокировано глядя на то, что себе позволял Тушенцов. А ведь этот подонок уже поставил колено между его ног, еще немного и он начнет надавливать на пах. — В моём сердце для тебя нет даже уголочка, — все уже стало переходить всякие грани, но голубые глаза внимали каждое действие этого чертенка, который уже почти забрался на чужие бедра, вызывая шумный вдох. Рыжий мог все остановить тем, что он ударил бы шатена по его наглой, щенячьей мордочке, но Руслан будто очаровывал. Он брал всем: количеством тату на смуглом теле, черным, наркотическим взглядом, запахом горько-сладкого парфюма, что исходил от его шеи, действиями вкрадчивыми и плавными. По ощущению, Тушенцов казался кошкой, которая шла по тонкому льду, осторожно наступая на лед хрупкий, проверяя на прочность. — Ты мне не нужен, и точка… — к концу припева он уже успел сесть сверху, обволочь чужую шею и щеки своими прикосновениями, своим дыханием легким и затаенным. Кашин сжимал пальцами кожаную обивку кресла, поднимая вверх голову, понимая, что Руслан все делает слишком манерно и искусно. Все было слишком, шатен играл с огнем, приподнимаясь на чужих бедрах и опускаясь, специально задевая промежность. Когда Руслан потянул на себя парня за футболку, они стали невозможно близко. Их губы были в нескольких миллиметрах от того, чтобы соприкоснуться и разрушить их блядскую дружбу. Кашин тянулся, а Тушенцов отдалялся, дразня младшего. Худи на худом теле смялось, джинсы обтянули ноги тонкие, а пирсинг, сияющий в крыле носа, призывал к действию. Как только Данила подался на шатена, тот мигом вскочил с друга, вставая напротив, опираясь на стол. Он смотрел все так же из-под своей ебанной челки, что падала на брови: смотрел жадно, вызывающе. Кусал губу нижнюю, старший так и мучал рыжего, оглядывая его взъерошенный видок. — И че это было, объяснишь? — дыхание сбилось к черту, напоминая человека, который еще пару минут назад тонул где-нибудь в море. — Ничего, просто прикололся, — Руслан ухмыльнулся, подался куда-то влево, опираясь рукой о рабочий стол. Просторная футболка, что прикрывала его тело, была чуть мятая, а край горла сполз на плечо, обнажая острые ключицы. Он выглядел как одно целое наваждение и искушение. Руслан послан самим дьяволом, чтобы проверить Даню на прочность в этот момент. — Нихуя не просто, с каких пор ты превратился в шлюшку- Енину? — спина выпрямилась, Кашин встал на ноги, покрывая своим ростом старшего, который уже поднял свои бесстыдные глазенки на него. — Будешь объяснять то, что сейчас произошло, Русь? — голос ниже, а взгляд выше. Омуты черные стремились в самую глубь чужих глаз. — А должен? — игриво ответил шатен, покачиваясь на месте. — Обязан, — заявил младший, поставив одну руку на стол, преграждая путь Тушенцову. Он не мог знать, как старшему чертовски нравится его напор. — А если нет? — что-то вспыхнуло внутри похожее на салют, Кашин свободной рукой взял такого своевольного Руслана под скулы, сжимая так, чтобы рот чужой, обведенный пухлыми, сухими, влекущими к себе губами, открылся. — Поиграть решил? — бросаясь короткими фразочками друг на друга, сидя в домах из стекла, они понимали оба, что кто-то должен был прекратить эту небылицу. Кашин не был уверен в том, что Тушенцов не шутит. Все его подлые и гаденькие знаки были неоднозначными, вдруг, рыжий потянется к нему, а тот улизнет, рассмеется младшему в глаза. У Руслана такая же тема, но внутри стоял секундомер, он наблюдал, стараясь держать себя в руках.

Кто быстрее сдастся?

— Допустим, да, — опять его ебаный взгляд. Он стрелой пронзал мышцы и те невольно дергались. - Хочешь, чтобы я взял тебя на своем рабочем столе? — голос понизился, он звучал угрожающе-сладко, а Руслан уже в предвкушении ждал нападения на себя. — А ты против? — старший с темы съезжал, стрелки кидал, задавая наводящие, провокационные вопросы. Терпеть его наглость и бесконечное паясничество было уже невмоготу. Он чересчур много себе позволял, от того и желание плотское взлетало выше. Тушенцов знает Данилу лучше всех, он точно не глуп, Руслан понимает куда давить, с какой силой, чтобы вывести младшего из себя насовсем. — Не переводи тему, — ухватившись одной рукой за бедро мускульное, а другой за талию, Кашин приподнял Тушенцова, сажая того на рабочий стол. А черноглазый трюкач даже ухом не повел, парень послушно поддался действиям, все так же глядя на рыжего, одаривая его многозначительным взглядом. Стример оперся ладонями о стол, заслоняя собой задний вид комнаты так, чтобы у Тушенцова и в мыслях не было спрятать свои глаза хулиганские. — Ты поцелуешь меня уже или нет? — Руслан все так же невозмутим, еще же специально откинулся чуть назад, отдаляясь от рыжего. — Если ты хорошо попросишь, — оружие Тушенцова пошло против него самого, из-за чего тот поднял брови, выражая глубочайшее удивление. Даня забыл одну вещь — Руслан конченный псих без рамок. Потому, немного поразмыслив, черноглазый подался вперед, закрепляя руки за шеей мужской на замок. Он давил ниже места, где находилась сонная артерия, потом он повел ниже, продолжая свою прогулку по видимым венам и сосудам. Рисуя непонятные узоры, он смог отвлечь младшего от надзирания над собой. Убедившись, что Кашин уже прикрыл глаза расслабленно, шатен притянул к себе стримера без лишних слов и скользнул к тонким губам своими. Запрокинув свою голову из-за конкретной разницы в росте и прижавшись к мужскому плечу, Тушенцов сделал то, о чем просил Данила. Сначала нежно, а потом со стремительно нарастающей страстью, заставившей Кашина прижать его к себе за талию сильнее, как к своему единственному спасению. Руслан не из стеснительных, он свое молчание прозаическим образом приглушил тем, что поцеловал Даню. Шатен обвивал руками шею, и влажный, огненный поцелуй звучал в комнате и между их губ. В глазах потемнело, голова закружилась, стример сжал тело в своих объятиях со всей силою страсти, но Тушенцов, будто змея, скользил между рук сильных. — Ну ты и пиявка, я хуею, — как только они оторвались друг от друга, Данила сразу выдал экспрессивно, а Тушенцов, краснея как рак, облизывался, словно довольный кот, собирая остатки вкуса чужих губ со своих. — Я сделал то, что ты просил, — намеком ответил Тушенцов, ожидая взаимности. — А что хочешь попросить ты? — ладони холодные уже нашли край футболки витмо, они уже без тени сомнения крались под одежду. Кончики пальцев плыли по коже атласной, оставляя на ней ледяные ожоги, от которых мурашки бежали следом за умелыми, длинными пальцами. Тушенцов вдыхает в полную грудь, хотя казалось, что тут его уже и нет. — Что мне сделать для тебя, роднулькин? Просто скажи, давай, — Кашин заставлял тело дрожать от его гласа, взгляда, температуры, дыхания. Рыжий занял ведущую позицию, потому он не даст Руслану даже сконцентрироваться на мыслях. Одна ладонь стискивала бок до того, пока старший не ухватился за руку татуированную, не прошипел имя чужое с придыханием, забывая, как дышать, а другая уже поднималась к груди. Каждый поцелуй, что опускался на кожу, облучал ее радиацией внутренней, вызывая лучевую болезнь. Кашин контрастный, то нежный, то чересчур грубый. Младший хотел уничтожить, и втянуть через купюру внутрь, всего шатена. Абстрактные прикосновения заменили любовь. — Сними с себя эту хуйню, — приказал голос сверху. Руслан хоть и искушен от и до, но не теряет хватку. Пальцы пробрались медленно под тишку, зацепляя ее края, поднимая вверх так мучительно — медленно. Изгибаясь, демонстрируя ребра, смуглую, забитую тату кожу. Он специально провоцировал, делал все так не спеша, наблюдая за голубыми глазами, которые уже с ума сойти хотели. Тушенцов изводил, на мозг капал, будто говоря: «Ну же, ускорь меня». Реакция не заставила себя долго ждать. Данила надавил на изгиб талии, а другой рукой он уже отбросил руки неумелые, позволяя себе снять верх с тела худого. В свете неоновых ламп, лучи огибали тело стройными полосами, заставляя кожу, сидящее сиять. Ветерок из кондиционера развевал волосы, остужал пыл внутренний, но он был слишком слаб, чтобы потушить полыхающие сердца. — Че ебало уткнул, дорогой? Подними глаза свои. Постыдился бы того, что перед лучшим другом как блядь сидишь, — шепот пронзил ухо Руслана, нагревая металлическую серьгу в мочке. — Блять, заткнись, сделай хоть что-то, — шатен подался вперед, прилегая к груди, запуская ладони внутрь худи. Все было скинуто на пол, а с каждым стоном поцелуи опускались ниже. Пальцы проникли в распахнутый рот, надавливая на язык, а Руслан послушно вылизывает, языком огибает, вытягивая гласные. Господи, как же он втягивает свои щеки, создавая вакуум нереальный. Ладонь залезает на резинку спортивок, стягивая их с остальным. Похуй на принципы, похуй на то, что еще недавно они ржали с идиотской песни и пейринга их. На все плевать, мозг отключается, как только они поняли, что назад пути нет. Данила за колени старшего берет, на себя подтягивая, надавливая ладонью на грудь, заставляя Руслана откинуться на дорогую аппаратуру. — Сука, раздвинь свои ноги, — Кашин сжимает колени ладонями, разводя, но Тушенцов играется, так и хочет, чтобы младший вышел из себя окончательно. Русланчик знает какой Данечка эмоциональный, какой чувствительный, какой нервный, от этого становится еще интереснее. Рыжий шлепает по щеке худой, оставляя там не только поцелуи, но и пятно красное от ладони. Старший трясется от изнеможения, но понимает, что спуску давать себе нельзя, Даниле же никакой спуск не нужен, он делает так, как хочет. Придавив коленные чашечки и оторвав голени друг от друга, рука размашисто ударила по внутренней стороне бедра. Тушенцов дышит часто, закрывает глаза улетая с ощущениями в отрыв. — Я убью тебя, чертенок. Пиздец, я по твоим глазам вижу, как же ты мечтал, чтобы я тебя взял, — нажимая на горло, входя внутрь плавно, шептал младший. Волосы на лбу слиплись, превращаясь в мокрое нечто, ладони потели и не хотели льнуть к телу, напротив. — Тебе все нравится, пидор, не пизди… Ай! — дрогнув от толчка, старший сжал под собой стол, желая вцепится в него ногтями, а после Тушенцов посмеялся, говоря себе под нос: — Толерантный человек! Даня не хочет, чтобы этот мальчишка хихикал, потому надавив на впалый живот, движения стали острее и резче. Тушенцов больше не смеялся, он старался, закусив губу, сдержать излишние выкрики, которые Даня так и хотел выманить из его губ. Волосы рукой прибирая, Данила в свете синем выглядел как что-то недосягаемое, а его толчки четкие заставляли старшего дрожать, выгибаться, шептать имя чужое. — Т-ты, ебаный… псих, — Тушенцов краснел, когда Кашин шептал ему бред ебучий на ухо, когда сжимал его член у основания, когда дразнил то быстрыми, то медленными толчками. Пальцы ног поджимались, а соседи уже стучали по чугунным трубам, но им похую. Ладони сжимали ягодицы до появления красных меток. Губы соприкасались до боли прикусывая, слизывая кровь сладкую. Тела тянулись к друг другу, каждый хотел ближе, больше, глубже. Не нужно было наркоты, алко и любви, если можно так трахаться отменно со своим другом. — Громче будь, — тела растекались, мутные узоры плыли перед глазами, оставляя только в фокусе изнемогающего Тушенцова. Руслан растягивал гласные имени, стол шатался от толчков частых. Кашин усерден, настойчив, на себя тянет шатена, загоняя глубже, выбивая из мозга остатки рассудка. Тушенцов язык высовывал, призывал к действиям, скреплял ноги на торсе, сжимал бедрами тело сверху. — Ты бы видел себя, Руся, малыш… Прирожденная шалава, — выйдя из тела, парень поманил к себе старшего. Тушенцов на дрожащих ногах понял сразу, без намеков. Опустившись на колени перед богом, он взял в руку ствол, опускаясь губами на головку, обхватывая плотно. Языком проводя по венам, Тушенцов смотрит снизу, вынимает из рта член, сжимая у основания, говоря ту фразу, после который у Кашина сносит голову: — Я хочу, чтобы ты кончил, — вроде тихо, но интимно, а Даня застывает, после кладет ладонь на затылок, толкаясь грубее в податливый рот. Волосы натягивая сильнее, двигаясь хаотично, от чего у нижнего слезы смешались со слюнями, Кашин запрокинул голову назад, чувствуя, что конец уже близко. Тушенцов работал усерднее щеками и губами, моргая часто, чтобы выжать из черных глаз все слезы. Заканчивая на заплаканное лицо с розовым носиком, припухлыми губами, Кашин пытается перевести дыхание, смотря на старшего, который убирал пальчиками. — И че это было? — Данила положил руку на черные волосы, трепля их и опуская на макушку поцелуй легкий, спросил у Тушенцова. — Это все Енина.