***
Юника открыла дверь, едва увидев в глазок лицо Фрэнсиса. Улыбнулась широко, неловко вытерла руки о фартук. — Сильно устал? — Не очень. Народу было удивительно мало. — Это пока, завтра ведь пятница. Будет гораздо больше. Мой скорее руки, я поставила шарлотку, через несколько минут будет готова. Не ахти что, но я сама недавно пришла. — Я бы поел чего-нибудь мясного. — Ну, в морозилке остались пельмени. Поставить воду? — Буду признателен. Он остановился напротив неё, когда снял ботинки и пошёл в сторону ванной комнаты. Улыбнулся и наклонился, отчего Юника засмеялась и тут же клюнула его в щеку пухлыми губами.***
Фрэнсис ел с таким аппетитом, что, казалось, ходил голодным несколько дней подряд до этого. Юника, которая сама была любительницей поесть, не видела в этом ничего плохого. Кроме, пожалуй, того, что в эти самые «несколько дней подряд до этого» старательно готовила новые блюда, в попытках улучшить собственные навыки и сделать Фрэнсиса чуточку счастливее. И Фрэнсис их с удовольствием ел. Но она молчала, справедливо полагая, что Фрэнсис по каким-то причинам мог просто не пойти на обеденный перерыв и пробыть с самого утра голодным. Помотала головой на мысли о том, что пугающие её «двойники» тоже испытывали жуткий голод и предпочитали есть мясо. Ведь, в конце концов, простые пельмени их бы не удовлетворили в той мере, в какой удовлетворили, если судить по довольной сытой моське, Фрэнсиса. Да и Генри, хоть и был «придурком», как говорил почему-то Фрэнсис, ответственно подходил к своей работе. Села напротив, предварительно налив чай и поставив вазочку с конфетами на стол, и начала расспрашивать, как прошёл его день, в последствии с энтузиазмом рассказывая, как провела свой.***
Этой ночью он брал её настолько жадно, что на утро Юника заметила синяки на своём теле. Нельзя было сказать, что ей не понравилось. Обычно они занимались любовью редко, и Фрэнсис был осторожным и нежным, засыпая сразу же после. Ей было приятно чувствовать его, знать, что Фрэнсис любит её, что наслаждается близостью, также как и она, просившая большего лишь в выходные дни. Этой ночью Фрэнсис распалился от простого поцелуя перед сном и распалил её, раздвинувшую ноги, послушно стянувшую ночную рубашку. Распалил настолько, что она стонала, почти кричала до такой степени громко, что их сосед снизу, Исаак Гаусс, постучал несколько раз по батерее. Заведя, очевидно, Фрэнсиса сильнее, ведь то, как он сразу же после стал двигаться, быстро, сильно, напористо, выбило почву у Юники из-под… всего на свете. Она не могла в тот момент мыслить ясно. Только послушно развернуться, вялая, уставшая, довольная, обняв подушку и вжавшись в неё лицом, только приглушенно кричать, когда входил вновь. Снова, снова и снова, буквально вбивая её в мягкий матрас.***
Генри кривил губы, когда «молочная девочка», махая ему, уходила ближе к девяти или десяти утра на учёбу. Довольная и румяная, она производила впечатление… счастливой женщины, и Генри из-за этого уже начал подозревать и задаваться вопросами. Не причина ли этому долгожданное согласие на похабные предложения Радбойса-младшего?.. Потому что Фрэнсис выглядел таким же уставшим, потенциальным наркоманом, как и всегда. Впрочем, Генри не обращал на это внимание. Недавно он поймал уже «двоих», и где-то рядом должен был быть третий, если даже не в компании четвёртого, и разбираться с тем, кто кому изменяет, в подобной ситуации было смешно и одновременно глупо. Генри внимательно следил за своей безопасностью и безопасностью своих соседей. Ведь, в конце концов, собирался завести собаку. Или кота.***
Если Фрэнсис и изменился, то изменения в нём Юнике понравились. Он стал больше ценить себя, её, их. Что доказывал регулярно, беря выходные, стоя у плиты (всегда над каким-то мясным блюдом), веселя и радуя Юнику все чаще и чаще. Позволяя себе отдыхать, отсыпаясь почти до обеда, и вытворяя… фантастические вещи в спальне. И не только в ней. Юника до сих краснела при взгляде на подоконник и боялась стоять около него долго, опасаясь увидеть в окнах напротив людей, которые с большой вероятностью могли также чётко видеть, чем они занимались пару дней назад. Фрэнсис стал настолько сильнее ценить их отношения, что Юника уже несколько раз думала о том, что он сделает ей предложение. Потому что смотрел настолько ласково, настолько тепло, потому что заботился, чередовал грубость и нежность в словах, действиях, потому что… старался быть рядом. Так же как и она, влюблённая, любящая, уверенная в том, что в скором времени станет женой Фрэнсиса Моссеса.***
Генри не может поверить, когда приходит полиция в сопровождении сотрудника DDD. Не может поверить их словам, как и в причину слёз услышавших новость вместе с ним чету Каппучин и Шмихтов. «Юника Амос найдена мёртвой в нескольких кварталах отсюда. Её обглоданные…» Если у Генри и оставались какие-то вопросы по поводу сотрудника DDD, то теперь их не было. Только сожаление и тяжёлый взгляд в сторону подбежавшего Фрэнсиса. Растрепанного, испуганного. Морально раздавленного.***
он не чувствует себя цельным. не чувствует. не чувствует себя живым, частью социума, не чувствует, погрязнув в отнимающей все силы работе, поглощающей ещё и большую часть эмоций вместе с моральными силами. не чувствует себя счастливым, не чувствует себя человеком. даже рядом с юникой, непонятно что нашедшей в нём. оказывающейся рядом, ласковой, нежной, поддерживающей в любые трудные минуты его жизни. но старается заработать как можно больше, чтобы у неё было все лучшее, а у них впереди — всё самое светлое. он ведь очень любит юнику и чувствует, как она трепетно отвечает ему взаимностью. говоря с двойником, принявшим форму практически ничем не отличную от его собственной, он просит позаботится о ней. показав, и ей, и самому фрэнсису, что можно иначе, немного, но все-таки. параллельно познавать этот мир и жить в подобии симбиоза, не убивая, не причиняя вреда. не реагирует на подколки о «полиамории», считая, что юника, какой бы замечательной не была, не примет, и можно… пойти на маленький обман во имя благой цели. также, как и быть уверенным, что держит всё в своих руках. что с «двойником» можно договориться***
Когда Генри увольняется, Фрэнсис наблюдает за процессом его переезда из окна собственной квартиры. В которой живут втроём: он, его «двойник», растягивающий губы в неестественно широкой ухмылке, и призрак того счастья, которое олицетворяла собой Юника.