***
Ветер невесомо касался тонкой белой кожи, путался в волосах и разгонял полуденную марь, в которой движения приобретали странную вязкость и тянучесть. Не было желания прикасаться к чужому горячему телу, но тело само настойчиво прижималось к ней. Горячее дыхание где-то у шеи и огромные пальцы, ласково массирующие кожу головы, уже не вызывали табуна мурашек, лишь оседали в легкий комок внизу живота. Они в одиночестве лежали посреди комнаты. Открытые окна запускали запахи подступающего душного лета и разгоняли тишину и неподвижность в большом помещении. - Будь моя воля, лежал бы вот так, рядом с тобой вечно. В вечной весне, на вечной земле в вечной жизни... Вибрация низкого голоса отозвалась в каждой косточке маленького худого тела. Тишина была нарушена. Шелест одежд, с которым девушка развернулась в руках проклятия, чтобы лучше видеть его лицо, наполнил пространство. - Правда? - почти единственное, что удалось выдавить из себя. Взгляды сцепились и странное совсем подростковое смущение сдавило горло и зажгло щёки. - Правда. Только ты, я и наш наследник, - огромное проклятие, наводящие ужас на всех нынеживущих шаманов, лаского улыбнулось и опустило ладонь на округлившийся живот девушки, поглаживая его. - Сукуна Рёмен, убери руку с меня, мне жарко! - воскликнула девушка, и проклятие с тихим смешком убрало свою руку. Очень милосердно с его стороны было немного отодвинутся, позволяя ветру пронестись между двумя горячими телами. Идиллию разрушили мелкие, почти неслышные шажочки Ураумы: - Кушать готово, - глубо поклонился и удалился. - Идём, Йоко. - Не хочу, - протянула девушка и попытлась отвернуться. - Нет, так не пойдёт! Ты либо добровольно сама идёшь есть, либо я принесу всё сюда и буду насильно кормить тебя! От рокота его голоса хотелось то ли расплыться в влеющую лужицу, то ли придумать в ответ что-то жёсткое и непокорное. Через минуту подобное борьбы Йоко сама встала и мимо проклятия прошла вглубь помещения. Сукуне это упрямство было не понраву и, в один шаг догнав её, перехватил девушку под колени и спину и поднял на руки. Теперь она не стала сопротивляться и затихла в уютных объятиях. В тёмных коридорах таилась прохлада. Ни одна дощечка не затрещала и не разбила дневное марево. Комната для приёма пищи выходила на красивый внутренний сад, что в это время суток был частично сокрут в тени. Здесь тоже были заблаговременно открыты все створки, и духоты не было. Наперекор своим словам проклятие не выпустило девушку из своих рук, объясняя это резкой прохладой и опасностью заболеть. Йоко лишь посмеялась, но так было уютней и вырываться она не стала. Так проходили дни за днями. Прошло жгуче лето и приближалась осень, живот уже достаточно вырос, чтобы Йоко прекратила ежедневные тренировки с Сукуной и всё чаще сидела читала в объятиях проклятия. Рёмен в это время трепетно сжимал всеми своими руками живот и внимательно прислушивался к каждому движения малыша внутри. Будто в ответ на прекосновение отца, он начинал активно пинаться прямо в сжимающие руки. В какой-то момент подобные игры надоедали девушки и она отвлекала проклятие на себя нежным поцелуем. Сукуна на это отвечал с животной страстью, но никогда не переходил на большее, а если девушке хотелось большего делал всё необычайно нежно и аккуратно, чтобы не причинить излишнего дискомфорта. Осень оказалась постранному холодной и дождливой. Дни совсем слились в один большой мокрый склизкий комок и не отличались практически ничем друг от друга. Люди из ближайших деревень повадились всё чаще ходить на поклон к могущественному проклятию с просьбами уничтожить тех или иных соседей. Видимо им тоже было тоскливо и скучно до бессильной злобы, которую они стремились выместить подобными, кровавыми способами. В один из таких дней и начало всё катиться по наклонной куда-то в беспросветную тьму. Сначала это было практически не заметно, но с каждым новым несчастием на души становилось неспокойнее. Сукуна был и рад первое время подобным просьбам, жажда крови никогда не отпускала его, но страх за свою семью сдерживал его. С каждой новой вырезанной деревней шаманы всё злились, всё сильнее боялись и готовились однажды прийти мстить. Йоко никогда не противилась походам проклятия на людей. часто даже поддерживала. Раз люди хотят быть убитыми, пусть умирают. Никто не безгрешен. Навлекая проклятия на других, однажды зло падёт и на проклявшего. В это время кто-то в народе пустил слух, что Король Проклятий ждёт наследника. Может какое-то из тупоголовых, но умевших разговаривать мелких проклятий проболтался об этом перед уничтожением, или это было просто сказано без задней мысли, пальцем в небо. Но теперь шаманы хотели не просто уничтожить Сукуну, а оборвать жизни всего, что было ему дорого. Возможно в этом и заключалась их главная ошибка.***
В один из таких серых дней, к вечеру, Сукуна покинул своё поместье. Перед уходом он долго и сильно обнимал Йоко, поглаживал живот и как-то нервно, будто в бреду шептал, что скоро вернётся, он их сильно любит, чтобы она присматривала за собой, чтобы она хорошо отдыхала и не нагружалась и снова и снова о том как сильно он их любит. Несколько раз он резко отказывался от похода, говорил, что никуда не пойдёт, предчувствие у него нехорошее, что что-то в его отсутствие должно произойти, но на весь этот панический шёпот Йоко отвечала вновь и вновь на бесконечные признания в любви, общела, что всё будет в порядке с ней, с малышом, и они обязательно дождутся его возвращения, чтобы он обязательно тепло оделся, надел шарф и ни в коем случае не срывал с себя одежду. Проклятие ушло, переодически сворачивая обратно, но осекался и вновь шёл в деревню, что он собирался превратить в руины и сжечь дотла. Сукуна в экстазе от убийства людей, от их никчёмности и слабости уже приближался к своему поместью, как остро почувствовал что-то неладное. До него донёсся запах гари и крови, злой и горькой. Увеличивая нервозность с низкого, тяжёлого неба начал накрапывать мелкий, противный дождик, вбивавшийся тревогой в самое темечко. Сквозь тонкие деревца рощицы, что отделяла его от дома, он увидер рыжие всполохи пожара и не разбирая перед собой дороги рванул домой. Он одним ударом снёс упавшую, преграждающую ему дорогу балку, по узким длинным коридорчикам понёсся в личную часть дома, где должны были находиться покои Йоко. Везде валялись потрёпанные трупы сильных, крепких мужчин. Какие-то из них были покрыты инеем, какие-то были обоженны до такой степени, что кожа местами отсутсвовала или ещё только отваливалась кусками. Сукуна сносил упавшие доски и перепрыгивал пробоины в полу и трупы с оторванными какими-то нечеловеческими усилиями конечностями и разбитыми головами. В галерее, перед самыми покоями он натолкнулся на тело в изорванной уттарасанге. Ураумэ лежал неподвижно и не дышал, вокруг было много разбитого, наросшего льда и инея. Это затормозило проклятие лишь на несколько мгновений, и он наконец-то вбежал в помещение, но вмиг будто примёрз к порогу. Кровь. Много крови. Она везде. На полу, на стенах, на мебели и на телах. тел тоже безумно много. Вся комната была заполнена красным маревом зарождающегося безумия. Посреди комнаты, прижав к себе какой-то комок, в синяках, в порезах, дырах, со сбившимися в колтун волосами и залитая кровью/потом/слезами лежала Йоко. Сукуна пошатнулся. Он не мог вздохнуть. Воздух резко стал слишком тяжёлым. Руки тоже были очень тяжёлыми. Он сделал шаг вперёд. Ещё один. Упал перед её ногами. Трудно дышать... Она... Что с ней?.. Что произошло?.. Она... Мертва??.. Сукуна протянул все свои руки к ней, прикоснулся к её рукам, щекам. Провёл по животу. Тело было ещё горячим, но безвольным и словно пустым. Руки девушки безвольно расцепились, и из них выпал маленький комочек. Сукуна рассеяно обратил на него внимание и присмотрелся. От комочка исходила уже слабая проклятая аура. Сукуна поднял и развернул полотенце, обмотанное вокруг тела и полностью пропитавшееся кровью. Малыш был крохотным, сморщеным, но в нём угадывалась паразительная схожесть с самим проклятием. На теле были чёрные метки, потускневшие вместе с цветом кожи, и под глазами была ещё одна полуприкрытая пара глаз. Возможно, именно эта схожесть стала роковой для новорожденного. Что здесь произошло?.. Кровь в ужасе продолжала набатом стучать в ушах Рёмена. Он провёл рукой по лицу. Тоже кровь? Это была воды. Горькая. Солёная. Слёзы. В горле завязался тугой, огромный ком. Ни туда, ни сюда. Дышать нечем. Тело Йоко немного зашевелилось. Показалось? Её тонкая, худая ручка, раньше так прекрасно ложившаяся в огромную ладонь проклятия, опустилась на его колено. Сукуна склонился к ней поближе, ему показалось, что она что-то ему шепчет. - Прости, - единственное, что получилось разобрать и это было всё, на что хватило голоса. Рука безвольно скатилась и перестук костяшек оглушил комнату. Рык начал формироваться из комка в горле, мешавшего дышать. Гнев затуманил взгляд и разум. Он ничего не мог разобрать перед собой, везде ему мерещилось мёртвое тело Йоко. Проклятие вылетело из поместья, на улицу. Ему показалось, он знает этих шаманов, откуда они. Он раскусил их план и вихрем гнева и отчаяния ворвался в их деревню, пронося с собой огонь. Пламя перекидывалось с крыши на крышу, и люди внутри начинали в панике кричать. Народ повалил на улицу, но там их поджидало худшее из несчастий. Разъярённое проклятие обрубало жизни всех, уродовало мужчин хватало женщин, в пути надкусывал людей и рычал. Шаманы кажется были готовы к такому, потому что выступили впёред стеной и направили своё оружие на смутьяна. Их зубочистки были слишком абсурдными перед ним, и злобный смех пробирался из живота. Хохот пугал сильнее, чем рык, за ним неизвестно, каким будет следующий шаг. Какой-то ещё зелёный шаман без сигнала сорвался с места и, активировав свою технику, попытался сразить Сукуну. Разгневанное Проклятие одним удара кулака вышиб из мальчишки дух и откинул обратно к его собратьям, с хрустом впечатав в стену. Маленькие проклятия на запах крови и боли стали стекаться отовсюду, добавляя хаоса в огненный кошмар. Шаманы рванули на Рёмена... Все пали. Деревня была сожжена дотла. Оторванные, обгложенные местами конечности волялись везде. Женские тела изуродованные мелкими проклятиями и мстящим Сукуной были свалены в кучу в неестественных позах. Он стоял посреди попелища и смотрел в пустоту. Ничего не осталось в нём. Звонкая пустота оглушала. Голова разболелась и всё вокруг в один момент стало слишком противным. - Зачем вы с ней так? Вы терпеть не могли меня, зачем было убивать её? - тихо прошептал он, разворачиваясь обратно к своему омертвевшему поместью. - Вы все кровью заплатите за мою боль...***
Так всегда бывает: что-то хрупкое и важное ломается и теряется очень быстро. Вот оно было всем миром, а вот его и нет. Она столько раз смеялась над его тревогой, заботой, гиперопекой. Ей всё было смешно. Она могла смеяться целыми днями, а он мог вечность слушать её смех. Она смеялась даже, когда впервые увидела его - маленького, потеряного, голодного, с измазанным человеческой кровью ртом. Она смеялась не напряжённо, не испуганно, не презрительно. Ей просто тогда стало смешно от его вида, затем она ласково потрепала его волосы, не обращая внимания на природную опасность этого крохотного существа. Она улыбалась его удачам и неудачам. Её счастье всегда было заразительно, и он тоже распускался в улыбке. Она не презирала его, вновь и вновь встречалась с ним на тёмных, опасных улочках деревни, играла с ним и обучала искусству борьбы. Он была первым и единственным существом, которому он смог рассказать о своём прошлом, раскрыть все подробности, как съел брата, мать, отца... Она тогда просто погладила его по голове, улыбнулась и крепко-крепко прижала его к себе. Сукуна удивился тогда такому жесту, так и простоял столбом всё время, что она обнимала его, слушал её спокойное, сильное сердце. - Запомни! Когда тебя обнимают, надо всегда отвечать на объятия! - она отстранилась и хмуро посмотрела на проклятие, но он прекрасно понимал, что она ничуть не обижена - огоньки озорства в глазах выдавали её всегда. На встречах она всегда рассказывала что-то интересное, что-то важное. Он слушал как завороженный. Проклятие росло и взрослело значительно быстрее,ч ем люди. Всего через два года Сукуна превратился из маленького проклятия с измазанным кровью ртом в огромного мужчину с четырьмя руками и четырьмя глазами. Йоко внимательно следила за изменениями, приносила ему еды, водила по ещё более тёмным переулкам, где давала волю его жадности, позволяя у себя на глазах есть людей. Сначала он стеснялся своей проклятой части, ему казалось, что ещё чуть-чуть, и она всадит ему нож между лопаток. Но, когда она заметила подобное стеснение, она снова долго смеялась. Тогда она впервые ему рассказала о проклятиях, шаманах и проклятой энергии. Она призналась, что тоже ею обладает. Он посмеялся, она смотрела серьёзно. У Йоко была странная родовая техника - она могла наводить иллюзии. Техника достаточно сложная, но и развивать её не разрешали, потому что у Йоко была некоторая разновидность Небесного проклятия и серьёзного шамана в ней никогда не видели. Её тело и правда было очень сильным, её владение рукопашным боем и оружием составляли неплохую оппозицию врождённым и развивающимся техникам будущего Короля Проколятий. Она любила записывать всё. Как прошёл её день, развитие проклятий. Там всегда было много записей о проклятой энергии, проклятиях, техниках, Небесном проклятии. Всё что имело хоть какое-то отношение к магическому миру имело для неё значение. Он крал её книжечки и внимательно читал их. Её знания и заметки занимали его, но больше всего он любил с ней драться. Она всегда могла его обмануть, выкрутиться из любого захвата. Только с ним она показывала и тренировала свою технику. Это всегда было больно, иногда страшно, иногда смешно до судорок в животе, но неизменно тешило его самолюбие. Однажды он нашёл её грустно сидящей в городской беседке. Он почему-то почувствовал страх и тревогу. Привычное для него прежнего чувства, но становившиеся с каждым днём всё более далёким и забытым. Её хотели забрать у него. Забрать! Отдать в руки какому-то старику из другого сильного клана, чтобы восстановить утеренную репутацию после рождения дочери с проклятыми техниками. Невероятный гнев тогда окатиил его как ушатом ледяной воды. Грустная кривая улыбка, не похожая на все предыдущие, заставила его сердце сжаться и замереть. Убить! Убить их всех! Она только его. Принадлежит только ему! В тот день он впервые совершил столь дерзкий ход против магического мира. Он вырезал весь верховный клан. Он был не один. С ним была Йоко. Она показала своей семье свою силу. Она осталась со своим проклятием. Они остались в своём кровавом доме. С того самого дня они держали все ближайшие земли в ужасе, дальние - в неясной тревоге. Он изменился внешне. В нём стало больше черт Проклятия, чем человека. Лицо разделилось на две ипостаси, появился ещё один рот на животе. Прекрасное время. Она проводила исследования. Следила за его метаморфозами, за эволюцией его сил и навыков. Показывала другие техники и смотрела, как они будут сочетаться с его энергией. Она собирала данные со всех уголков их страны черех обширные сети мелки проклятий, людей, готовых молчать и передавать информацию за плату и Сукуны, готового отправиться хоть на край света, чтобы угодить своей Королеве. Внароде она стала известна как учёный и шаман, что живёт с проклятиями. Сукуна мог дни напролёт смотреть, как работает Йоко. Как она хмурит лоб, а он проводит по складкам между бровей, чтобы распрямить их. Она обязательно отвлечётся и подарит ему улыбку. Как она бубнит что-то странное себе под нос и сдувает упавшие волосы с глаз, а он помогает ей убрать волосы в красивый пучок. Как она пытается разогнуться и размять забитые плечи. А поможет ей подняться, разогнуться и помассирует уставшие мышцы. Как она засыпает прямо на бумагах, а он поднимает её на руки и насёт в их спальню, где всю ночь он не отпустит её, крепко прижимая к себе.***
Гул в голове не прекращался. Засохшая кровь и гниющие тела стали единым цветом/запахом/ощущением. Весь его дом превратился в Демоническую гробницу... Сил не было... В голове закончились мысли...***
Боль пронзила мозг насквозь. Боль растеклась по всему телу. Кажется в горле набух комок. Дыхание спёрло. Его красивая, хрупкая Йоко покинула его... Отогнала подальше, чтобы он не видел, как её будут убивать...***
Сукуна, не видя ничего перед собой, шевелился по установленному маршруту изо дня в день. Спальня, столовая, сад, снова спальня, столовая, сад... Боль кончилась. Боли нет... Зима превратилась в весну, лето в осень... Колесо повернулось... Круг замкнулся... Она предала его... Любовь - полная чепуха...***
Дожди заполнили всё сознание. Он вдыхал солёную влагу, выдыхал чистый гнев. Он хохотал, пока издевался над девушками ближайших поселений, в каждой он видел её... Маленькая девчонка, безумно похожая на Йоко, в одной из таких деревень выбежала наперерез ему, хотела защитить кого-то... Смешная... В глазах было то же упрямство... Но был и страх... Жалкая породия... Кровь... Он узнавал, что у кого-то родился рёбенок, рождение сменялось смертью, накрывался кровавый пир, главные блюда - мясо и кровь младенца. Его наследник был ещё младенцем, когда он тоже предал его... Везде был его сын... Дождевые капли стали замерзать ещё в воздухе с звонким звуком разбиваясь о землю... Он хотел сделать тоже самое... Он заслужил такую участь...***
Снег покрыл все поверхности... Этот год был одним из самых холодных за всю его жизнь... То ли внутри так холодно, то ли снаружи... Одиннадцатый год без неё... Он научился дышать через раз... Он почти смирился... Почти...***
Весна дыхнула ему в лицо запахом цветов и влажной земли. Его сердце хохотнуло на это звоним перестуком льдин... Зима была слишком долгой, ему не оправиться... Он хочет есть - он ест... Кто-то мешает - убивает... Ему весело - играет... Теперь его жизнь соответствует ему самому... плевать на мнение других... Такое времяпровождение в ожидании смерти - ему в самый раз... Когда придёт смерть, у неё будет её лицо...***
Прошло тридцать четыре года... Не болит... Почти... Любовь - полная чепуха... Но весной голова всё равно раскалывается от духоты, воспоминаний и чего-то ещё, а осенью, вместе с дождями, льются его слёзы...***
Пятьдесят лет... Красивый срок... Весна.. Он лежит посреди комнаты, ветер легко проникает внутрь, донося удушливый запах цветов... Как тогда... Тело стало слишком тяжёлым... Голова больше не болит... У его смерти её лицо... Она рядом... Теплая, мягкая, хрупкая, настоящая... В саду играет их сын и смеётся... Точь-в-точь как она... Тишина...***
Он не мёртв. Единственное, что возникает, гаснет, рождается вновь в его голове. Тело стало слишком маленьким, тесным и чужим. Всё другое. Даже речь этих маленьких шаманов другая. Но энергии больше? Хочу есть...***
Мелкий засранец слишком прост, наивен и туп... Его друг интересней... В этом мире нет ни истинного тела Сукуны, ни её. Женщины стали другими, не такими изящными, как она, ни такими хитрыми, как она. Может хоть на вкус они съедобны?***
Он видел её... Она смело смотрела на проклятия, на разруху, на смерть. Это было её лицо, её смех и её искра. Прикоснутся бы к ней, услышать, как она позовёт Короля по имени... Его Королева жива, но не знает его... Жива именно потому, что не знает его... Он исправит это недоразумение, как только вернёт истинный облик своего тела, подавит этого засранца и сможет вновь творить всё, что пожелает... Его Королева вновь вернётся к нему... Только бы дождалась... Только бы дожила... Только бы...