Откровения.

Третий рейх недоумеващим взглядом наблюдал за своим сыном, который обычно был спокойным и отрешённым, но сейчас словно не находил себе места, то и дело, заламывая пальцы рук, дёргая рукава рубашки и нервно глядя по сторонам. — Ты в туалет хочешь или что? Германия дрогнул, поднимая взгляд на мужчину. — Нет... — Немного растерянно ответил мальчик. — Тогда не дёргайся, словно червяк на крючке. Германия покорно кивнул и положил руки на колени. Старший немец перевёл всё своё внимание на приближающийся дом Советского Союза. Вспомнил, как несколько дней назад, Германия упрашивал взять его с собой в гости к СССР, когда узнал, что он скоро туда поедет ради каких-то там важных переговоров. И почему его милого, светлого, умного сынишку так тянуло к этому чудаковатому семейству? Хлопнула дверь и из чёрной машины вышел рейх, следом - Германия. Приближаясь к высоким воротам, мужчина угрожающим тоном произнёс: — Веди себя достойно. Не забывай кто ты. Сделаешь что то не так - и больше никогда не выйдешь из своей комнаты. — Да, отец. Подобный диалог происходил каждый раз, когда они приезжали к кому то. Мальчик уже привык к отцовскому наставлению, которое больше походило на приказ, за невыполнение которого, в лучшем случае полагается смерть. А в худшем... Германия даже представлять не хотел. — Добрый день, Союз Советских Социалистических Республик. — С натянутой улыбкой и слащавым голоском, приветствовал рейх. Так и не скажешь, что минуту назад почти что угрожал собственному сыну расправой за малейшую оплошность. — Приветствую. — С такой же фальшивой улыбкой ответил СССР, пожимая руку немца. Из-за спины русского беззвучно вышел подросток с блестящими, чёрными волосами и необычными гетерохромными глазами. — Добрый день, Каз... — Здрасьте. — Бесцеремонно перебил мужчину мальчик, подошёл к Германии и потянул за руку, уводя за собой. Младший немец поднял глаза на рейха, безмолвно спрашивая разрешения. Мужчина кивнул, взглядом прожигая спину подростка. Деревянная дверь захлопнулась, оставляя старших наедине. Третий рейх с еле скрывающимся приступом гнева на лице, повернулся к Союзу. — Чудо, а не ребёнок. СССР самодовольно ухмыльнулся. — Моя гордость. Германия прижимал ладонь ко рту, стараясь заглушить вырывающийся наружу смех. — Мой папа наверное, теперь мечтает тебя придушить. Идущий рядом КазССР усмехнулся. — Тогда ему придётся побороться за мою шейку с Союзом. Мальчики обошли огромный частный дом и оказались на заднем дворе. Уселись прямо на зелёную траву, спинами облокачиваясь на белые стены. Облегчённо вздохнули, наконец избавившись от цепких, всеконтролирующих взглядов. Германия почувствовал приятное, лёгкое головокружение, когда тёплый ветер обдувал его лицо, развивал волосы и трепыхал одежду. Поднял глаза на яркое солнце, на миг ослепляя себя. Перевёл взгляд на голубое небо, по которому плыли редкие, белоснежные облачка, словно кусочки порванной ваты. Умиротворённо прикрыл веки, вдыхая полной грудью чистый воздух. Как же приятно, когда на тебя никто не смотрит оценивающим взглядом, не пытается найти недостатки, не исправляет и не упрекает. Руками пробежал по траве, приятно щекотившей ладони, пока не наткнулся на чужую руку, спокойно расположившиюся на земле. Германия открыл глаза и уставился на своего друга, что тихонько сидел рядом, смотря куда то вдаль, за горизонт. — Знаешь, иногда я завидую тебе. КазССР удивлённо взглянул на мальчика. — Из-за чего? — Твой отец всегда кажется таким добродушным, несмотря на напускную строгость и серьёзность. Да и просто... Заботится о тебе и обо всех остальных и не стесняется этого, в отличие от моего папы, для которого даже простое держание за руку равно признаку слабости. А может... — Германия почувствовал укол в сердце от возникшей в голове догадки. — Может он просто брезгует мной. Казахстан молча слушал монолог своего друга. С каждым произнесённым словом, его взгляд становился жёстче и отстранённее. — То, что я сейчас покажу, тебе не понравится. И под недоумевающим взглядом, приподнял свои штанины чуть выше колен. Германия охнул и прикрыл рот ладонью, отводя взгляд в сторону, чтобы не видеть того ужасного зрелища, которое предоставил ему Казахстан. На его ногах было множество маленьких, круглых шрамов. — Догадываешься что это? Германия мог лишь слабо покачать головой. — Это Союз на гречке меня стоять заставил. — Казахстан прикрыл свои ноги. — Можешь больше не отворачиваться. Всё хорошее настроение Германии тут же улетучилось, оставив лишь тихий ужас и жалость к другу. Розовые очки бьются стёклами внутрь. — За что он тебя так?.. — Голос подрагивал. — За то что с Узбекистаном подрался. — Его тоже наказали? — Не. — Что?! Почему? — Ну... Я первый в драку полез. — Казахстан почесал голову. — В принципе, справедливо. — Ничего подобного! Казах никак не отреагировал на слова немца. На его лице не было и намёка на обиду, что ещё больше злило Германию. — Из-за чего подрались то? Казах смутился. — Да так... — Говори! — Из-за девчёнки одной... Германия продолжал настойчиво давить на казаха. — А точнее? — Уф, зачем тебе это? Германия почувствовал себя уязвлённым. — Мы друзья или нет? — Ну... Друзья... — Что за неуверенность в голосе?! — Ой, отстань! Казахстан поднялся на ноги, намереваясь уйти, но Германия ловко схватил его за лодыжку, отчего тот потерял равновесие и плюхнулся лицом прямо на землю. — Жить надоело?! Хочешь чтоб я и тебе морду расквасил?! — Орал вышедший из себя казах. — А нечего меня игнорировать! — Не менее злобно прокричал немец. — Бля, прилип как банный лист к заднице. — Тихо прошипел Казахстан, усаживаясь обратно. Германия ухмыльнулся. — Всё таки признаёшь, что ты задница? — Заткнись! — А ты рассказывай! Ой... — Мальчик виновато взглянул на собеседника. — Что? — У тебя кровь из носа... Извини, я не хотел... КазССР раздражённо выдохнул и махнул рукой, облокачиваясь на стену позади. — В общем, узбеку понравился кое-кто, он рассказал об этом Кыргызстану, а я рядом сидел. Ну а кыргыз у нас без подколов не может, начал выдумывать, что мол, та девчёнка на меня глаз положила. Естественно, Узбекистан взбесился. Начал на меня гнать. Оскорблять. Говорить что в такого, как я, разве что слепая влюбится. — Это ещё почему? — Удивлённо спросил немец. Казахстан закатил глаза и саркастически ухмыльнулся, переводя взгляд на недалёкого друга. — Ты походу тоже слепой? Не видишь какой я? — А какой ты? — Издеваешься? Мои глаза! — Казахстан приблизился к лицу Германии настолько, что кончики их носов коснулись. — Один - голубой, другой - жёлтый. Разве это красиво? — С грустью в голосе, он отодвинулся. — Но... Внешность - не главное, разве нет? — Легко тебе говорить! Ты то красавец! Глазища - огромные, серые. Волосы - светлые и послушные. Ну прям настоящий аристократ. А я... Пришелец какой-то. Казахстан подпёр коленями грудь и уткнулся в них подбородком. Германия разглядывал своего друга так, словно видел впервые. Шелковистые волосы, цвета воронова крыла, мягко развивал тёплый ветер. Они блестели на солнечном свете. Маленький, аккуратный, слегка вздёрнутый носик был несбыточной мечтой многих девушек, а у казаха он с рождения. Пухлые губы были словно лепестки распустившегося бутона. Кожа - без единого изъяна. И он называет себя уродцем? — А мне ты нравишься. Казахстан ошарашенно уставился на друга, заливаясь румянцем. — Э-эм, нет, я не это имел в виду! — Поняв, как двусмысленно прозвучали его слова, немец тоже густо покраснел. — Я хотел сказать, что ты очень красивый! И твои глаза - чудесны! Я ни у кого, кроме тебя таких не видел. Один - словно осколок чистого, бескрайнего неба, а другой - как жидкое золото. Это мило! — Тараторил Германия, пытаясь сгладить возникшее недоразумение, но каким-то образом, делая всё наоборот. — Хорошо-хорошо! Я понял! Только закрой уже рот! Если кто-нибудь услышит, подумает, что мы педики. Казахстан уткнулся в свои колени, пряча лицо, а Германия прикусил губу, мысленно ругая себя за балабольство. — Ладно, давай переведём тему. — Предложил казах, зная, что они от смущения целый день так просидеть могут. Германия молча кивнул, всё ещё боясь взглянуть на друга. — Насчёт Союза ты всё понял, я надеюсь. Больше не считаешь его белым и пушистым? — Я... Никогда бы не подумал, что он способен на такое. Ваша семья всегда казалась мне дружной и любящей. И я мечтал, чтобы у меня было также. Но теперь... Даже не знаю что думать. — Да ничего. — В смысле? — В прямом. Тебя в любом случае, это не касается. Германия понимал, что КазССР говорит голую правду, но ему всё равно было обидно это слышать. Казахстан же его друг, разве нет? Это нормально беспокоиться о тех, кто тебе дорог. — Союз... Умеет пускать пыль в глаза и создавать картину идеального семьянина. Это при чужих мы милые братики и сестрички, которые стоят друг за друга горой. На деле - каждый из нас в любой момент готов перегрызть друг другу глотку. И СССР такой же. Для него главное чтобы все были дисциплинированны и послушны. Шаг влево, шаг вправо - растрел. Наверное, именно поэтому он смог добиться таких высот, о которых всем остальным остаётся лишь грезить. Без обид... Германия понимающе кивнул. — В любом случае, я не ненавижу его. Он знает, что делает. — Казахстан издал тихий смешок. — Хотя иногда, он тот ещё кадр. — Что ты имеешь в виду? — Да вот... Я вчера или позавчера, не помню... Да и неважно. Вобщем, читал я книгу. Мимо проходит Союз и спрашивает, что читаю. Я ему отвечаю: «идиот», а он как дал мне по башке, я думал прям там коньки отброшу. Этот олух даже не понял, что это название книги. Достоевский написал. — Казахстан рассмеялся. — Действительно, идиот. — Какой кошмар... — Германия опустил взгляд на его ноги. — А это... Часто он тебя так стоять заставляет? — А, это? Пф, это для меня уже как массаж. Так что, плевать. Германия взглотнул. — Он всех так наказывает? — Только пацанов. Девочек нет, потому что они платья носят. Видно будет. Да и шрамы останутся, а это некрасиво. — Как будто на парнях это красиво. — Саркастически заметил немец. Казахстан задорно подмигнул другу. — Шрамы украшают мужчин. Германия еле удержался, чтобы не закатить глаза. — А вот насчёт твоего бати... — КазССР почесал затылок. — Может он такой нервный, потому что ему секса хорошего не хватает? Немец укоризненно взглянул на друга. — Ты вобще-то о моём отце говоришь! — Ой, ладно-ладно, что уже пошутить нельзя? А если серьёзно... Думаю, он тебя любит больше всех на свете. Германия почувствовал как лёгкая тоска обволакивает его внутренности. — С чего такие выводы? — Ну, ты же сам рассказывал о том, как он тебя обучает, как много времени проводит с тобой. — И что? Он делает это только для того, чтобы я, как его сын, не опозорил его. Он пытается довести меня до своего выдуманного идеала. А чего хочу я - ему не интересно. — Голос Германии был однотонным, хотя внутри, его пожирала обида на собственного отца. Он вспоминал, как рейх отчитывал его, если он сутулился, шоркал ногами, кусал губы, держал руки в карманах, случайно ронял или ломал что то, спотыкался или заикался. За каждую мелочь, на него выливали ведро оскорблений и унижений. Старший немец не подбирал выражений и буквально втаптывал самооценку Германии в грязь. Но в тоже время, поднимал её до небес, когда расхваливал их нацию. Но добрых слов, естественно, было гораздо меньше и услышать что то хорошее от отца можно было редко. Почти никогда. — Слушай. — Из размышлений Германию вывел бархатный голос Казахстана. — Я не знаю что творится у рейха в голове, но одно могу сказать точно - ты - единственный, кто имеет для него значение. Когда он смотрит на меня, на Союза, неважно, его взгляд выражает лишь высокомерие и наглость. А на тебя он смотрит по особенному. Не могу конечно сказать, что ласково, но... Он смотрит на тебя как на равного. Думаю, это уже что то, да значит. Слова друга, заставили Германию взглянуть на своего отца под другим углом. Действительно ли рейх считает его равным себе? Можно ли это назвать своеобразным проявлением отцовской любви? Германия настолько покрылся корочкой, в попытке защититься от словесных нападок своего отца, что сам того не замечая, стал обесценивать всё то, что он делал для него. — Ну в любом случае, я не ваш семейный психолог и не могу понять вас на сто процентов. Да и не собираюсь. Так что решай сам: любить своего отца или нет. Всё равно тебе от него никуда не деться. Германия мягко и тепло взглянул на казаха. Улыбнулся. — Спасибо. Собеседник лишь отмахнулся. Прошло несколько минут, как они просидели в уютной тишине, любуясь медленно плывущими над их головами, облаками. Но Германия изголодался по подобным, непринуждённым беседам, ведь с рейхом или с кем то ещё у себя дома так не поговоришь, и потому решил начать новый диалог: — А ты любишь своего папу? Вопрос прозвучал максимально глупо и наивно, особенно учитывая сложившуюся умиротворённую атмосферу. Казахстан откуда то из-за пазухи достал пачку сигарет и спичечный коробок. У Германии глаза на лоб полезли, когда он поднёс горящую спичку к сигарете, зажатой между губ. — СССР разрешает вам курить? — Нет. Он мне бошку оторвёт, если узнает. — Откуда тогда у тебя сигареты? КазССР хитро улыбнулся, глядя на испуганного друга, что озирался по сторонам, высматривая, нет ли рядом лишних свидетелей. — У меня свои методы. — А как ты собираешься от запаха избавляться? Казахстан вытащил из кармана небольшой прозрачный флакончик с красной жидкостью внутри. — Что это? — Одеколон Союза. Ядрённый такой. Я его на ладошку выливаю и обтираюсь им. Отлично скрывает запах табака. — Украл? Казах отрицательно покачал головой. — СССР разрешает им пользоваться. Он и другим разрешает, но никто не хочет. Никому не нравится запах. А мне, скрывать сигаретную вонь - самое то. Правда, голова потом кружится, но это так, мелочи. Казахстан закурил. Германия молча ждал ответа на свой вопрос. — Я расскажу тебе секрет. Никому не рассказывай, хотя... Мне без разницы. — Никому не расскажу, клянусь! КазССР улыбнулся. — Иногда мне снится сон... — Голос стал тише и ниже. — Он всегда одинаковый: я лежу у кого-то на коленях, а этот кто-то нежно гладит меня по волосам. Его руки такие тёплые и мягкие, а прикосновения почти невесомые, как будто лёгкий порыв летнего ветра. И мне так хорошо, так спокойно. Я чувствую себя так, будто я младенец в колыбели, а рядом любящая мать. Я не знаю как это объяснить, но этот человек из моих снов стал для меня... Близким. Важным. Родным. Я никогда не прикасался к нему, но я чувствую его. Я никогда не говорил с ним, но я слышу его. Я никогда не видел его, но я восхищаюсь им. Я никогда не знал его, но я привязался к нему. И когда я просыпаюсь, и понимаю, что это был всего лишь сон, всего лишь иллюзия, всего лишь бред, который я выдумал в своей голове, я чувствую внутри себя огромную, зияющую дыру. Как будто я лишился всех чувств. Как будто все мои эмоции кто-то украл, оставив лишь холодное одиночество. В такие моменты, я жалею, что я вообще проснулся. Голос Казахстана выцвел. Он словно мысленно оказался там, в своей постели, ничего не ощущая после пробуждения. По телу Германии пробежали мурашки. Он никогда не видел своего друга таким. — Теперь я с нетерпением жду наступления ночи. Жду, когда я снова встречусь с ним. Эти сны словно исцеляют меня. Словно лечат мою израненную душу. Теперь даже не знаю что делать, если он вдруг перестанет мне сниться. — Казахстан усмехнулся, но усмешка вышла горькой. — Иногда мне кажется, что этот человек из моих снов - мой папа. Мой настоящий папа. КазССР поднёс тлеющую сигарету к губам. — Знаешь, а я ведь не знаю своего родного языка. Германия удивился. — Не знаешь казахский язык? Собеседник кивнул. — Но как? Разве такое возможно? — Ну... Союз считает, что это необязательно. Главное - русский знать. Я не один такой. Беларусь тоже не знает своего языка. Да и все остальные тоже... Кроме Украины. Не знаю, как ему это удалось, но на украинскам он шпарит лучше, чем на русском. Казахстан улыбнулся. Видимо, вспоминал эту неугомонную Республику. — И мне так стыдно, когда я нахожусь среди своих людей. Они что то мне говорят, а я не понимаю. В такие моменты, я чувствую себя чужим на своей же земле. И тогда... Я размышляю о том, что было бы если б у меня был кто-то, кто научил бы меня родному языку? Кто научил бы меня всему, что знает сам? Кто был бы рядом со мной, когда мне плохо? Кто стал бы тем, кого я искренне смогу назвать своим отцом? Голос Казахстана надломился и он умолк. Германия молча смотрел на своего друга, не зная что сказать. Да, не таким он представлял СССР. В его глазах, этот мужчина был добрым наставником, человеком, который всегда окажет поддержку своим детям. А оказалось, что от отца у него - одно название. Германия таращился на поникшего казаха, пытаясь придумать, как его поддержать. Его самого никогда не жалели, никогда не утешали, поэтому он даже не представлял как действовать в подобных ситуациях. Неловкая тишина давила на немца, заставляя ощущать себя безчувственной скотиной, которая не может помочь своему другу. К счастью, Казахстан первый нарушил тяжёлое молчание. — Большая семья - не гарант безусловной любви. Как бы там не было, все мы по своему одиноки. Но... — Казах повернулся к притихшему Германии с мягкой улыбкой на губах. — Это просто жизнь. Мы можем научиться жить с этим. Внутри немца что то ёкнуло. Он не мог описать это чувство словами. Глядя на своего друга, что обычно был весёлым, саркастичным, полным жизни, а сейчас напоминал грустную марионетку, мысли Германии смешались, образуя кашу в голове. Из полной неразберихи его вывел голос Казахстана. — Вот и думай теперь, люблю ли я Союза, если втихую мечтаю о другом отце. — Подросток ухмыльнулся. Германия тихо ответил: — Родителей не выбирают. К сожалению. КазССР удовлетворённо кивнул, прикрывая глаза. Вновь тишина. Но не давящая. Каждый был погружён в свои мысли. Германия любовался ярко желтыми одуванчиками, что расположились совсем рядышком с ним. Мысленно он подметил, что эти цветы напоминают правый глаз Казахстана. — Ой! Совсем забыл! КазССР начал рыскать в карманах под недоумевающим взглядом немца. — Вот, держи. Он протянул ладонь, в которой лежала какая то чёрная пластинка. — Что это? — Бубльгум. Мальчик прыснул. — Что-что? — Ну жвачка. — Никогда не видел чёрных жвачек! — Попробуй. Ты больше нигде таких не найдёшь. Это жвачки советского производства. — Ну, спасибо... Германия неуверенно положил жвачку в рот. — Ну как тебе? «Угощение» прилипало к зубам и тяжело жевалось. По сравнению со сладкими жевательными пластинками в симпатичных, ярких обёртках, этот кусок непонятно-чего был просто отвратителен. — Так фебе, ефли чефно. — Еле как разлепив челюсти, ответил немец. КазССР как то подозрительно улыбался, глядя на него. — Фто? — Нифево. — Пародируя друга, ответил казах и звонко рассмеялся. Германия хотел бы что-нибудь ответить, но липкая масса во рту дико мешала. — Я знаешь ли эту жвачку, можно сказать, от сердца отрываю, а ты ещё недоволен. Мы всей семьёй один кусочек на пятнадцать человек делим. — Как этот мелкий кусок можно разрезать на пятнадцать человек? Казахстан посмотрел на друга как на дурачка. — А кто сказал что мы её разрезаем? Мы в буквальном смысле делим её между собой. Один день - Россия пожуёт, другой день - я, третий день - кто-то ещё и так по кругу. От услышанной информации, Германии стало дурно. В горле встал ком. — Ты чего позеленел? Шучу я! Казах хлопнул друга по плечу и он закашлял. — Не на пятнадцать человек мы её делим, а на два! — Какая... Мерзость... Взгляд Республики стал укоризненным. — А тебе, морда буржуйская, небось всё на блюдечке с золотой каемочкой подают? Простите, ваше величество, но наша семья не может позволить себе заморские явства на каждый день! Приходится делиться. — Ладно, извини. Казахстан лишь хмыкнул, стряхивая пепел с сигареты. — У тебя шнурок развязался. Казах бросил взгляд на свою обувь. Действительно, на левом ботинке развязались шнурки. — Подержи-ка. Он протянул руку с сигаретой Германии. Тот неуверенно забрал её кончиками пальцев. Казахстан нагнулся к своим ботинкам, когда до его слуха донеслось злобное: — Чем вы там занимаетесь, сукины дети?! От возникшей, словно из ниоткуда, надвигающейся фигуры Третьего рейха, испуганный Германия выронил сигарету из онемевших пальцев. — Ну всё, пиздец. — Прокомментировал происходящее застывший казах. — Твой щенок научил моего сына курить! — А может это была его идея?! — Германия в жизни сигарет в руках не держал! — Ну значит, сегодня был его первый раз! Поздравляю! Двое взрослых мужчин громко препирались между собой, пока подростки, которых рейх приволок за уши, молча переглядывались друг с другом. — Германия не курил... Он просто сигарету держал... — Тихо вставил свои пять копеек КазССР. Третий рейх взглядом четвертовал казаха. — А ты не вмешивайся, когда старшие разговаривают! СССР взял Республику за плечи, пододвигая к себе. — Не кричи на моего сына! Старший немец ухмыльнулся, глядя на мужчину. — Что папаша, что дитё - никаких манер. — Чего?! Германия несмело дёрнул отца за край рукава, в попытке обратить на себя внимание. — Папа, я правда не курил... У Казахстана шнурки развязались, он попросил меня подержать сигарету... Я бы никогда... — Что с твоими зубами?! Мужчина схватил сына за нижнюю челюсть, заставляя приоткрыть рот. Белоснежные зубы Германии были окрашены в угольно чёрный. — Это из-за жвачки. — Произнёс КазССР. — Что это за жвачка, которая красит зубы?! — Рейх повысил голос, ошарашенно разглядывая сына. — А это наша, советская жвачка из гудрона. Очень полезная. Защищает от кариеса, в отличие от этих американских конфет, в которых один сахар. Закончив расхваливать продукт, СССР гордо задрал подбородок. «Совсем уже крыша поехала у старого дурака» - пронеслось в голове рейха. Но вслух он сказал: — Мы уходим! — Скатертью дорога! Мужчина грубо схватил Германию за запястье и до боли сжал, таща за собой. Подросток уже мысленно готовил себя к тому, что сегодня у него будет ужасно болеть пятая точка от отцовского ремня, когда их остановил удивлённый вздох Союза. Немцы повернулись, не понимая что происходит. — Это что такое? СССР держал казаха за подбородок, большим пальцем вытирая засохшую кровь с его лица. Германия вжал голову в плечи. Он думал, что хуже быть уже не может, но оказалось, ещё как может. — Кто это тебя так? Рейх?! Мужчина устремил полный ненависти взгляд на старшего немца. — Нет! Я его и пальцем не тронул! — Защищался он. Германия дрожал, как осиновый лист на ветру, уже представляя, что его ждёт за «нападение» на сына Союза. — Это... Это... — От страха голос подростка был почти неслышным. — А это Германия мне врезал за то что я вас оскорбил. Все взгляды устремились на казаха. — Чего?.. Рейх выглядел шокированным. — Говорю, я сказал про вас кое-что нехорошее и ваш сын вступился за вас. Я сам виноват, так что... Не лезьте в наши мужские разборки. — Отвечал Казахстан, убирая руки Союза от своего лица. В комнате на секунду повисла оглушающая тишина. — Кхм, раз уж вы с этим разобрались, мы пойдём. Рейх вновь взял Германию, но уже не за запястье, а за руку. И не сжимая её до хруста костей, а более нежно и невесомо. СССР махнул рукой. — До свидания. Выходя из кабинета, Германия незаметно обернулся на казаха. Тот подмигнул ему на прощание. Рейх открыл дверь машины, пропуская сына внутрь. — Пап, я всё объясню... — Молчи, паразит! Мужчина занёс руку над ним и Германия зажмурился, в ожидании удара. Но вместо боли, почувствовал как тяжёлая рука мягко опустилась на его голову, поглаживая по волосам. Мальчик в шоке раскрыл глаза, пытаясь увидеть выражение лица рейха, но лишь мельком увидел как закрывается дверь автомобиля. — И как я прогадал момент, когда мой мальчик превратился в настоящего мужчину? — Бубнил себе под нос рейх. Стоящий неподалёку водитель не понимал обращается ли он к нему или не к кому конкретному, поэтому продолжал стоять, как столб, в ожидании указов. Наконец, мужчина обернулся к нему, обдавая жгучим, высокомерным взглядом. — Что встал как вкопанный?! Поехали!