***
Энакин набрал очередное сообщение Кайло, дабы тот поторапливался — мысль протусоваться до самого открытия одному с малолетками его не грела — и, заблокировав телефон, сунул его в карман расстегнутой толстовки на молнии, под которой виднелась футболка с эмблемой «Генерала Гривуса» (Энакин был очень горд этим приобретением из первого и пока что единственного выпуска мерча группы). Но как бы там ни было, Кайло, с которым они договорились встретиться заранее, снова застрял дома по вине своей матери-прокурорши и очень хорошо, если успеет к началу концерта, а ему здесь тусоваться ещё битый час. Чуть в стороне Асока и Баррис допивали на двоих бутылку химозного вишневого пива, которое им и не продали бы, если бы не совершеннолетний Энакин, таскавший в кармане паспорт, и делили на двоих одни наушники, залипая в телефон Асоки. Иногда она дергала за рукав толстовки и Энакина, чтобы показать какой-нибудь очередной мем. В целом первокурсницы Скайуокера не шибко раздражали, даже наоборот — отчасти он гордился плодами, как он считал, своего воспитания. Как например, общим вкусом в музыке и даже какими-то чисто скайуокерскими фразочками, то и дело звучавшими в их речи. Да и выбирать особо не приходилось — в техническом колледже, где он учился, неформальность была настоящей редкостью, так что впервые увидев синеволосую эмо-девочку в начале учебного года он автоматом записал её в категорию «своих». В ожидании приятеля Энакин курил уже вторую сигарету. С младшими он принципиально не делился — считал достаточным, что его дурное влияние ограничивалось покупкой слабоалкоголки. Обратившийся к нему мужской голос заставил Энакина повернуться. На подобные просьбы даже незнакомцев он никогда не отказывал из соображений душевной щедрости. — Да, конечно, секунду, — Скайуокер полез в карман, куда только что убрал пачку, задумавшись, где он мог видеть этого парня. Где-то он его точно видел — может быть, на каком-то из предыдущих концертов, или… Энакин не поверил бы сам себе, если бы не следил за соцсетями этого человека второй год, равно как и всех участников «Генерала Гривуса». Свои аккаунты их вокалист обновлял довольно редко, должно быть, именно поэтому Энакин не сразу признал его — на фото и концертных записях на его лице точно не было бороды. — В…вы?.. — только и сумел произнести он. У парнишки с косой, по современной молодежной моде, длинной челкой, оказался на редкость красивый голос — мягкий, но глубокий, завораживающий (в голове Оби-Вана промелькнула вспышкой мысль, не поёт ли, случайно, этот парень, но он отбросил её — не будет же он вот так прямо спрашивать). И у него — Оби-Ван отметил, когда юноша поднял взгляд — удивительного цвета неба перед грозой глаза. Острые скулы, поблескивающий в свете единственного не разбитого фонаря, пирсинг в брови, слегка великоватая толстовка (и как только не замерз еще — летние ночи этого города оказались, на удивление, прохладными, Оби-Ван ежился от прохлады и радовался, что надел берцы, а не привычные кеды «с индивидуальним дизайном, Кеноби» от Молли). Скорее всего, студент или недавний выпускник школы (сейчас их сложно друг от друга отличить, слишком быстро взрослеют, или это он, Оби-Ван, уже так стар). Кеноби широко улыбнулся — дурная привычка быть вежливым, о которой Квинлан всегда шутил, что «consuetudo est altera natura» (единственная фраза на мертвом языке, что этот раздолбай запомнил, и то, благодаря тому, что, будучи зеленым первокурсником, Оби-Ван слишком часто ею друга характеризовал). Он на автомате заправил за ухо выпавшую прядь пшеничных волос, подумав, что по-хорошему надо бы перевязать их перед выступлением, чтобы не мешались, и провел пальцами по слегка колющейся бороде — она нравилась ему несмотря на искривленные, вечно в липкой розовой помаде, тонкие губки его бывшей. Не видел её три года и еще столько бы не встречал. Прекрасные глаза юноши округлились, брови взлетели вверх, он что-то тихо выдохнул и пачка сигарет полетела на влажный от прошедшего днём дождя асфальт. Оби-Ван нагнулся за выпавшей из его дрогнувшей руки пачкой почти машинально и, чуть не столкнувшись с парнем лбами и кончиками пальцев, схватил её. Распрямившись, он с улыбкой протянул пачку владельцу. Кеноби на секунду показалось, что на щеках парня вспыхнул румянец, но он списал это на слабое освещение и собственное, вполне естественное, волнение перед предстоящим концертом. Энакин ощутил, как к его скулам приливает жар, искренне надеясь, что в вечерней полутьме незаметно, насколько красным стало в этот момент его лицо — эту свою особенность, выдающую все эмоции, он ненавидел с детства. Наверное, кто-то сказал бы, что странно для парня реагировать подобным образом на присутствие рядом другого парня, будь ты хоть трижды его фанатом. Ровно так же странно, как и ловить себя на мысли о том, как красиво на его лицо спадают выбившиеся пряди волос — Энакин же по его примеру отчасти и начал отращивать свои собственные — или о том, насколько тепло он улыбался. И даже эта борода, сначала бросившаяся в глаза своей непривычностью, чертовски шла Оби-Вану, как успел отметить Энакин, стоило лишь привыкнуть. Сам Энакин никогда не находил странности в том, чтобы искренне восхищаться другим человеком, но делать это настолько открыто было бы неловко. Тихо поблагодарив за поднятую пачку, Энакин, наконец, открыл ее и протянул в ответ, жестом предлагая взять сигарету. Та, которую Скайуокер сжимал в зубах, успев затянуться лишь два раза, успела прогореть до фильтра и неприятно обжечь губы. Энакин лишь в присутствии Кеноби удержался от привычного «блять» и откинул истлевший окурок в ближайшую урну, мало заботясь сейчас о том, попал ли он. — А я вас сначала даже не узнал, — почти беззаботно произнес он, чтобы хоть как-то сгладить это неловкое молчание, и убрав в карман почти опустевшую пачку, как только Оби-Ван взял из нее сигарету. — Вам идёт борода. Энакину захотелось хлопнуть себя по лбу, да так, чтобы мозги на место встали. Надо же было такое ляпнуть. Конечно, всё лучше, чем с разбегу выпрашивать совместное фото или автограф на чем попало — будто у участников группы перед концертом дел других нет, музыканты ведь тоже люди — но ещё лучше могло бы быть, если бы Энакин умел держать язык за зубами. Теперь уже молча он жестом предложил свою зажатую между пальцами зажигалку, не зная, есть ли у Оби-Вана своя. Лишь спустя пару мгновений Кеноби понял, что именно сказал парень, и внимательнее присмотрелся к виднеющейся из-под толстовки футболке — ох, да это же мерч «Генерала Гривуса»! Первый и единственный. Всего сто футболок, над дизайном которых несколько ночей всей группой сидели за спиной слегка взбешенной (или она всегда такая? Оби-Ван не знал) Асажж, что с тихим шуршанием водила пером по графическому планшету и на каждое «А может вот так?» закатывала глаза и создавала новый слой. В итоге вышло головокружительно — грозный, механический, четырехрукий, будто индийское божество, Генерал Гривус смотрел в упор желтыми глазами с черных футболок. Первые десять заказанных Оби-Ван подписал сам — так решило голосование в соцсетях. Он был удивлен увидеть эту футболку — преданный фанат, значит? Оби-Ван улыбнулся мягко и вслед за сигаретой взял протянутую магазинную, дешевую на грани пошлости, зажигалку. Пусть в кармане и ощущалась приятной ностальгической («Интересно, что сказал бы дядя, увидь он меня на сцене?» — часто спрашивал себя Оби-Ван и не находил ответа) тяжестью зажигалка Квай-Гона. Он щелкнул зажигалкой, прикурил, блаженно затянулся — парень с глазами цвета шторма курит неплохие сигареты. Теплый, слегка царапающий дым наполнил горло и Оби-Ван легко выдохнул его. — Спасибо, — улыбнулся (на этот раз абсолютно искренне) он парню. — И за сигарету, и за комплимент. Оби-Ван затянулся еще раз. Втянул в себя дым, задержал внутри, и, повинуясь давно исчезнувшему озорству, выдохнул тремя кольцами, что вознеслись к едва видимым звездам. — Значит, — спросил Оби-Ван, лукаво улыбаясь, — идете на наш концерт? «Молодец, Оби-Ван, — мысленно отругал себя он. — А ещё более банального вопроса придумать не мог?» Энакин даже замер на месте, глядя, как кольца дыма улетают ввысь. Оби-Ван даже курить умудрялся красиво. Вот бывают же люди, любое действие которых — чистая и исключительная эстетика… Наверное, потому что некоторым повезло родиться красивыми, а Энакину не повезло родиться Энакином — никому никогда не удавалось и вряд ли удастся убедить его, что он красив, даже если девчонки на сходках сыпали комплиментами в его адрес к зависти Кайло, мрачно ошивавшегося рядом. Но в Кеноби было и много другого, не столь очевидного, как внешние данные. Вся его манера держаться, лёгкая и расслабленная, но по-особому аристократичная. Энакин ярко улыбнулся в ответ на его вопрос, чуть больше распахнув толстовку, открывая взору рисунок Генерала Гривуса, и довольно кивнул: — Ага. Кеноби протянул парню открытую ладонь, надеясь, что тот не заметил неловкости предыдущего вопроса: — Оби-Ван. «Я знаю» — было на самом деле первое, что хотел ответить Энакин, когда тот представился, протянув ему руку. Еще бы он не знал по именам всех участников «Генерала Гривуса», хотя зачастую он и правда не сильно следил за жизнью групп, но именно эти ребята умели заинтересовать. — Энакин, — вместо этого представился он в ответ, пожимая протянутую очень теплую ладонь — или это его собственные были слишком холодными, ведь говорила же мать надеть куртку вместо тонкой толстовки. Улыбка этого парня была широкой и открытой, и Оби-Ван не мог не признать, что она была ему к лицу. После престижного университета и пары лет работы в адвокатуре, где каждый человек в идеально сидящем пиджаке на проверку оказывался искусным актером и лжецом, Кеноби ценил искренность и такие, как у преданного фаната «Генерала Гривуса», улыбки больше любой валюты мира. От улыбки напротив хотелось и самому улыбнуться в ответ тепло и искренне, что Оби-Ван и сделал перед тем как затянуться терпким дымом и вновь опустить взгляд на футболку юноши. Оби-Ван всегда удивлялся, как им удалось превратить пьяную шутку в любимца фанатов — читал он в Интернете парочку теорий о том, кто такой Гривус и почему он Генерал (и восхищался фантазией этих чудесных людей безмерно), но всегда лишь посмеивался, поглаживая бороду — ох, знали бы они правду… История Гривуса была проста и банальна как прописные истины, и этим прекрасна — два шестнадцатилетних друга выпили до дна целую бутылку крепкого домашнего вина, что делала мама Квинлана, и совсем ещё зелёных юнцов «развезло» — парни смеялись, дурели, да придумали Гривуса — машину с инопланетным сердцем и дикими глазами-фонарями (на утро от родителей Квинлана им влетело, а Гривус остался нарисованным от руки на тетрадном листе воспоминанием и затерялся на долгие восемь лет, до одной единственной, но судьбоносной, встречи со старым другом в баре). Пальцы у парня оказались ледяными, а рукопожатие удивительно сильным для такого стройного, всё ещё в чем-то по-подростковому угловатого (или это из-за толстовки такое впечатление?), молодого человека. Собственные пальцы были в мозолях от гитарных струн, а постепенно теплеющая кожа Энакина казалась нежной и мягкой. Оби-Ван затушил остаток сигареты о стену (по темным подпалинам на ней было понятно, что он не первый и не последний вандал в этих краях), бросил её в сторону урны (не попал) и, неожиданно даже для самого себя, обратился к Энакину: — Вы не замёрзли? Внутренне отругав себя за очевидный вопрос, Оби-Ван быстро добавил: — Если хотите, можете заходить, Энакин, ребята только настраиваются, но там теплее. — Я… если честно, то немного, — не стал врать Энакин несмотря на то, что так, наверное, было бы правильнее. Не загружать же Оби-Вана своими проблемами, просто потому что он вежлив с ним, верно? Но его открытость очень располагала: хотелось подольше задержать его рядом с собой, даже если говорить обо всяких пустяках. Энакин на мгновение подумал, что если (а точнее — «когда», в этом он почти не сомневался) спустя несколько лет популярность «Генерала Гривуса» выйдет за пределы некоторого круга слушателей, ему будет, о чем с гордостью рассказывать пришедшим новичкам на сходках. Хотя если быть честным, Энакин и сам мечтал хотя бы о той нишевой известности, что была у них. Общаться с фанатами в фан-группах и после концертов, колесить по городам… Пару лет назад он всерьез взялся играть на гитаре и матери с отчимом, а также соседям пришлось пережить несколько месяцев ежевечерних терзаний слуха прежде, чем эти трели обрели хоть какую-то музыкальную ценность. Одно время они с Кайло подумывали о создании своей группы, но это скорее были обычные юношеские мечты, чем серьезные планы (хотя у этой полумифической группы даже название успело появиться — «Татуин». В честь придуманной Энакином планеты, так похожей на город его детства — такой же жаркой, душной и неприветливой). На предложение Кеноби зайти внутрь, Энакин было радостно согласился, но вспомнив о чем-то важном, кинул быстрый взгляд через плечо. Асока и Баррис, до этого с любопытством прислушивающиеся к достаточно тихому разговору чуть в стороне от них, поспешно вновь уткнулись в телефон. — Я бы с радостью, но у меня тут дети под моей ответственностью, не могу их оставить. Он даже не соврал: Асоку отпустили на концерт лишь благодаря тому, что он дал Пло-Куну — её отцу — обещание присмотреть за ней. На удивление, этот мужчина хорошо относился к Скайуокеру, пару раз бывавшему у них в гостях после пар, и легко отпускал с ним дочь. Иногда Энакин ощущал себя так, словно у него есть младшая сестра. По правде, Оби-Вану не хотелось уходить в душное помещение бара — хотелось остаться тут и разговаривать с Энакином хоть до самого утра (Кеноби и сам не понимал почему, но замерзший юноша казался ему интересным собеседником, который в общении раскроется и очарует еще сильнее). Но… подготовка к концерту, холод, да и странно будет вот так навязываться. Кто, по сути, для парня Кеноби? Незнакомец на добрый десяток лет старше, пусть и фронтмэн группы, которая ему нравится. За спиной у Энакина и правда оказались две девочки на вид лет шестнадцати: молодежная одежда, яркие волосы, одни наушники на двоих. Оби-Вану стало интересно не родные ли это сестры парня — по крайней мере одна из них, синеволосая с причудливыми рисунками на лице, была чем-то на него неуловимо похожа, как бывают только родные или лучшие друзья, которые провели вместе столько времени что даже думают одинаково. Оби-Ван улыбнулся и вздохнул: — Жаль. Тогда, Энакин, вынужден вас оставить — меня там уже, наверное, заждались. Оби-Ван уже сделал пару шагов по направлению к бару, но, когда рука почти коснулась двери, обернулся и произнес, неожиданно для самого себя вложив в слова куда больше теплоты, чем планировал: — Рад был знакомству, Энакин! — Я тоже, очень, — Энакин снова ощутил, как розовеют его скулы и кажется, даже кончики ушей, но всё же очень неловко, как ему самому показалось, помахал рукой на прощание. Толстовку он всё же застегнул, ведь как бы он ни любил «Генерала Гривуса», а ветер действительно стал прохладным и сквозь тонкую футболку пробирал едва ли не до костей. Энакин снова закурил, но на сей раз просто чтобы согреться. Стало значительно теплей, и он не знал, благодаря сигарете, застегнутой толстовке или теплой улыбке Оби-Вана. Хотелось говорить с ним еще, расспросить о таинственном Гривусе и о том, кто же в группе пишет тексты песен, и если уж совсем замечтаться, то дать послушать кавер на одну из них, записанный ими с Кайло, которым Энакин даже гордился отчасти, но вряд ли решился бы поделиться даже вот с девчонками, не то, что самим Кеноби. Мало ли, как он отнесется и не воспримет ли как издевательство над своим творчеством их перепевку. — Ах значит, дети, да?! — нарочито злым голосом воскликнула Асока, легонько стукнув Энакина в плечо. — Ну а кто вы? — невозмутимо отозвался Скайуокер, положив ладонь на макушку девочки, едва дотягивающую до его плеча. — Мелочь, вас бы и в бар без меня никто не пустил. Подобное общение у них было совершенно беззлобным и никто, конечно, не воспринимал его более, чем шуткой. Асока знала, что если кто ее тронет, обидчикам придется иметь дело с Энакином, а Энакин — что его «сестренка» всегда на его стороне. — А это… это же он был, да? — Асока кивнула в сторону двери, за которой скрылся Оби-Ван. — А то я не узнала с этой бородой… Надеюсь, ты теперь не решишь тоже отрастить для пущего сходства с кумиром? Девчонки засмеялись в два звонких голосочка, а получив разом невесомый подзатыльник от Энакина, засмеялись еще сильнее. — Да ну вас, — хмыкнул Скайуокер и тут же просиял довольной улыбкой, откинув в сторону сигарету, в знак приветствия хлопнув по плечу подошедшего Кайло, которому, видимо, все же удалось сбежать от своей грозной мамаши. Народу возле бара постепенно прибавлялось, хотя до открытия и оставалось минут тридцать, а до начала концерта и того дольше.***
Оби-Ван продолжал улыбаться, когда скользнул в помещение бара, оставляя зардевшегося Энакина на улице — настроение после их короткого разговора было прекрасным, как бывает, когда после затяжной зимы впервые видишь в прогнозе погоды «плюс три». Аппаратура «Генерала Гривуса» уже была подключена и расставлена по местам, обычная ситуация перед каждым их концертом — Молли тихонько что-то наигрывала на синтезаторе, либо повторяя их песни, либо сочиняя что-то своё; Асажж шнуровала высокие сапоги, сидя на краю сцены (только она могла наново перешнуровать оба ботфорта меньше, чем за пять минут, и Оби-Ван был искренне этим восхищен). Единственным, кто заметил возвращение Оби-Вана был Квинлан — мужчина соскочил с высокого барного стула и в пару широких шагов оказался рядом с Кеноби, протягивая ему пачку «лакистрайков». — Зашей карманы, бро, — низким, с нотками вечного лета, голосом, пропел он. Квинлан заметил улыбку, что не желала покидать губы друга, и лукаво сощурился. — Что хорошее случилось с тобой, друг мой, там, на поверхности? Оби-Ван успел прервать лучшего друга до того, как тот, по своему обычаю, начал подкалывать Кеноби за отсутствие отношений и попыток их найти. Оби-Ван и сам знал, что почти пять лет одинок (да и Сатин, его бывшая жена, на момент расставания давно не была родным человеком, а лишь старой, давящей и удушающей привычкой «быть вместе») — ни стабильных отношений, ни коротких интрижек, ни секса на одну ночь. Предлагали многие — молоденькие геи и дамы постарше, официантки и офисные леди, трезвые и не совсем, но мужчина лишь вежливо отказывал им всем. Вос часто любил повторять, шутя лишь наполовину, что Оби-Ван — «старомодный, упрямый, глупый романтик из дамских книг, который и помрет один». Настолько их с другом взгляды на отношения разнились — там, где Квинлану подходили легкие искорки влечения и взаимного интереса, Оби-Ван искал глубокую привязанность и любовь; Вос быстро влюблялся и быстро отпускал, Оби-Ван же будто искал родственную душу на дне чужих зрачков, чтобы, найдя, остаться на всю жизнь. Оби-Ван прекрасно знал всё, что мог сказать ему сейчас лучший друг: — Просто радуюсь нашему концерту, и, ответ на твой второй вопрос — нет. Квинлан раскатисто рассмеялся, запрокинув голову: — Ладно-ладно, но эта официантка… — …вся твоя, друг мой, — уголками губ усмехнулся Кеноби, качая головой. Квинлан лишь пожал плечами и ушел к сцене. До концерта оставалось полчаса и, по-хорошему, Оби-Вану бы начать распеваться, проверить, правильно ли настроена гитара и последний раз согласовать с ребятами треклист, но… Из головы упрямо не уходил образ замерзшего в своей тонкой толстовке Энакина. За таким ожиданием на холоде обычно следовали лекарства, головная боль, носовые платки и удушающий кашель. Оби-Ван вздохнул, признавая своё поражение перед мыслями о случайном знакомом, и подошел к бармену: — Простите, вы случайно не готовите чай? В стаканчиках с собой? Глупо было спрашивать это в баре, где каждый первый предпочитает алкоголь, да покрепче, но Оби-Ван знал, что порой находишь нужное там, где и искать не стал бы. Этот жизненный парадокс подтвердился в очередной раз, понял Оби-Ван, когда со стаканчиком горячего чая в руке вышел на улицу, оставляя за спиной недоумевающего Квинлана. В лицо ударило, казалось, еще большей прохладой, и Оби-Ван спросил себя, что он вообще творит, но повернуть назад в тот момент было бы еще глупее. Оби-Ван нашел взглядом юношу (точно замерз, вон как плечи напряжены) и, подойдя ближе, мягко окликнул его: — Энакин? И, чувствуя себя полным идиотом, протянул напиток вперед: — Это вам. Энакин ощущал себя совершенно глупо, но даже после того, как с плохо скрываемым восторгом в голосе рассказал о своём знакомстве Кайло (тот мрачнел всё сильнее с каждым словом, словно на его лицо опускалась тень зависти — пропустить такое из-за глупой стычки с матерью!), не мог перестать думать об Оби-Ване. Он никогда не понимал и старался не пополнить ряды полоумных фанатов кого бы то ни было, но всё же не могло не показаться любопытным узнать побольше о человеке, чьи песни заслушиваешь на повторе. Вот Квинлан Вос — с ним всё понятно. Он активно вел паблики группы в соцсетях, зачастую не пренебрегая тем, чтобы заигрывать с фанатками прямо в комментариях, не стеснялся репостить на свой аккаунт глупые мемы и десятками загружал фото. Иногда у него появлялась девушка, но с расставанием семейное положение вновь менялось на «свободен», а совместные фото удалялись. Оби-Ван же, напротив, не афишировал свою личную жизнь, хотя производил впечатление человека открытого и вежливого — его фишка обращаться к поклонникам на «вы», отвечая на их комментарии, сделала его интеллигентным чудаком в глазах фанатов, но запала в душу многим. По непонятным причинам, читая редкие посты с его мыслями, Энакину хотелось назвать его «уютным», и личная встреча подтверждала все его ощущения. В энергетику Оби-Вана хотелось закутаться, как в одеяло. Но даже несмотря на это, Энакин никогда бы не подумал, что участник группы может принести стакан чая первому встречному в фанатском мерче… однако, это произошло. Надо сказать, горячий чай действительно был очень кстати: это вон девчонки спокойно пили холодное пиво, стоя одетыми легче Энакина, а он, хоть и скрывал этот факт, был непривычен к холоду. — Ну что вы, я же… — он так и не смог закончить фразу, запнувшись на полуслове и покраснев (мало, кто знал о той особенности Энакина, что его скулы могли становиться настолько ярко алыми), в том числе и потому что обхватить холодной ладонью теплый, почти обжигающе горячий стаканчик с чаем оказалось куда приятнее, чем он мог представить. Вторая ладонь совершенно случайно улеглась поверх тыльной стороны ладони Оби-Вана, о чём Энакин даже не сразу сообразил (хотя как бы там ни было, покраснеть сильнее было бы невозможным чисто физически). По коже пробежались мурашки не столько от разницы температур, сколько от неожиданной интимности этого момента, и списать их на прохладу летнего вечера уже не получалось при всём желании. — Спасибо, — негромко, но также очень искренне произнёс он, забирая горячий дымящийся стаканчик из рук и неловко убирая ладонь, обхватывая его обеими и согревая их таким образом. Необходимость прервать их короткий тактильный контакт вызвала легкое сожаление, но, к его собственному удивлению, звенящее в летней ночи очарование момента не разбилось. Слегка подув на чай и сделав глоток, ощутив, как горячий напиток приятно почти обжигает язык и горло, Энакин не смог сдержать благодарной улыбки. Он прямо-таки ощущал удивленные, если не сказать шокированные, взгляды всех троих своих друзей. В голове пронеслось, что кажется, это не ситуация, а сам Оби-Ван был совершенно удивительным. Согревающий руки о стаканчик парень напомнил Кеноби воробушка, что попал под дождь, а теперь обсыхает под козырьком подъезда — эти птицы всегда казались мужчине поразительно милыми. — Не стоит благодарностей, — смущенно отвел глаза в сторону Оби-Ван, мягко улыбаясь. Перестав глазеть на лицо Энакина, он впервые обратил внимание на его компанию — девочки-подростки, что недавно хихикали в стороне, пораженно переводили взгляд то на него, то на Энакина, то на стакан в руке парня, а высокий, нескладный парень в черном смотрел на него приоткрыв рот из-за спины Энакина. Оби-Ван, словно не зная, куда деть собственные руки, машинально почесал бороду, как делал всегда, когда становилось слишком неловко. Желая скрыться от нависшей неловкости, Оби-Ван неожиданно севшим голосом сказал: — Буду рад видеть вас на концерте, Энакин, — и быстро развернувшись скрылся за дверью бара. Оби-Ван прислонился спиной к двери, улыбаясь сам себе и выдыхая — что-то похожее на счастье слегка опъяняло и заставляло голову идти кругом. Должно быть, скорый выход на сцену так действовал, не иначе. Энакин скрыл улыбку, которая всё никак не хотела сползать с его губ, за стаканчиком. Настроение, которое и так с самого утра было неплохим, поднялось до небес, и теперь никакой холод не был способен нарушить радость от предстоящего концерта — он ещё даже не начался, но уже превзошёл все ожидания. Повернувшись к своим друзьям, Энакин встретил три недоумевающих вытянутых лица и неловко усмехнулся. — Скайуокер, я что-то не понял, с каких это пор вы с ним лучшие друзья? — произнес Кайло, приподняв одну бровь. — Да какие друзья, ты о чем? Мы поговорили всего-то минут десять, наверное. Просто я поделился сигаретой, а он очень добрый, только и всего, — никакого другого логического объяснения Энакин не видел, да и вряд-ли нуждался. Один маленький трогательный поступок сказал об Оби-Ване больше, чем любая статья из интернета. Но, несмотря на показную скромность, кто откажется побыть особенным в глазах друзей? — Настолько добрый, что разносит чай своим фанатам? — по недоверчивому лицу Кайло было видно, что ответ казался ему неубедительным. — Я начинаю вас шипперить, — хихикнула Баррис. — Ой, — Энакин цокнул языком и, переглянувшись с Кайло, одновременно с ним закатил глаза. — Вот этого только не начинай, больно ему нужен какой-то я. — А, то есть так-то ты был бы не против? С таким сожалением сказал, — Асока сдавленно засмеялась в ладошку, уклонившись от попытки Энакина дать ей подзатыльник. Энакин, давно приучившийся не реагировать на девчачьи насмешки, ощутил, как жар приливает к лицу. Несмотря на то, что Кеноби, скрывшийся за звуконепроницаемой дверью, этого точно не слышал, ему вдруг стало невообразимо стыдно перед этим слишком прекрасным для сего мира человеком, и неизвестно, за кого больше — за глупых девчонок с их поверхностными шутками или за себя самого. Допив чай, он отчего-то не решился просто выбросить бумажный стаканчик. Появилась мысль попросить Оби-Вана подписать его после концерта, если «Генерал Гривус» будут раздавать автографы, но показаться ненормальным фанатом, хранящим даже одноразовые стаканы, было бы неловко. В конечном счете, он так и остался стоять с друзьями, крутя его в руке.***
В полутемном помещении Оби-Вана ожидали весьма заинтересованные его внезапным уходом музыканты, Квинлан даже попытался что-то спросить (Кеноби видел, как взлетают вверх темные, за миг до этого сдвинутые к переносице, брови друга, как обычно и происходило когда Вос был озадачен до предела), но Оби-Ван прервал его: — После концерта, Квин. Квинлан фыркнул и закатил глаза, а навострившая уши Молли разочарованно вздохнула — им всем было ужасно любопытно отчего сегодня Оби-Ван ведет себя так необычно, даже Асажж была заинтересована. Но, если Кеноби решил, то он не расскажет, как ни проси. Оби-Ван перекинул ремень электрогитары через плечо. Пока что он был одет в футболку и потрепанную джинсовку, концерт он обычно начинал именно так. И лишь после половины песен скромный и предпочитающий лишний раз не оголять тело в жизни, на сцене мужчина будто отпускал своих внутренних демонов, оголяя торс и давая всем фанаткам вдоволь насмотреться на мышцы пресса и дорожку волос, что поднимается к пупку из-под низко-сидящих штанов. Квинлан часто шутил, что, будь они более популярны, Оби-Ван давно был бы назван секс-символом и у каждой школьницы и студентки висел бы на стеночке напротив кровати, как герой влажных снов. Оби-Ван на такое только отшучивался — хоть он и понимал, что объективно красив, но понимание, что он мог быть объектом чьих-то… фантазий, казалось нелепым. До начала оставалось три минуты и «Генерал Гривус» стоял на сцене полным составом — блики неоновых ламп оставались на светлых волосах Оби-Вана, темной коже Квинлана, лакированном корсете Асажж и подчеркивали татуировки Молли. Зал был уже полон людей, что переговаривались, шумели, заказывали выпивку и создавали ту самую, непередаваемую атмосферу концертов, когда голова легкая-легкая и сердце бьется в унисон с битами, когда хочется кричать и подпевать и творить безумства, присущие лишь юности. Оби-Ван невольно искал глазами в толпе Энакина и, когда ему удалось зацепить взглядом знакомую фигуру, тепло улыбнулся. Оби-Ван надеялся, что его новый знакомый согрелся и что понял, что эта улыбка сейчас предназначалась именно ему — из-за полумрака Оби-Вану не удалось разглядеть реакцию Энакина. Асажж ударила по барабанам легкой дробью — концерт начался. Оби-Ван поприветствовал публику: — Доброй ночи! Спасибо всем за то что вы с нами! Публика приветственно и радостно загудела, пока Молли наиграла что-то легкое по клавишам. — С вами «Генерал Гривус» и предлагаю начать с чего-то легкого, что нас всех разогреет! Все согласны? Три, два, один… К последнему слову голос Оби-Ван понизил до шепота, что бы в следующую секунду громкая мелодия разорвала тишину бара. Оби-Ван любил сцену — громкость музыки, яркий свет, эмоции публики, которыми дышишь и от которых погружаешься в радостную эйфорию легкого опьянения. Оби-Вану было жарко, он чувствовал как пот пропитал футболку и скатывался по вискам к которым липли выпавшие из пучка пряди. Большую часть песен «Генерала Гривуса» пел Оби-Ван, который множество из них сам и написал, лишь иногда к нему присоединялся мелодичный голос Молли, у которой, аккурат посередине концерта, была сольная песня — это давало Оби-Вану хотя бы три минуты отдохнуть, выпить воды и скинуть футболку. В этом городе сцена была небольшой и он лишь только чуть отошел, выпуская Квинлана на первый план — футболка полетела на пол (в прошлом городе его любимую, белую, нагло украли), а вот куртка была снова надета. Оби-Ван мог поклясться, что даже сквозь басы услышал восторженные крики каких-то девушек. Энакин не мог отвести взгляд от Оби-Вана, даже когда тот отошел на задний план. То, насколько он преображался на сцене, становясь будто другим человеком, восхищало. Можно ли было, глядя на того парня, что познакомился с ним возле бара, предположить, что он снимет футболку на сцене перед толпой народа, совершенно уверенно чувствуя себя в куртке на голое тело под голодными взглядами фанаток?.. Энакин тяжело сглотнул, отчего-то лишь теперь почувствовав, насколько жарко в помещении, хотя толстовку он снял ещё при входе. Асока, стоявшая рядом с ним, подскочила на месте, желая видеть больше, но из-за её небольшого роста у неё с этим дело обстояло хуже, чем у Энакина. — Пошли, — неожиданно сказала она, ухватив Энакина за запястье и подтаскивая ближе к сцене, пробираясь сквозь толпу. Энакин хотел напомнить о том, что Кайло и Баррис, отошедшие к барной стойке, легко их потеряют, но как только оказался едва ли не в первом ряду у сцены, мысли покинули его голову. Оби-Ван в его привычной среде, в освещении светодиодов, которые всё равно не смогли бы скрыть блеск в его глазах, был необыкновенно, магнетически красив. Если Энакин и раньше не мог не замечать особого очарования вокалиста, то теперь ему казалось, что перед ним ангел. В груди что-то ёкнуло и сам Энакин не мог бы назвать этому причины. В неоновой полутьме ему показалось, что объявляя очередную песню — из того самого альбома, благодаря которому «Генерал Гривус» стал известен — Оби-Ван смотрел прямо на него. Конечно же казалось, ведь не мог же он?.. В тот момент, когда Асока подняла на него взгляд (он уловил это боковым зрением, ощутив его на себе), Энакин радовался, что в освещении бара не видно его румянца. За воротом по разгоряченной коже пробежали мелкие мурашки, заставив вздрогнуть. Энакина переполняли эмоции и ему казалось, что все вокруг должны, просто обязаны, испытывать то же самое в этот момент. Не мог же он быть единственным, кто ощущает это, слыша такой волшебный голос Кеноби, видя его таким, как видел его Энакин?.. Даже когда Молли со сцены объявила о коротком перерыве на отдых, так необходимом сейчас всем, включая и музыкантов, Энакина всё никак не отпускало это чувство. Он не сразу заметил, что подошедший Кайло пытается буквально всунуть ему в руку стакан с каким-то напитком, и резко вздрогнул от неожиданности. — Бармен сказал, что это самый сладкий коктейль в ассортименте, всё, как ты любишь, — с усмешкой произнёс Кайло под смешки девчонок. Любовь Энакина ко всяким сладким напиткам давно стала в их компании поводом для подбешивающих шуточек. Но всё же тот факт, что на любой тусовке, какие обычно происходили у Рена дома в отсутствие матери, он учитывал его пристрастия, говорил за себя. Энакин глотнул этой «сладкой алкогольной жижи», как называл подобные коктейли сам Кайло, хотя честно говоря, ощущал себя и без того словно подвыпившим, хотя в крови за весь вечер не было и грамма алкоголя. Удивительно, откуда взялось это чувство радостного опьянения?..***
Оби-Ван выдохнул и вытер тыльной стороной ладони пот со лба — на сцене всегда энергетика такая, что горишь изнутри, да и Кеноби выкладывался полностью, отдавая всего себя в песнях и музыке. Во время концерта, да еще и с такой отдачей от зала, как была в тот вечер, внутри рождалось вибрирующее в каждой клеточке тела ощущение чистой энергии, что текла по венам как ток по проводам. Многие удивлялись, как музыканты умудрялись после концерта еще и посидеть в баре, общаясь между собой и с фанатами, но правда была в том, что этот заряд энергии после концерта не дал бы просто устало упасть на кровать и уснуть. Нет, его необходимо было растратить. Асажж вскочила со своего стула и, на удивление изящно спрыгнув со сцены, направилась к бару — в перерыве она всегда пила шот текилы, утверждая, что после этого играть легче. Сам Оби-Ван предпочитал виски со льдом — такой напиток можно пить неторопливо, наслаждаясь вкусом и приятной беседой — привычка появилась в студенчестве, да так и осталась напоминанием о жизни в «высшем обществе». Но алкоголь только после концерта — Оби-Вану с головой хватало опьянения эмоциями публики и виски был бы лишним и неуместным. Кеноби поднес бутылку воды к губам и сделал пару глотков, пара капель упала на грудь, заставив вздрогнуть. Непроизвольно, Оби-Ван нашел взглядом Энакина — тот держал в руке яркий коктейль с зонтиком (такие обычно приторно-сладкие и за счёт этого кажутся обманчиво легкими, не смотря на то, что в них намешано просто безумное количество алкголя) и переговаривался с высоким парнем в черном, что, как смутно вспомнил Оби-Ван, был с Энакином у бара. Футболка «Генерал Гривус», как оказалось, была слегка Энакину великовата, делая его хрупким на вид. Оби-Ван усмехнулся, спрыгнул со сцены и, еще раз оглянувшись, направился к выходу из бара, благо, никаких безумных фанаток, прыгающих на шею, в этот раз не встретилось на его пути. Позвать с собой Энакина хотелось, но Оби-Ван понимал, что это будет выглядеть странно, да и парень тут с друзьями. Холодный летний воздух приятно наполнил легкие и скользнул по влажной коже. Оби-Ван откинулся спиной на стену, прикрыл глаза и закурил. Опьяненный необычным очарованием этого вечера мужчина чувствовал себя молодым и почти счастливым. Едва теплый, горчащий на кончике языка, дым приятно наполнял легкие и прогонял любые мысли из головы — кто бы что ни говорил, курение успокаивало и приводило в равновесие, что было так необходимо в самые разные моменты жизни. Оби-Ван начал курить еще студентом — постоянное напряжение, нервы, сессии, шум в голове от законов, судебных дел и десятка ненужных его профессии предметов, сделали своё дело и он начал выходить на задний двор, поджигая совсем дешевые сигареты с капсулой. Времени прошло почти десять лет, университет и юридическая практика остались в прошлом, а вот привычка курить стала частью жизни, хоть сейчас во рту не химический привкус арбуза, а табак без примесей. Оби-Ван выдохнул. Он любил атмосферу их концертов, но сейчас возвращаться обратно в пропахшую алкоголем и людьми духоту бара не хотелось, да и по внутренним часам время у него еще было. — Я покурить, — объявил Энакин, заметивший буквально краем глаза, как входная дверь захлопывается за спиной Оби-Вана (он искренне пытался не следить за Кеноби каждую секунду, понимая, насколько это будет бросаться в глаза, особенно проницательным Асоке и Баррис с их глупыми фантазиями). — А знаешь, кто еще только что вышел покурить? — протянула Асока (господи, да как она-то умудрилась это углядеть?). Энакин лишь фыркнул что-то под нос, прямо на ходу надевая толстовку — замерзнуть на ветру в одной футболке снова не хотелось. — Ну вот, улетает на крыльях любви, — прокомментировала Асока, поворачиваясь к Баррис, принесшей ей стакан колы. Кажется, алкоголь, быстро всосавшийся в кровь, и впрямь добавлял Энакину храбрости. Собственное тело казалось легким, как и голова, которую перестали переполнять десятки мыслей, давящих изнутри. Выйдя на улицу, Скайуокер откинул со лба слегка взмокшую чёлку (отдельные пряди уже начинали помаленьку завиваться, что всегда его бесило), чувствуя, как ветер ерошит волосы и касается разгоряченной кожи. И ему, конечно же, повезло застать Оби-Вана возле бара — тот явно не спешил возвращаться с прохлады июньского вечера в жаркую духоту клуба, в чем Энакин его понимал. — А… я думал, вдруг с вами ещё надо поделиться, — с улыбкой заметил Энакин, осмелевший настолько, чтобы заговорить первым, держа в руках сигаретную пачку, а после поднёс её ко рту, выхватывая последнюю оставшуюся в ней сигарету губами. — Ну ладно, всё равно последняя, оказывается… Хотя ради вас не пожалел бы, — он неловко улыбнулся, прикуривая, прикрывая зажигалку свободной ладонью. — Простите, я… давно не испытывал столько эмоций. Краешком разума Энакин понимал, что прямо сейчас городит чушь, воспроизводя свой рандомный поток сознания без малейшего зазрения совести. Слишком поздно в его голову пришла мысль, что вероятно, Оби-Ван хотел побыть один, а не выслушивать его полупьяные откровения, а он внаглую вторгся в личное пространство, да так и не задержалась в ней, будто пролетев бегущей строкой: куда более важной задачей оказалось не пялиться на его торс, прикрытый одной лишь курткой, будто пятнадцатилетняя школьница. Оби-Ван улыбнулся, когда понял, что Энакин слегка пьян — это читалось в быстро слетающих с губ словах, в румянце на щеках и расширенных зрачках. — Надеюсь, — голос Кеноби чуть хрипел из-за песен и сигарет, — ваши эмоции положительные, Энакин. Оби-Ван вытащил из кармана пачку и закурил ещё одну, только в этот раз дядину зажигалку обратно не вернул, и она прохладой металла лежала в ладони. Оби-Ван не мог сдержать мягкой улыбки, наблюдая за тем, как Энакин затягивается и выдыхает дым в летнюю прохладу. — Конечно, самые положительные, иначе и быть не может, — тут же оживленно закивал Энакин. Сейчас он был неспособен контролировать совершенно глупую широкую улыбку: Асока часто говорила, что все его эмоции всегда написаны на его лице, и конечно, это не слишком нравилось Энакину, который стремился показаться крутым и загадочным, а под действием алкоголя эта его проблема приобретала еще большие масштабы. Скайуокер, зажав сигарету между поджавшихся губ, даже не сразу заметил, как быстро она наполовину истлела, и лишь тогда опомнился, стряхивая на асфальт пепел. — А я спросить хотел… А почему всё-таки Генерал Гривус? — всего час назад Энакин ни за что не поверил бы, что решится задать этот вопрос, так же, как и что сможет заговорить с Кеноби первым в принципе. — Ну то есть, что это за персонаж, вы сами его придумали или кто-то из группы? Он типа… ну… весь полностью механический? Но сейчас, если уж совсем честно, улыбка Оби-Вана волновала его значительно сильнее истории загадочного Гривуса — хотя разумеется, ему все еще было любопытно — и в какой-то момент Энакину пришлось опустить взгляд куда-то под ноги, осознав, что он слишком надолго залип на его губах и пальцах, сжимавших сигарету возле них. Кеноби понимал — стоило Энакину поднять голову, он бы легко понял, что мужчина откровенно на него пялится, и ситуация стала бы удушающе неловкой, но сложно было отвести взгляд. Оби-Ван не был уверен, что поступает правильно, позволяя себе такое пристальное внимание к почти незнакомому молодому человеку, но ему хотелось остаться тут, перед баром, с каменной стеной под лопатками и звездным небом за плечами Энакина, и говорить, говорить, говорить, пока голос не сядет, а небо не посветлеет совсем. Оби-Ван затянулся и выдохнул: — Генерал Гривус… Он никогда не рассказывал эту историю фанатам — сам соцсети не вел, лишь иногда отправляя туда пару слов, а Квинлан в своих как-то пошутил, что «личность» Гривуса будет открыта лишь когда они будут собирать концертные арены, а не максимум пару сотен человек в клубах да барах. Так и повелось — Генерал Гривус стал загадочным символом их группы, который полюбился фанатам. У самого Оби-Вана в телефоне стоял на заставке приглянувшийся ему арт некоего V@DER D∆RK L0RD, который очень хорошо изобразил четырехрукого полу-робота, передав его характер с помощью линий и цвета. Оби-Ван вздохнул, достал мобильный что бы свериться со временем и, обнаружив, что пять минут у него еще есть, решил всё же поделиться парой фактов о Генерале Гривусе с Энакином. — Генерал Гривус, — Оби-Ван улыбнулся, смотря в экран телефона, — сколько бы он не был механическим и жутким, скрывает за этим всем живое сердце и пытливый, пусть местами и пугающий, ум. Оби-Ван посмотрел на притихшего парня и хмыкнул: — Фактически, всё, что есть от него прежнего это мозги, глаза, сердце, да трагичная история. Гривус однажды потерял всё, что было у него — возлюбленную, родных, свой дом, своё тело, даже своё имя и прежний голос, но, облачил себя в металл, добавил две руки для устрашения врагов и отправился в новую жизнь, где уже и стал генералом армии таких же как он — потерявших хоть что-то, — Оби-Ван улыбнулся Энакину и, выкинув сигарету в урну, стянул резинку с волос, позволив им коснуться плеч. — Мы с Квинланом, басистом, придумали Гривуса подростками, а вот титулом генерала и некоторым подобием биографии его одарили уже все вчетвером. Скайуокер внимал каждому слову, чувствуя себя ребенком с горящими глазами, которому рассказывают увлекательную сказку на ночь. Он даже проникся небывалым сочувствием к бедолаге Гривусу в какой-то момент. — Невероятная история, в самом деле! — улыбнулся Энакин, хотя вряд-ли смог бы честно ответить, что в самом деле зацепило его сильнее: сама история Гривуса или обаяние рассказчика. — А вы никогда не думали ну там… песню Гривусу посвятить или клип про него снять, знаете такой, с анимацией? — поняв, что наверное, Кеноби прекрасно разобрался бы и без его вполне очевидных советов, Энакин неловко улыбнулся. Энакин ощущал себя несколько неловко от того, насколько завороженно он слушал Оби-Вана, не отрывая от него взгляда и, даже не заметив, что давно уже докурил и теперь просто стоял возле бара в его компании, наблюдал за тем, как он распускает волосы одним движением руки и они спадают вниз, касаясь кончиками плеч, как достает телефон, разблокируя экран легким движением пальца. Энакин не смог бы разглядеть, но Генерал Гривус на изображении заставки показался похожим на того, что он однажды рисовал на скучной паре по ненавистной истории. При поддержке Кайло («Охеренно получилось, Скайуокер, творчество в массы!»), он решился выложить творение в паблик группы, и спустя пару дней получил уведомление о комментарии, от которого сердце забилось где-то в горле. «Прекрасный рисунок, благодарю вас!» — фронтмэн был как всегда лаконичен. Оби-Ван восхитился умом и фантазией юноши перед ним — сколько идей было выдвинуто Вентресс, Молли, Оби-Ваном и Квинланом, а мысль о насыщенных красках, четких линиях и, если задуматься, гораздо больших возможностях анимации, никому из них в голову не пришла. Участники «Генерала Гривуса» и правда хотели снять клип — как-то неприлично быть музыкальной группой и не иметь ничего, кроме редких записей концертов в ужасном качестве, да пары альбомов записанных по ночам в гараже — но это стоило баснословных денег, которых не заработать, играя в подвальных барах для подростков да вчерашних студентов. Иногда «Гривусы» жалели, что никогда не позиционировали себя как коммерческий проект и творили потому, что это была их жизнь — песни писались участниками и во многом были глубоко личными — о прошлом, о будущем, о настоящем, о потерях и желаниях, о радости и печали. Часть из них Оби-Ван написал сам, изливая душу потрепанному блокноту в кожаной обложке (Вентресс, прочитав строки одной из них впервые, смотрела на него внимательно пару минут, и, ни слова не произнеся крепко обняла — Асажж Вентресс, которой, казалось, не свойственна нежность). Но в этом и была их душа, их путь — творить во имя искусства, чувств и преданных фанатов с горящими пронзительной теплой синевой глазами. Таких, каким был Энакин. Оби-Ван, сам не понимая почему, знал, что следующая его песня будет связана с этим парнем, вовсе не с Генералом Гривусом. — Песня о Генерале Гривусе будет, — кивая, ответил Оби-Ван (ох, знал бы Энакин, какие жаркие споры велись вокруг «заглавной песни нашей группы, Кеноби, тут каждая строчка должна быть шедевром» уже год!), и, чуть нахмурившись, и сведя светлые рыжеватые брови к переносице, задумчиво продолжил: — Анимация и Гривус… Звучит отлично, над этим стоит подумать, благодарю! Кеноби не стал завязывать волосы обратно в пучок — и так слегка болела голова — и лишь откинул их назад легким движением ладони. Пять минут перерыва, что оставались, почти прошли, а отпускать Энакина не хотелось, и, неожиданно для себя, Оби-Ван решился: — Энакин, — почему-то сейчас голос решил предательски охрипнуть, — как вы понимаете, я выдал вам… секрет. Позволите за ваше молчание угостить вас после концерта любым коктейлем? Оби-Ван надеялся, что не перешел черту и, чувствуя, как сердце пытается сломать ребра и выброситься на асфальт, как рыбы на берег бросаются в шторм, ждал ответа. Энакин провел пальцами по своим губам, детским жестом изображая «замок», а после выкинул невидимый ключ куда-то в сторону урны, к истлевшим сигаретам. — Никому ни слова, даже лучшему другу не скажу. Готов унести тайну Гривуса с собой в могилу. А… вы серьезно? Он даже не поверил сначала, действительно ли Оби-Ван не шутит. Неужели это действительно настолько важный для него секрет? Или это просто Энакин был совершенно случайно выбран особенным счастливчиком на сегодняшний вечер — должно же ему хоть иногда в этой жизни везти, правда? — Я… я действительно был бы рад. И как раз абсолютно свободен весь вечер. Очень кстати пришелся тот факт, что отец Асоки пообещал, что после концерта, так как время близилось к ночи, заберет ее и Баррис, а значит, провожать как обычно по домам никого не придется. Кайло же, возможно, будет рад подольше задержаться в баре и продлить вечер перед тем, как вернётся домой под надзор строгой матери. Как бы то ни было, Энакин понадеялся, что самому Оби-Вану его компания не окажется в тягость, потому что ему бы очень не хотелось, чтобы их короткое знакомство завершилось быстро. Хотелось растянуть на подольше, будто его любимый сладкий коктейль. Энакин казался Оби-Вану таким живым и вдохновляющим, что хотелось продолжать дышать смесью сигаретного дыма и свежего летнего воздуха вместе с этим юношей. Когда Оби-Ван услышал, что Энакин не просто согласился, но и весь этот вечер свободен, в душе ярким огоньком надежды на что-то, пока что неосязаемое и непонятное, но искристо-прекрасное загорелась иррациональная радость, хоть Кеноби и понимал, что вряд-ли получится провести ночь целиком с этим юношей за разговорами: в конце концов, у Энакина тут друзья, а у Оби-Вана — группа. Но… хотя бы эти полчаса за коктейлем запомнятся Кеноби на годы. Или — в душе Оби-Вана вспыхнуло что-то бунтарское, отчаянное, утраченное, задушенное правилами и манерами еще в молодости, но разбуженное сейчас, в гордый тридцатник, искренним восхищением и пьянящей радостью в грозовых глазах Энакина — рискнуть.? Оби-Ван улыбнулся и оттолкнулся лопатками от стены на которую опирался: — К сожалению, перерыв сейчас закончится и… Кому-то ведь надо петь на сцене, верно? Еще один взгляд на улыбку Энакина. Рискнуть. — Энакин, — странная особенность голоса Оби-Вана становиться глубже, с едва-уловимой хрипотцой, когда он был взволнован и смущен, была известна не многим, но самого Кеноби слегка раздражала, — я тоже весь вечер свободен. Просто… К слову. И, чувствуя новый прилив по-юношески озорного настроения, Оби-Ван направился в сторону бара.