***
— Он мельтешит за дверью, — раздражённо констатировала Шоко, перевязывая Мегуми. Тот сломал ребро, и хоть обратная проклятая техника подействовала, полное заживление обычно наступает после цикла сна. — Я тоже это чувствую. — Не так уж сильно ты пострадал на этот раз, что это с ним? — Я не знаю, Иэири-сан, — ответил Фушигуро, свёл брови и густо покраснел: «На что это она намекает?». Пиджак и рубашка лежали рядом, воротника формы не было, а как бы он сейчас ему пригодился. Оставалось склониться, спрятавшись за чёлкой, и ждать, пока краска схлынет с щёк. Едва ступив шаг за порог кабинета, Мегуми услышал: — Я привёз тебе подарок! Оглядевшись и удостоверившись, что никого в коридоре нет, а Нобара и Юджи давно разошлись по своим спальням, он ответил, как мог общаться с Годжо только наедине, как это было до поступления в колледж: — Давай отложим чаепитие на завтра. — А это и не сладости, — Годжо достал из картонного пакета коробку с телефоном и бросил в руки. — Взамен прежнего. Совершенно такой же. — Спасибо. — Как сухо, Мегуми-чан! Я заслуживаю большего. Чтобы понять, что именно подразумевает учитель, Фушигуро пришлось бросить на него первый прямой взгляд. У Годжо был неподдельно ликующий вид, на его белоснежной коже выступил юношеский розовый румянец, и вдруг Мегуми захотелось подойти и отодвинуть на лоб повязку, чтобы увидеть, каким волшебным огнем сейчас, должно быть, горят те самые голубые глаза. Но взаправду сделать это не было никакой возможности, поэтому как всегда оставалось лишь додумывать. Картинка в глазах двоилась, то ли от усталости, то ли от избытка чувств: всё произошло сегодня в один день, а этот человек не мог его отпустить поспать и собраться с мыслями! — Обиделся на звонок? — спросил он как всегда заигрывающе. — Я просто хочу лечь спать. Ведь может всё подождать до завтра? Они шли молча, но Годжо отставать никак не хотел, он забросил руку на плечо Мегуми, и тот, конечно же, ощущал лёгкое действие Синего, придерживающее его с той силой, с какой обычно берут за талию. Неприкрытая забота смущала, но успокаивала — хоть что-то в жизни Мегуми всегда оставалось неизменным. Кто-то. Этот человек, в чьих руках хотелось расслабиться и чью технику на себе ощущать. Мегуми открыл спальню и вошёл в неё, Годжо, словно кошка, проскользнул следом, оседлал стул и положил подбородок на свои ладони на спинке. — Может ты?.. — застыл Мегуми у шкафа в нерешительности. Годжо смотрел на него в упор, и раздеваться перед таким внимательным зрителем было слишком… рано. — Что-то не так? — спросил Сатору, продолжая сверкать улыбкой. — Да нет, забудь, — ответил Мегуми, понимая, что Годжо уже в повязке, и даже если он отвернётся, то от Шести глаз скрыться всё равно не получится. Упорно прикрываясь дверцей, Фушигуро натянул пижаму, затем лёг на кровать, перевернулся на бок и, в возмещение за прожитые минуты неловкости, натянул одеяло до самых глаз. — Я собираюсь спать. — Ты же можешь рассказать обо всём лёжа в постели. — Спроси у Итадори, он чувствует себя намного лучше, хотя съел палец. — Да, про это я тоже слышал. Но не он сегодня открыл собственную территорию в шестнадцать лет! Ты обогнал меня на три года. — Можешь не радоваться, — Мегуми зажмурился, чувствуя, что наступило время сознаться, — она не была завершенной. — И про это я тоже слышал. И считаю это отличным началом. Сходим куда-то завтра? Отметим: с ребятами или вдвоем, как ты захочешь. С языка Фушигуро чуть не сорвалось «хочу вдвоем», но вместо этого он сказал: — Я даже к ужину не проснусь, если сейчас ты не дашь мне выспаться. — Я готов уйти хоть сейчас, только хочу знать, как ты открыл территорию и какая она была. — Тогда придется рассказать с самого начала. Нас отправили на задание в школу, в которой я и Цумики учились в средних классах. Подозрительное совпадение, как будто ты в этом замешан. — Я не выращивал проклятье в твоей школе годами, лишь бы дать тебе возможность поностальгировать, если ты об этом. Задумавшись, Мегуми опешил от своих слов: — Прости, я не это хотел сказать, — он был вусмерть уставший и нёс всякую ерунду, за которую уже сейчас было стыдно. — Ты иногда забываешь, что я не всесильный? — Годжо развернул стул, закинул ногу на ногу и сложил руки в замок на колене. — Это пугает, — пробурчал Мегуми в одеяло. — Что ты забываешь или что я не настолько всемогущий? «И то, и другое», — с неохотой признался себе Мегуми. Годжо, с видом психотерапевта на приёме у тяжелобольного, сейчас точно что-то читал по лицу, хотя видны были только брови и прикрытые веки. Будучи не в силах препятствовать этому, юноша продолжил: — Мы выяснили, что проклятье убивает определенных учеников, это были школьные хулиганы, которые прыгали с тарзанки, чтобы пройти «проверку на смелость», но когда то же повторил Итадори, ничего не произошло. К тому моменту наступил обед, я взял сэндвич с ветчиной и сыром… — Это важная деталь, — кивнул Годжо. — …Потом приехала моя одноклассница, Фудзинума-сан, и рассказала, что Цумики тоже прыгала с тарзанкой под мостом. — Это на неё не похоже. Учителя говорили, что проблемный ребенок — ты. — Мне хватило мозгов не таскаться под мост! — восклицание казалось оттого смешнее, что ради него Мегуми не потрудился открыть глаз. Годжо рассмеялся, сел возле кровати на корточках и потрепал выглядывающую из-под одеяла вихрастую макушку: — Я помню, ты был против всех тогда, бунтарь без причины. — Всё, я хочу спать, — сонливо пролепетал Мегуми. — У меня язык заплетается. — Нет-нет-нет, не спи, осталось ведь совсем чуть-чуть! — Почти. Если ты не будешь вставлять свои ехидные комментарии. Я подумал, что проклятье моста Ясохати может быть связано с проклятьем Цумики, поэтому нарушил указ Иджичи и самовольно пошел в барьер. — Ты по-прежнему никого не слушаешься. — Звучит, как похвала, — заметил Мегуми, зевнул и улыбнулся. Годжо продолжал гладить его по голове, пропуская между длинными пальцами иссиня-черные непослушные волосы, и Фушигуро ощущал себя котом, который мурлычет, пока его чешут. — Но меня догнали Кугисаки и Итадори, они решили помочь. — Это так мило! Рискнуть жизнью в мировоззрении Годжо было «так мило», и Мегуми, несмотря на вялое состояние, высоко поднял брови, но согласился: — Да, они… хорошие друзья. Проклятье в барьере выглядело как множество мелких, вылезающих из нор. Кугисаки сказала, что это похоже на игру «ударь крота», — Мегуми не ошибся, что это сравнение повеселит Годжо: послышался довольный смешок. — Мы последовательно изгоняли их, и тогда появилось другое, зелёное и с огромным ртом на животе. Итадори взял его на себя, а потом Кугисаки засосало, второе проклятье отправилось за ней, и Итадори пришлось побежать следом. Так я остался один. После уничтожения всех «кротов» передо мной открылся проклятый кокон, как тот, в колонии Тэйсю, но при этом намного сильнее. Это зависит от первоначальной силы проклятого духа, которая складывается с силой пальца Двуликого? Объяснение не заставило себя ждать, но Мегуми не различал слов, слышал лишь тон сладкого чарующего полушепота, от которого неумолимо тянуло в сон. Потом он стих, и где-то там, на периферии сознания, Мегуми почувствовал, как сильные руки нежно подоткнули одеяло под его ноги, а затем свет лампы погас, и больше не существовало причины, которая могла бы оставить сонного юношу в реальности.***
Едва открыв глаза, Мегуми сразу потянулся к новому телефону, который в его руках тут же зазвонил, и в котором, как оказалось, уже был записан «Годжо ♡». — Как себя чувствуешь, соня? — Как будто умер и воскрес, — ответил Фушигуро и прокашлялся, чтобы прогнать хрипотцу. — Если судить по моему опыту, состояние у тебя сейчас что надо, чтобы отправиться на миссию к проклятью особого класса. Я запланировал для нас общую командировку в Минамиогуни на острове Кюсю, выдвигаемся сегодня вечером. — Забронируй нам общий номер. — Без проблем! — Годжо согласился беспечно и лишь потом понял на что: — Это ты́ предлагаешь? — Какой смысл расходиться по разным спальням, если мы всё равно будем в моей, пока я не усну. — Ты прав, — пришлось признать Годжо, однако его голос звучал победно. — Так ты расскажешь мне… — Нет, сперва я хочу в туалет, душ, умыться и выпить кофе. И мне нужно собраться. — О’кей! Буду через час. Учитель всегда ставил нереалистичные временные рамки, которые сам всегда и нарушал, поэтому Мегуми продолжил лениво валяться в кровати и, чтобы Нобара и Юджи не лопнули от уморы во время следующего звонка, сменил имя единственного контакта на нейтральное «Годжо-сэнсэй». Время встречи сдвигалось два раза, и всё равно, когда они увиделись возле тори у входа в колледж, Мегуми ждал Годжо почти десять минут. Тот шёл неторопливо, в одной руке держал черную сумку, в другой снятый форменный пиджак за плечом, и вместо повязки на нём были непроницаемые матовые очки с овальными линзами. Такой вид означал, что Сильнейший относится к общей миссии несерьёзно, и всё-таки это было неожиданно, потому что отправлялись они к особому классу. — Ну что? Ты готов? — Да, — ответил Мегуми, большим пальцем показав на рюкзак за своей спиной. Явно что-то затевая, Годжо плутовато улыбнулся, перекинул пиджак через локоть, схватил ладонь студента в движении, и они вместе оказались по колено в зарослях травы под кронами ив, склонившихся к реке. — Что ты творишь? — Мегуми отдёрнул руку, но было уже слишком поздно. — Почти полшестого вечера, мне не хотелось тратить время на перелёт. — Мы в Минамиогуни? Твоя техника, твоя голова… — Всё в порядке, ведь сегодня меня защищает мой милый студент! Первое время после поступления в колледж Годжо называл Мегуми никак иначе, исключительно «мой милый студент». Это прозвище было симметричным ответом на предупреждение Мегуми, что на учебе, в особенности при других, он будет называть Годжо «сэнсэй» и обращаться на «Вы», чтобы соблюдать субординацию обращений, как подобает всем ученикам. К счастью Мегуми, после двух месяцев сплошного «моего милого студента» в речи Годжо, когда зачислились другие первогодки, волна провокаций схлынула, однако теперь она снова поднялась, и ученик начал замечать определённую закономерность в её появлении. — Нам бы отыскать сейчас среди всего этого флореального великолепия один до ужаса традиционный рёкан. — Ты снял номер в рёкане? Там же слышно, как соседи дышат, и придется ходить в общий туалет на этаже! — А тебе нужна была своя ванная и хорошая шумоизоляция? — уголки губ Годжо мгновенно поднялись, очки сдвинулись на кончик носа, и якобы глубоко понимающий, дразнящий взгляд, впечатался в зелёные глаза напротив. — Всем нужна! — выпалил Мегуми, потеряв самообладание. Этого человека нельзя было переиграть ни в чем, он обставлял и перекручивал, что ни скажи, отвечая сплошными загадками, и из-за этого Мегуми постоянно чувствовал, что сам как против воли признается вслух в мыслях, которыми давно болен. — Ты же терпеть не можешь спать на чужих футонах, они все для тебя слишком короткие. — Иногда жертвы себя оправдывают. Гляделки продолжались, и Мегуми проиграл и в них, отвернув возмущённое лицо к истёртой временем древесной коре. Пока он мялся и от злости кусал губы, не зная, куда деть взгляд, Годжо достал телефон, посмотрел геолокацию и нашел сторону, в которую им следует идти. Если бы он по обыкновению положил бесконечно длинную руку на плечо, чтобы поймать бесконечно длинными ногами размер шага Мегуми, тот бы не стал сопротивляться, но учитель безмятежно шёл рядом, даже не думая освободиться от сумки, подняв ее техникой, что выводило Фушигуро из себя не меньше, чем безысходные намёки. Рёкан, стоя на обрыве, нависал над рекой чуть выше по течению. Разноцветные бумажные гирлянды развевались на ветру, будто бежали хороводом по козырькам и карнизным свесам, и Мегуми заметил, что к изогнутой крыше не идёт ни единого провода. То, что в рёкане не устанавливают вай-фай, Фушигуро знал, что в такой глуши не будет ловить интернет, он догадывался, но что придется пользоваться керосиновыми лампами, он не мог вообразить даже после слов Годжо об «ужасной традиционности». Оками-сан, сухопарая пожилая женщина в красном кимоно, вышла на энгаву заранее, наблюдая, как путники поднимаются по тропе, согнулась в медленном поклоне и выдала обоим гостям пару таби и гэта: — Добрый вечер! Вы можете оставить свою обувь здесь, она будет вымыта и подготовлена к вашему отъезду. Приглашаю вас поклониться перед камидана и насладиться свежестью лесных цветов, собранных для икебана этим утром, — хозяйка рёкана вошла внутрь, в помещение, наполненное плотным мутным светом, рождённым от непрозрачных сёдзи. Отвернувшись от оками-сан, Годжо поймал взгляд Мегуми, поднял брови и заговорчески подмигнул. Фушигуро по блику на очках мог догадаться, о чём думает этот человек, а сейчас поток мыслей звучал, как передача на радио: «Ну и местечко! Она с утра собирала лесные цветы. Как тебе такое после кофешопов Токио?». — Фушигуро-сан, пожалуйста, примите Ваши нагадзюбан и юкату. Она цвета весенней зелени, почти такого же, как Ваши глаза. Мегуми взял аккуратный свёрток обеими руками и поклонился в знак благодарности, как из-за его спины вышел Годжо, снял очки и поинтересовался непринуждённым тоном: — А у Вас найдется юката под цвет моих глаз? Дальше все разворачивалось по глубоко знакомому Мегуми сценарию: оками-сан взглянула, не ожидая увидеть ничего, что могло бы заставить её приоткрыть рот и замереть на секунду, но увидела там именно это, а после взяла себя в руки, смутилась, как молодая девушка, и отвела взгляд к стопке юкат. «Этот человек неисправим! Не мог упустить возможности даже таким образом всколыхнуть уединенный деревенский рёкан». — К вашему оттенку подойдёт вот эта, синяя с черным оби, — передала юкату женщина. Её слова прозвучали без былой уверенности и изящества и, казалось, именно этого добивался Годжо, но долгий опыт работы помог ей быстро вернуться на нужный лад: — Желаете ли вы чаю с дороги? Могу заварить для вас кабусеча или камаирича, мы недавно вынули листья из обжарочного котла, и они, как и всегда, завернулись плотно и остро. — Не стоит, я уверяю Вас, наш путь был лёгким и коротким, — ответил Годжо, явно пародируя заведённый уклад вежливости. — Мы хотели бы прогуляться по округе, и больше всего нас интересуют деревенские легенды, чтобы глубже изучить культуру этого места. — У нас много ходит легенд, и про мост, который перекидывается только между влюблёнными, и про спрятанный камень погоды, про лесных духов, которые колотят в спину уснувших путников, и о древней каппе, что живёт в пещере за водопадом. — А что Вы знаете про каппу? — Это жуткая история, — уклончиво ответила хозяйка, явно нагнетая интригу для столичных туристов. — Не для начала отдыха. — Мой спутник юн и, как полагается в его возрасте, увлечен жуткими историями. А я не верю в ёкаев и потустороннюю силу вовсе, поэтому о моих кошмарах можете не беспокоиться. — Пожив у нас, вы убедитесь, что ками окружают нас повсюду, и каппа совершенно точно там живёт! После очередного утонувшего целая команда водолазов отправилась искать подводную пещеру, но они ничего не нашли и заключили, что аномальная смертность вызвана воронками от водопада. И тем, что все погибшие не справились с ними, потому что были под воздействием алкоголя. Конечно, всё было так, но каппа просто не желает принимать в гости пьяниц и проучивает их по своим древним законам. — Отличненько! — Годжо улыбнулся и хлопнул в ладоши. — Я раздумал спешить на прогулку, только можно ли мне подать сакэ вместе с чаем? — Какой пожелаете? Мы бережно храним несколько десятков видов и готовы угодить любому вкусу. — Я не разбираюсь в алкоголе, поэтому вы можете меня приятно удивить. Хотя просьба есть: что-нибудь сладенькое, желательно самое дорогое. — Все ваши пожелания будут учтены. Вы и юный господин можете располагаться в своём номере, он в самом конце коридора. Рекомендую вам оценить вид, открывающийся из него на реку и простор, как раз скоро должен начаться закат, — оками-сан поклонилась низко, сколь позволяла больная спина, и вышла в помещение для сотрудников, задвинув за собой дверь. Весь разговор от первого до последнего слова миновал уши Мегуми — слишком были заняты глаза. Фушигуро редко наблюдал за учителем со стороны: во время нечастых встреч Годжо не мог оставить его в покое, и даже если отворачивался, то не спускал Шести глаз. Сейчас он был слишком увлечён добычей информации, и хотя никто из студентов не знал, что этот человек профессионален, серьёзен и совершенен в работе мага на каждом этапе, потому что Годжо всегда выполнял задания один, Мегуми удалось увидеть его именно таким, когда раньше они ходили на общие миссии. Особенным воспоминанием среди них было годовалой давности: тогда проклятье оказалось сильнее и хитрее, предособого класса, и почти вырубило Мегуми, откинув к стене. Годжо, прервав процесс обучения, мгновенно уничтожил врага. На секунду этот человек загорелся неотвратимой опасностью и выглядел, как непобедимое солнце, подаренное Аматэрасу. Совершенно не тем, кто дурачится без меры и без причины. Но более всего родным для Фушигуро был тот Годжо, который наконец успокаивался, и даже его мысли, так ясно улавливаемые Мегуми, не неслись и не юлили. В такие моменты он был прост и пуст, как Будда. — Мегуми, ты чего там застрял? Тебя Шоко точно вылечила? — Годжо уже стоял в конце коридора, перешагнув за порог фусума, и Мегуми пришлось бежать в гэта, чтобы его догнать. Убранство номера было предсказуемым — светлые стены, зеленоватый татами, дзабутоны вокруг низкого столика, шкаф с футонами, в декоративной нише один лаконичный свиток с иероглифами и керосиновая лампа. Мегуми сбросил тапочки у входа, заранее переживая, что вновь придется переодеваться перед учителем, но теперь не будет ни дверцы шкафа, ни повязки на глазах, а ещё, что если постараться, самому удастся незаметно узнать, как выглядит Годжо: он даже на море не снимал пляжную рубашку, и дома его нельзя было застать одетым в меньшее, чем пижама, халат или просторные шорты с футболкой. Встав полубоком у рюкзака, Мегуми переодевался так ловко, как мог, чтобы искоса следить за Годжо, тоже отвернувшемся к противоположной стене. Как он расстёгивает пуговицы на рубашке, снимает её, сантиметр за сантиметром обнажая светящуюся лунной белизной кожу, широкие плечи, рельефные мышцы, становящиеся ещё более очерченными от движения лопаток, сужающийся переход от рёбер к талии, как он стягивает манжеты с запястий и остаётся по пояс голый, в узких фиолетовых брюках, которые тоже вот-вот должны… — Можешь не скрываться, Мегуми-чан. Обещаю, я краснеть не буду. — Ты о чём? — годами отточенным равнодушным голосом спросил Фушигуро, внутри захлёбываясь от стыда и досады. — Ты смотрел на меня, — Годжо будто поймал его с поличным во время слизывания крема с торта до праздника и искренне веселился. Периферийным зрением Мегуми заметил, что темное пятно брюк пропало, и высокая светлая фигура склонилась. — Я чувствовал твой взгляд. — Возможно он просто упал на тебя, когда я задумался. — Пусть будет так, я же не могу предполагать, что Мегуми-чан лукавит, — игриво повторил фразу Годжо, но сегодня из неё сквозило куда больше запутанных и неочевидных смыслов. Переодевшись, Фушигуро раздвинул сёдзи, чтобы по наставлению оками-сан созерцать вид и наслаждаться закатом, и на балконе увидел кошку. Она не вставала, как бы Мегуми её не подзывал, лениво оглядывалась и продолжала облизывать лапу. Тогда он подошёл к ней, осторожно подкравшись на корточках, взял на руки и занёс в номер. — А тебе идёт цвет весенней зелени, — искреннее восхищение скользнуло по тонким чертам лица, когда Годжо застал Мегуми в проходе сёдзи. Фушигуро тоже было чему удивиться. Впервые со времён далёкого детства он видел Годжо в национальном костюме, потому что из традиционного тот любил исключительно вагаши. В юкате он выглядел, словно полубог, бесподобнее, статнее и выше: синий цвет подчеркивал безупречную фарфоровую кожу и белизну волос, а чернота оби переплеталась с непроницаемыми кромешными линзами. Хотя и без этого Годжо был самым красивым человеком, которого видел свет, и не только потому, что так думал Мегуми. — Ты тоже выглядишь… неплохо, — выдавил из себя юноша нарочито безразличным голосом, подошёл к дзабутону и устроился на нём со скрещенными ногами. Изящные ловкие пальцы призывателя шикигами утопали в трехцветной, нагретой долгим лежанием под солнцем, шёрстке, и кошка не спешила от них сбежать, лёжа в объятиях с расслабленностью мягкой игрушки. — Это твоя новая подруга? — сев напротив, поинтересовался Годжо. — Мы ещё незнакомы, — ответил Мегуми серьёзно, с неморгающим взглядом распахнутых глаз, продолжая гладить пушистую спинку. — С тобой мы уже десять лет неразлучны, а я так и не удостоился этой степени близости. Фушигуро, в мгновение становясь пунцовым от макушки до кончиков пальцев, воскликнул: — На что это ты намекаешь? И Годжо несвойственно порозовел — лицо, шея, даже ладони и запястья, виднеющиеся из косых разрезов рукавов, но Мегуми обвинил в этом игру закатных лучей. — Да так, ничего, — голос учителя задрожал от приближающегося смеха. — Ты невыносим, ты знаешь? — Хорошо, что ты напоминаешь, а то иногда я забываю об этом. В этот момент дверь отодвинулась, в комнату вошла оками-сан с подносом, поставила на стол белый кувшин, отёко, чайник с чашками и пиалу, доверху наполненную пирожными из каштанов. — Это игристое сакэ двухлетней выдержки, производится исключительно в Кумамото, поэтому точно Вас удивит. О, Анко-чан далась в руки! Это добрый знак! Она приходит только к тем, кому сулит удача. — Но я сам её взял, — признался Мегуми. Хозяйка рёкана ничего не ответила, разливая чай и сакэ, и Годжо решил прервать тишину: — Значит тебе не нужна удача, ты сам добьешься того, что тебе нужно. «Это скорее в твоём духе!» — хотел бы сказать Мегуми, но не привык так разговаривать с учителем при других, а когда оками-сан вышла, Годжо пододвинул к нему отёко, и у юноши пропали все мысли, кроме одного вопроса: — Это мне? — А кому ещё? Я не пью. — Зачем нам вообще принесли сакэ? Я что ли пью? — Тебе сегодня придётся. — Ты хочешь меня опоить? — Мегуми-чан отрастил зубки и острит? По-другому никак не получится проникнуть в барьер проклятья. — Почему? — Ты вообще не слушал? И что тебе было интереснее, чем сведения о проклятье особого класса? — Годжо рассмеялся и нырнул длинными пальцами в пиалу с пирожными. — Хозяйка сказала мне, что все жертвы были пьяны, а «каппа» не любит пьяниц в своей реке. — Поэтому пить буду я? — Лучше ты попробуешь алкоголь под моим присмотром, нежели в дурной компании. — Если бы ты сказал так социальной комиссии, опеку надо мной и Цумики тебе бы не одобрили. — Мне бы это простили за красивые глазки! — Мне нужно напиться? — спросил Мегуми, глядя на сакэ, как на самовоспламеняющийся эфир. — Сделай пару глотков. — А ты? Годжо прищурился, закинул в рот целое пирожное и проглотил, словно конфетку: — Сегодня мой милый студент меня защищает, а я могу немного расслабиться. Приблизив напиток к губам, Мегуми ожидал, что пахнуть будет кислым сброженным рисом, одно из немногих воспоминаний, что осталось об отце, но из отёко доносился нежный аромат ананаса и личи. Несколько коротких пробных глотков прошли мягко, оставляя во рту вяжущий сливочный вкус, и осушив чашку до дна, Фушигуро потянулся за второй. Она тоже была разом выпита, и Мегуми попытался налить себе третью, но Годжо остановил его, дотронувшись кончиками пальцев до прохладной ладони: — Эй, ты хоть ел что-нибудь сегодня? — Только чёрный кофе. — Тогда прекрати. У тебя же наследственность. — Что? Не смешно! — А кто смеётся? — спросил Годжо, хотя судя по напряженному лицу был в шаге от этого. — У тебя не выйдет сегодня весь вечер валяться пьяным на футоне, я хочу увидеть твою территорию в деле. Собрав горсть оставшихся пирожных в руку, Годжо вышел из комнаты, и Мегуми пришлось пойти за ним следом. Он пытался понять, пьян ли он, но ощущал лишь странный трепет под ложечкой. Это вполне мог быть приближающийся голод, поэтому Фушигуро начал бояться, что проклятье не впустит в барьер, однако, завидев его, оками-сан предупредила: — Не купайтесь возле водопада, это может быть опасно! Годжо успокоил её, не задумываясь ни на секунду над ответом: — Мы туда не пойдем, нам больше интересен мост из легенды! Всю дорогу Годжо стремился накормить Мегуми пирожными, но тот отказывался, боясь, что его начнёт мутить. К их везению, найти водопад оказалось проще простого, к нему вела протоптанная вдоль обрыва тропинка, и скоро они оказались на серповидном берегу с причалом для лодок. Поток спускающейся ровной лентой воды был плоский и в ширину почти такой же, как и в длину. «Примерно три роста Годжо», — зрительно заключил Мегуми. — В присланной сводке говорилось, что в деревне не первую сотню лет ходят легенды о «каппе». — Древний проклятый дух? — И судя по всему очень хитрый. Скорее всего он не выйдет, если я буду с тобой, поэтому я останусь тут и буду наблюдать, а ты иди в воду. — Ты хочешь подсматривать за тем, как я купаюсь? — Это не страннее наших обычных занятий. — Игривый свет голубых глаз сверкнул из-под очков: — Тебе нужно изгнать проклятье, так что не расслабляйся в тёплой водичке под тёплым взглядом. «Вот уж!» — подумал Мегуми и фыркнул. Но когда он один пошёл к реке, ощущая всей кожей, как на него смотрит его учитель, то всё же почувствовал терзающий жар на скулах и, сбросив гэта на причале, прямо в юкате нырнул в воду. Через несколько минут послышался плеск, потом из взбудораженной воды поднялся белый хвост Орочи, река закипела, на секунду показались пятки Мегуми, а затем острые колени, и вдруг всё прекратилось, и юноша, с полными рукавами воды, потянулся к лестнице на причале, чтобы вернуться на сушу. Годжо поспешил ему навстречу, преодолевая по метру за шаг, и крикнул, скрывая восторг за деланным недовольством: — Так быстро! Но ты даже не раскрыл территорию! — Мне не потребовалось, видимо дух был не выше первого, — ответил Мегуми, надевая тапочки. — Не-а, он был особого! Я же видел! Но слабенький особый, почти как первый, — добавил учитель, как для справки, и Мегуми закатил глаза и вздохнул. Он был так близок к настоящей похвале! Подойдя почти вплотную, Годжо поправил промокшую юкату, даже с чрезмерным усердием натянув на грудь, провел ладонями по чёрным волосам, отжимая с мягкой силой, нагнулся, чтобы то же самое сделать с потяжелевшими от воды зелёными полами, а выпрямившись, как-то странно заглядываясь, сказал: — Ты похож на русалочку. — Хорошо, что не на каппу, — пряча смущение, сострил Мегуми и, как отряхиваются собаки, дёрнулся всем телом, чтобы юката встала на место. — Кажется, пора тебя рекомендовать на первый. От известия Мегуми застыл, прекратив отжимать рукава: — Ты же не можешь меня рекомендовать! — Есть тут у меня одна идейка, не забивай себе голову, если получится, потом расскажу. — Тогда и Итадори нужно, и Кугисаки! Годжо лишь усмехнулся: — Думаешь? — Он положил свою бесконечно длинную руку на мокрое плечо и начал идти, тем самым пригласив вернуться: — Я не смогу найти на ближайшие дни ещё одну миссию с особым классом. Расскажи тогда на словах, как выглядела твоя территория. — Когда на меня напало проклятье из кокона, оно ударило меня огнём, я отключился на несколько секунд и оказался у края барьера. Мне показалось, что нужно действовать увереннее, — Мегуми торопливо придумывал, как обвести повествование мимо мыслей о призыве Махалы и воспоминания о тренировке, — и попытаться расширить территорию. Я тогда ярко почувствовал, что что-то у меня получится и назвал её «Теневой сад химер». Из-за того, что территория была незавершенной, она была уродливой, не то, что твоя, но в ней я мог бесконечно призывать шикигами и все удары попадали точно в цель. А ещё я создал теневых двойников. — Было несколько тебя? Я завидую тому проклятью, — мечтательно проговорил Годжо, на ходу глядя в темнеющее небо. — Почему? — Объективно: чем больше Мегуми, тем лучше… — Вообще-то тебе должно быть достаточно меня одного! — Всё, молчу. — Но это не единственное, что я в тот вечер открыл, — признался Мегуми, переставая идти. Годжо тоже остановился, убрал руку с плеча и немного обеспокоенно уточнил: — Что-то связанное с Цумики? — Нет, — пробормотал юноша, опустив длинные-длинные черные ресницы. Грудь его под юкатой заходила от частых вздохов. После себя солнце оставило раскрашенную пурпурно-розовым полосу облаков на горизонте; веяло сумеречной прохладой и ароматом цветов, распускающихся в ночи. Хор лягушек полностью заполнил молчание. Мегуми сделал шаг навстречу и приблизился к атласной нежной щеке, словно хотел что-то шепнуть на ухо, привстал на цыпочках, схватился за черный оби, хотя не планировал этого, и поцеловал уголок мягких бледно-розовых губ, ощутив на мгновение вкус вишнёвого бальзама и каштановых пирожных. — Это, — шепнул он в белую шею и уже хотел шагнуть назад, но сильные ладони прижали его руки, оставив на поясе. И всё же Годжо был удивлен. Он приоткрыл рот и так и замер, не отпуская Мегуми, а после медленно проговорил: — Какой короткий! — Он незавершённый, прямо как моя территория, — попытался отшутиться Фушигуро, стараясь не думать, что он сейчас натворил. Годжо привычным ловким жестом снял очки, и небесные глаза поймали блуждающий взгляд зелёных. Руки выпустили ладони, но только чтобы обвиться вокруг талии и прижать к себе ещё ближе: — Я уверен, что ты способен на большее, — Годжо нагнулся вперёд, склоняя и Мегуми вслед за собой. Между ними оставалось расстояние, преодолеваемое вздохом, и юноша, неотрывно глядя на желанные губы, почувствовал на своей коже свежее дыхание. Он протиснул руки наверх, вцепился в широкие плечи и приблизился рывком, сходя с ума от жадности, с которой наконец позволил себе целовать этого человека. Кто-то рассказывал ему, что поцелуй похож на полёт или на свободное падение, на исполнение заветной мечты, но Мегуми уже проживал всё это вместе с Годжо и не раз, и был готов клясться, что сладкие губы, целующие его с неуёмной нежностью, гладкая кожа над губой и подбородок, попадающие под беспорядочные ласки, это весь мир, который остался, одно субъективное ощущение, как краткий миг предсмертной эйфории. Не было больше ни силы, ни проклятий, ни зла. И никакой рай после этого не мог сравниться с объятиями Годжо. Он наклонял Мегуми всё ниже, удерживая одной рукой спину, а другой вплетаясь в мокрые волосы на затылке. Гул сердца Годжо отдавался в рёбрах, и умоляющее не прекращать поцелуй тело юноши подалось навстречу, вжимаясь сильнее, полностью отрываясь от земли. Приоткрыв рот от исступления, Мегуми скользнул языком по опухшим вишнёвым губам напротив, он сделал это ещё раз и увереннее, пытаясь поймать чужой язык, попробовать, каково это, но Годжо чмокнул его коротко и прошептал: — Не торопись. Вдруг дымка бесстрашия и вседозволенности развеялась, Мегуми перестал цепляться за Годжо и сполз на землю, встав на сырую от росы траву. Синяя юката теперь тоже промокла, но только с одной стороны, и больше всего выделялось анатомическое влажное пятно на правом колене. Оно смутило Мегуми, и он встал прямо, вытянув руки по швам, не силах оторвать от него, как от оставленной глупой улики, взгляд. — Мегуми-чан спланировал украсть и моё сердце, даже общий номер попросил, — почти пропел Годжо и вернул очки на нос. — Какое прекрасное и безобразное поведение! — Нет! Я… Годжо-сэнсэй… — После такого ты должен называть меня по имени, а ещё лучше жениться. От этой шутки Мегуми вспомнился разговор с ребятами в машине: — Мы и так как старая семейная пара, — проворчал он, от волнения решив продолжить путь к рёкану. — Кугисаки вчера так сказала после твоего звонка, а Итадори согласился. — Не такая уж старая, — пальцы Сатору нашли ладонь Мегуми и крепко сжали. — Многие бы осудили меня за такой «антиквариат». — Ты согласен, что мы с тобой?.. — Ты ведь тоже не отнекивался. — Откуда ты знаешь? Сделав донельзя загадочный голос, Сатору прошептал, обдав горячим дыханием ухо: — Я могу тебе рассказать, но только если ты веришь в мистику. — Мне нужно знать без шуток: ты меня не оставишь? — громче и отчаяннее чем хотелось, потребовал прямой ответ Мегуми. — Не когда ты наступаешь мне на пятки. И никогда, потому что я успел распланировать всю нашу жизнь, пока мы целовались. Уголки губ Мегуми потянулись вверх, но он, желая получить ещё больше, отозвался с упрёком: — Побудь серьезным хотя бы сейчас. — Но ты ведь улыбнулся, а я делаю всё ради этого. Если бы ты не поцеловал меня сегодня, я бы оставался дураком, безответно влюбленным в своего студента. После этих слов жар Мегуми не мог снять даже вечерний ветер, поднимающийся с воды и задерживающийся в мокрой юкате. Сатору не нужно было ни взгляда, ни Шести глаз, чтобы заметить это; он поднял узкую ладонь к своим губам, целуя её так крепко, что у Мегуми на миг заболели костяшки.***
Стояла теплая сентябрьская ночь, и по обоюдному согласию было решено не закрывать сёдзи. К балкону ближе спал Сатору, и Мегуми хорошо мог его видеть в свете юной луны. Сложенные очки его лежали рядом с футоном, одной рукой он обхватил подушку, и прекрасное лицо было расслабленным, оставаясь в своей прелести: брови выпрямились, уголки губ опустились, белые ресницы едва заметно дрожали от под веками движения глаз. «Сколько себя помню, что-то вросшее глубоко внутрь не давало мне покоя, и это всегда был этот человек», — подумал Мегуми, не в силах уснуть, пока может любоваться. — «Его взгляд с загадочной усмешкой, без Бесконечности обжигающая кожа, гул сердцебиения, губы, от которых, я всегда замечал, пахнет вишней, а сегодня узнал вкус наверняка». — Мегуми-и-и, — шёпотом протянул Сатору, резко распахнув глаза. — Ты попросил общий номер, чтобы ночью взглядом просверлить во мне дыру? Так ты никогда не уснёшь. Идём ко мне. Он Синим подтянул к себе чужой футон, и Мегуми даже ойкнуть не успел, как оказался в объятиях бесконечно длинных рук. — Почему мы остались здесь, а не полетели в Токио ночным рейсом? — Мегуми залез под одно одеяло и устроился удобнее, повернувшись к Сатору спиной. — Потому что в Токио будут все остальные, а здесь есть только мы. Сатору раскрыл ворот, скользнул под чужой нагадзюбан и, остановившись на животе, тесно прижал Мегуми к себе. От неожиданности и волнения с губ юноши чуть не сорвался стон, но он сдержался, помня о тонкости перегородок между номерами. Годжо не делал ничего кроме этого, только размеренно дышал в затылок, но Мегуми эти выдохи показались обжигающими, вниз по спине побежали мурашки, под рёбрами защекатало, и в груди стало одновременно тесно и пусто. Юноша молился, чтобы рука на животе не задела возникшую твердость ниже, но фантазия почему-то рисовала именно это. — С тобой жарко, — заныл Мегуми, пытаясь сжаться. — Со мной никогда не бывает холодно, — спокойно ответил Сатору, никуда от себя не отпуская. — Я не могу так спать. — Сердцеед и соблазнитель Мегуми Фушигуро не для того затащил меня в постель? — Не называй меня так. И кто кого ещё затащил. — Ты расстроился? — пытливо прошептал Сатору, едва сдерживая смех. — От моего невнимания? — Нисколько, — Мегуми сложил руки под щекой, намереваясь тут же уснуть, каких бы усилий ему это ни стоило. — От твоего внимания иногда бежать некуда. — И вот ты прибежал прямо ко мне в руки. Спи, Мегуми-кун, всё самое интересное осталось на завтра. — А что будет завтра? — Мы встанем очень рано, достанем где-нибудь кофе, заглянем на горячие источники, а потом найдём мост из легенды. Теперь у нас планов много. От мыслей, что они завтра, как в его тайных мечтах, проснутся вместе, и от теплоты Годжо рядом, Мегуми сморило. Он задремал, видя с Сатору один сон на двоих, как они снова проживают этот день.