Лондон в ночь ещё прекрасней

      Вечером того дня над городом стремительно сгущались тучи. Уже ближе к ночи лондонские улицы звенели от затянувшегося ливня, заливающег всё вокруг и стекающего вниз по тротуару. Редкие деревья недовольно шелестели кроной в едва заметной туманной дымке под свист бури.       Но даже в такую погоду снаружи торопливо сновали толпы людей под тёмными зонтами, которые так и норовил вырвать ветер. Беспорядочно передвигающиеся пары ног быстро шлёпали по асфальту, расплёскивая лужи и цветные отражения горящих вывесок в них вместе с холодной водой.       Воздух, свежий и влажный, приятно оседал при дыхании, остужая кипящую голову Азирафаэля. В течение нескольких часов он бродил по сумрачному городу, надеясь, что вдали от магазина привести в порядок мысли будет легче, однако он так погрузился в размышления и переваривание всего, что произошло, что совсем не заметил ни того, как стемнело, ни того, как начался дождь. В реальность он вернулся, когда капли уже больно забарабанили по лицу и волосам, вынуждая снять пальто и, укрыв им голову, в спешке добраться до дома. Правда, случилось так, что сейчас он, пожалуй, слишком далеко.       Длинная тёмная улица с высоким каменным забором, поросшим ползучим растением, что сейчас, должно быть, наслаждалось долгожданной влагой. Здесь, как обычно, вдоль дороги белый свет разливался лишь от одного фонаря, хотя и того сейчас было достаточно, чтобы разглядеть нужное здание. Издалека было видно, что на всём его тёмном силуэте горит всего одно, тусклое окошко.       Без раздумий, движимый, очевидно, каким-то одному ему известным намерением, к которому он пришёл за время своей прогулки, Азирафаэль как можно скорее прошёл через ограду и вошёл внутрь, стряхивая с себя потоками струящуюся дождевую воду. Волосы и одежда неприятно липли к промёрзшему телу, но сейчас это было не очень важно.       Он и сам не заметил, как ноги принесли его к нужной двери. Странно, но только сейчас он почувствовал, как долго здесь не был. Именно теперь Азирафель задумался, отводя взгляд куда-то в сторону и сжимая в руках смятое, промокшее пальто. Внутри стояла совершенная тишина, во всём доме, казалось, вообще никого не было сейчас, лишь ливень снаружи отчаянно стучал о крышу. С густым грохотом по округе понёсся тяжёлый раскат грома, и ангел вздрогнул, в момент выпрямляясь и решительно поднося сжатую в кулак руку к двери. Тихо, но отчётливо прозвучали три удара. В голове пронеслась мысль о том, что он наверняка узнает, кто за дверью, ещё по этому стуку. Именно этот ритмичный стук очень знакомо, легко касался слуха, всегда ясно давая понять, кому он принадлежит.       Правда, сейчас это могло бы быть не очень хорошо. Было бы справедливо, если бы здесь его не захотели сейчас увидеть. И всё же Азирафаэль знал и мог быть твёрдо уверен, что даже несмотря на это, ему откроют, так ведь было всегда. Спустя пару слишком долгих мгновений послышались резко звучащие шаги, и дверь распахнулась прямо у его лица. Рафаэль устремил горящий взгляд на Кроули, всё ещё перекрывающего рукой проход внутрь. Хотелось бы видеть на его лице, утопающем в сумраке, что он чувствовал сейчас, но оно было чересчур холодное, а глаза как всегда скрывали тёмные очки. Хотя, чего уж там, догадаться о его мыслях сейчас совсем не так сложно.       Они замерли, ожидая чего-то друг от друга. Азирафаэль беззвучно едва шевелил губами, всё никак не находя слов. Действительно, он над стольким думал, что сейчас, чтобы начать изливать всё это кому-то другому, не было даже подходящих звуков. Всё же, стоило задержаться у двери хотя бы на пару минут и подготовиться. Он нервозно сжал край жилета пальцами.       – Кроули, мы можем поговорить?.. – всё, что наконец слетело с его губ с загорающейся надеждой в глазах.       Кроули непонимающе пожал плечами, слегка отпрянув назад.       – Мы уже поговорили, – с вынужденной сухостью в голосе ответил он, стараясь принять самый равнодушный вид.       Азирафаэль знал, на что шёл, что сегодня ночью он всё равно обязательно должен был к нему прийти и отступать теперь было бы бессмысленно. Другой возможности уже не будет. Он сделал нетерпеливый шаг вперёд, прикладывая ладонь к сердцу.       – Как следует поговорить. Прошу, – тихо добавил Азирафаэль.       Кроули сжал губы, опуская голову, но снисходительно освободил проём, пропуская его внутрь. Просторная квартира, длинные чёрные коридоры и комнаты казались ещё темней сейчас, без дневного, да и вообще какого-либо света. Звуки шагов о голые полы раздавались в мрачной, тревожной тишине как нельзя громко, пожалуй, даже громче ливня снаружи. Они остановились в комнате, казавшейся не такой большой от обилия зелёных раскидистых растений, усеявших пол, подоконники и даже небольшой стеклянный стол, придвинутый к кожаному креслу. Только здесь разливался тёплый жёлтый свет настольной лампы, озаряющей лицо Кроули, что в ожидании остановился, оперевшись руками о край стола. По телу Рафаэля пробежались мурашки от колющего чувства, будто он сейчас окинул его взглядом с головы до ног, вынуждая заговорить первым. Азирафаэль взглянул на него как никогда чистыми, светлыми глазами, подходя почти вплотную.       – Прости меня, – твёрдо ударились его слова о стены, тут же задевая Кроули и заставляя его с нескрываемым удивлением наклонить голову. – Кроули, всё произошло слишком... быстро. Мы оба предполагали совсем разные вещи, и я... Я не ожидал этого, ты сам понимаешь.       Его глаза нервно забегали по тёмным углам помещения, никак не желая сталкиваться с фигурой собеседника. На секунду он замолчал, сам чувствуя, что оправдывается.       – И всё же, будь я готов, я бы отреагировал по-другому. Но не сейчас. Я слишком запутался и, признаться, боюсь всё испортить, поэтому... – Азирафаэль несмело взглянул на него и легко коснулся чужой руки, бережно притягивая её к себе. – Я просто хочу, чтобы мы вместе решили, как лучше. Я ведь всё ещё здесь, как видишь.       Кроули замер, боясь пошевелиться на протяжении всего его монолога. От горячего прикосновения кожу защипало, и он резко отстранился, удаляясь из комнаты. Рафаэль с дрогнувшем от страха сердцем оглянулся ему вслед, чувствуя, как холодеют конечности. В другой стороне квартиры что-то звякнуло, и Азирафаэль взглядом проследил за вернувшимся Кроули, держащим в руках пару бокалов и бутылку вина. Рафаэль облегчённо улыбнулся, когда тот, избегая чужого взгляда, нетвёрдой рукой поставил их на стол, разливая напиток.       – Я понимаю, – почти шёпотом ответил Кроули, протягивая Рафаэлю полный бокал. – Ты прав. Присаживайся.       Азирафаэль принял напиток, прижимая холодное стекло к груди и сдержанно опустился на край кресла, не сводя глаз с Кроули, подошедшего к нему и усевшегося на подлокотник, развязно делая глоток. Вино коснулось его бледных губ, слегка окрашивая их, и кадык пленительно дрогнул. Рафаэль тут же отвёл взгляд, собираясь с мыслями. Однако, его опередили. Тишину разрезал густой голос Кроули.       – Я думал, мы наконец-то сможем отдохнуть вдвоём после всего, что произошло, – пожал он плечами, отворачиваясь и нетерпеливо вздрагивая с пробивающейся в голосе досадой. – Знаешь, только мы с тобой. Мне ведь полагается награда за то, что я послушал тебя и помог с Гавриилом?       Он обернулся на Рафаэля, иронично вскидывая бровь. Азирафель улыбнулся, опуская взгляд.       – Да. И... я подумал, что если мы вернёмся, вдвоём, это как раз и будет тем самым отдыхом и наградой, – протянул он, с надеждой поднимая взгляд на Кроули. – Тогда, будучи на нашей стороне ты был так счастлив...       – Наша сторона здесь, – холодно оборвал его тот, сквозь зубы выдавливая слова.       – ...И разве ты не хочешь вернуться? Просто, знаешь, если дело только в твоей гордости...       Кроули рывком поставил свой бокал на стол. Прозвучал дребезжащий стеклянный звон, от которого ангел вздрогнул, внимательно следя за другом, опасно наклонившимся к нему.       – Гордости?.. – язвительно искривился он, повышая голос. – О какой гордости ты говоришь, чёрт возьми? Неужели ты думаешь, что после того, что случилось, я захочу вернуться и смогу стать счастливым в том месте? Ты должно быть издеваешься надо мной!       Ядовито выкрикнув последние слова ему в лицо, он вдруг замер, увидя, как Азирафаэль виновато отвернулся в сторону. Он должен осадить себя, только не с ним.       – Прости, я просто... – выдохнул он, одним движением слезая с кресла и нервозно отходя в сторону. – Неужели ты всё ещё не понял, что и рай, и ад – две стороны одной ржавой монеты, которая когда-нибудь уничтожит Землю, наш дом. На небесах тебя ждут лицемерные твари, которым плевать на всё, что здесь происходит и которым плевать на тебя, на всё, что дорого нам обоим. Нам и только нам!       Уже не помня себя от разрывающих его эмоций, он рывками метался по комнате, теперь уже обращая свои крики в пустоту так же, как делал это всегда, в одиночестве. Рафаэль не смел прервать поток его мыслей, которые он, должно быть, тоже долго вынашивал в голове. Однако эта буря, накрывшая Кроули с головой, казалось, могла затронуть и его, от чего наблюдать за ней было так же страшно, как и за надвигающимся с моря штормом, страшно, но интересно. Его движения становились всё скованнее, а проклятья в сторону ангелов сыпались со всё большим отторжением, слабостью.       – ...И если ты попытается остановить их! – выкрикнул он, в исступлении остановившись и вглядываясь в пейзаж за окном, размытый, из-за стекающей по стёклам воды. Его голос почему-то задрожал, мгновенно падая. Он вновь прошагал до Рафаэля, с тревогой вглядываясь в его обескураженное, напуганное лицо, – они причинят тебе ту же боль, что и мне.       Кроули едва выдавил эти комом застрявшие слова и обессиленно вжался руками в подлокотник, почти царапая ногтями кожу. Он глухо всхлипнул, подавившись слезами, не в силах продыхнуть от сковывающего грудь чувства ничтожного бессилия.       – Я не хочу этого, – пробормотал он.       Отвернув вжатую в плечи голову в сторону, он поднёс дрожащую руку к лицу, небрежно утерев ей слезу, почти скатившуюся из-под очков. Вдруг, горячая ладонь нежно, почти невесомо легла на его щёку, бережно проводя по ней и слегка приподнимая подбородок, вынуждая обратить взгляд на лицо напротив.       – Кроули... – едва прошептали дрогнувшие губы ангела.       Полный понимания и сочувствия взгляд Азирафаэля пронизывал до глубины души, так больно очерствевшей со временем. Кроули замер, даже не дыша, любуясь этим светлым лицом, тогда как Рафаэль сомкнул губы, неконтролируемо надломив брови, и провёл рукой вверх по скуле, к уху, оглаживая его. От этого внутри почему-то зажглось новое, неприятное чувство отвращения к самому себе, своей слабости. Ему никогда не удавалось избежать этого каждый раз, когда эмоции охватывали его, но сейчас Кроули лишь сдержанно зажмурился и сделал шаг, медленно опускаясь на колени Азирафаэля и тихо прижимаясь к его груди, так и не размыкая глаз.       – Извини, – давясь всхипом прошептал Кроули, на что Рафаэль с ещё большим сочувствием и откровенным непониманием взглянул на него.       – Всё хорошо, – убедительно ответил он.       Его тёплые руки обняли Кроули за плечи, заботливо провели по ним и опустились на голову, зарываясь в растрепавшиеся рыжие кудри. Кроули со слабостью сжал край его жилета, с жадностью вдыхая запах знакомого одеколона, полностью обволакивающего его сейчас. Теперь в тишине он слышал, как тревожно бьётся сердце Рафаэля, так волнующееся за него. От этого внутри всё ещё больше бушевало, никак не принимая и отвергая всё то, что накрыло его с головой, обращаясь мерзким чувством слабости перед своими же эмоциями, больно отдающим в груди и пульсирующих висках. Как он ненавидел себя за то, что сейчас не мог оторваться от Азирафеля, терпеливо успокаивающего его.       – Прости, – ещё раз, внезапно обронил тот над его ухом, нежно касаясь его. – Я просто думал, что смогу снова сделать тебя таким же счастливым.       Кроули сильнее вжался в его грудь, отпуская ткань и свободно опуская руку на талию Рафаэля, обнимая его в ответ. Он же уже давно на него не злился. Даже смешно думать, что Азирафель всё ещё беспокоится об этом.       – Но теперь ведь ты останешься? – протянул Кроули, уже ничего не выражающим, спокойным и уставшим голосом.       Тот молчал. Дождь за окном тихо шелестел и лишь его капли, падающие с крыши, шумно ударялись об асфальт. Лишь заботливые руки, сильнее прижимающие голову Кроули к груди, и тишина.       Кроули, едва переборов нежелание вылезать из тёплых объятий, отстранился, сурово глядя на Азирафаэля.       – Ангел?       Рафаэль бесцельно устремил взгляд в одну точку, только на голос сосредоточенно вглядываясь в лицо напротив.       –Останусь, – всё ещё от чего-то неуверенно произнёс он, однако и этого было достаточно, чтобы вызвать лучезарную улыбку. Ту самую, что и тогда...       – Тогда, – с прежним, свойственным ему азартом, вновь пронзившим голос, продолжил Кроули. – Я прощаю тебя.       Он иронично усмехнулся, расслабленно обвивая шею Рафаэля и внимательно наблюдая за его меняющимся лицом: от наивного непонимания до неожиданного восторга и нетерпения. Он сконфуженно заулыбался, несмело стягивая с Кроули окончательно надоевшие очки и наклонился к его лицу, осторожно сливаясь с ним в поцелуй. Азирафаэль зажмурился, стараясь как можно сильнее ощутить горячие губы с терпким, кисловатым привкусом вина, оставшимся на них, детальнее запомнить эти ощущения и надолго сохранить их в памяти. Кроули в ответ сладко простонал, со страстью подаваясь ему навстречу. Губы ангела, такие пленительные, желанные и сладкие, совсем несмело соприкасались с его. Так долго он дожидался, чтобы ощутить этот жар, его руки на своих щеках и шее, но почему-то сейчас от всего этого где-то глубоко внутри нарастали тревога и отвращение. Кроули никогда не чувствовал себя так хорошо и так плохо одновременно.       По его щеке скатилась последняя слеза, капнув с подбородка, и он, уложив руки на грудь Рафаэля, со вздохом отстранился, пристально заглядывая ему в глаза. В голове крутилось лишь то, как он теперь боится потерять его, случайно разорвать эту прочную связь, что крепла между ними на протяжении всего этого времени. От этого и было так мерзко, он не должен думать об этом.       Кроули отвёл взгляд, растерянно улыбаясь. Внезапно в тишине раздался разливающийся голос Азирафаэля:       – Ты не боишься дождя? – светло и наивно произнёс он, стараясь звучать романтичнее. – Кажется, настала моя очередь пригласить тебя на ужин.       Кроули вновь удивлённо взглянул на Рафаэля, как всегда очаровательно улыбающегося так, что сверкали глаза. Какие же глупости творятся в голове Кроули. Переварив, что ему только что предложили, он звонко усмехнулся, опуская голову.       – Имей в виду, зонт у меня всего один, – ответил он, на что Азирафаэль лишь сильнее заулыбался.

***

      По крыльцу звонко барабанил не унимающийся дождь. В ночной черноте сыро сверкали силуэты растительности и невысокой травы во дворе, отражая влажными листьями яркие, тёплые огоньки окон. Изредка вдалике проезжала машина, с шумными брызгами расплёскивая лужи на полупустых дорогах. Всё словно замерло в полночной тишине, когда по крыльцу из-под навеса стремительно вышли две пары ног.       Кроули одним движением раскрыл зонт, занося его над их головами и подавая ангелу руку. Азирафаэль тут же взял его под локоть, одаривая нежным, улыбающимся взглядом, что сейчас казался как никогда согревающим и полным понимания. Кроули коротко улыбнулся ему, привычно склоняя голову в его сторону, и резко отвернулся. Они одновременно двинулись по улице, без слов понимая, куда направляются сейчас.       Резкие порывы ветра с силой ударяли брызгами в лицо время от времени, грозясь вырвать зонт из крепкой хватки Кроули. Возможно, не самая лучшая погода для прогулки по городу: уже и прохожих почти не оставалось вокруг, и шум колёс раздавался редко, и часть магазинов по обе стороны дороги были давно заперты, однако есть вещи, которые должны делаться неотложно, несмотря ни на какие обстоятельства. Да и буря бушевала не только снаружи.       Во всём мире не найдётся слов, чтобы описать, как сильно Кроули сгорал сейчас от любви и предвкушения, изо всех сил стремясь удержать это в себе и выглядеть непринуждённо и расслабленно. Вот только всё выдавало его: и походка, и куча нервозных, аккуратных жестов, и внимательные, влюблённые взгляды, которые он сиюминутно бросал на Рафаэля, пока тот этого якобы не замечал. Слишком томителен этот момент, который должен был, казалось, длиться целую вечность: они наконец вдвоём, только друг для друга. От этого неимоверно кружилась голова, и Кроули, право, едва мог стоять на ногах от волнения, будто бы сейчас вся ответственность за предстоящую ночь лежит только на нём. О, как же хотелось сейчас окунуть Азирафеля с головой во все те чувства, которые не находили ответа всё это время, и как странно и непривычно было от того, что теперь он имеет полное право сделать это, и это лишний раз заставляло вспомнить, как он слаб перед ним.       Ночной Лондон завораживал своим статным спокойствием, успокаивал мрачной красотой улиц, отражающих золотой свет окон, вывесок и фонарей. Монотонный стук холодного дождя о чёрный зонт сливался с мягким голосом Азирафеля, изредка бросающего чуткие комментарии о сегодняшнем дне, о том, как тяжело и невыносимо для него было ссориться с Кроули, и как он счастлив наконец быть с ним рядом. Кроули же глубоко вздохнул и внимательно окинул его взглядом поверх тёмных очков.       Его приятные черты лица, белокурые волосы и аккуратный внешний вид так сильно выделялись на фоне полночной тьмы, не позволяя ни на секунду оторваться от него. Само присутствие Рафаэля так близко, заставляло сердце отчаянно колотить о рёбра, в очередной раз напоминая о том, как оно любит его и трепещет от одного его мимолётного касания, проблеска любви в голубых глазах. Однако принять это, сказать об этом прямо впервые за столько лет, казалось уже и чем-то ненужным, и чересчур сложным. Но сейчас, когда он держит его за руку, прижимаясь к нему, и делясь с ним откровенными мелочами о своих переживанях, непреодолимо хотелось полностью открыть ему завесу своих чувств, вверив ему всего себя и быть уверенным, что это не выйдет боком. Хотелось любить его целую вечность и наконец-то получать то же в ответ, больше не боясь, что один маленький эмоциональный всплеск выбьет его из колеи и всё испортит. Нужно сделать всего один шаг в эту сторону и расслабиться.       Они и не заметили, как оказались у парадного крыльца Ритц, как всегда ослепляющего чистой красотой. Кроули освободил руку, взбегая по нему и распахивая для Азирафаэля дверь, пропуская его вперёд. Когда тот неторопливо поднялся, проход мимо и бросая на него весёлый взгляд, смущённо улыбаясь и едва касаясь пальцами его запястья, он зажмурился, резко сжимая руку в кулак и шумно выдыхая.       – Азирафель, – делая над собой усилие, окликнул его Кроули и, вновь поймав на себе его внимательный взгляд, на выдохе прошептал, – я люблю тебя.