25873

Гомон голосов мешает сосредоточиться, а мысли постоянно сбивает звук столкновения друг с другом тонких фужеров после очередного глупого тоста. «За то, чтобы ставка сыграла! За удачу», — хохочет чей-то прокуренный голос, тут же сдавленно закашливаясь, и Авантюрин усмехается. Сколько за удачу не пей, ее не прибавится. Сколько за ней не бегай, она каждый раз будет ускользать из рук, ведь чем больше желаешь, тем труднее получить, не так ли? Услужливая официантка склоняет голову с подносом в руках, предлагая заполненный до краев флют шампанского, но он брезгливо отмахивается. Доктор будет недоволен им, если он напьется, а значит, жутко ворчлив. И пусть Авантюрин находил это чертовски милым и очаровательным жестом заботы — так мило ворчать попусту, недовольно фыркая, словно обиженный хорек — и глубокого, может быть, переживания… Два раза на неделе выслушивать недовольства доктора — это уже слишком. — У Вас полчаса, — звучит совсем рядом с ухом приглушенно, и Авантюрин тут же обращает все свое внимание на мужчину подле него, удивленно хмурясь. И что он тут забыл? Обещал же дождаться в сторонке. — Знаешь, сколько денег можно выиграть за полчаса? Тяжелый вздох следует незамедлительно, и это заставляет широко улыбнуться. Доктор Рацио не спешит отстраниться и пойти по своим делам, напротив, это лишь сильнее его раззадоривает. — Догадываюсь, что много. Автоматы — лишь мелкая азартная игра, поэтому выпасть может любое количество кредитов от пяти до пятисот, — экспертным тоном делится док, словно действительно знает все на свете. — За полчаса, полагаю, вам точно удастся забрать от нескольких сотен, до, пожалуй, нескольких тысяч… — Нет, что ты, — отмахивается Авантюрин, — это слишком скучно. Я, знаешь ли, пришел скоротать время, а не убить его… — Как грубо звучат эти слова в Обители Часовщика, — хмурит брови доктор. Авантюрин лишь краем глаза следит за выражением лица мужчины, но отмечает, какие у него невероятно густые брови. Какое счастье, что в последнее время он все реже ходит без своей надоедливой гипсовой головы и позволяет Авантюрину себя бесстыдно разглядывать. — Разумнее было бы не упоминать об этом и… — Да, да, «выбирать слова», я понял, — уставший вздох сам слетает с губ, — ладно. Через полчаса у них назначена встреча с представителем Семьи, чтобы обсудить абсолютно не имеющие никакого значения нудные формальности, поэтому заранее приходить не хочется. Наоборот, веселым кажется помучать их ожиданием, чтобы потом с удовольствием наблюдать за тем, как их смешные крылья трепещут от злости. Прямо как у петухов перед забоем. В голове Авантюрина это звучало очень смешно, а вот доктор отчего-то не посмеялся… Но, к счастью, согласился переступить свои принципы и составить Авантюрину компанию в казино, чтобы он немного развеялся. Прелесть, не правда ли? Авантюрин скользит взглядом по отполированным лункам, пестрящими цветами цифр рулетки и цепляется взглядом за крутящийся шарик, лихорадочно пытающийся найти свое место в лунке. Ставку оглашать поздно, но мысленно Авантюрин ее делает: «Точно на черную», — убежденно кивает он. Через несколько секунд шарик лежит в черной лунке под номером восемь. Довольный смешок рвется из него и почему-то Авантюрин не сомневается — сегодня чрезвычайно удачный день для него. Может быть, и не только на рулетку. — Вы действительно хотите сделать ставку? — шепчет куда-то в шею доктор, и мурашки бегут по спине, решая переждать такое давление где-то на пояснице. — А почему нет? — хмыкает Авантюрин, покусывая край губы в предвкушении, а после делает шаг к крупье, объявляющего начало ставок для всех желающих. — Двести тысяч кредитов на число семь. — Вы каждый раз находите, чем меня удивить, — вздыхает Рацио, вновь оказываясь прямо за спиной. Он выглядит расслабленно-скучающим, совершенно незаинтересованным в происходящем вокруг него, но Авантюрин видит, как горят его глаза. Как же с ним просто, когда на нем нет гипсовой головы, это ведь почти невыносимо — быть таким честным и искренним. — Вы ведь понимаете, что вероятность того, что ставка сыграет, всего два и семь десятых процента? — К счастью, я умею считать, — смеется Авантюрин, опираясь руками на стол и не отрывая от крошечного шарика взгляда, чтобы мысленно убедить его остаться в лунке семь. — Но еще лучше у меня получается выигрывать, док, тебе ли не знать? — Было бы проще, поставьте Вы на цвет. Или, хотя бы, на четное или нечетное число… — Было бы настолько просто, что скучно. — У Вас совершенно точно какая-то болезненная мания и тяга к деструктивному поведению, — вздыхает Рацио, и Авантюрину вдруг интересно, нет у него случайно докторской степени по психологии поведения или чему-то похожему, — но меня радует, что Вы пока что контролируете размер ставок и не обеднеете от потери двухсот тысяч… — Не ревнуйте, доктор, — игриво тянет Авантюрин, отходя от стола с колесом, — я обязательно сделаю соразмерное пожертвование в фонд Гильдии. — Триста. — Ха? — Триста тысяч за то, что испытываете меня и мои нервы. — Не знал, что ты такой алчный, док, — щурится Авантюрин, а сам пробует сладкое на кончике языка «меня», — может, тогда расскажешь мне, что я получу взамен? Рацио прокашливается и отворачивается, капризно скрещивая руки на груди и всем своим видом показывая, что не заинтересован в дальнейшем разговоре. Авантюрин же, не слушая слова крупье о завершении ставок, просто пользуется моментом, чтобы разглядывать мышцы на чужих руках, особенно выпирающих в такой позе. Кто его осудит? Это ведь что-то совершенно за гранью нормальности. Разве ученые не сидят в своих лабораториях безвылазными червячками? Откуда у этого зануды такая мускулатура? Внутри точно лопаются сотни пузырьков грез, щекоча внутренности, и Авантюрину кажется, что он вот-вот лопнет тоже. Шарик тем временем гремит, катаясь по колесу, но Авантюрин специально убеждает себя не смотреть: сумма на самом деле смешная, совершенно ничего не стоящая, от проигрыша кошелек не опустеет. И все равно страшно, что ожидания не оправдаются, тихий шепот в голове относится к этому слишком трепетно и критично. Если он выиграет, то получит намного больше — это ведь действительно весело. В ушах звенит от голосов, мурашки по коже расползаются, как жуки, а воротник рубашки вдруг оказывается плотной удавкой. Вдох получается сорванным и нелепым, но Авантюрин не позволяет себе закашляться, лишь сильнее хмурясь и наблюдая за тем, как колесо начинает замедляться. Не хотелось бы разочаровывать доктора Рацио. Не то чтобы дело конкретно в этом мужчине или чем-то вроде того. Просто Авантюрин не может позволить себе выглядеть в чужих глазах не солидно. Какая разница, что тут Рацио, если зал наполнен зеваками до самых дверей? Дело не столько в ставке, сколько в реакции на нее, но собственное лицо ощущается чужим, когда он пытается улыбнуться. Глаза жадно следят за шариком, пока руки изо всех сих сжимаются в кулаки в карманах пальто. Шепот снова разрывает голову, но другой, в этот раз требовательный: «Нельзя сомневаться в себе. Нельзя давать слабину. Другим ни к чему эти зрелища. Будет достаточно лишь увидеть результат, а после улыбнуться. Никто не должен видеть твой провал. Не показывай. Страх — это всего лишь навязчивые безосновательные мысли, ты знаешь. Повезет. Обязательно повезет. Все или ничего». Ему ведь всегда везло. Двадцать три. Лязг ударяющегося о бортики лунки шарика эхом отдается в ушах. Шестнадцать. Бесстрастное лицо крупье отталкивает своей искусной маской сосредоточенности. Один. Люди начинают вскрикивать, когда первые ставки проигрывают. Восемнадцать. Шарик перескакивает дальше настолько быстро, что рассеянный взгляд Авантюрина едва ловит его, уже вновь лениво перекатывающимся на новое число. Двадцать девять. Рацио совсем рядом устало вздыхает, словно не ожидая, что судьба решит посмеяться настолько гадко. Семерка — следующая. Авантюрин не дышит последнюю секунду, в которую шарик медленно попадает в семерку, отскакивая от бортика лунки и оставаясь в ней. Семь. Крупье обращается к нему несколько раз, перед тем, как Авантюрин наконец отмирает, ухмыляется своей самой широкой улыбкой, решая ослепить ей весь зал, а после поправляет волосы вальяжным движением. — Видел, док? Чертовски весело, — хохочет Авантюрин, смотря на то, сколько фишек выносят несколько работников подряд. Несколько огромных и идеально сложенных гор жетонов, сияющих позолотой. Как чудесно выглядят семь миллионов кредитов. — Пропащий человек, — качает головой доктор, а после вновь показательно вздыхает, желая выразить свою крайнюю степень неодобрения, — ужасно несносный. Это невыносимо. Он отчитывает его уже три раза за короткое время, пока они разговаривают. Может быть, доктору Рацио нравится? Испытывать, как он сам выразился, нервы Авантюрина. Может, это тайное увлечение. Вот заканчивается в Академии рабочий день, уважаемый док приходит домой, принимает ванну, а после отправляется в подвал. Испытывать. Может, новое межзвездное оружие, а может… — Не ворчи так много, — миролюбиво выдает Авантюрин, хотя в голове уже с красками и чувством представил, что может происходить в том подвале, — может, еще разочек? Игра получилась на удивление быстрой. Даже если секунды тянулись, как часы. — Лучше, будьте добры, попробуйте автоматы. Безопаснее для нервной системы. — Твоей? — смеется Авантюрин, оглядываясь на доктора, а сам отмахивается от работников казино, прося перевести деньги на его счет по номеру из визитки. Неужели великий доктор Рацио распереживался? — Отнюдь, — спокойно прикрывает глаза док, решая не продолжать свою мысль и лишь пожимая плечами. Заметил? Или просто догадывается? Авантюрин фыркает, поправляя перчатки легким и элегантным движением, которое учил слишком долго, что бы красоваться им, а после проверяет смартфон, довольно облизывая взглядом строки о пополнении счета. Он чувствует себя большой и довольной птичкой-оригами, которая насобирала себе сокровищ и спряталась. Почти удовлетворение. Почти — потому что снова струсил, снова облажался в самом простом. Просто улыбнуться сразу. Просто не переживать из-за мелочей. Что сложного? Но, кажется, всем совершенно все равно на время, в которое лицо Авантюрина украсила улыбка. Всем все равно, сколько прошло секунд от объявления выигрыша. Только доктор Рацио смотрит как-то слишком внимательно, когда Авантюрин сдается его доводам и плывет через толпу к игрушкам. Автоматы встречают веселой музыкой и пестротой подарков, спрятанных в ник. Секретные боксы, автоматы-железные-руки, видеопокер — слот-машины на любой вкус. Авантюрин обожает те автоматы, в которых достаточно дернуть за рычаг, чтобы сыграть. И одновременно ненавидит из-за того, что от него в игре совсем ничего не зависит. — Неужели тоже заинтересовался? — мурчит Авантюрин беспечно, подходя к одному из таких и бросая фишку в приемник, дергая за обожаемый им рычаг. — Нонсенс, — сопит мужчина, — я лишь проверяю, чтобы рядом с вами не бродили официантки с алкоголем… — Ревнуешь? — удивляется Авантюрин, отвлекаясь от крутящихся значений, и пропускает момент выигрыша — крупные фишки получится обменять на полторы тысячи кредитов. Это даже не цена одного блюда в ресторанах, где он заказывает ужины… Рацио оказывается не впечатлен. Непонятно, чем в этот раз именно. — Иногда вы несете ужасно вульгарную чушь, — шипит мужчина, и Авантюрин хмыкает. Оглядывает зал, огромную толпу людей, снова собравшуюся около столов с рулетками, потом пустые коридоры с автоматами, в это время дня никому совершенно не нужные. Экскурсии, театр, концерты — разве всем людям нужно в казино ровно в полдень? Авантюрин сомневается. А еще в том, что кому-то есть дело до своего окружения в Мире Грез. Поэтому Авантюрин решает не оставаться в долгу у нахала, что испытывал его, подумаете ли, все последние полчаса. А после, не позволяя отстраниться и сориентироваться, поднимается на носочках, чтобы прошептать почти в губы, опираясь ладонями на широкую грудь: — Ты, Веритас Рацио, не умеешь лгать себе. И со мной как-то плохо получается… Сильные руки обвивают талию так тесно, что Авантюрин чувствует себя в ловушке. Горячее дыхание, долгий взгляд, сжимающие бока пальцы — Рацио выглядит так, словно испытывает его — Авантюрин разбудил в нем что-то страшное. Довольная улыбка расцветает на чужом лице: — Смею предположить, мы в этом очень похожи. Ведь Авантюрин не может выбросить его из головы, как бы не пытался. И врать себе, оказывается, очень глупо.