В ограблении века виновны...

      Единственным звуком, который глубокими ночами разрушал единение жителей поместья на границе округа Харела с округом Батрори, уже много лет был стрёкот кузнечиков. Время здесь тянулось патокой, спокойной рекой, никогда не выходившей из берегов и не приносившей проблем ни селянам, ни господам. Летом стояла духота, противная, сжимающая тисками виски, заставляющая хватать ртом воздух и всё равно задыхаться. Тяжело. Ранки на сухих губах кровоточили сильнее обычного — пожалуй, на большее разнообразие не стоило и надеяться.       Глория опёрлась на резные перила балкончика детской, выходившего на старый сад. Вернее, его подобие. Супруг часто вздыхал, что на выжженной земле ещё много десятилетий не прорастёт ни одного побега, а ведь когда-то этот сад был гордостью рода и поводом для зависти со стороны соседей. Ветер едва-едва трепал светлую прядь, выбившуюся из строгой причёски, но совершенно не облегчал ни головную боль, медленно перетёкшую в зубную, ни желание окунуться с головой в реку, снабжавшую всю деревню пресной водой. Наверное, должно было пройти сотни лет, чтобы Глория окончательно привыкла к царящему здесь климату.       Мысли уносили её далеко — в столицу, к балам и приёмам, в отчий дом, холодный и не жалующий пустую роскошь, с огромной библиотекой, пропитанной запахом древних фолиантов и знаний, в кабак на окраине дворянского квартала… Ох, вот уж на что не стоило распыляться: ей давно не двадцать лет, чтобы мечтать о тайных свиданиях на крышах соборов и домов в центре. Глория слишком сильно сжала пальцы и ненароком распорола нежную кожу о чугунный лепесток розы. Тишину разрезал вскрик.       Несмотря на боль, она волновалась только о том, как бы дочь не проснулась и не прибежала проверить, что приключилось.       — Осторожнее надо быть, — за спиной раздался слишком знакомый голос. Тот самый, который она надеялась больше никогда не услышать.       Глория выпрямилась и сжала руку в кулак, игнорируя капающую на пол кровь. Внутри всё ещё жила надежда, что это нелепая шутка. Галлюцинация. Игра безумного сознания. Десять лет спокойной жизни и без того стоили дорого, куда ещё больше испытаний на её век?       — Позволь помочь тебе.       Она остановилась совсем рядом, буквально на расстоянии вдоха — Глория плохо видела в темноте, ещё и боковым зрением, но легко угадала и плавно склонившуюся к плечу голову, и каштановую прядь, которую она совершенно комично попыталась сдуть с лица. Платок, прижавшийся к кровоточащему пальцу, лишь раззадорил воображение: её брови сошлись на переносице?       — Что ты здесь делаешь? — под конец фразы Глория невольно сорвалась на шёпот. Слишком много потрясений…       — Пришла навестить старую подругу, — она бесцеремонно заправила волосы Глории за ухо и провела мозолистой рукой по щеке. Не в перчатках. Вот так честь. — Неужели ты можешь мне запретить?       — Обо всех визитах друзей принято предупреждать моего мужа или хотя бы его секретаря, Айса, — произнести её имя стоило огромных усилий, но всё-таки получилось. — Не изображай из себя ту, кем ты не являешься.       — Сказала бывшая шпионка, — рядом с ухом раздался дерзкий смешок, а шею обдало горячим дыханием, — которая делает вид, что ей очень нравится сельская жизнь. Не изображай из себя ту, кем ты не являешься, да, Гло-ри-я?       — Что ты здесь делаешь? — настойчиво повторила Глория, отодвинувшись. Воздух сгустился от царящей между ними неловкости. В тенях, скрывающих их друг от друга, всё-таки были свои плюсы.       — Есть работа для тебя… для нас.       Хотелось ответить, что давно нет никаких «нас». Хотелось вбежать в комнату, захлопнуть двери в надежде, что она не двинется следом. Хотелось нахамить и вычеркнуть её окончательно из своей жизни, раз уж десять лет назад не получилось. Вместо этого Глория только тяжело вздохнула.       — Я завязала.       — О, я заметила, — в её интонации звучала ядовитая ухмылка, — поместье в деревне, муженёк из столицы раз в полгода, белокурая, как сама Сактия, дочурка, письма от брата каждую неделю… Спокойная, размеренная жизнь. Которой ты боялась и от которой бежала со всех ног.       — Десять лет прошло, Айса. Люди меняются.       — Нет, родная, люди не меняются. Поэтому я и пришла к тебе.       Давно забытое «родная» ножом ударило в спину. Глория надеялась стойко выдержать посланное ей испытание из прошлого, но дрогнула на незначительной детали. Почти была готова выслушать её.       — Как ты нашла меня?       — Выставила условие лорду-министру, который и предложил мне работу, — Айса таинственно замолчала, играя на натянутых струнах её чувств, но в конце концов будто бы сжалилась и добавила: — Не от твоего брата, не переживай. Этот молчал бы, даже если бы я ему нож к горлу приставила. А ведь я порывалась!..       — Ты виделась с Делвином? — Глория тревожно нахмурилась и бросила заинтересованный взгляд на очертания наглой фигуры.       — Естественно, ещё когда ты пропала, — серьёзно подтвердила Айса, выпрямившись. Словно вода, она перетекала из одного состояния в другое, менялась на глазах и никогда не показывала истинного лица. Душу царапало ощущение, что они вернулись на десять лет назад. — Он уже тогда завёл себе привычку везде таскаться с охраной, будто бы его это спасло от меня. Вот дурашка, скажи? В общем, залезла я как-то к нему в покои, а он ни в какую — не скажу, куда Глорию спрятал, и всё, якобы не моего, бандитского, ума то дело. Погнал прочь. Скотина, одним словом.       — Ты всё-таки говоришь о моём брате, изволь подбирать выражения.       — Какие мы строги-ие, — намеренно театрально растянутые слова прозвучали в ответ. Глория была готова поспорить, что она скривила рот и закатила глаза. — Раньше ты рассмеялась бы. Стареешь.       — Именно поэтому и хочу узнать, зачем ты здесь.       — Я уже сказала: лорд-министр поручил мне работу. Без напарницы не управлюсь. Ты хороша во взломе, я тоже не промах во всём остальном, выбор очевиден. Да и у тебя должок передо мной.       С губ слетело недоверчивое хмыканье: лукавит. Иногда, в дни, когда отчаяние накатывало с особой силой, а внутренности терзало непреодолимое желание броситься в реку, Глория интересовалась судьбой Айсы. Ей докладывали и о новом кабаке, и о целой шпионской организации, которую закадычная подруга (до сих пор возлюбленная?) возглавила, и о её репутации, притягивающей к ней самых разных клиентов. Какой ей прок от сотрудничества с той, которая давно растеряла что форму, что навыки?       — Так предложил или всё-таки поручил? — вцепиться в оговорку казалось лучшим решением, чтобы избежать ответа на вопрос. Вот так сразу отказаться язык не поворачивался.       — Подловила, — спустя несколько мгновений тяжёлой паузы раздалось у самого уха. — Намекнул, что в моих же интересах согласиться, если хочу избавиться от постоянных встреч с тайной полицией. Это, знаешь ли, крайне утомляет!       — Ты сегодня больно разговорчивая…       — Старею, — ехидно процедила Айса. — Да и мы не чужие друг другу люди. Небось под своим муженьком ты так не стонала, как подо мной…       — Айса!       — О, да брось, не могла же ты всерьёз променять меня на него, он же даже не красивый! — Айса до того резко взмахнула руками, что Глории прилетело в бок. Недовольно зашипев, она уронила на пол платок, который всё ещё прижимала к порезу. — Ты же мне зубы заговариваешь, да?       — Я даже не знаю, в чём обстоит дело. Как я могу принять решение?       — Раньше такие мелочи тебя не волновали…       Глория должна была в очередной раз повторить, что прошло десять лет, что люди меняются, что ей теперь есть за кого переживать, но сердце подсказывало — следовало согласиться. Хотя бы на одну ночь дать себе волю, совершить безумство и будь что будет. Боль отрезвила её, как только она сжала ладонь в кулак. Боги! Что за недостойные древнейшей мысли?! Разве прошлый раз не научил, чем чревато нарушение закона?       Если бы тогда она не послушала Айсу, сейчас могла бы занимать высокую должность при императоре.       — Хорошо, так уж и быть, посвящу тебя, но только потому что ты мне всё ещё нравишься, — рука Айсы бессовестно скользнула на талию, но Глория успела вывернуться, вызвав насмешливое хмыканье. — Нужно кое-что украсть у одного аристократишки, это недалеко отсюда. Зашли, забрали, вышли, никакого подвоха.       — Ты мне врёшь. Либо скажи правду, либо убирайся из моего дома.       Она прижала руку ко рту, сама не ожидавшая, что сорвётся. Внутри жила иллюзия, что вежливость обратилась её проклятьем, как она почти тайно вышла замуж. Реверансы, поклоны, редкие гости и приёмы — нельзя допустить промаха. И без того серьёзно наследила. Опозорила громкое имя Рода.       — Мы должны обчистить герцога Коралльто.       Глория в ужасе выдохнула и развернулась в сторону, где предположительно застыла Айса. Если бы не дочка, всё ещё спящая за дверью, над деревенской пустошью раздался бы крик.       — Ты хоть понимаешь, что предлагаешь?! — она зашипела на манер рассерженной кошки. — Не понимаю, как тебе наглости хватило! Уходи, я не желаю слышать этот вздор!       — Я буду ждать тебя у старого дуба за деревней, завтра, в полночь. Подумай хорошенько, так ли тебе хочется провести остаток своих дней.       — Моя жизнь стала такой из-за тебя!       На фразу, выпаленную в сердцах, никто не отозвался. Глория покрутила головой, но быстро поняла, что вновь осталась одна. Может, это действительно игра воспалённого воображения? Муж в очередной раз не пожелал взять их с дочерью в столицу, слуги и постные лица соседей, с которыми даже поговорить не о чем, комом встали в горле, ещё и царапина эта… Взгляд медленно перетёк на платок, лежащий в её ногах. Глория наклонилась, чтобы поднять его, и в лучах луны явственно увидела вышитую букву А, заляпанную кровью. Слишком знакомую букву…       Всё-таки не приснилось.       Скомкав ткань в кулаке, она влетела в комнату дочери, намереваясь пойти спать. И без того засиделась: если бы жила, как полагается, ни за что бы не встретила эту наглую девицу вновь! Сердце пропустило несколько ударов. Неужели от тоски, а не от злости?.. Глория остановилась всего на мгновение, чтобы убедиться в сохранности Рене — единственного лучика солнца в её затянутой облаками жизни.       Золотая прядь выбилась из косы и упала на по-детски округлое личико. В её жизни царствовало умиротворение, а улыбка поднимала настроение даже в самые хмурые дни. Рука осторожно легла на щёку дочери, и Рене задышала размереннее, спокойнее.       «Прости свою маму за всё, моя радость, — подумала Глория, отступая на шаг. — В том, что с нами сейчас происходит, виновата я и только я. Надеюсь… надеюсь, однажды ты поймёшь. Будешь счастливее».       Как можно тише прикрыв за собой дверь, Глория направилась в пустые холодные покои. У сердца зрела безумная решимость непременно всё исправить. Даже если на этот раз придётся положить голову на плаху.