Считать по три

Кушина в одном белье носится по комнате, раскидывая по кровати и ковру одежду, в волнении и восторге, с красными щеками выбирая наряд для встречи. С Минато они пойдут прогуляться только вечером, но она просто не может усидеть из-за волнения, пылающей от мыслей головы и примеряет всевозможные наряды. Хочется быть красивой. Но не так, чтобы он сразу всё понял, но и не так, чтобы не понял. Как-то в меру, но чтобы глаза оторвать от неё Намикадзе не мог. Ну, может, не только глаза… Кушина пищит и прижимает к красному лицу ладони, волосы возбуждённо поднимаются в воздух, плавая вокруг неё, как медузы в море. «Да хорош уже, бери то красное, короткое». — Недовольно, устало гудит Курама внутри, и Кушина вопит от шока. «Не подглядывай! Я раздетая!» — Она рефлекторно прикрывается руками, хотя в комнате одна и в пространство печати не попадает. Да и всё-таки в нижнем белье. «Да что я там не видел». — Закатывает лис глаза, а у Кушины душа в пятки уходит. Волосы опадают на плечи обессиленно, горячее лицо резко остывает от шока. «Ч-чего? — Нервно заикается она, заторможено оборачиваясь к наглой морде, что лежит, сощурившись. — Ты подсматриваешь вечно?! — Срывается она на визг». «Малявка, мне лет столько, что я уже сам не помню, я был в стольких джинчурики, что тебе и не снилось. Ты думаешь, я понятия не имею, чем вы там занимаетесь в туалете, ванне? Или как вы сексом занимаетесь?» «Не говори это слово!» — Срывается она на визг, от стыда и смущения готовая взорваться на тысячи кусочков несчастного джинчурики. «Ой, да ладно, сама же представляешь, как вы будете с Минато…» — Аааааа! — Вопит Кушина в реальности, носясь кругами по комнате, прямо по разложенным на ковре нарядам, вцепившись в панике в волосы и стараясь не слушать слова этого шерстяного извращенца внутри неё. Нет, она, конечно, понимала — вроде как — что такое быть джинчурики, но для её шестнадцатилетнего, молодого, наивного мозга такие слова чересчур. «Посмотри на это — будущая Узукаге, а паникует из-за всякой фигни. Секс, секс, секс. — Издевается внутри Курама, и Кушина почти в панике, чакра искрит в воздухе, пока она морально корчится в муках. — Тебе страной править, а пацану ссышься в чувствах признаться». — Рубит лис, и Кушину прорывает на одну лишь панику и слёзы. Её ещё детский мозг не в силах выносить такие намёки, и только остаётся, что паниковать. Даже злиться не получается совсем, потому что стыд душит так, что дышать тяжело. А Курама внутри просто лежит лениво, скептически, как-то уничижительно её разглядывая и тыкая когтем, проверяя — не померла ли от шока? Кушина хочет провалиться на месте и сгореть со стыда, не вынося таких откровений. В итоге, вечером, она ползёт на встречу с Минато словно убитая. Вся бледная, измотанная, даже слегка синеватая или зеленоватая. И всё-таки одетая в красный наряд — короткое кимоно и милые, пышные шорты до колен. Но шатается она, как полоумная, шаркает ногами и опаздывает. И шепчет что-то неразборчиво, пока стоит в трансе перед парнем. — Куши? Ты чего? Тебе плохо? — Волнуется Минато, придерживая её за плечи и заглядывая в измученное, шокированное лицо. Она моргает, фокусируя на нём потерянный взгляд, и до неё начинает доходить — где она и что Минато так близко. И в голове вспыхивают все мысли, которыми Курама изводил её полдня. Она резко, полностью краснеет и, паникуя, лепит Намикадзе пощёчину, в панике убегая, спотыкаясь и подвывая от стресса, шока и смущения. Минато же прикладывает к щеке ладонь и непонимающе смотрит ей вслед. И чем такое заслужил? Правда, затем её фигура, в паре десятков метров, резко останавливается, будто в стену врезавшись, и Кушина разворачивается, злобно несясь назад. Вернее уже не Кушина. Глаза у неё красные, с вертикальными зрачками, клыки торчат и полосы на щеках прорезались, как и большие ногти на пальцах. Да и подбегает она к нему совершенно не так — стоит, раздвинув ноги, расправив плечи и набычившись, пригнувшись, будто собирается здоровый валун завалить. — Девятихвостый? — Шокировано спрашивает Минато, чувствуя изменившуюся чакру, отшатывается, слегка опасаясь. — Во-первых, пацан, запоминай — Курама. Во-вторых… — Совершенно другим голосом говорит Кушина под контролем хвостатого и резко хватает его за лицо, прижимаясь губами к губам. Лезет языком в рот. Минато цепенеет. — Вот, теперь она и твоя проблема. — Отстраняется от него девятихвостый и так прихлопывает дружественно по плечу, что колени Минато подгибаются от удара, а само плечо ноет. — Запросишь успокоительного у медиков, давай, пока. — Гудит лис и исчезает. Привычные сероватые глаза Кушины расширяются в ужасе, лицо становится красным, как волосы, и в глазах собираются слёзы. Она вся дрожит и ноги подламываются, что Минато приходится её ловить, пока она уничтоженной тряпочкой падает к его ногам, испуская от шока и смущения дух. А он пытается тоже отойти от шока и переварить всю новую информацию. *** — С годовщиной. — Улыбается Минато, протягивая Кушине её любимые цветы. Девушка сперва расцветает в улыбке, мило краснея, а потом недоумённо бровь поднимает. — Вообще-то, она через месяц. — Ну, это свадьба, а я про тот вечер. — Весело улыбается Минато, и Кушина краснеет смущённо и возмущенно хмурится. — Так что, Курама даст мне наш праздничный поцелуй? — Подтрунивает он, и после шокированного хлопка сероватых глаз, в Кушине снова появляется лис, поднимая на него кулак. — Слышь, пацан, ты не охренел?! — Кричит Курама, распространяя вокруг свою чакру и вздымая красные волосы. — Да я шучу! — Отнекивается Минато, смеясь, но убегая от злого лиса, прикрываясь букетом. — А ну иди сюда, я тебя щас так поцелую, что ты охренеешь! — Кричит лис, пока он бегает по дому, смеясь, но опасаясь подзатыльников. В которых — что лис, что Кушина очень похожи и душевны — бьют со всей любовью отдачей.