Рассказчик

Для Цугино Аки был само собой разумеющим в их доме. И хотя в таких резких и даже наглых мыслях он был уж слишком решителен, думать о Маэно по-другому было невозможно.  Как кто-то настолько исключительный, настолько очаровательный мог достаться кому-то другому? Этот кто-то день ото дня признавался бы ему в любви, трогал бы его, видел бы его во всех видах... Но на самом деле Хару не волновался, вовсе нет. Цугино мог бы тут же сказать, что убил бы такого человека и в любом случае забрал Аки себе. И Хару никак не мог поддаться обвинениям. Разве бы так не поступил каждый на его месте?  Цугино любил его до самого удушения. Любил таким образом, который Маэно не смог бы увидеть даже в самых сокровенных снах. Он даже не подозревал бы о том, что кто-то мог полюбить его так сильно. Хару нравилось время от времени после минутного удушения подтягивать лицо Аки к себе и дарить серию поцелуев, что иногда переходило в укусы до самых синяков. В этом было свое очарование, что-то абсолютно интимное, и Цугино бы точно не поверил, если бы кто-то однажды сказал ему, что это не навсегда. Но нет, на самом деле Хару знал, к чему это клонило. Не зря балкон и окна имели специальное отверстие для ключа, который как зеницу ока Цугино носил с собой. Но всё-таки смерть Аки его совсем не пугала. Он точно знал, что если бы он умер, то без лишних мыслей Хару бы пошел за ним. Быть может в аду будет даже лучше, чем здесь. Часто Хару находил себя на мысли, что раз уж они были семьёй, то рано или поздно им следовало бы завести ребенка. И иногда в самые темные ночи, когда двое обессиленные лежали в холодной постели, Цугино говорил это, подобно молитве. Аки же долго молчал, но всякий раз давал примерно один и тот же ответ. —Нам ещё рано. Поэтому они завели кота. Потом, возвращаясь с работы, Хару мог наблюдать, как Аки, сгорбившись, как-то особенно нервно гладил его, а губы его дрожали. Заводить питомца, наверное, все же было ошибкой, потому что после Цугино все больше стал замечать, как Маэно отдавал каждую свободную минуту ему, а не Хару. Но кота он сам не отдавал. Стоило только протянуть руку, как Маэно мягко ухватывал ее, не позволяя подступить ближе. А кот смотрел, слегка поджав уши. Только иногда Аки отвечал на это тем, что он напугался. Маэно, наверное, был бы хорошим родителем. Вместе с тем Аки был прекрасным мужем, хотя они и не были расписаны. Но зачем все эти формальности, если Аки бы все равно никуда не ушел? Да и кто он такой без Хару? Кто ещё подарит ему всю свою любовь? Кто будет целовать и до крови покусывать кожу, часто заходя дальше? Все равно этого было недостаточно. Иметь ребенка хотелось не только потому, что они были семьёй, но и потому, что он стал бы прямым результатом их физической любви. Как жаль, что это всего-лишь утопия, а ребенка они смогут взять только из детского дома. Но все равно отказываться от интима совсем не хотелось, а наоборот, компенсировать невозможность иметь ребенка Хару считал чем-то необходимым. И эти мысли он совсем не считал больными. Потому происходило это достаточно часто, но, наверное, не до такой степени, что их бы назвали нимфоманами. Хару никогда не спрашивал его разрешения. Он просто начинал стягивать одежду Аки, только иногда прося его встать или же поднять руки. Маэно не обижался, никак не мог обижаться на это: они же семья. Потом же Цугино мягко гладил его по голове, перебирая между пальцами грязные пряди волос, которые со временем будто потеряли свой блеск. Но Хару бы в жизни не осудил Аки за то, что неделями он мог не принимать ванну. Он, наверное, просто забывал. И всякий раз, раздеваясь самостоятельно, Цугино хотел видеть встречные действия тоже, да вот только по совсем непонятным причинам Маэно закусывал разодранную губу и отводил взгляд в сторону. Гигиеническая помада бы ему не помешала, но о ней Аки забывал так же часто, как и о приеме ванны. Но Хару не обращал внимания и на это тоже. Возможно Маэно просто стеснялся как в первый раз, поэтому вместо действий больше предпочитал думать. Иногда хотелось сжать его волосы и, поднеся голову чуть ли не вплотную к лицу, спросить, о чем эти его мысли. Прелюдиями они совсем не занимались. Для Хару это было чем-то необязательным. Зачем это Аки? Все равно он не был из требовательного десятка. Что уж там, он никогда не сопротивлялся. Что бы Цугино не сделал, начиная от ненавязчивых поцелуев и заканчивая удушьем, Маэно никогда не говорил ему "хватит" или что-то в этом роде. И все предельно просто: он, пожалуй, и не хотел, чтобы это заканчивалось. Только перед занятиями любовью Цугино мог видеть, как подрагивают его губы и брови. Но это, наверное, от волнения.  Хару любил его до отказа ног, и любовь это свою хотелось показать самым резким, самым ярким образом. Быть может Аки тошнило от этого, а другие бы тут же сказали Цугино, что это не любовь, а самое настоящее насилие, но кого волновало? Если Маэно так и думал, то ему должно было быть стыдно за самого себя. Хару же ничего бы не оставалось, кроме как придушить его. Потом бы он наверняка съел его, а после долго плакал от того, что какая-то неизвестная сила забрала у него Аки. Как абсурдно. Толчки были резкими, но не лишенными ритма. Старая кровать скрипела, повторяя их движения, а Аки крепко хватался за плечи Цугино, смыкая их губы в поцелуе. Через них он мог слышать мычание, которое иногда переливалось тяжёлым дыханием, а вместе с тем и глухими стонами. Хару не сопротивлялся этому. На самом деле если бы у них только была возможность, любовью они бы занимались каждый день, каждый час, каждую минуту, доводя все до нимфомании, которой Цугино так деловито избегал. Жаль, конечно, что Хару работал, а Аки занимался домом. Когда же все заканчивалось, они крепко обнимались. В такие моменты Хару краем глаза замечал, как по чужим щекам скатывали тонкие тусклые слезы. Аки никуда не уйдет, просто не мог уйти. После всего того, что было между ними, бросить бы Хару тут было самым настоящим преступлением. Они семья, а в семьях так не принято. Когда-нибудь они все же смогут расписаться и у них обязательно будет милый ребенок. И Хару не важно, какого пола. Они будут воспитывать его, как своего родного и подарят всю любовь, которая только останется. Главное, чтобы в таком случае Аки не забывал и о Хару тоже, иначе боль в груди от ревности не позволит Цугино прожить долго. Но он верит в Маэно, верит в то, что у них все получится.  А о прошлом и том, как им двоим было тяжело раньше, никто и не вспомнит.