Свобода на крови

Когда вечером на дороге перед Мермония Холл появился простой экипаж с чёрной крышей, Фурина лишь усилием воли заставила себя не выбежать из дома вприпрыжку. Такое поведение было бы непростительно для воспитанной леди её возраста – ей пристало встречать гостей тихим скромным поклоном, не докучать им с дороги, предложить лишь свою компанию за ужином, и если те согласятся – отужинать вместе с ними да продемонстрировать свои музыкальные таланты в общей зале. - Наконец-то! – шепнула она образку, и спрятала ладонью свою до неприличия широкую улыбку. – Наконец-то она снова приехала! Оставаться в своей комнате она должна была до того самого момента, пока Эгерия не поднимется и не пригласит её к выходу – и каждая новая минута, проведённая в одиночестве, становилась всё более и более невыносимой. Они же родные люди, ну почему даже теперь она обязана соблюдать эти глупые правила? Чего в ней не видела Фокалорс? Каких только шалостей они не творили вместе, подкарауливая друг друга в доме или в саду, как только не раскланивались и не кривлялись друг перед другом, чем она удивит или опорочит себя перед ней? Конечно, Фурина понимала, что дело вовсе не в Фокалорс. Как и любая примерная жена, она обязана быть лишь тенью своего мужа – а вот он, будучи человеком удивительно тонкого воспитания, явно не оценил бы выходок младшей сестры своей супруги… Сэр Нёвилетт отличался исключительной сдержанностью и чувством момента. Находясь в обществе, он показывал себя человеком эрудированным и благовоспитанным, и каждое его веское слово – а он был весьма немногословным – приходилось как нельзя вовремя, равно как и его знаки внимания, оказываемые собеседникам. Внимательный к мелочам, он никогда не смел войти без приглашения, перебить говорящего, подняться из-за стола хоть на мгновение раньше хозяина дома или отодвинуть от себя тарелку прежде него. Не менее располагал к себе и его статус: сэр Нёвилетт числился городским судьёй, отчего был на короткой ноге со многими влиятельными людьми города, начиная от королевской семьи, продолжая баронами и баронетами, и завершая видными торговцами и владельцами публичных городских мест. Да, порой и у такого безукоризненного человека случались ошибки – шёпотом на малых встречах иногда сплетничали о том, что честность сэра Нёвилетта граничит с абсурдностью до такой степени, что при встрече с баронессой Люфтшлосс-Нарфидорт на вопрос «как вы находите мой новый веер» тот ответил, что «веер прекрасен, а сама баронесса в прошлую встречу выглядела гораздо лучше»; а в последний визит в королевский дворец он отказался знакомить свою супругу с кем бы то ни было, потому что «в её бальной карте и так уже появилось пять новых имён, для одной встречи этого предостаточно»… Но даже такие огрехи не могли оставить глубокий отпечаток на образе непоколебимого, уверенного в себе и уважаемого судьи. Вот и теперь, отпустив нанятый в городе экипаж, он терпеливо стоял перед воротами поместья и сверялся со своими карманными часами. В письме, что Фокалорс получила из дома, было ясно сказано, что их ждут сегодня к восьми часам после полудня – и так как опаздывать сэр Нёвилетт не любил, они отправились в путь немного раньше, чем того требовалось. До назначенного часа оставалось каких-то пятнадцать минут, которые он намеревался провести на крыльце, никак не обозначая своего присутствия. - Мой дорогой супруг, - проникновенно начала Фокалорс, чьё бледное точёное личико в набежавших сумерках казалось мертвенно-белым. – В этом доме мне всегда будут рады, даже если я примчусь среди ночи без приглашения. Вы правда считаете, что эта четверть часа, проведённая холодным вечером на улице, благотворно повлияет на моё – и ваше – здоровье? В словах супруги определённо был здравый смысл, однако негоже было разбрасываться приличиями. Нёвилетт сверился с часами ещё раз. По правилам хорошего тона, им следовало выждать ещё тринадцать минут, а в идеале – так как кодекс гостя требовал хотя бы небольшого опоздания – лучше бы им прогуляться полчаса, а потом как ни в чём не бывало вернуться к воротам. Меж бровей Фокалорс легла недовольная морщинка: разумеется, она не стала бы оспаривать решение мужа… Но осталась бы крайне им недовольна! Рассчитывая на короткую майскую поездку, она не утомляла себя излишним количеством вещей, и платье её было не самым подходящим для прохладного вечера, как и туфли совершенно не предназначались для бесцельного блуждания по загородной дороге. - Моя дорогая супруга, - низкий голос Нёвилетта звучал ровно и беспристрастно. – Терпение – наша добродетель, так обождём же ещё десяток минут. Фокалорс шумно вздохнула и кивнула. Нёвилетт, не увидевший никакого противоречия, удовлетворённо уставился на ворота. Те, в угоду правилам, распахнулись на пять минут раньше предполагаемого прибытия гостей – отправленный навстречу гостям лакей открыл тяжёлые кованые створки, и уважаемая пара из города наконец-то вошла внутрь. На пороге их уже встречал сэр де Фонтейн собственной персоной, приветственно подняв руку. - Какая честь для нас видеть вас сегодня здесь, сэр Нёвилетт, - подобострастно сообщил он, когда гости неспешно поднялись в дом и позволили слугам закрыть за собой дверь. – Рад видеть тебя в добром здравии, Фокалорс. - Для нас тоже большая честь получить ваше приглашение, - кивнул Нёвилетт. Главы семей обменялись рукопожатиями: сравнительно небольшая, но широкая ладонь де Фонтейна утонула в длинной кисти судьи. Тот был человеком небывалого роста, с удивительно длинными руками и ногами, хозяин Мермония Холл доставал ему макушкой разве что до плеча – и тем комичнее и кукольнее рядом с долговязым Нёвилеттом смотрелась маленькая фигурка Фокалорс. Она не осмелилась говорить прежде мужа в присутствии отца, и потому сначала распахнула руки для объятий – а уже затем сдержанно поздоровалась. На белых щёчках проступил вечерний румянец: за время, проведённое на улице, она ощутимо продрогла. - Позвольте пригласить вас к скромному ужину, - де Фонтейн продолжал играть роль радушного хозяина, расшаркиваясь перед Нёвилеттом. Тот был совсем не прочь принять приглашение: оставив лёгкое пальто и узкий зонт на попечение слуг, он проследовал за хозяином дома. Оба они словно вовсе забыли о существовании Фокалорс, но у той не было ни минуты на расстройство – через коридор к ней уже летела её младшая сестра в белом, лёгком платьице. Каких сил ей стоило выждать эти несколько минут, пока отец уведёт гостя, оставив сестру в совершенном одиночестве, как мучительно было это долгое ожидание близости! За спиной счастливой Фурины виднелась сдержанная фигура Эгерии: конечно, она тоже ждала встречи со своей воспитанницей, что уже упорхнула из отчего дома. Нельзя было не заметить, что Фокалорс изменилась за несколько месяцев замужества. Платье её стало куда более вычурным, но наглухо закрытым, причёска из высокого девичьего пучка стала более строгой и превратилась в аккуратный жгут, уложенный вокруг головы, а лицо из детско-острого стало более округлым и сдержанным. Фокалорс покидала дом полной копией Фурины, но теперь они отличались куда сильнее: пока Фурина внешне всё ещё напоминала девчонку, Фокалорс уже стала маленькой женщиной. Изменилось и её поведение – прежде она ни на миг не задумалась бы, прежде чем ринуться сестре навстречу. Сейчас же первым делом она стрельнула глазами в сторону – не видит ли этого её чопорный супруг? – и только потом широко улыбнулась, вновь расставив руки. Фурина с разбега втиснулась в её объятия, крепко сдавила сестру в руках, осыпала её лицо горячими поцелуями – и получила в ответ такую же охапку нежности. Пальчики в плотных перчатках нежно гладили её скулы и волосы, руки прижимали к себе, так крепко, что Фурина в какой-то момент едва не забыла, что им обеим нужно дышать, и они бы так и стояли здесь, если бы не нянюшка Эгерия, вначале обнявшая их обеих, а затем мягко подтолкнувшая к общей зале. Этого короткого мига Фокалорс хватило сполна. Находясь в объятиях сестры и няни, окружённая при этом запахом родного дома, она чувствовала, насколько соскучилась, и слёзы навернулись на её синих глазах. Её дорогой супруг не заметил бы этой влажности в глазах, но теперь рядом был вовсе не он – и Эгерия с Фуриной, подхватив Фокалорс под руки с разных сторон, повели с собой в огромную гостиную, наперебой утешая. Как приятно ей было оказаться снова на своём месте, в компании тех, кто уделяет внимание не её фамилии, а ей самой… К моменту, когда мужчины решили прервать свои беседы с глазу на глаз и выйти в зал, там уже собралась тесная женская компания: Фокалорс вдохновенно что-то вещала, Фурина то и дело перебивала её вопросами, их мать, устроившись в кресле, любовалась дочерями, а Эгерия сидела подле неё, готовая в любой момент проводить госпожу в её покои. - Возлюбленные мои дочери, развлеките гостя, - властно скомандовал де Фонтейн, располагаясь в широком кресле и предлагая второе такое же сэру Нёвилетту. – У вас здесь слишком много голосов и слишком мало красоты. Сыграйте нам! Фокалорс с Фуриной переглянулись. Прежде они правда часто играли в четыре руки, но теперь, без тренировки… Смогут ли они повторить? Перечить отцу не хотелось, это бы означало, что завтрашний приём окажется под угрозой, но опозориться перед Нёвилеттом… Эта участь казалась куда страшнее. Подхватив два табурета с изогнутыми ножками, они синхронно опустили их перед фортепиано. Фокалорс глубоко вдохнула и открыла сияющую крышку. Ряды чёрно-белых клавиш были до боли знакомы: сколько часов они обе провели здесь, пока строгая гувернантка не скажет, что на сегодня достаточно! А сколько весёлых песенок было наиграно для них Эгерией, пока они весело прыгали по залу? Сколько душещипательных мелодий показывала им матушка? Острый локоток Фурины пришёлся ей под ребро, Фокалорс пришлось вдохнуть ещё раз и адресовать сестре гневный взгляд: что за шутки такие? Но та в ответ показала ей только замысловато согнутые пальцы. Этот язык они придумали ещё в детстве, чтобы иметь возможность общаться, когда домашние просили хранить молчание и приличие – и теперь, чтобы не устраивать громких выяснений, Фурина показывала ей, что именно они могут сыграть… Заняв свои места плечо к плечу, они озорно переглянулись – и четыре руки взмыли над клавишами, чтобы заполонить комнату звучанием Четырёх дуэтов за авторством гения Баха. Сколь бы долгой ни стала разлука, Фурина и Фокалорс чувствовали друг друга как нельзя точно: пальцы их с филигранной точностью касались клавишей, и даже склонялись они – к неодобрению Эгерии, которая всё детство старалась привить девочкам благородную осанку – к музыкальным рядам абсолютно одинаково. Со стороны могло показаться, что они не просто сёстры, а близнецы, идентичные друг другу во всём. Ни одна из них не сбилась в нотах, и ни одна не пропустила своего интервала: пока правые руки заставляли клавиши издавать долгие, томные звуки, левые их руки нападали на клавиши сверху, остро и звонко – к концу сочинения музыкальное напряжение нарастало, звук становился всё громче, и взяв разбег по фортепианному полотну, они обе закончили резким ударом по низким, бархатным нотам. Музыка металась по комнате, отражаясь от стен, взвилась к самому потолку, и там, расправившись вскинутым газовым платком, медленно опала в центр зала, тяжёлым бархатом последним нот стелясь по полу. Сёстры синхронно-медленно выдохнули, выпрямились – и руки их затихли, утомлённо повисая вдоль тел. Сэр де Фонтейн удовлетворённо закивал: в глазах его читалась гордость. Его супруга умилённо сложила ладони у лица. Эгерия повторила её жест, предварительно смахнув непрошенную капельку с уголка глаза. Сэр Нёвилетт, нарушая общее молчание, захлопал. Пусть это только домашняя игра, любой труд и любое творчество должны быть вознаграждены – и он от всей души желал выразить своё удовольствие от прослушанной композиции. Фурина с Фокалорс переглянулись и подавили смешок, а затем, развернувшись лицом к достойной публике, поклонились, поднявшись с табуретов. - Я предполагал, что дом де Фонтейн дал своим детям всё самое лучшее, но не предполагал, что оно не останется здесь же, - с максимально серьёзным лицом высказался судья. Фокалорс плотно сжала губы, чтобы не сказать в ответ колкую глупость. - В нашем доме нет фортепиано, - пояснила она так кротко, как только могла, - И оттого мой дорогой супруг забыл, что мои достоинства не измеряются одной лишь красотой. Фурина сделала вид, что закашлялась, давя непрошенные и невоспитанные смешки. Сэр Нёвилетт казался ей ужасным чудаком – вот, пожалуй, с кем не бывает скучно! Она сегодня же расспросит Фокалорс о том, как ей живётся с ним – у них впереди целая ночь… - Отец, матушка, - обратилась она к родителям. – Наши гости, вероятно, утомились с дороги – не пора ли отпустить их отдохнуть? Де Фонтейн хлопнул в ладоши, подзывая одну из расторопных горничных, и велел ей проверить гостевые комнаты. Час и правда был поздним, а завтра в доме снова будет не протолкнуться от друзей и приятелей, которые непременно прибудут, чтобы провести время со старшей дочерью семьи и её влиятельным супругом. К этой встрече они оба – как и хозяева – должны отдохнуть, так что Фурина была права. Как и полагается, покои дорогим гостям были предоставлены раздельные: сэру Нёвилетту было предложено заночевать на первом этаже, в комнате, что была потеплее, а Фокалорс была отправлена в свою старую комнату, что по ступеням вверх и налево. Раскланявшись друг перед другом, все поспешили разойтись по своим покоям. Фокалорс крепко обняла сестру, которая на прощание витиевато махнула ей рукой. - Располагайтесь, девочка моя, - Эгерия провожала её, как и раньше. Фокалорс благодарно кивнула, но в глазах её мелькнул озорной огонёк: - Благодарю тебя, нянюшка, - ответила она, проходя в комнату вместе с ней. Здесь было куда прохладнее, чем внизу, однако она покорно позволила, как в юношеские годы, расслабить себе корсаж и помочь выбраться из тяжёлого платья, а затем сменить его на ночную рубашку. – Дозволь мне только пожелать Фурине доброй ночи и лёгких, как пёрышко, снов… Эгерия сложила руки на груди, строго смотря на воспитанницу. Та невинно улыбнулась – в белой ночной рубашке, с платиново-белым жгутом волос вкруг головы, она была чисто ангелом сейчас! Сердце няни не выдержало, и она кивнула, заслужив пылкие объятия. Конечно, она знала, что стоит только этой несносной девчонке – а теперь уже не девчонке, а госпоже Нёвилетт – попасть в спальню сестры, как они обе останутся там на всю ночь, шушукаясь и пережигая свечи почём зря, но разве могла она разлучить их теперь, когда они видятся так редко? Пусть лучше Фокалорс уйдёт с её согласия, и Эгерия сможет подтвердить, что самолично позволила ей подобное, если хозяева поутру будут сердиться… Мотыльком Фокалорс скользнула в коридор и нырнула в одну из дверей, с готовностью открывшуюся перед её носом – и столь же быстро и тихо закрывшуюся. Как о многом хотела спросить сестру Фурина, как многое хотела рассказать ей! Забившись под одно одеяло и крепко обнявшись, как в детстве, они зашептались, прижавшись щека к щеке. Фокалорс рассказывала ей о том, какой тяжёлый воздух в Лондоне и как шумно даже ночами; как невозможно собирать гостей в небольшой квартире на третьем этаже, когда не хватает места даже на пятнадцать человек в гостиной; как счастлива она, когда удаётся выбраться на светскую встречу в музей или же в театр и как она хотела бы оказаться там вместе с сестрой – а Фурина в ответ говорила ей, как стало пусто и тихо без неё дома; какие яркие звёзды видны ночами из розария в саду; как она утомилась невозможностью выбраться из поместья хоть куда-то без провожатого; и как она осмелилась собрать настоящее чаепитие ради Фокалорс завтра… Обе они приводили друг друга в неописуемый восторг. Фокалорс почти пищала в подушку, когда узнала, что завтра увидится со старыми подругами, а Фурина едва не задушила сестру, когда та предложила прислать ей приглашение в город от своего имени и от имени Нёвилетта: - Отец не позволит себе не принять такого приглашения для своей младшей дочери, её же тоже нужно показать городу, - смеясь, шептала Фокалорс и гладила Фурину по распущенным на ночь волосам. – Да он лопнет от гордости, когда узнает, что тебя будет сопровождать сам сэр Нёвилетт, достопочтенный лондонский судья! - В самом деле это будет можно? А как же ваша квартира, она же такая маленькая? - У нас есть гостевая и кровать в ней, а если бы и не было – мы бы легли вместе, как сейчас. - Разве ты не… - Фурина замялась и спрятала лицо на плече у сестры, пока та в шутку шлёпала её ладошкой по спине. – Разве вы не проводите ночи вместе? - Глупая, какая же ты глупая! Разве ты видела, как отец проводит с матушкой ночи? – Фокалорс смешливо фыркнула. Даже в темноте было видно, насколько Фурина покраснела от собственного вопроса. – И мы с дорогим моим супругом ночуем в разных постелях, лишь изредка объединяясь на ложе… Ни слова никому! - Не хочу я таких слов! – теперь уже раскрасневшаяся Фурина колотила по плечу сестры ладонью, и обе они старались смеяться потише. Эгерия не ошиблась: всю ночь из-под двери был слышен девичий шёпот и тихий смех, и только перед самым рассветом растрёпанная фигурка в ночной рубашке пересекла коридор, шлёпая босыми ногами по начищенному до блеска паркету.