системная ошибка

Сегодня Пенакония празднует очередной безымянный день. В баре было шумно, людно и каждый угол занимало какое-то тело, обязательно пьяное и обязательно слишком разговорчивое. К таким липли столь же разговорчивые незнакомцы и вели диалог нисколько не беспокоясь о лишних ушах, коим было весело подслушивать о чужих любовных драмах или о баснословных долгах. Был ли этот день чьим-то днем рождения или, возможно, чьи-то похороны — Бутхилл не знал и знать не хотел. Ему хватало того, что в стакане было налито высококлассное пойло, созданное прелестными руками местной барменши. Женщиной весьма очаровательной по своему характеру и пикантно-игривой по внешности. Бутхилл даже пытался несколько раз с ней флиртовать, насколько это было уместно и правдоподобно, учитывая его собственный нрав и безудержную скуку. Но из этого ничего не вышло, так как интерес женщины тут же пропадал, стоило ей понять, что гость, приходивший в последние пару месяцев чуть ли не ежедневно, так и не смог запомнить ее имени. Поэтому рейнджер быстро сдался и, не почувствовав разочарования, переключился на «милые» диалоги со стаканом алкоголя. Алкоголь, кстати, не действовал на него, как на обычных людей. Когда-то Бутхилл и вовсе не чувствовал ни вкуса, ни запаха, ни уж тем более опьянения, но благодаря умелым механикам, которых ему посчастливилось встретить на пути, он все-таки смог вернуть своему телу радость пропустить по стаканчику и в некоторой степени расслабиться. Конечно, это расслабление не несло в себе типичные признаки опьянения: у него не заплетался язык, не кружилась голова и он не «улетал» в небытие, однако его система все же претерпевала изменения. В общем-то выражалось это в огненно-красных восклицательных знаках, маячащих перед глазами и немного мутном сознании, которое противно пищало о предупреждении опасности на фоне замыленной картинки, куда падал взгляд. Так же было и сейчас, но с одним лишь отличием. Рядом сидел мужчина, чьи алые локоны сливались с системными предупреждениями. Так продолжалось уже несколько вечеров подряд и начинало раздражать перегруженную систему. — Почему бы тебе не найти другую компанию, а? Рыцарь? — последнее слово было произнесено Бутхиллом с крайне ядовитой интонацией. В ответ лишь тихо хмыкнули, отпив из граненного стакана приторно-розовый напиток. — Зачем же мне искать кого-то другого, когда я нахожусь рядом со столь прекрасным созданием? Моя богиня была бы рада полюбоваться вами через мой скромный взор. — теплая рука в черной перчатке слегка коснулась чужого плеча. Бутхилл не мог почувствовать тепло, но точно знал, что она теплая, потому что рыцарь — живой. Из плоти и крови, только завешан обычно сталью — броней. Но он всегда теплый. Однако это не помешало дернуть плечом и скинуть непрошенную ладонь. — Не распыляйся на сладкие речи, милый щенок. — кривя губы в остром оскале, отвечает рейнджер, но тут же недовольно цокает. Какая несправедливость говорить то, что вовсе не хочется. Он поднимает взгляд на чужое лицо, которое уже примелькалось за множество недель, проведенных на Пенаконии, и видит лишь ленивую улыбку. Как-то так вышло, что после одной случайной встречи с этой псевдожелезкой, они стали сталкиваться все чаще и чаще. И вот железный рейнджер проводит очередной вечер в компании излишне доброжелательного рыцаря. Который то и дело норовит протянуть свою теплую руку к холодному металлу. Бутхилла часто передергивает от чересчур громкого уведомления об ошибке системы, когда чужая ладонь оказывается в опасной близости от собственного тела. И казалось бы, приведи в действие один из припрятанных револьверов и всё закончится. Но не пойми откуда взявшиеся интерес и азарт не дают этого сделать. Хочется, чтобы система в очередной раз взрывалась от ошибок и мерзко пищала на подсознании. — Разве вам, как созданию, что так нежно тоскует в одиночестве, не нужен кто-то, кто проявит рассветные краски в вашем взгляде? — мысленный поток рейнджера прерывают льющиеся, как патока, слова. Он вновь фокусирует взгляд на лице напротив. — Обычно милые животные, как щенки, с этим прекрасно справляются. — озорная, но ласковая улыбка непроизвольно создает хмурую складку меж чужих бровей. — Что за милость? — Бутхилл снова кривится, будто проглотил металлолом с мусорки. — Рыцарь сам понимает, что слетает с этих красивых губ? — мысленно рейнджер уже покрыл трехэтажным матом собеседника. Однако он не уверен, что действительно хотел бы произнести это вслух. — Вашей милостью я могу находится рядом и произносить своими губами то, что вы хотите услышать. — зеленые глаза, в которых до этого всегда плескалось лишь умиротворение, сейчас вглядывались в черную бездну напротив и, кажется, умело всё там переворачивали с ног на голову. В голове рейнджера вновь всплывали окна с ошибками. — Вряд ли мне хочется слушать сладкий коктейль из твоих речей. Не выдумывай, рыцарь. — Бутхилл показушно отворачивается и залпом выпивает свой напиток. Да уж, «сладкий коктейл», что еще придумает система, дабы опозорить его? Как же это, черт возьми, бесит. Именно в этот момент он оборачивается и замечает, как его седую часть волос нежно касаются чужие губы, а зеленый взор внимательно наблюдает из-под длинных ресниц за реакцией. — Разве вы забыли? Тот вечер, когда наши тела встретились в танце, а мой коктейль из сладких речей лился в ваши очаровательно запутавшиеся пряди волос возле позвякивающей сережки. Тот вечер, когда вы запомнили мое имя и произносили его так же часто, как мысленно ругаетесь. Разве в тот момент вы не хотели слышать то, что я говорил? Разве я мог выдумать такую картину? Бутхилл медленно моргает, наблюдая, как чужие ловкие пальцы поглаживают седину длинных волос. Да, было такое. Тот злополучный вечер и впрямь запомнился. Количеством уведомлений об ошибках и надоедливо мелькающем красном цвете перед глазами. Сейчас уже трудно сказать было ли это повторяющимся восклицательным знаком или постоянно стоящем перед глазами рыцарем, чьи алые волосы безостановочно развевались во время танца. В тот вечер рейнджер впервые позволил быть кому-то настолько близко к его стальному телу. Возможно, потому что рыцарь тоже был в доспехах и его сталь была схожа со сталью Бутхилла. Возможно, он просто был пьян и система вышла из строя. Возможно, это была сознательная ошибка. Но именно тогда рейнджеру показалось, что он жив. В те минуты, когда два железных тела двигались в такт музыке и движения не казались искусственными, топорными. Они были живыми. Теплое дыхание опаляло щеку, когда рыцарь что-то шептал, ведя в танце так умело, что приходилось лишь поспевать за ним и не обращать внимание на ошибки в голове. — Аргенти, в тот вечер я ничего не слышал. — ехидно улыбается рейнджер, смаргивая пелену. — Я был до милости пьян и в моих воспоминаниях остался лишь скрип собственного железа. — он хлопает себя по бедру, производя приглушенное звяканье. Рыцарь на мгновенье переводит печальный взгляд туда, где был звук. — Что ж, вы и правда могли забыть. — он поднимает уже уверенный взгляд. — Но позвольте напомнить. Аргенти двигается ближе к рейнджеру и тот сначала пытается уйти от этой близости, но его попытки пресекает чужая ладонь, мирно упавшая на железную талию, лишь слегка обнимая. Так проходит несколько секунд, пока рыцарь не понимает, что его забывшийся собеседник не думает вырываться. И тогда уже вторая ладонь ловко забирается под пустую руку Бутхилла, переплетая пальцы. — Я могу рассказать какого было мне, скромному любителю прекрасного, ощущать тот великолепный момент, когда на фоне заката вы согласились взять мою руку и пойти следом, дабы разделить танец. — Бутхилл ничего не чувствует. Не чувствует ни одно прикосновение. Он просто осознает, что они есть. Он молча смотрит на сплетенные пальцы и не помнит, как должно это ощущаться. Знает, что столь тесный контакт просто обязан создавать какое-то ощущение, но об этом он может лишь мечтать. Однако Аргенти продолжает говорить. — Мне было бы печально забыть то, как вы сначала неловко пытались повторять за мной движения. — мужчина вздыхает и его дыхание почти ранит своим бархатом кожу на лице рейнджера. — Но, когда перестали пытаться перехватывать инициативу и поддались ритму и моим рукам, то стали поистине превосходным партнером. — длинные пальцы в перчатке слегка сжали чужие. — Ваши движения так искусно совпадали с моими, а ваши пряди волос… — рыцарь склоняется к ним. — Ваши волосы приятно гладили мою руку, пока она покоилась на вашей спине. В этот момент в голове Бутхилла сиреной надрывается система, но он осознает, что чужая ладонь переместилась с талии на загривок и чужие пальцы вплелись в волосы, слегка оттягивая их. Это было приятно. — Обязательно так грязно трогать меня? — недовольно косится рейнджер, пока сам замер в чужих руках. — Мы в баре и здесь целая толпа, которая может неправильно понять твои поползновения к железному баку, рыцарь. — бурчит он, все-таки стряхивая со своей головы прильнувшую ладонь. — Я лишь помогаю вспомнить, что мы уже однажды пережили вместе с вами, чудесное создание. Если вас беспокоят чужие взгляды, то спешу вас успокоить. До нас здесь никому нет дела, не стоит зацикливаться на этой глупости и позвольте себе расслабиться. — Аргенти возвращает руку на чужую голову, нежно поглаживая затылок. — Расслабьтесь, как в тот вечер. Вечер, когда вам было спокойно, пока я вел вас, отрезая от лишнего шума. — он слегка ухмыляется, заметив, что Бутхилл все же послушался и прикрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях, которые ему доступны. — Хотя стоит признать, что в тот вечер взглядов, направленных на вас было шокирующе много. — Естественно. — оскал разрезал чужое лицо. — Редко увидишь танцующий кусок металла. — Вы не правы, мой очаровательный цветок лилии. — Бутхилл хмурится, разлепляя веки. — Какую же ты милость порой произносишь. — шепчет рейнджер, смотря на пустой стакан перед собой. — Ты понимаешь, что раздражаешь? — теперь он смотрит ровно в чужие глаза. Аргенти слегка кивает. — Я ведь тоже в доспехах. — ладонь рыцаря скользит по длине волос и вновь возвращается к изначальному месту. — Только под ними у тебя живое тело, а у меня еще больше железа, рыцарь. — Бутхилл раздраженно выдыхает, но прикрывает глаза и неосознанно сжимает чужую руку. — Разве вы не знали, что истинная красота исходит из нутра гораздо глубже, чем телесная оболочка? Ваша красота открывается во всем своем изяществе именно в тот момент, когда стойкость вашего тела превращается в пение ваших чувств, дорогой Бутхилл. В том танце вы прекрасно это продемонстрировали. — Мои чувства звучат, как системная ошибка. — рейнджер хрипло смеется, отвечая на льющийся бред из чужого рта. — В тот вечер у вас тоже возникла ошибка? — Верно. — Бутхилл поворачивается к рыцарю, не выдержав натиск системы и приблизившись почти вплотную к его лицу. — И мне нравится этот звук только когда ты рядом. — шепчет он, уверенно смотря в глаза напротив, игнорируя сошедшую с ума систему, которая ежесекундно отправляла предупреждения. И когда Аргенти, поддавшись порыву, сокращает расстояние между ними и осторожно целует, именно тогда система отключается и Бутхилл не слышит и не видит ничего, кроме рыцаря. Рыцаря, что, отпустив чужую руку, переместил свою на лицо рейнджера и нежно гладит ей его, заставляя отвечать так же нежно и испытывать то, что давно позабыто.