В объятиях темноты

Ночь накрыла Пенаконию. Только восхитительный перелив голосов хора из оперы звучал в прохладном воздухе, окутывал кварталы, становился неотделим от мира грёз. Мечта — лишь иллюзия. Любая мечта: стать сильным, смелым, знаменитым, красивым — всё имело смысл и одновременно теряло его. Все чувства, все эмоции были хитро сплетённым обманом в красивой обёртке. Но есть ли это "зло"? Сандей так не думал. Каждый имеет право прикоснуться к мечте, почувствовать её, а Семья предоставляла для этого все средства. Он был в иллюзии и одновременно жил. Мерный звук шагов раздавался по тихим коридорам отеля. Вокруг было пусто — ни души. Все уже разошлись по Золотому Мигу, по прекрасным сновидениям, и он был, казалось, единственным в абсолютной тишине отеля. Пальцы в белых перчатках коснулись столика, поправили вазу с цветами, подтолкнули криво висящую картину и остановились. Впереди коридор был покружён во мрак. Светлые брови нахмурились. "Неужели перегорела лампочка?" - мелькнула мысль, но он тут же её отмёл. В мире грёз лампочка не может просто так перегореть. От коридора исходила тихая, опасная атмосфера, которая липко и медленно скользила вперёд. В таких ситуациях следовало бы позвать работников отеля, но Сандей уверенно шагнул вперёд, и темнота жадно объяла его. Шаги замедлились, а всё тело напряглось. Крылья выгнулись, ловя любое подозрительное колебание атмосферы. По коридорам лампы стоят через каждые четыре метра, чтобы обеспечивать равномерное освещение. Ещё оставалось три шага до столика с лампой. Шаг, ещё шаг и наконец последний. Пальцы безошибочно коснулись поверхности абажура, и вздох облегчения невольно сорвался с губ. Сандей спустился пальцами ниже и нашёл переключатель. Тот щёлкнул, озаряя липкий мрак тёплым светом. "Просто кто-то выключил", - заключил он. Но в следующий момент всё его тело непроизвольно напряглось от исходящей позади опасности. Чья-то рука накрыла его пальцы, выключая свет и возвращая вновь во тьму. — Так намного лучше, - прозвучал низкий притягательный голос, скользнув дыханием по белоснежным перьям. Золото глаз холодно резануло темноту позади, но мужчина только хрипло рассмеялся. Сильное тело прижалось ближе, и другая ладонь легла на талию, притягивая. Даже сквозь ткань Сандей чувствовал горячее тело, и такая двусмысленная ситуация довольно раздражала. — Отель должен быть освещён, - отчеканил он спокойно, но его голос был полон нескрываемой враждебности. — Это лишь мелкая шалость, - прозвучал голос, и губы коснулись шеи, не прикрытой воротником рубашки. — Я попрошу вас покинуть это место. Главе клана Гончих здесь нечего ловить. — А мне кажется, я уже поймал одну неосторожную птичку, - проговорил Галлахер. Его пальцы подхвати прядь светлых волос и начали поигрывать ей. Это уже переходило все границы. В Пенаконии было множество людей разного характера, разного отношения, но существовал только один, который мог лишь своим видом вывести из себя, заставляя тело быть в постоянном напряжении из-за исходившей острой опасности. Раньше это было лишь неясное, ничем не подкреплённое вязкое подозрение, но сейчас... Сандей сжал руку и сделал выпад назад, надеясь выскользнуть из неприятных объятий. Но чужая рука ловко, будто играючи, перехватила его ладонь и закинула на плечо, а тело вновь прижало к столику, но теперь они уже находились лицом к лицу. Мрак будто стал тише, и теперь можно было увидеть очертания лица, блеск тёмных глаз и лёгкую улыбку. Галлахер был в хорошем, приподнятом настроении, слоняясь по коридорам отеля, лениво засунув руки в карманы. Было скучно настолько, что хотелось спать, но рабочий день ещё не был закончен. И когда он увидел прогуливающуюся по отелю одну красивую птичку, то решил немного поболтать с ней. — Отпусти меня, - голос молодого человека уже был пропитан металлической яростью, но как же он был прекрасен! Нежные, аристократические черты лица стали холодными и острыми, а золотые прекрасные глаза пронизывали насквозь, в самое сердце, будоража текущую и так уже горячую кровь. Он был интересным, безумно интересным особенно в своих эмоциях. Семья требовала от своих членов спокойствия ума и бесконечной расчётливости, и Сандей правда был таким. Каждый раз дипломатично походил к делу, задерживался допоздна над отчётами и дружелюбно относился ко всем гостям. Но что-то его сдерживало — незримые оковы, которые он сам наложил на себя. И раскрывать его — будто снимать ленты с самого настоящего подарка. — Не хочу. Галлахер приблизился, опираясь на столик позади и заключая Сандея в капкан. Это было рискованно — тот в любой момент мог снова принять попытку оттолкнуть его. Но в тот же момент это было безумно интригующе. Хотелось вырвать на свет все его потаённые желания, скрывающиеся под спокойной маской эмоций и наконец запятнать вязкой темнотой его сердце. Тело перед ним было стройное, изящное, невероятно красивое, словно хрусталь — надави чуть сильнее и сломается. Но сейчас этот колкий, чудесный человек всем своим видом будто говорил — не сломается, а тут же откусит голову. И это ещё больше будоражило. Галлахер поднял руку и коснулся подбородка, ведя пальцами по плавным линиям, чувствуя мягкую кожу. Внутри всё трепетало от убийственного намерения, окутывающего парня перед ним, делая ощущения острее. Он погладил уголок губ и улыбнулся. — Убирайся, - выплюнул Сандей. — Только если удивишь меня, - улыбнулся Галлахер и прижался ближе. Можно было почувствовать его дыхание на своих губах. - Здесь темно, камеры не охватывают этот участок. "И я сильнее", - будто говорили его глаза, сверкающие маниакальным огнём. Убийственное намерение сверкнуло во взгляде Сандея, но он только нежно улыбнулся, добродушно, как это делал всегда с гостями Пенаконии. Его рука в перчатке коснулась груди Галлахера, и он приблизился, смотря в самые глаза. Это война. Маленькое поле битвы в темноте. И он может победить только своими силами. По крайней мере вырываться из опасной ловушки. — Что же ты сделаешь, маленькая птичка? И в следующий момент поцелуй обжёг губы. Мягкий, неторопливый, убивающий. Белоснежные крылья затрепетали, касаясь нежными перьями шеи и щёк, и Галлахер тихо выдохнул, поглаживая пальцами кожу. Этот поцелуй свёл с ума в то же мгновение, заставив всё внутри вспыхнуть жадным пламенем. Хотелось разорвать подарок на части, сжечь его безумным пламенем, но почему-то он оттягивал этот момент, играясь, распаляясь и сдерживаясь. Однажды он наконец увидит его настоящего, грешного, свободного, и тогда выживет лишь один. Эта мысль настолько возбудила, что Галлахер нетерпеливо прикусил мягкие губы. Точный удар пришёлся по грудной клетке, заставив выдохнуть и сделать шаг назад. В следующий же момент Сандей быстро вырывался из капкана рук и отошёл в сторону, поправляя воротник пальто. В коридоре зажегся свет, а они так и стояли друг напротив друга. Блестящий золотистый взгляд вернулся к своему обычному состоянию, и лицо приняло спокойное выражение, будто кто-то щёлкнул переключателем. Но только чуть покрасневшие губы и подрагивающие крылья выдавали его с головой. — Возвращайтесь к своим обязанностям, Галлахер, - проговорил холодно он и развернулся, уходя по коридору и сворачивая за угол. Мужчина усмехнулся и лениво засунул руки в карманы, возвращаясь к своему обычному безразличию. Его поза расслабилась, и он протянуто зевнул, прикрывая глаза и облизывая губы. Всё-таки сладко. — И правда удивил, - пробормотал он и пошёл по коридору, насвистывая незатейливую мелодию. В следующий раз он как следует наградит его за такой приятный сюрприз.