Они друг в друга не влюблены

Они друг в друга не влюблены. Когда он увидел её здесь, во Франции, то не поверил своим глазам. Призрачное видение, нереальный мираж, сдавшееся от постоянной борьбы сознание — что угодно, но не она. Не та, которая пересекла чертов океан в мире, полном живых мертвецов, ради него. Никто не делал ничего ради него. Сумасшедшая. Они друг в друга не влюблены. В момент, когда он сжал её в своих объятиях, он понял, что наконец вернулся домой. И пусть не в Содружество, не в Александрию, да даже не в Америку, но он вернулся к ней. И запах её кожи, мягкость её волос, солёные дорожки на её щеках, вся она — маленькая, хрупкая, стойкая — его дом. Его надежда, его гавань. Его смысл. Они друг в друга не влюблены. Он не понимает, почему её глаза странно блестят, когда она смотрит на Изабель. Почему между бровями залегает глубокая складка, а губы упрямо сжимаются в тонкую линию, когда они совершают вылазку все вместе. И он бы отдал все на свете, чтобы стереть это затравленное выражение с её лица, но им все ещё не хватало времени, чтобы просто побыть вдвоём, скрыться от всех этих чужих людей и говорить, бесконечно говорить, как они делали всегда. Раньше, в той жизни. Где несмотря на непрекращающиеся войны её смех всё равно звучал в разы чаще, чем сейчас. Он вообще хоть раз слышал, как она смеялась во Франции?.. Они друг в друга не влюблены. На очередной охоте с их новыми друзьями он убивал встретившихся на пути ходячих с некой долей эйфории. От того, что она нашла его, от того, что его погрызанное мучительной разлукой сердце наконец успокоилось. Зная, что в этот раз она сражается рядом, будто кожей ощущал то чувство единения и партнёрства, которое посещало его каждый раз, когда они бились плечом к плечу на протяжении всех этих лет. Против трупов, людей — неважно. Главное — вместе. Они почти справились с этой не самой большой кучкой, когда до границ его сознания донёсся прерывистый выдох, который он различил бы даже в жерле горящего вулкана. Который заставил его кровь загустеть в пульсирующих от адреналина жилах и пустил по спине липкий противный холод. Он нашёл её взглядом почти мгновенно. И в ту же секунду по её виноватому выражению лица он всё понял. Они друг в друга не влюблены. — Мне не страшно. Слышишь? Она смотрит на него своими бездонными голубыми глазами, без ножа разрезая всё его нутро на рваные куски, и улыбается. Улыбается, мать её! Какая-то заброшенная лачуга посреди леса, сваленные в кучу тряпки, как импровизированное ложе, не сметь думать о смертном одре, просто не сметь, запах плесени, сырости и невозможности. Этого просто не может быть. Не сейчас, не теперь. Не когда она нашла его, а он ещё так много не сказал. Не трогал, не прижимал, не гладил. Не надышался. Она не могла пережить Терминус, Волков, Спасителей, Шепчущих и Содружество для того, чтобы... Здесь. Вот так. Не могла. — Даже не думай. Опять улыбается. Нет сил выносить эту улыбку сейчас. — Выброси эту срань из своей головы, поняла? Хрен я тебя отпущу. Больше никогда. Она почти смеётся и тут же прикусывает губу от боли. Дело - дрянь. Ему хочется сорваться с места и разнести эту лачугу к чертовой матери. Ломать, крушить, уничтожать, а затем бежать сломя голову куда-то, за чем-то... За тем, что может её спасти... За тем, чего не существует в этом гнилом мире. Она на мгновение прикрывает глаза, а он сильнее стискивает зубы, изо всех сил давя в глотке крик отчаянья, готовый вырваться наружу. — Дэрил... Он вздрагивает от чьего-то прикосновения к своему плечу и сбрасывает с себя руку Изабель. Почему она смотрит с такой жалостью? Ничего ещё не закончено. Ничего ещё не... — Мне очень жаль, Дэрил. Он никогда не поднимал руку на женщину, но сейчас ему чертовски хочется закрыть ей рот. Вместо этого он берёт её под локоть и направляет к выходу. На крыльце сидит Лоран. Она выходит из дома, а он не спешит следом. Отдаёт ей стоящий у порога арбалет. Достаёт из заднего кармана нож, и вручает его Лорану. Без лишних слов, времени и так остаётся мало. — Дэрил, что ты... — Уходите. Внезапная догадка озаряет её лицо и оно тут же искажается от ужаса. Она что-то говорит, наверное даже кричит, но для него всё это лишь раздражающий шум, мешающий прислушиваться к дыханию за его спиной, которое становится всё слабее и реже. Черт, он всегда не любил дешёвые драмы. — Уходите. Изабель продолжает открывать рот будто в немом кино, но Лоран удерживает её за руку. — Пойдём. Всё правильно. Всё так, как должно быть. Он знал, что этот парень смышленее многих. Они друг в друга не влюблены... — Дэрил, пожалуйста... Не делай глупостей. — Не буду. Можешь быть уверена. Она слишком обессилела, чтобы спорить, слишком слаба, чтобы прогнать его, и слишком зациклена на всех, кроме себя, чтобы смириться с его решением. — Я прошу тебя, слышишь? Ты должен уйти. Ты не обязан... Оставь мне нож. Я сама. От её слов он чувствует горечь во рту. От её взгляда больнее, чем от сотен стрел, выпущенных одновременно. От осознания собственной беспомощности, в груди поднимается чёрная жгучая ненависть. На себя, на обстоятельства, на эту гребаную реальность, в которой избежать подобного было сродни чуду. Он всегда знал, что чудес не бывает. Не для Диксонов. Вместо ответа он лишь сильнее сжимает её хрупкую ладонь в своей, не находя нужных слов. Каков идиот, даже сейчас он не может сказать о том единственном, что имеет значение. Всегда имело. — Я не уйду. Кэрол, я... — Я знаю, — она слабо улыбается, и он закусывает губу. — Я всё знаю, пупсик. Я тоже. От этого старого прозвища он сам невольно улыбается. От того, что им не нужны слова, чтобы понимать друг друга, он ещё больше уверяется в правильности собственного выбора. Она прикрывает глаза и он, не выпуская её ладонь, ложится рядом. Не отрывает взгляд от её лица, всматриваясь в ещё слегка дрожащие ресницы, вслушиваясь в её дыхание, которое с каждой секундой становится всё менее различимым даже в оглушающей тишине. Мысленно отсчитывает удары её сердца, ощущая, как собственное тут же подстраивается под этот неровный ритм. Чувствует, как что-то оборвалось внутри, когда он не смог поймать её очередной вдох. Когда его больше не было. Они друг в друга не влюблены? Он не знает, сколько прошло времени. Пара часов или целая вечность? Её кожа стала холодной, как мрамор, а из него самого будто выпустили жизнь. И несмотря ни на что, в голове упрямой птицей билась мысль, что это самый правильный поступок за всё его никчемное существование. Она зашевелилась и открыла глаза.