Какао со льдинками

Лу сидела у окна. Из кружки в ее руках незамысловатой спиралью поднимался пар. Над Нью-Пари бушевала метель. Метель бушевала, плотным белым полотном накрывая город, пряча от глаз прохожих его грехи, лишь на это прекрасное мгновение позволяя забыть о потрясениях — как свершившихся, так и грядущих. Но Лу, наблюдавшую сверху, разыгравшаяся стихия вводила в состояние тревожной задумчивости. Стрелой пролетающие снежинки как будто шептали ей: «На вас теперь ответственность за новый мир». Лу стеклянными глазами смотрела на метель. В кружке остывал горячий шоколад. Снежинки продолжали свою тревожную песню. — Лу, — раздался за её спиной голос, — Лу? Иво слегка коснулся её плеча. — Тебе не нравится твоё какао? «Какао. Точно, какао. Плюсы быть девушкой Приора Инквизиции — настоящее, ароматное, вкуснейшее какао остывает, пока ты размышляешь о смысле бытия». — Нет, — помотала головой Лу, — отличное какао. Я задумалась. — Тебе тревожно? «Тревожно», — подумала девушка. — «Тревожно думать, сколько тебе еще предстоит быть Приором Инквизиции, казнить людей ради всеобщего блага. Думать о том, что мы фактически разрушили систему, которая стояла с самого Шторма, и не знаем, что делать дальше. Предугадывать, кем мы станем в глазах многих». Она не сказала ничего из этого вслух. Иво понял и так. — Рассказать тебе что-нибудь? — дождавшись кивка, он продолжил. — Многие люди до Шторма верили, что где-то в это время родился сын Бога. Перед его рождением, его мать и отчим прошли множество километров, и им негде было остановиться на ночлег. Тот мальчик родился в яслях, кормушке для овец. — Сурово. С божьим-то сыном. — Да, не божеские условия, — слегка усмехнулся каламбуру Иво. — Правда, когда он вырос, стало хуже. Некоторые люди не верили, что он и есть мессия, поэтому его казнили. Распяли на кресте. А другие люди потом верили, что их Бог послал его, чтобы он пострадал за их грехи. — Глупо. Если бы у нас был сын… — Лу осеклась. Это была запретная тема. Слишком рано. Слишком невозможно. Девушка поспешила сменить тему. — Как думаешь, у нас получится наш новый мир? Не повторить их ошибок? Иво устало потёр переносицу. — Я бы хотел обещать тебе, что будет так. Но мы не можем этого знать. Одно я знаю точно: я от чистого сердца клялся защищать интересы человечества. И ты клялась. Мне хочется верить, что это позволит нам пройти даже самые тяжелые испытания, и остаться собой. Лу неловко кивнула. Что им остаётся? Жана-Франсуа уже не спросишь, думал ли он и в самом деле отдать за человечество своё сердце, поступая на службу в Церкви. — Лу, — в голосе Приора ощутимо слышалось волнение, для распознания которого не требовался пси-эмпатик. Никогда прежде девушка не слышала этого тона. — Я хотел бы поклясться тебе сегодня ещё кое в чём. Её сердце сделало кульбит раньше, чем сказанное осознал мозг. — Я знаю, что сейчас совсем не время, Лу. Но с миром, который мы строим, наша жизнь всегда будет не вовремя. Поэтому я всё равно хочу сделать это сейчас. Попросить тебя быть со мной всегда. Пообещать тебе, что я тоже буду рядом всегда. И что что бы ни случилось, мы будем на одной стороне. Лу сидела у окна, а рядом сидел самый любимый человек на свете. Над Нью-Пари утихала метель. Горячий шоколад совсем остыл.