Искушение неверием

Я слишком много помню теперь о прошлом — лучше бы его не было совсем. В начале был стандартный вызов, затем, как казалось, небольшая перестрелка на аллее, и вот я здесь, в городском саду, а слева лежит моя напарница, Ева Браун, и улыбается уходящему за горизонт солнцу. И нет больше ничего, только звериный вой подъезжающих скорых и боль от четырёх пулевых ранений в голову — два у неё да два у меня. Я мямлю имя врачам — Адам Стаут, они понимают мою должность: полицейский инспектор; люди в белых халатах знают о семье, что погибла два года назад в теракте, и понимают даже, что доктор Серпент, самый лучший в городе нейрохирург, уже готовит ужасный, но такой реалистичный прогноз. Мы встретились в баре через год. Он сказал тогда, что у Евы шансы были чуть выше — пули не так серьёзно задели мозг, но тело в один момент просто перестало сопротивляться разрушительным процессам. — Я видел много умирающих людей. Кто-то уходит спокойно, забываясь, кто-то бьётся в конвульсиях, карабкаясь с того света. Вы же, Стаут, держались молодцом. В тот месяц в реанимации на самом краешке устояли. — А Ева? — Она сама решила уйти. Банально перестала верить в то, что её спасут, — он глухо усмехнулся. — То есть в Бога? — Да хоть в Чёрта или в Карты Таро, всё едино. — А можно спросить о личном. — я посмотрел на доктора и чуть склонил голову на бок. — Валяйте. — Вы верите в Него? — тот в ответ хмыкнул. — Я скорее верю в его бессмертие. — Но это не Бог, это только концепция. — Божественны, сынок, — его голос вдруг зазвучал инородно и хрипло, — только те существа, что не ощущают последствий ошибок. Особенно, если один из вариантов развития событий — смерть. — Но же я не выбирал пулю в голову. — Эту ошибку за двоих совершил другой человек. Вот только Ева выбрала покой и пышные похороны. А Вы — бессмертие. И доктор смерил меня долгим непрерывным взглядом, в котором смешались одновременно беззвучное уважение профессионала и глубокое презрение человека, полетевшего в космос вторым.