Мы невозможны.

Белый халат сидит на нём просто прекрасно, а из-за частой стирки ткань становится мягкой, приятной, от того Сон вдыхает запах порошка носом, успокаивая страдальную душу. Каждый новый пациент выходит из данного заведения только вперёд ногами и далеко не самостоятельно. Это убивает душу новоиспечённого специалиста, но он самостоятельно избрал специальность онколога, пытаясь побороть собственные страхи, что оказалось намного сложнее, чем прошлые фобии. Собаки ныне не кажутся такими ужасными созданиями, а высота пугает только в уместных ситуациях, но чёртова кончина жизни - нет, она кажется Минги неуместной даже от чёртовой старости, мирно забирающей душу во сне. Разве такой разумный и сообразительный человек в конце-концов должен просто взять и умереть? Ему не нравятся рассказы о перерождении, о проработке собственных ошибок и карме - всё это бред и попытки успокоиться, ведь после смерти ничего нет - это доказано врачами, но не подтверждается попами, успокаивая рыдающие в судорогах тела слепо слушающих родных, согнувшихся над усопшим. О каком раю может идти речь? Бывает что-то столь великолепное, когда на земле творится этот самый ад на яву? Разве имеет право человек мечтать о тепле, вкушении явств, красивых нарядах, да крыльях за спиной, когда в этой жизни он не делает ровным счётом ничего, что могло бы обеспечить ему хоть что-то хорошее дальше? Конечно же нет. Даже угробив собственную жизнь в церкви, потратив всё свободное время на волонтёрство, с пелёнок отдавая все деньги на благотворительность ты не добьёшься совсем ничего. После смерти нет ничего. Нет мягких облаков и летающих ангелочков, разливающих вино по стаканам. Нет никаких испытаний с жалостью ко всему живому. Там нет ничего, только темнота, сжирающая душу. Ты растворяешься, прекращаешь думать, а думать - значит существовать и это единственный конец, говорящий о попадании в единичную петлю без выхода. Врач не слышит стука, не замечает, как в дверном проёме оказывается чья-то выкрашенная в чёрный голова, а подпрыгивает на месте только понимая, что на него внимательно смотрят большие и карие глаза парнишки, сидящего на кушетке для осмотра. Примерно одного с ним возраста, такого же роста и телосложения, но он молчит, только внимательно наблюдая за испугом на чужом лице. - Здравствуйте, Господин Сон. Парень лучезарно улыбается, протягивая врачу на неуверенный кивок свою амбулаторную карту, которую Минги принимается листать слишком ошарашено. Он тоже болен? Почему он не рыдает, почему не кричит и не спрашивает, если у него хоть какой-то шанс на спасение? Почему этот "Чон Юнхо" ведёт себя так, словно у него есть шанс на бессмертие, как в каких-то дурацких играх с читами? - Карта слишком большая, а если говорить в кратце, то у меня Лейкоз. Ну или лейкемия, как там будет правильнее сказать? Он вопросительно наклоняет голову как раз в тот момент, когда Сон добирается до момента обнаружения патологии. Мужчина в белом халате сверяет анализы и только убеждается в плачевности получившейся ситуации. Незрелых лейкоцитов в костном мозге это парня просто критически много, а в жалобах на фоне полного здоровья отмечается повышенная утомляемость, головокружение, температура перед сном, боли в костях, мышцах и суставах, мешающие ему заниматься баскетболом. За месяц убитый на химеотерапию он сбросил пять килограмм, но на его жизнерадостном лице всё ещё красуются приятные щёки, что почему-то приятно отзывается в побитом теле, но взгляд почти сразу цепляется за увеличенный лимфоузел в области шеи. У парня вторая стадия лейкоза с анемией и чёрт бы побрал Минги за то, что он цепляется за попытки его вытащить. - Это одно и тоже, Юнхо. Какие у тебя сейчас жалобы? Минги старается выглядеть профессионально, выглядеть так же, как и обычно, но что-то в этом парне заставляет его душу переворачиваться, напоминая о собственных страхах. Парень на кушетке кивает головой, словно соглашаясь с самим собой, а после только снимает футболку, нормированно поднимая руку в верном положении так, что бы врач даже не вставая увидел, что и подмышечные лимфоузлы воспалены. Организм этого мальчишки борется с раком крови, но судя по реакции тела - всё это тщетные попытки. - Вы всегда спрашиваете одно и тоже, просите делать одно и тоже, если быть честным. Как пишется в карте, на фоне полного здоровья появились сильные мышечные, костные и суставные боли, приступы головокружения, тошноты, слабость. Всё по стандарту, как пишут в книжках для таких же молодых специалистов, как и Вы сам. А потом бац, сдача сотен анализов и это идиотское "Чон Юнхо, у Вас Рак крови, простите, но это уже вторая стадия и нужно как можно скорее приступить к лечению". Не подумайте, я совсем не язвителен, просто это действительно повторяется из раза в раз. Я прекрасно осознаю, что в моих клетках крови происходят мутации и по большей части мой костный мозг создаёт пустышек, не выполняющих свои функции, но мне хочется хотя бы видеть чётко, а не наблюдать за миром в белом тумане. Я знаю, что с вероятностью в девяносто девять процентов меня не станет, но можно ведь сделать это менее болезненным? Не знаю, убрать сыпь с моего тела? Выглядит так, словно меня сапогами избивали, да какую-то дрянь занесли. Он смеётся, очерчивая кончиком пальцев края геморрогической сыпи, да вовсе не всматривается в глаза врача, не ожидая от него положительного ответа. Он ни о чём не просит, не умоляет и Минги помнит этот взгляд даже спустя битый месяц, сидя в том же кабинете. Юнхо ныне его пациент у которого нет никаких улучшений, а клиника только и делает, что проявляется ярче и ярче, вырисовываясь пузырчатой и красной, зудящей, сыпью на его теле. Только спустя неделю Чон снял перед ним парик и Минги, честно говоря, больше привык к сверкающей в свете окна макушке даже больше, чем к несуразно подобранному парику. Парень его возраста болен уже около года, только вот лейкоз тем и отвратителен, что протекал у него безсимптомно, давая понять о себе только странными намёками, которые спортсмен ссылал на нагрузки. Всё спускается с тормозов и к химеотерапии присоединяется лучевая терапия не приносящая пользы. Красивые руки Юнхо покрыты синяками, а следы от венозных катеторов делают больно даже просто наблюдающему за постановкой цитостатических препаратов Минги. Только вот препараты не тормозят рост опухоли, а кажется подпитывают ее сильнее и чёрт бы побрал этого пациента, ведь Сон поменял уже больше пятнадцати препаратов, только наблюдая со стороны за высоким парнем, заливисто смеющимся вместе с юным мальчишкой, не так давно привезённым. Только вот юнец уже фактически спасён, ведь оказался счастливчиком с онкологией на ранней стадии, так легко поддающейся лечению, легчайше перешедшей в ремиссию, а Юнхо сразу после общения оседает на полу, жадно хватая воздух ртом. Устаёт даже от простой ходьбы по коридору, но каждый божий день проделывает один и тот же путь, только спустя полтора месяца вынужденно пересаживаясь на кресло-каталку. - Как ты чувствуешь себя сегодня? Слышится голос Минги, когда парня везут на очередное облучение. - Живее всех живых! Чон вяло поднимает костлявый и длинный большой палец вверх, а после скрывается за железными дверями. Из раза в раз один и тот же ответ, только вот анализы прекрасно раскрывают людям имеющиеся карты. Ему не спастись, не смотря на то, как сильно он держится за имеющиеся в его падении спасительные выступы. Его селезёнка и печень отказывают не смотря на вливание здоровой крови и поддерживающую терапию и чёрт! Юнхо знает от этом, знает и каждый раз заливисто смеётся, улыбается, оголяя ряд неровных зубов, да поднимает свой палец вверх. Он лжёт, говоря, что у него совсем не болят ноги, лжёт, когда дергается в момент постановки укола с обезболивающим и мед сестры верят ему, совсем забывая, что ног парень уже просто не чувствует. Он веселится в больничных стенах, расклеивая на уровне своих вытянутых рук рисунки больных детей и врачей, разбрасывая цветные карандаши и фломастеры так, что Минги каждый раз подскальзывается и с грохотом падает на пол, замечая в каких конвульсиях бьётся тело, содрагаясь от смеха. Он цепляется и Сон собирал уже сотню комиссий, желая помочь, только вот онкологи разводят руками, ведь дело не в опыте Минги. Ещё не нашли способа излечить его, излечить то, что стало для врача чем-то дорогим и ценным, всегда осторожно поглаживающего по рукам в момент раздумий. Ги до сих пор не замечает, как Чон подбирается к нему, не замечает до тех пор, пока его пациент не начинает о чём-то рассказывать. Сон знает каждую историю из уст этого парня, знает, но каждый чёртов раз изображает удивление и засыпает парня вопросами, видя в глазах напротив искреннее желание разговаривать. Он заперт в больничных стенах и только его бедная мама посещает его, поправляя на голове отвратительный парик. Только эта женщина в точности знает, от чего у ее сына увеличены лимфоузлы и на худом его теле можно увидеть выступающую селезёнку. Именно для нее сын пытается встать с грохотом падая так сильно, что разбивает бедный нос. Юнхо чаще спит и чаще отказывается от еды, кажется будучи полностью ею незаинтересованным. Минги кормит его с ложки, но пища не усваивается, заставляя врачей ставить пациенту капельницы. Чона всё чаще и чаще можно найти в кровати, свернувшегося клубочком из-за болей в животе. Он смеётся и этот звук кажется лечит всех остальных, заставляя слухам разлететься по больнице. Ангел, забирающий чужие болезни, да лечащий души. Минги уверен, что его душа выглядит, как заштопанное старое одеяло, особенно тогда, когда он за руку сопровождает бледного юношу до дверей химеотерапии. Ему становится хуже и хуже, а сильные руки лечащего врача сильнее покрываются ранками с запёкшейся кровью. Всё бесполезно и это злит до чёртиков перед глазами. У Сон Минги огромное кладбище за плечами, но почему же этот смеющийся в медсёстрами парень заставляет его сердце кувыркаться в грудной клетке? У него чёртова аритмия, а телу необходим отдых, разгрузивший его. Только вот мир даёт огромные трещины слишком рано, не смотря на полную ожидаемость. Он знал, знал, что так произойдёт, но не был к этому готов. Мир расплывается, замедляется и он вовсе не слышит ни одной чёртовой фразы медицинского персонала, бегущего в разные стороны, подобно тараканам, выполняющим свою работу столь слаженно. Он только и делает, что видит своего обречённого на смерть пациента с кислородной маской, наблюдает за массажем сердца, а после оседает на пол, замечая его усталую улыбку на краешках губ. Даже умерев он только и делает, что улыбается. Он хватался, изранив руки в кровавое месиво, но не справился. Минги не помнит в подробностях сколько длился весь этот чёртов процесс реанимации, но точно помнит заученную врачебную фразу: - Пациент Чон Юнхо, время смерти 01.51. Предположительная причина - кровотечение внутренних органов. Сон оказывается в своём кабинете, он принимает препараты и часто дышит, стараясь избежать панической атаки, только вот она накатывает слишком сильно, заставляя мир кружиться с самым искажённым приятным душе смехом, достигающим кульминации в агональном крике. То, что раньше помогало пришить заплатки к дырам на сердце теперь разрывало всё на своём пути. Юнхо бы не хотел этого, но откуда пациенту знать о травмах собственного лечащего врача? Откуда ему знать о прохождении психотерапии и того, что у Сон Минги написано в его ебанном диагнозе? Тонкие глаза, наполненные солёными слезами, только и делают, что наблюдают за слетающими на пол амбулаторными картами до тех пор, пока не находят свою. Танатофобия - боязнь смерти. Она настигнет его рано или поздно. Настигнет и утащит его душу в вечную и непроглядную темноту так же, как сделала это с сияющим Юнхо. Заставит всех отвернуться от тебя и забыть, роняя жгучие солёные капли на кафельный пол столь сильно провонявший спиртом и ебанной хлоркой. Белоснежная ткань халата с жутким хрустом ткани рвётся, а Минги отрывает от карты фотографию пухлого и здорового парня. Ещё здорового, живого, тёплого и прекрасно смеющегося, подобно ангелу. Минги боялся его смерти даже больше, чем своей, но ничего не смог сделать. Тогда какой в его существовании смысл? Его нет и никогда не было. Врач, со связанными руками был обречён на смерть с самого своего рождения, с первого крика и первых осознанных пятен перед глазами. Человек, боящийся образа в чёрной вуали с косой не должен работать в том месте, где данная тварь бывает на постоянной основе. Бороться с этой фобией невозможно, только от того руки на автомате прячут фотографию в карман уцелевших брюк, а он тащится к главному врачу, лишь бы заполнить бланк о увольнении по собственному желанию. Он обречён в той же мере, как и все тут. Обречён на смерть в той же степени, что и неизлечимо больные. - Юнхо, а чего ты боишься? Спрашивает Сон у холодного тела, успокаивающе оглаживая большими пальцами окоченевшие руки больного, мертвого страдальца, пока сердце верещит и жаждет выбраться. Попрощаться с ним он обязан, как врач. Обязан касаться, пока такое маленькое тело не спрячут от него под метрами земли, тогда касаться красивых рук будет невозможно. Честно, Минги сохранил бы даже его кости, ведь Юнхо не отвечает ему, а только посмертно вяло улыбается. Врач гладит его впалые щёки, шепотом раскрывая свою тайну. - Вот как. Можно я признаюсь тебе? Только не смейся, пожалуйста. Он улыбается, закрытыми глазами смотря куда-то вперед, в непроглядную темень забравшей его за руку смерти. Чон не отвергает секретов и Сон еле слышно шепчет, пока слова отлетают от больничных стен. - У меня танатофобия. Я врач, боящийся смерти. А ты казался таким сверкающим. Ты был обречен с самого начала, но не боялся больше не проснуться. Ты разбил меня в дребезги, Чон Юнхо. Кажется, что Минги слышит смех, а его личное кладбище совсем его не осуждает, ведь прямо посередине, на границе меж адом и раем, его будут ожидать, лишь бы сорваться и сигануть в бесконечность, наполненную тишиной. Юнхо проведет его за руку, здоровый и очень активный. Он возьмет его за руку и будет сопровождать, освещая душевным сиянием его потёмки. После смерти нет ничего, но если ты совершенно один в этой тишине - это действительно страшно, ведь так?