Я ничего не чувствую

Я ничего не чувствую. Помнится, он говорил тогда это Руди, когда тот стушевался после первого убитого им краснокожего. Сейчас, когда вся жизнь проплывает перед глазами, он не думает что сказал правду. Вообще, он никогда не был честен до конца. Томас Метз, оказывается, врал даже самому себе. Сейчас, когда капли дождя стучат, как бешеные, его голова полна тишины. Просто парадоксальной тишины. Его мысли за долгое время пусты. Но это затишье перед бурей. Том падает. Ему кажется, что он попал в ураган отчаяния. Он не знает, что делать дальше. Поэтому он плачет. — Боже, Господи, Господь Всемогущий, или кто тебя как называет, почему? Почему ты сотворил меня? Зачем?.. Он стискивает зубы до боли, до сведенной в судороге челюсти, хочет выкрикнуть проклятье, но не может. Он знает, что Господь милостив, он знает, что он — грешник. Томас помнит, как посмеивался над Джо, когда тот читал Псалтирь. Он считал его глупым последователем слепой религиозности. Думал, что парень накроется в первый же месяц. Сдастся, сломается. Но Джо не сдался. А Том, кажется, сейчас разорвется. От боли где-то в районе левой грудины, от смеха и злости, от трещины, которая проползла через все его существо. Я ничего не чувствую, Джо. Он говорил это ему час назад, кажется. А может, больше. Томас не помнит, сколько гнался за этим дезертиром, но отделал его на славу. Хотя он врал Джо, что ничего не чувствует, он все же ощущал некую долю спокойствия, когда мстил. Но он не бесчувственный. Он слабый, он злой, потерянный, странный, ужасно запутавшийся, но не слепой и глухой. И уж точно не бессердечный. Иначе у него не болело что-то в левом подреберье, не лопались сердечные связки, когда он терял дорогих ему людей. Он был яростным, но это осознание достигло его только сейчас. Тогда как Джо уже давно это понял. — Боже, никогда, никогда я ещё не просил, ни о чем. Но я… я так… Так горько, да знаешь ли ты, что такое потерять все? Знаешь ли, что значит, когда… Ком встал у него в горле, и он судорожно вздохнул. Дождь попал ему в горло, но он не чувствовал. Прогремел гром. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.» Кажется, Джо как-то читал это из своей книжки. Тогда он был ещё молодым сопляком. Но на самом деле он всегда был сильным, хотя каждый раз утверждал, что сам Господь помогает ему. А может и в этом вся суть? Поверить, что Бог в силах спасти? — Я точно схожу с ума. »…когда он возопиет ко Мне, Я услышу, ибо Я милосерд.» — Мне не понять всего, что ты говорил. Я ведь и Библию-то не читал. — усмешка у него вышла кривая. — Но я… Я истощен. И я устал… от всего. — Том неопределенно махнул рукой, и несколько капель отлетели в сторону. Он смеялся. И слезы лились из его глаз. — Хоть перед смертью, Господи, освободи меня от боли! От всего этого дерьма и ужаса! Рука его потянулась к кольту. Кобура совсем намочилась и потяжелела, поэтому его дрожащие пальцы долго выуживали спусковой крючок. — Как же я устал, Господи. Как же… Горло опять сдавило, но он откинул голову назад, и… улыбнулся. Простой и счастливой улыбкой. Какой улыбаются младенцы своим матерям. Когда все приходит на круги своя. Он наслаждался звуками дождя, ощущением капель, хлестающих его по лицу. Но сейчас он и вправду впервые ничего не чувствовал. Дождь все лил. Выстрела не было слышно.