Медленный спуск

«Улыбайся, Эмили». «Дари людям счастье!». Это твоё призвание. Не отступай от прописанных тебе обязательств. Никогда и ни за что. — Иначе закончишь, как Люцифер. Ты это понимаешь? Сэра заглядывала в её лицо с беспокойством. Хмурила сурово брови и напутственным тоном увещала в необходимой неизменности правил. Эмили послушно кивала. Она понимала всю важность своих обязанностей и, более того, относилась к ним со всей ответственностью и любовью. Ей нравилось дарить душам вознёсшихся радость, и высшей наградой для неё всегда была расцветающая на чужом лице искренняя улыбка. Поэтому она не совсем понимала: чего ради с ней проводят регулярные поучительные беседы? Разве она плохо справляется со своей работой? Может, не всем душам по нраву жизнь в райской обители? Тогда она будет стараться ещё лучше, ещё усерднее! Улыбка на сером лице делается ярче, оттеняя светлые веснушки. Ведь это её призвание — следить за эмоциональным состоянием окружения. И старшая сестра являлась именно той, кто нуждался в успокоении, приносимым простым согласием с её стороны. Ей было не сложно подыграть чем-то встревоженной Сэре. Старшая серафима, видя привычную покладистость, облегчённо выдыхает. Ерошит густые локоны сестры, что делает каждый раз после тяжёлого для неё разговора. Уголки губ едва заметно подрагивают в намёке на зарождающуюся ответную улыбку. В сияющих серебром глазах Эмили может видеть направленную на неё безграничную заботу с лёгким налётом не совсем понятного страха. Чего именно боялась сестра? Отчего её ладони дрожали в намёке на слабость? Бесполезно спрашивать причины. Эмили пробовала ранее, и ничем хорошим это никогда не заканчивалось. В лучшем случае её просто проигнорируют, отвлекая сторонними темами. В худшем — сестра расстроится. Эмили так не любила кого-либо расстраивать. Поэтому она промолчит. Как делала это в прошлый раз. И позапрошлый раз тоже. И ещё тысячи раз «до». Ей не сложно, правда. Если Сэре от этого лучше, она сделает вид, что ничего не заметила. Ни болезненной крепости объятий, ни сведённых судорогой плеч или влажного блеска в мерцающих беспокойством глазах. Всё это пройдёт, время лечит. Ведь лечит же, правда? По крайней мере, так говорят. В это Эмили старается безоговорочно верить. Прерывая объятия, младшая девушка задорно смеётся. Весело щебечет о том, как прошёл её день — конечно же успешно — и разбавляет забавный рассказ звонкими песнями её сочинения. Всё получается до безобразия обыденно, но Сэре, кажется, искренне нравится наполненный позитивом родной голос. Старший серафим тихо фырчит, прерываясь на редкие комментарии, и, не выдерживая, в голос хохочет, отчего находящиеся неподалёку ангелы в непонимании оглядываются на сестёр. Эмили неловко улыбается, отчего в уголках её губ залегают небольшие морщинки. И пока Сэра утирает выступившие слёзы, поспешно прощается, ссылаясь на неожиданно возникшие дела. Сэра не интересуется, чем именно занята сестра, и почему занятость возникает всегда именно после их совместного разговора. Нелепость ответов от Эмили ввергала в отчаяние любого, кому она пыталась соврать. Врать девушка не умела вовсе, хоть и старалась освоить столь полезный в быту навык. Младшая из серафимов направилась в райский сад. Не воспеваемый в легендах Эдем, но милую рощу, украшенную небольшим каменным изваянием. Сюда она прилетала каждый раз, когда возникало желание тишины и покоя. Почему-то, не смотря на уют данного места, в Раю он не пользовался особой популярностью, напротив… Все по непонятным причинам избегали сад и одиноко стоящую в нём скульптуру. На днях, правда, напротив высеченного из камня ангела кто-то установил скамейку, чему девушка крайне обрадовалась и опечалилась одновременно. Она подозревала, что за статуей кто-то ухаживает, учитывая её внешнюю ухоженность. И, скорее всего, этот же неизвестный, прознав про второго посетителя сада в её лице по возложенным на постамент цветам, принёс для её удобства скамейку. Эмили жалела, что не могла отблагодарить незнакомца лично. Какого же было её удивление, когда, прибыв на место, она увидела облачённый в белые одежды силуэт. Второй посетитель? Эмили почти развернулась, чтобы не потревожить чужого уединения, когда услышала обращённый к ней голос: — Здравствуй, дитя. Присаживайся, если хочешь. Эмили замерла с раскрытыми для взлёта крыльями и, ведомая любопытством, осталась. Приблизилась к незнакомцу ближе, устраиваясь рядом с ним на скамейку. Взгляд её, удивлённый, заворожённо наблюдал за крыльями спокойно ожидающего её мужчины. Шесть безупречно белых крыльев с волнующимися на ветру длинными перьями выдавали в незнакомце верховного архангела. Такого же, как она и Сэра, серафима. Кроме сестры других серафимов Эмили лично не встречала. Только слышала о них в увлекательных и давних историях, что по прошествии времён воспринимались девушкой за реалистично описанные мифы. — Знаешь ли ты, чей образ увековечен в этой статуе? Эмили вздрогнула от неожиданного вопроса и неловко сжалась, втянув голову в плечи. Её затопило смущение от осознания пристальности своего же внимания. Чтобы справиться с охватившим её чувством, она также посмотрела на скульптуру. Шестикрылый ангел, раскрыв руки в стороны, словно для объятий, глядел на них в ответ с приветливой, даже ласковой улыбкой. Уголки губ чуть прикрывали очаровательные завитки волос, выглядывающие из-под смехотворно высокого цилиндра. Плащ, расстёгнутый на верхних пуговицах, открывал вид на рельефную полосатую жилетку, которая не скрывала тонкой талии безупречно выглядящего творения. Ангелы все в большинстве своём такие — идеальные, без единого огреха. Но знала ли Эмили, кого именно изображала фигура? Увы, ответа на этот вопрос у неё не было. — Это мой младший брат, Самаэль. Ровным тоном оповестил серафим, не отрывая взгляда от статуи. Эмили поёрзала, подаваясь вперёд, ближе к каменному созданию. Прошептала, повторяя, новое имя про себя, примеряя его на давно знакомый образ скульптуры. «Самаэль». Звучало красиво. Будто выбившийся из-за туч лучик света, дающий людям надежду. Имя подходило безмолвному спутнику, ставшему Эмили образом поддержки. Не сосчитать, сколько раз она приходила к статуе в сад, чтобы поделиться о проблемах или просто помолчать, когда рассказывать что-то не было ни сил, ни желания. — А знаешь ли ты, что за фрукт нашёл место на его шляпе? — продолжал задавать вопросы серафим. Губы его недовольно скривились, выдавая дурное расположение духа. Уж не Эмили ли являлась причиной упадка чужого настроя? — Он очень похож на грушу, — осторожно заметила она, — только круглую. Девушка вздрогнула во второй раз, когда её слуха коснулся неожиданно мягкий смех. Он был тихим и размеренным. Плечи архангела под его действием мелко сотрясались, а в уголках глаз скопились прозрачные бисеринки не успевших пролиться слёз. На голову Эмили легла скрытая перчаткой ладонь: тёплая и тяжёлая. Она с ощутимым давлением погладила девушку по голове, зарываясь в мягкие вихры волос. Эмили возмущённо вскинулась на подобное с ней обращение. Она давно не ребёнок, чтобы столь бесцеремонно складывать руки на её макушку! Отчего-то своими действиями серафим напомнил Эмили её старшую сестру. Та тоже вечно норовила погладить, растрепав плавные кудри. Эмили замерла, когда в ранее равнодушном голосе проскользнули нотки горечи и печали: — Никогда не узнавай, что это за фрукт. И никогда не меняйся. Странное пожелание, странный совет. Нынешний собеседник тоже показался девушке странным. Ладонь медленно отстранилась, и мужчина отвернулся, скрывая проступившее на лице нечитаемое выражение. Когда серафим поднялся со скамейки, Эмили поняла, что короткая встреча наконец подошла к концу. — Постойте! Я хотела спросить! Отошедший на пару шагов серафим замер, ожидая вопроса. — Как вас зовут? Мужчина ответил не сразу. Затем, словно сомневаясь в своём решении, он тихо представился: — Михаил. И, взмахнув крыльями, устремился в небо, оставляя Эмили в одиночестве. Рядом всё также молчаливой поддержкой стоял памятник неизвестному доселе ангелу. «Самаэлю», — поправила себя мысленно девушка. Отчего-то ей казалось, что с Михаилом она ещё встретится. Эмили очень надеялась, что боль чужой души, ощущаемая ею на интуитивном уровне, хоть немного утихнет. И она сможет подробнее расспросить серафима про таинственный фрукт на широких полях высеченного из камня цилиндра.