Серебряная пуля

Возможности каждого человека всегда были и будут определены лишь его собственным воображением. Прошлое человека уже произошло, а ещё лишь грядущее будущее невозможно предсказать. Потому единственное, когда мы можем выживать — это сегодня и сейчас. Именно поэтому сказать «всё будет так, а не иначе» — не имеет никакого смысла. Каждый раз произнесение этой фразы в какой бы то ни было формулировке попросту обесценивает то, что может произойти. Будущее-то непредсказуемо и больше похоже на автомат с рандомным выигрышем. Для людей в этом городе, видимо, русская рулетка с жизнью стала абсолютной нормой, чем они и отличились. Даже сам город пах иначе, чем большинство других в этой стране. Совсем терпкий, едва ощутимый запах крови было невероятно трудно уловить, разумеется, но всё же возможно. Люди на страже закона здесь давным-давно перестали заниматься отловом преступников — им это было попросту не нужно, не было никакой необходимости. Самая обычная черепица на крышах, самая обычная брусчатка под подошвами изношенных сапог и запах крови помимо обыкновенной пыли. Всё это окружало любого путника до середины города, где в его лёгкие попадали ещё и запах лошадиного навоза, и яркие духи женщин, и мужское масло для волос. Высокие здания упёрлись шпилями в небеса, широкие улицы были затоплены людьми до отказа, и каждый домик ощеривался острой архитектурой, впивающейся в зеленые деревья. Лишь до вечера, когда все расходились — ровно в этот момент и начинался бал. — Доброго вам вечера, господин… — Милашка, а тебе не приходила в голову такая невероятная, интересная и насыщенная мыслью идея, как не использовать слишком сильные духи? Невысокая девушка вспыхнула и возмущённо закрыла лицо веером, скрываясь от взора тощего мужчины в грязном плаще. Куда развернётся ваша лично жизнь и на какую тропу вы ступите — зависит лишь от решения, которое вы примете сейчас. Будете ли вы прятаться от опасности или страдать, но делать, а может быть, вы не справитесь с происходящим и вам придётся выбираться из глубочайшей ямы? Какая разница. Пока вы чувствуете, что на кончиках пальцев, в глубине мозга ещё искрится ваша жизнь — вы представляете собой невероятную ценность. Ведь именно пока вы живы, вы можете воплотить ваши самые рискованные мечтания. Для этого нужно не так много — отсутствие отчаяния. Отчаяния и отказа от возможности сбежать, сдать назад, бросить. А ещё немалая степень наглости и уверенности в собственной правоте. Бутхилл откинулся на спинку кресла и занялся ленивой оценкой, бесспорно, изящно выглядящей бальной комнаты. Совсем маленький зал для частного бала весь пах свежей смолой от паркета, но не это было главным. От запаха духов можно было задохнуться куда быстрее, чем найти себе развлечение по вкусу. Количество людей, впрочем, данный фактор не умалял — они практически вываливались из дверей, заполняли каждый свободный сантиметр, не прекращая восхищаться вкусом владельца комнаты. Женщины с оголёнными плечами, мужчины в однотипных фраках и навощенными усами не делали ничего интересного, за что мог бы зацепиться взгляд. В какой-то крайне неловкий момент в воспалённом местью мозгу Бутхилла даже зародилась шальная мысль — что, если всё-таки станцевать пару партий? Однако такой душевный порыв бы только помешал всем дальнейшим планам. Ему точно не нужна никакая ссора из-за нарушения этикета. Это он уже проходил, это ему не нравится. Для Бутхилла вся эта показушная элегантность всегда была как кость в горле. Отвратительное лицемерие, где каждый должен очень старательно делать вид, как любит другого человека, как восхищается качеством его костюма и как он изящно выполняет разнообразные па. И единственной причиной, по которой сейчас весь этот невероятно пестрый цветник портила его загорелая задница, это теоретическое — весьма маловероятное, но тем не менее имеющее право на жизнь — местонахождение вампира. Возможно, даже их большого количества. Возможно, даже именно того, с которым Бутхиллу крайне сильно нужно встретиться и снять с него должок. Но количество было не так важно в данный момент, потому что ни одного подозрения на вампира он пока что не увидел. Он видел только женщин, что одна за другой подходили к нему, спрашивали, насколько ему интересно с ними познакомиться, даже наглели до самоличного приглашения на танец, но результата это не принесло. Самым интересным для Бутхилла всё так же оставался бокал с виски и его собственный пистолет. — Столь эпатажный джентльмен, наверное, хотел бы… — говорила одна женщина, получала совет сменить духи или слишком пышное платье на что-то более удобное и изящное, а за ней, в точности повторяя ее слова, тут же шла другая. Этот бесконечный цикл из женщин мог бы продолжаться до бесконечности — в карман за словом лезть не приходилось — да и портить вечер сильнее, чем уже было запланировано, не несло никакого смысла. Возможно, игнорирование чужих слов и мнений имело смысл в этом мире. Оно было и будет важным этапом становления человека: не просто так во все времена существовало негативное отношение к любому индивиду, который шёл по непривычному для семьи пути. В любом случае каждый может сделать куда больше, пока он уверен в своих действиях. Но что делать, если не существует уверенности? Разумеется, на этот вопрос есть только один ответ. Безумие, отвага и абсолютная неспособность задумываться над следующим действием. Веления собственного сердца бывают ошибочны, часто они приводят к катастрофическим последствиям, однако… Возможно, это — именно то, что понадобилось вам в данный конкретный момент времени. Всё вокруг было погружено в ту же вялую атмосферу лёгких и нежных ухаживаний, тёплых прикосновений и фальшивых улыбок. Окружение уже начинало сереть на глазах: ничего нового не происходило, и даже девушки не подходили к его месту: все заинтересованные попросту закончились, никому не хотелось встречаться взглядом с льдистыми глазами Бутхилла. Внутри даже зарождалось беспокойство, что никого интересного так и не получится увидеть. Вечер грозился перерасти в прямое нарушение его личного времени, которое он потратил на попытки привести плащ из статуса «крайне загрязнённое нечто, отдалённо напоминающее одежду» в «это был плащ!» — Оставь всё позади, готовься! Добро пожаловать в мой мир! — Для кого-то наконец-то, а лично для Бутхилла к сожалению, на сцену вперёд музыкантов вышла певица, и теперь ко всей какофонии из окружающих его звуков добавилась ещё и песня. Бутхилл скривился, но этот дискомфорт был довольно быстро нивелирован запахом роз. Наверное, ощутить такой запах было сродни прикосновению к изящнейшему искусству в мире, самой дорогой картине или, на худой конец, созерцанию прекраснейшего танца на сцене, где собрались лучшие мастера мира сего. Бутхилл был достаточно образован, чтобы подобрать к этому аромату такие эпитеты, как «нежный», «обволакивающий» и, самое неожиданное лично для него сравнение, «похожий на тот цветник у кладбища, за которым с искренней любовью ухаживала молодая девушка». Этот запах попал в ноздри, а затем медленно прошёлся по нёбу, дальше, глубже — в самые лёгкие, пока полностью не был опознан мозгом. Он медленно поднял глаза, выискивая среди невыносимой толпы источник аромата, который смог перебить даже этот не самый плохой виски — единственную его радость на данный момент. Жажда наконец была утолена возникновением ярко-красного пятна среди всего этого бесполезного мусора, который уже превратился в непонятный серый цвет. В зал недалеко от него прошёл высокий молодой человек в простой одежде, которая только сильнее оттеняла идеально красный цвет его волос. Если когда-то до него Бутхилл не задумывался о том, существует ли идеальное воплощение какого-то цвета, то сейчас он смог его найти. Он был похож на картинку не перемешавшегося молока с кровью. На лице идеального мужчины не отражалось ни единой эмоции, несмотря на мягкую улыбку, с которой он приветствовал, видимо, своих знакомых. Бутхилл мгновенно сощурил глаза и сорвался с места. Влитые бокалы виски не могли быть причиной для неровной походки. Каждый шаг Бутхилла впечатывался в хрупкий пол, который грозился треснуть под коваными ботинками. Любое движение — что торса, что рук — было нацелено на одну задачу — добраться до этого бледного мужчины самым кратким и быстрым способом, спокойно перед ним встать и вновь вдохнуть запах роз полной грудью. — Впервые вижу в наших краях столь сильную духом личность, как вы. Воистину, воплощение красоты снизошло на эти земли сегодня. Меня зовут Аргенти. Инициативу перехватила личность напротив, и Бутхилл невольно заскрежетал зубами, видя протянутую ему руку в лёгкой белой перчатке. Каждое движение оппонента было пропитано изяществом и нежностью лепестков розы, и, к своему невероятному сожалению, в словесных битвах Бутхилл был бесполезен. — Поразительно, а я вот о вас наслышан, Аргенти, — Бутхилл проскрипел это сквозь зубы, вновь пропитывая сердцевину бальной комнаты хриплым голосом, который полностью разрушил сладкие песнопения вокруг. — Не ожидал, что увижу такую милашку, и одетую в простую белую рубашку. Не боитесь осуждения окружающих? — Серые, похожие на зимнее озеро, в котором замерзли десятки мелких и крупных рыбёшек, глаза встретились с изумрудными глазами Аргенти. — Если я надел то, что подходит именно мне, то почему же вы не подобрали себе то, что подходит именно вам? Ваш внешний вид не сочетается с вашей внутренней красотой, сэр, — нежная улыбка — улыбка Аргенти не угасла, наоборот, превратившись в глубокий смех. Его голос обволакивал каждое слово Бутхилла, сглаживая негативное впечатление и будто извиняясь перед гостями за неудобства, несмотря даже на слишком жёсткое рукопожатие при знакомстве. И правда, нечто, напяленное на Бутхилла, не являлось подходящим определением ни к нему лично, ни уж тем более к данному празднеству. Каждый мужчина изволил напялить самый лучший фрак, оттеняющий или подчёркивающий его статус, в то время как Бутхилл чучело по своему образу и подобию напоминал куда больше. Откровенно говоря, казалось, что плащ он попросту сдёрнул с первого попавшегося человека, возможно, отобрал у шерифа. Его лицо не было похоже на заботливого и вежливого гражданина в отличие от Аргенти. — И всё же ваша красота достойна высшей похвалы. Не так уж много человек готовы так легко предать забвению традиции и надеть то, что сами посчитают подходящим. Может быть, согласитесь принять лёгкий танец, милостивый господин? — Аргенти со свойственным всей его фигуре изяществом протянул ладонь. Бутхилл провёл взглядом, практически раздевая личность напротив, от его глаз по изящному тонкому лицу, по ключицам, выглядывающим среди рюшей, и наконец опустил взгляд на руку, удостаивая Аргенти презрительной ухмылкой. — Бутхилл. Меня зовут Бутхилл. Только вот вы не похожи на женщину. Так с чего бы вам предлагать мне танец в перчатках? Было бы наивно полагать, что за весь свой жизненный опыт Бутхилл не будет знать такой очевидной вещи, да и любые правила банкета он явно прекрасно изучил. Просто категорически не хотел им следовать. Мягкие, изящные пальцы задвигались, и подчинение приказу произошло так непринуждённо, будто не было даже малейшего предположения, что Аргенти откажется. Он медленно стянул перчатки одну за другой и заткнул их за пояс, повторно протягивая ладонь Бутхиллу. Он даже чуть наклонился, оказываясь к нему ближе, и этот изгиб поясницы больше напомнил согнутый стебель долгие годы взращиваемого заботливыми руками растения, чем реального человека. Конечно, он прекрасно знал, что Аргенти — вампир. И, с некоторой долей вероятности, большинство окружающих тоже об этом знали, просто не упоминали о данном факте вслух или не обращали внимания. Вампир ты или нет — не так уж важно для этого высокого общества, где внешность ценилась дороже сущности, — и оттого отвращало только сильнее. Ладони у Аргенти под перчатками выглядели так же нежно и ухоженно, как и он весь: как и вырез в белоснежной рубашке с рюшами, как и каждый шаг, пропитанный лишь высоким и прекрасным. От взгляда на блестящие ногти сердце трепетало, а белоснежные, без капли крови подушечки пальцев хотелось вложить в собственную ладонь и не отпускать никогда в жизни. Не было видно ни единой венки, и предвкушение постепенно захватывало каждую клеточку тела. Прикоснуться к этим чудесным ладоням — вот всё, что могло занимать мозг Бутхилла в данную конкретную минуту. Шёпот звёзд окружил лишь их вдвоём, когда грубые ладони с мозолями обхватили практически женские, тонкие пальцы. Лёгкая улыбка на лице Аргенти не померкла ни на секунду. Всего лишь улыбка, которая не могла отсутствовать в такой момент, но в ответ Аргенти получил абсолютное недоумение. Серебро было впаяно в ладони Бутхилла, с болью, со шрамами. Маленькие кусочки лишь на голых руках, уже давным-давно потерявших большую часть чувствительности, но они не могли не причинять боли вампиру. И всё же… Что, если это действительно человек? Просто чуть более эпатажный, чуть более изящный… И бесспорно, безупречно красивый. Похожий на статую из мрамора и рубина. — Что-то не так, господин Бутхилл? Мне стоит вам помочь? Я никак не могу позволить своему партнёру испытывать столь противоречивые эмоции во время единения наших тел. — Теперь он был настолько близко, что Бутхилл мог бы почувствовать чужое дыхание. Движения в танце были столь же мягкими, сколь и сам его партнёр. Выверенными до точности зеркала со стороны самого Бутхилла. Они ещё не были теми, кто знал друг друга идеально — лишь постепенно уживались, каждый узнавал партнёра среди нежного звучания труб и виолончелей. Они не были ни любовниками, ни друзьями — всего лишь никем, людьми, что впервые встретились во время шёпота звёзд и учились чувству единения и танца у существа напротив. Аргенти сделал шаг назад, и Бутхилл последовал за ним с неожиданной покорностью, полной шока. Шаг вправо и поворот — ни одно движение не сбивалось, напротив, каждый из них поддерживал другого. Они были похожи больше на чёрно-белую картинку с вкраплениями идеального красного с одной стороны и грязного, обветшалого, уставшего от собственного существования цвета с другой. Ладони соприкасались до последнего миллиметра, не оставляя ни кусочка свободного пространства между ними. Бутхилл бросал непонимающие взгляды, вдыхал воздух полной грудью, и всё бесполезно. Существо перед ним будто было всего лишь очень обескровленным человеком, всё так же одаривающим его нежнейшей улыбкой. Следующее движение, и секундное расставание их ладоней оставило за собой ощущение потерянности, отсутствия тепла, которое каждый из них так жаждал впитать до последней капли крови. Бутхилл скользнул взглядом по плечу, по косточке запястья, достигая такой желанной в этот момент ладони, что теперь не была столь же белоснежна, как минуту назад. Теперь внутренняя сторона кисти Аргенти стала почерневшей, сквозь ошмётки отслаивающейся кожи просвечивало мясо, что могло быть невероятной болью для любого, имитирующего жизнь, но, видимо, не для него. — Вы такой милашка, сэр Аргенти. Так стараетесь держать улыбку, так сильно пытаетесь пожертвовать собой, и ради чего? Ради такой сильной боли держите лицо перед всеми этими людьми? Вам они не кажутся жалкими, сэр Аргенти? — издевательство, ощущение победы над вампиром разлилось в груди Бутхилла тёплым виски, что было куда дороже, чем любая его игрушка. — Господин Бутхилл, я могу любоваться лично вами прямо сейчас. Могу заглянуть в вашу душу и почувствовать ваши движения — так как же, по-вашему, в момент единения нашего партнёрства я могу обращать внимание на столь незначительные для красоты детали, как мои ладони? — уголки изумрудно-красных глаз так и не опустились, демонстрируя всю возможную искренность и практически бесконечную любовь к каждому живому существу в этом мире. Бутхилл недоумённо вскинул брови, не понимая, как такое существо может столь пренебрежительно относиться к своему внешнему виду. Каждый вампир считал святым, с позволения сказать, долгом быть идеально выглаженным, прекрасным и одетым с иголочки, а Аргенти позволил испортить ладони столь кощунственным способом, будто сам партнёр был для него куда важнее, чем факт того, что произойдёт с ним самим. Музыка бала медленно пришла к своему завершению, как и их танец. Они расстались, стоя друг напротив друга. Улыбка Аргенти не померкла ни на секунду. Он остался при собственном желании быть таким же уверенным на глазах людей. Бутхилл же тяжёло дышал, будто только что испытал сильнейший шок, и не мог успокоить грудную клетку. Это был обычный вальс, но сердце ходило ходуном, а спёртый, резкий от духов воздух резал глотку. — Пойдёмте прогуляемся, — настигнувшая его растерянность была смыта привычным порядком движений. Не стоит пугать людей — никогда не знаешь, кто из них окажется его сообщником. Даже кивок со стороны Аргенти казался скорее актёрской повадкой идеала, нежели правдой. Он снова натянул перчатки — теперь мгновенно пропитавшиеся кровью, запачкавшиеся чёрной плотью — и последовал за Бутхиллом в сад, идя след в след. В отличие от насилующей паркет под ним походки Бутхилла каждый шаг Аргенти буквально символизировал падение бутонов цветов на землю. Он смотрел прямо перед собой, и даже если до определённого момента кто-то был намерен пересечь его путь, планы такого путешественника мгновенно менялись, стоило встретиться с этим взглядом. Манера Аргенти держаться практически вызывала раздражение для столь уставшего от каждого нового поиска способов выжить Бутхилла. — Господин Бутхилл, — обратился к нему Аргенти, едва они оказались в середине сада, заполненного белоснежными астильбами, гортензиями и флоксами. Они будто вышагивали по свадебному ковру из лепестков цветов, которые так прекрасно оттеняли красное пятно среди них. Бутхилл слышал движение сзади. Он слышал, как зашуршали рукава Аргенти, слышал, что он собирался сделать. В этом не оставалось сомнений. Как можно было быть хоть сколько-нибудь неуверенным в том, что он это сделает? Было лишь любопытно когда. Пистолет знакомо скользнул в ладонь. Прицел наставлен в сердце треклятого вампира, что за один танец вынул из него всю душу. Но выстрел не звучал. — Что же вы так реагируете? Я лишь хотел сделать вам маленький подарок, — из-за спины Аргенти вынул свежую розу, столь же красного цвета, что кровь на некогда белоснежных перчатках и его волосы. Если бы можно было приглядеться, то бутон этой розы был обрамлён куда большим количеством лепестков, чем у обычной, и у нее был ровно тот самый запах, что привлёк Бутхилла совсем недавно. — Вам стоило бы быть мёртвым. Ладонь с вживлённым серебром взвела курок. — Нет, не стоило бы, господин Бутхилл. Выстрел. Его уже нет. На месте Аргенти осталась лишь роза идеально красного цвета.