По-настоящему чёрный кофе

Солнечный свет, уподобляясь дождю, обрушивается на город сплошной стеной. Ужасающее зрелище, заставляющее боязливо искать тень. Для тех, кто пробыл под землёй слишком долго, лучи солнца опасней меча. Может, так и появились рассказы о вампирах — бледных, с красными глазами, не рискующих выходить в ясную погоду из своих укрытий. С осторожностью даже в дождь, ведь в любой момент серые тучи могут расступиться, являя островки чистого, опасного неба. Своды пещер, которых даже не видно, намного привычней. К счастью, по ночам фонари ужасно плохо горят. Те, что осмеливаются это делать, гаснут с гулким звоном брошенного камня, и в темноте не важно, занимаются ли этим местные хулиганы или команда только пришвартовавшегося корабля. Рим, Флоренция, Венеция. Спящая местность вьётся вокруг под ночным небом, такая похожая и непохожая на Подземноморье одновременно. Здесь, на поверхности, парабола-лён рассыпается от света, грибные вина никого не интересуют, а мёд заключённого теряет все свои свойства. И только кофе, по-настоящему чёрный, раскрывается здесь по-новому. Есть в Вене, куда и направляется ночной поезд, одна кофейня, в которой ценят капельку тьмы. В конце концов по-настоящему чёрный кофе, способный произвести революцию во вкусах, можно достать только в Подземноморье. Капли тьмы растекаются подобно нитроглицерину, целебные в мимолётном прикосновении и чертовски взрывоопасные. Само воспоминание об этом заставляет облизнуться — капитан и сам любит кофе, сколько бы вокруг ни твердили, что дилер не должен пробовать свой товар. Дело вовсе не в этом. В Ферстеле изысканность поставлена на поток. Знаменитая кофейня, сделавшая себе имя и растерявшая былой вкус, долгое время привлекающая публику лишь отголосками некогда гремевшей славы. Мраморные столики, разговоры о высоком, многообразие людей, что почему-то ещё не спят. Впрочем, ответ — кофе, что чернее местной ночи. Редкая кофейня работает в это время, но Ферстель ловит любые крупицы прибыли, распахивая двери и днём и ночью. С некоторых пор — особенно ночью, ведь капитан со своим дивным кофе никогда не появляется при свете дня. Весь огонь ада и весь аромат рая в этих зёрнах. Печальный владелец тогда оживился, словно на него снизошла благодать, а не странный тип рассыпал по одному из столиков кофейные зёрна. Он всё принюхивался, пробовал на зуб и восхищался: «Корица? Жасмин? Это… гуано летучих мышей? Это необыкновенно!». Энтузиазм его схлынул лишь в момент, когда настала пора рассчитаться. Очевидно, с деньгами у владельца было не очень несмотря на посетителей, не испытывающих нужды и любящих обменяться с ним записками с именами, что лежали под донышком кофейной чашки. — Мой единственный оставшийся друг. Я рад, что ты ещё не умер, — меланхоличный владелец отрывается от воска для усов и кокетливо натягивает левый ус на палец. В его глазах, впрочем, столько усталости, что это и в шутку не похоже на флирт. Возможно, этот кофе действительно приносит пользу Ферстелю. Кофе, что произвёл настоящую революцию вкуса. Жидкая тьма в красивой белой чашке с именем, которое не стоило бы и писать. Здесь превосходно готовят меланж — эспрессо, вспененное молоко и взбитые сливки. Что-то чёрное и горячее, как сгоревшие в адском пламене души, что-то питательное и нежное, знакомое с детства даже под землёй, и что-то лёгкое и воздушное, дарящее сладость. Иногда — ванильный сахар и шоколадная крошка сверху, как пепел, что низвергнул из себя вулкан. Когда люди, не живущие в Австрии, говорят о меланже, они просто называют его «кофе по-венски». Когда об этом говорит капитан, он просто называет его «мне как обычно». Официанты снуют туда-сюда, на тарелках раскрывается диковинными цветками пармская ветчина — совсем не похожая на человечину, которой иногда приходилось питаться капитану. Само это место — во всех смыслах высший свет. Шахматисты одновременно похожи и нет на тех, что играют свои сложные партии в порту Сесил. Глаза некоторых горят так, словно впитали в себя свет подземного Солнца, что никогда не заменит собой настоящее. Газовые лампы светятся, как дань эпохе, и что-то тревожное пляшет в их отблесках. В каждой чашке на мраморном столике — жидкая тьма, по капле пролитая в мироздание. Вкус революции, но если верить владельцу кофейни, то это нотки шоколада, корицы, возможно, жасмин (и никому не говорите, какое на вкус гуано — заберите этот секрет под землю, туда, где ему самое место). Капитан не знает, стоит ли путь до кофейни того меланжа, что там готовят, но уверен, что поставка зёрен — прибыльное дело. В конце концов каждый выживает так, как умеет, и как владелец кофейни хватается за неё как за спасательный круг, так и он, бывалый мореход, хватается за эту возможность ещё немного попутешествовать. На поверхности много света и дел, но так мало времени — свет опасен и губителен для всего, что к нему не готово. Ко всему можно привыкнуть, но некоторые привычки могут стоит жизни. — Каждый день, — меланхоличный владелец неопределённо взмахивает рукой на изысканный интерьер, — мы приближаемся к банкротству. Ваш кофе помогает отсрочить нашу кончину, хотя бы на неделю или две. Полагаю, я благодарен. Капитан пожимает плечами и берёт в руки чашку с меланжем. В Подземноморье тоже умеют готовить кофе, но у него всегда привкус морской воды, сырости и грибных спор. Иногда вместо молока умудряются добавлять грибное молочко и грибные же взбитые сливки, пробуждая закономерный вопрос, что в грибном крем-супе вообще делает кофе. Здесь же невольно чувствуешь и корицу, и то, что можно принять за жасмин, и какие-то орехово-фруктовые нотки, которым даже неловко подбирать название. Целый букет, помещённый в чашку. Взрыв вкуса, облачённый в капельку тьмы. Но ничто не длится вечно. И вот Ферстель — разрушенное пожаром здание. На почерневшем искривлённом дверном косяке прибита рукописная записка безо всякого имени. «Друзья, уважаемые клиенты, в течение нескольких месяцев я жил в двойной тени нищеты и революции. Каждый день их ужасы отягощали мою душу свинцом, страх перед ними был слишком силён. Поэтому я сжёг кофейню. Сожалею о доставленных неудобствах». Значит, больше никакого меланжа, кокетливо намотанных на палец усов, записок с именами под чашками кофе и чистых мраморных столиков. И, соответственно, никаких денег. Только они знали, что по-настоящему чёрный кофе можно было найти лишь глубоко под землёй. В отличие от всего остального, что водилось в Подземноморье, он не терял своих свойств на поверхности и раскрывался с новой стороны. Правда, в конце концов в Вене немного переборщили с обжаркой, как думает капитан, разглядывая в полумраке улицы чёрные провалы окон. Даже графити, которыми были исписаны многие стены, и те не устояли перед огнём. Неожиданно на плечо ложится рука, и девушка с горящими глазами умоляет помочь ей доставить припасы. Во имя экспериментов со светом, во имя освобождения, во имя революции. Капитан окидывает взглядом останки кофейни, где ранее произвёл революцию вкуса (это меланж, теперь с ароматом сгоревшего дела) только чтобы спросить: — Вам как обычно?