***
Был поздний вечер, когда они занимались поиском зацепок в архивных документах, сидя на диване в квартире Мобиуса. Глаза Локи слипались. Он тихо изнуренно вздохнул и отложил файлы в сторону. — Устал? — поинтересовался Мобиус, не оторвав глаз от бумаг, лежащих у него на коленях. Он расслабленно откинулся на спинку дивана, не переставая внимательно изучать документы, и Локи, сидящий с идеально выпрямленной спиной, не мог тайно не позавидовать неутомимой работоспособности и стойкости Мобиуса: устройся он на этом диванчике хотя бы вполовину так же вольготно, то мгновенно вырубился бы, напрочь забыв про всякую работу. Его глаза так и норовили закрыться, уже едва ли воспринимая написанное. — Вся эта скучная, нудная бухгалтерия больше по твоей части, — скуксился Локи и, решив, что с него (по крайне мере на этот вечер), пожалуй, хватит, отбросил файлы, закинул ноги на стоящий перед диваном журнальный столик и примостился рядом, так, что их плечи оказались приятно прижатыми друг к другу. Мобиус с любопытством покосился на него, приподняв бровь. — Хочешь погреться об меня? Локи демонстративно скрестил руки на груди и, немного поворочавшись, совсем по-свойски расположился рядом с Мобиусом, уронив голову тому на плечо. — Всего лишь беру перерыв. Только не говори, что и они в TVA запрещены. Мы ведь вне времени, из-за маленького отдыха не случится апокалипсис. Мобиус усмехнулся и снова всецело погрузился в свое досье, но Локи краешком глаза приметил, что губы аналитика изгибаются в сдерживаемой улыбке. — Ты же знаешь, что это не так устроено, — пояснил Мобиус. Локи ничего на это не сказал, и Мобиус, наверное, мысленно закатил глаза на его недовольное молчание. — Что ж, значит пока один из нас будет в поте лица искать зацепки о сбежавшем Варианте, другой решил в это время сладко прикорнуть. — Эй, — возмутился Локи, однако безо всякой злости, и Мобиус только засмеялся и шутливо толкнул того локтем. Локи насупился и с почти детской обиженностью уткнулся носом куда-то чуть пониже плеча Мобиуса, тесно прижавшись к чужой теплой руке. — Конечно, располагайся. Мне же совсем не нужно переворачивать страницы этой рукой, — произнес Мобиус с долей сарказма. — Рад, что мы пришли к взаимопониманию, — манерно изрек Локи и закинул ноги одну на другую. Мобиус снова усмехнулся, вероятно, в очередной раз мысленно закатив глаза, и Локи уловил легкое движение его головы, когда он снова вернул внимание к папке с файлами, раскрытой на коленях. С Мобиусом действительно было удобно сидеть, и Локи был довольно уставшим, но теперь стал так взволнован тем, как далеко продвинулся по части их сближения и всех прикосновений, наконец не сгорая при этом от смущения как подросток, что его сердце, казалось, бешено колотилось в груди. Он надеялся, что Мобиус этого не заметит. Он попытался выровнять дыхание, притворившись, что засыпает, и расслабиться, специально сгорбившись, так, чтобы его поза выглядела естественной. Несмотря на свое же старательное притворство, Локи, сам того не ведая, начал погружаться в реальный сон. Его тело все сильнее расслаблялось, голова все больше откидывалась на руку Мобиуса. Ткань его рубашки была мягкой, чистой, и он с удовлетворением вдохнул ее запах, веки его закрылись, ресницы удовлетворенно затрепетали. Локи полностью отпраздновал свою маленькую победу и почти заснул, когда Мобиус внезапно пошевелился и начал высвобождать руку из-под щеки Локи. Локи отпрянул, потрясенный движением, былой стыд и смущение, от которых, как он думал, избавился, вернулись к нему в одно мгновение. Он почувствовал, как его лицо заливается предательским румянцем. Мобиус терпел его из вежливости, и теперь решил избавиться от некомфортного контакта. Локи начал оправдываться, заикаясь и лихорадочно придумывая оправдание и извинения, беспомощно двигая губами, чтобы подобрать подходящие слова, которые никак не могли сорваться с языка. — Тише-тише, всё хорошо. Ляг обратно на меня, я просто не хочу, чтобы у тебя затекла шея. — Мобиус сделал приглашающий жест рукой, чтобы Локи прислонился к его груди, а не к плечу. — Что? Я… — Локи совершенно растерялся. — Ложись, — повторил Мобиус спокойно. — Ты задремал. И, зная тебя, засни ты прямо так, жаловался бы на свою шею завтра весь день. А мне итак хватает выслушивать твои бесконечные бухтения по поводу и без. Теплоты, стоявшей за мягким ворчанием Мобиуса, оказалось достаточно, чтобы Локи, благодарный, нырнул под его руку и снова уютно свернулся калачиком у него под боком. Мобиус тоже постарался сесть как можно комфортнее, и, приобняв Локи за плечи, надежно притянул к себе. Локи забрался на диван вместе с ногами и прижал ухо к сердцу Мобиуса. Такой родной и любимый запах Мобиуса окутал его. — Так удобно? — теплый шепот агента коснулся уха Локи. Локи начал перебирать в уме все меткие словечки, но, к собственному удивлению, не нашел ни одного подходящего. Лукавство отошло на задний план, затопленное Мобиусом: его теплом, мягкостью голоса, всем тем, что так приятно отвлекало от посторонних мыслей. Локи просто кивнул, обезоруженный, лишенный своего острого языка. Мобиусу, должно быть, такого ответа более чем хватило. Он вновь переключил внимание на бумаги, его рука на мгновение оставила плечо Локи, чтобы переложить несколько документов, но потом вернулась на свое законное место. Это было приятно. Необыкновенно. Сбывшаяся грёза. Высшая ступенька всех его стараний и чаяний. Локи практически позабыл обо всем и растворился в этом волшебном ощущении, следя за тем, как размеренно поднималась и опускалась грудь Мобиуса в такт дыханию, и вслушиваясь в твердое, успокаивающее биение чужого сердца. В Локи зарождалось что-то вроде надежды. Тихий шелест бумаг, большой палец Мобиуса на его плече, рассеянно поглаживающий его, и негромкое тиканье настенных часов постепенно погрузили в сон. Дыхание Мобиуса, подобное океанским волнам, что накатывают на песчаный берег, оказало поразительно убаюкивающий эффект. Локи было легко представить идеалистическое спокойствие океана. И, когда от чая на столике перестал подниматься пар, Мобиус тихонько собрал все документы в аккуратную стопочку, осторожно приглушил свет настольной лампы и заснул вместе с Локи.Часть 1
21 апреля 2024 г. в 15:40
В начале, только-только оказавшись в TVA, Локи был беспомощен: бесцельно бродил от места к месту, как зверь, загнанный в клетку, лишенный магии, униженный Временным ошейником, чувствуя, как чужие глаза все время сверлят его затылок. Все здесь знали его с головы до пят. Пройдись он по коридорам голым, это вряд ли бы кого-то по-настоящему удивило. Иногда он всерьез опасался, не сорвется ли, чтобы хорошенько набить морду какому-нибудь особенно высокомерному охотнику, испачкав собственные кулаки в алой крови, вместо того, чтобы занять их невинными папками с документами.
Эти темные мысли являлись частью его сущности, которые сам он считал слишком отвратительными, чтобы выразить их истинную суть словами, слишком уродливыми, чтобы задумываться об этом долго. И теперь он работал здесь у всех на виду, с рассекреченным прошлым и даже будущим, распахнутым сердцем, в котором каждый мог покопаться. Вся его душа была открыта, обнаженная во всем своем омерзительном блеске, и почему-то это не злило столь сильно, как он думал сначала. Не говоря о чувстве вины.
Локи не совсем понимал, когда именно все начало меняться, но жгучая боль унижения постепенно превратилась в смирение и не призрачный шанс искупить грехи. Он пристально вглядывался в глаза окружающих его «друзей», выискивая намеки на отвращение или жалость, которых, однако, к его собственному удивлению, так и не нашел. И ледяные, каменные стены, с которыми, как он думал, родился, медленно, но все же начали таять.
По какой-то неясной причине, каким бы ужасным, униженным и неловким он себя не чувствовал, ища чьей-то доброты и одобрения, люди не отвернулись от него. Напротив, он с затаённой радостью получил их поощрение на пути к своему исправлению, и надежно спрятал эту эмоцию в своем сердце.
За этим последовали попытки научиться доверять. Впервые в жизни он ступил на дорогу не в одиночку. Попав в TVA, Локи хотелось исчезнуть из этого мира, но по мере того, как он испытывал все большую вину за все содеянное, в нем медленно росла и отчаянная потребность измениться, стать самым умным и полезным здесь. Плутовство и интриги потеряли свою привлекательность, превратились в фальшивый лоск.
Однако после Локи пожалел о том, что открылся кому-то, почти так же сильно, как и том, что прятал всю жизнь свои чувства внутри. Он признался в своих величайших слабостях и страхах, действуя слишком опрометчиво и с Сильви, и с Мобиусом.
И еще более унизительным стало необдуманное поведение с Сильви, что повлекло за собой отвергнутое признание и лихорадочные попытки все исправить. Он не мог выразить словами то, что лежало у него на сердце. Все старания найти взаимности с кем-то потерпели крах, и собственный стыд из-за его жалкой потребности в близком человеке, в друге, страх перед новыми, еще худшими неудачами, только больше затопили его, расстроив ум.
После того, как Сильви сбежала от него, а он вновь отыскал Мобиуса, Мобиус не отвернулся от него, простил и даже осушил его слезы, буквально спас, приняв его так, как будто вся прошлая боль в жизни Локи действительно стоила их расцветающей дружбы.
Однако внутри него по-прежнему кипело так много чувства вины и стыда, но Мобиус снова и снова доказывал, что Локи ценят, и он заслуживает чего-то хорошего, заслуживает, чтобы о нем заботились. Локи с трудом, но начал верить в это. Мобиус неизменное оставался рядом долгими ночами работы, разделял как радостные прорывы в их совместных поисках ответов, так и все неудачи, оставался с ним с раннего утра до позднего вечера. Его понимание, принятие Локи таким, какой он есть, и непоколебимая доброта избавили Локи от ненависти к самому себе и позволили жить без масок, которые ему так удобно было носить раньше.
Когда расстояние между ними сократилось, Мобиус начал прикасаться к нему. В этом не было ничего предосудительного, но Локи не мог не заметить изменений в их отношениях. Сначала это настораживало, например, слишком острое ощущение поддерживающей ладони на пояснице или одобряющее сжатие пальцев вокруг плеча.
Первые дни он не доверял Мобиусу полностью, но как только необходимая связь установилась между ними, подобные жесты продолжились. Локи потратил всю свою умственную энергию на тщательный анализ истинных целей Мобиуса. Если Мобиус и заметил что-то, Локи не понял этого. Сколько бы он ни всматривался в выражение лица агнета, его лицо не выдавало ничего. Мобиус видел Локи в его самых жестоких деяниях, но не проявлял отвращения, все еще брал его за руку, обхватывал за талию, как будто действительно не возражал против контакта, и Локи совсем запутался. Это казалось непостижимым, невозможным, факт, что Мобиус мог по-настоящему заботиться о нем или даже проявлять привязанность. Однако после этого стало легко начать прикасаться в ответ. Желание большей близости превратилось в гораздо более серьезную проблему, нежели раздумья о причинах внезапной заботы.
Локи не хотел слишком торопиться, но при этом желал многого. Но одно дело прикоснуться в трудную минуту в знак поддержки или в качестве утешения. Совсем другое — проявить что-то большее, например, переплести пальцы или обнять без явной на то причины. Если Локи хотел зайти дальше, необходимо было действовать медленно.
Однако такая тактика быстро провалилась. Всякая предусмотрительность превратилась в отчаянное желание почувствовать, прикоснуться, окончательно разрушить стены между ними. Но если Мобиус и догадался, не сказал ни слова, поэтому Локи просто прикинул как далеко они могли бы зайти. От коллег к приятелям, от друзей к кому-то еще. Для Локи это стало зависимостью и тайным желанием, о котором было страшно думать слишком долго. Мобиуса же как будто ничто не беспокоило, казалось, он даже изо всех сил старался не замечать, какими мягкими стали кончики пальцев Локи, будто бы случайно задерживающиеся на грубой ткани его пиджака. Словно агент пребывал в блаженном неведении. И эта мысль порой заставляла Локи хотеть отчаянно «броситься в огонь», но многочисленные страхи и неуверенность были слишком сильными, продолжая удерживать его.