Спящий

Эпистат спал и казался бы умиротворённым, если бы между бровей не залегла складка — всё ещё видел свой кошмар. Эву кольнуло сожаление: она могла бы отогнать дурной сон и избавить его от тревоги, но Сет не велел даже говорить с ним, что уж вести речь о том, чтобы разрезать чёрные нити липкого ужаса и уничтожить страхи прошлого. Она и так наследила, желая успокоить маленького мальчика с голубыми глазами. Никакого прока от того, что она черномаг. Это несло лишь страдание и больше ничего, никакой пользы. Эвтида дотронулась до его лица — лица взрослого мужчины — но видела в нём черты маленького испуганного мальчика. Мальчик пережил так много. Сердце защемило от жалости, и Эва погладила его по щеке. У него удивительно мягкая кожа. Провела рукой ниже, до подбородка, развернула ладонь и скользнула ноготком по шее, вдоль кадыка и яремной впадины. Приблизилась и оставила лёгкий невесомый поцелуй на губах. Он не ответил — спал. Её раздирало от горького сожаления. Когда он проснётся, её здесь уже не будет. Наверняка Амен обвинит её в предательстве. Он вынул из груди своё сердце и отдал ей, а она швырнёт его на пол и растопчет. И от того, что пока этого не произошло, что пока она не совершила непоправимое, а он тихо спит и не знает, что будет, что пока ещё любит её, но от того, что всё неизбежно произойдёт и случится именно так, было очень больно и хотелось закричать в голос. Эва склонила голову, коснулась его лба своим и тихо заплакала. Горячие слёзы стекали по щекам и капали ему на лицо. Они бежали потоком, такие крупные, круглые и горячие, текли по его коже и терялись в белых волосах. Она плакала и мечтала о том, чтобы ничего больше не существовало на свете — а были только он, его горячая кожа и её слёзы. Не было бы Сета, не было бы долга, не была бы она черномагом, а он — охотником. Наплакавшись, она коснулась губами его щеки, сцеловывая собственные слёзы, вкладывая в короткие лёгкие поцелуи всю нежность, которая у неё была. Он не запомнит. Но она не могла иначе. Эва отдала бы всё, чтобы Амен проснулся, чтобы откликнулся, поцеловал, обнял, назвал своей Неферут и никогда больше не отпускал. Но этого не будет. Не достойна дрянная девчонка из подворотен Гермополя такого мужчину. Ей остаётся только плакать и прощаться. Поцелуи с привкусом вранья и разлуки — вот вершина её счастья. Она подобралась к его устам, снова нежно поцеловала и легонько раздвинула губы языком. Эвтида научилась этому у него, это Амен с ней так делал. Он научил её целоваться, вот она и целует, как в последний раз. В их случае — иначе не получается. Эвтида наслаждалась его вкусом, закрыв глаза. Она помнила, каким напористым он мог быть, а сейчас столь расслабленный и податливый. Спустилась губами ниже, целуя подбородок. Она ещё не целовала его здесь. Немного колется — не брился сегодня. Ощущение необычное, раньше Эва не целовала небритых мужчин. Никаких не целовала, кроме него. Высунула кончик языка и провела им вдоль подбородка. Схватила его двумя пальцами, оторвалась от светлой кожи и всмотрелась в лицо. Он по-прежнему спал. Морщинка между бровей разгладилась, ресницы чуть заметно подрагивали — Амен выглядел спокойней. Кажется, кошмар отступал. Что ж… Судя по всему, необязательно быть онейромантом, чтобы отгонять дурные сны. Похоже, Эва справится и без магии. Она снова поцеловала его в губы, в этот раз более настойчиво, проталкивая язык глубже, становясь совсем смелой, чувствуя, как её это будоражит. Нашла язык у него во рту — мягкий и влажный. Изучила нёбо — гладкое, жёсткое, в складках. Ей понравилось, какой он был внутри — горячий и мокрый. Целовала долго, будто не было ни времени, ни страха быть пойманной. Пусть бы и поймали, он того стоит. Амен стоит всего. Оторвалась от него спустя вечность. Его губы стали блестящими, раскраснелись, распухли. Эва стёрла влагу подушечкой большого пальца, раздвинула и немного проникла внутрь. Амен не возражал, он спал. Он нравился её спящим. Такой тихий, такой покорный. Непокорная Неферут и покорный Эпистат. Эвтида прикоснулась губами к его шее, окончательно теряясь в ощущениях, закрыла глаза и обвела языком острый кадык. Спустилась ниже, к золотому оплечью. Какая же у него тонкая бледная кожа. Она не думала, что мужчина может быть настолько приятным наощупь. Те мужчины, что попадались ей, были в основном мерзкими и гадко пахли. Эва поморщилась: зачем вспомнила о других? Она касается сейчас самого любимого и самого прекрасного из мужчин. Обхватила руками его обнажённые плечи, сжала их. Кожа мягкая, а мышцы твёрдые — ей нравился контраст. Скользила пальчиками ниже, вдоль плеч, предплечий, обводила тёмные вены, щекотала светлые волоски. Своей кистью сжала его руку, сцепив их пальцы. Такая большая тёплая ладонь — ей показалось, что в ней сосредоточена вся жизнь. Её жизнь так точно. Спустилась поцелуями на гладкую грудь. Эвтиде хотелось больше, много больше. Но оставалось только целовать его спящего и гасить жаркое возбуждение внизу живота. Ласково обводила второй рукой шрамы, силясь как можно лучше разглядеть их и запомнить. Она в первый раз видит их так близко, и скорее всего в последний. Снова потекли слёзы. Эва щекой легла на его широкую, мерно вздымавшуюся грудь, водя пальцами по линиям шрамов. Её разрывало от тоски, но одновременно с этим будто возносила к небесам пронзительная благодать. Не знала, что так бывает. Она уткнулась в него носом, её темные кудри рассыпались и укрыли их обоих, и Эва зарыдала в голос, не в силах справиться с чувствами. Не помнила, сколько так плакала и лежала на нём. Когда слёзы высохли, приподнялась и заглянула Амену в лицо — по-прежнему безмятежное. Сильнее сжала его руку. Снова повернулась к груди, мокрой от её слёз, дотронулась до неё губами и носом. Спустилась поцелуями ниже, к животу, другой рукой мягко очерчивая обнажённый пресс. Её кисть скользнула ниже, к шендиту, а затем и под него, и Эва с удивлением обнаружила, что, несмотря на сон, Амен возбуждён. Она ошеломлённо отпрянула и уставилась на него, приоткрыв рот, одной рукой по-прежнему сплетаясь с его пальцами, а другой забравшись под шендит. Эва легонько её сжала. Его член вздрогнул, будто отвечая. Эва часто задышала, не зная, что делать. Провела рукой вдоль члена, очерчивая его контур через ткань. Он был совсем готовым. Амен продолжал глубоко спать. Это могло показаться странным, но он одурманен магией Сета и, кажется, вовсе не собирается просыпаться в ближайшее время. Эва, будто и сама захмелевшая, осторожно проникла в штаны и коснулась его нагого тела. Бездумно открыв рот, она закрыла глаза и шумно выдохнула, почти застонала, всё уверенней подбираясь к члену. Наконец, коснулась и обхватила его рукой. Он был твёрдый, широкий и очень горячий. Ей захотелось посмотреть. Амен ведь не будет возражать? Эвтида расцепила их пальцы и обеими руками сначала развязала шендит, а потом немного спустила его штаны на бёдрах. Тяжело дыша, с каким-то трепетом снова просунула руку внутрь, вытащила напряжённый член и рассмотрела. Он был большой. Эва не могла похвастаться опытом, но поняла это сразу. Крупный, розовый и весь какой-то… ладный. Раньше мысль о мужском члене вызывала у неё неловкость и едва ли не отторжение, но этим красивым членом Эва залюбовалась. Она погладила его одной рукой, а другой обхватила, немного сжимая, прошлась ладонью вверх и коснулась головки. Из отверстия в самом центре выступила прозрачная капля. Она размазала её и провела пальцем вдоль уздечки. Член снова вздрогнул, и Эва улыбнулась: кажется, ему нравится. Для неё всё было в первый раз, и Эвтида внимательно изучала его с любопытством новичка. Не знала, как всё это называется, но с удовольствием запоминала каково оно на вид и наощупь. Одной рукой она по кругу массировала головку, очень уж она ей понравилась, а другой неторопливо оглаживала ствол. Спустилась до основания, залезая в широкие штаны, и добралась до яичек. Они оказались плотными, округлыми, с шершавой, но нежной кожей. Она ласково обвела их рукой и осторожно обхватила. Делать всё это с ним было приятно, и ей захотелось попробовать Амена на вкус. Она, разумеется, слышала о таких практиках, когда женщина дарит удовольствие мужчине ртом, даже видела похабные картинки на папирусах. Но одно дело что-то слышать, и совсем другое сделать. Эва сомневалась, но желание её было велико. Наконец, решила, что даже если сделает что-то неправильно, то никто её не осудит. В том числе Амен. Эвтида несмело наклонилась и поцеловала головку, прикрыв глаза и отдаваясь ощущениям. Она была гладкой и упругой. Высунула язык и попробовала — солоноватая. Провела им вдоль крайней плоти, уздечки, и член снова дёрнулся. Похоже, здесь Амену приятней всего. Надавила кончиком языка сильнее, сделала несколько скользящих движений вверх и вниз, плотно обхватив ствол. Почувствовала, как он пульсирует в её руке, и шумно выдохнула. Тело налилось приятной тяжестью. Эва непроизвольно выгнула спину и толкнулась вперёд бёдрами. Села на колени и легла грудью ему на живот, чтобы было удобнее. Провела языком от основания до головки, задержалась на отверстии уретры, проникая в него, насколько возможно. Приятно было до головокружения. У неё во рту ещё не было ничего более нежного. Она обхватила головку губами и насадилась на член ртом — так видела на картинках. Он уперся в нёбо, и Эва сделала всасывающее движение, будто целуя. Вытащила, посмотрела — головка стала почти багровой. Оглянулась на его лицо — Амен всё так же спал. Можно было бы предположить, что он ничего не чувствует, если бы не горячий пульсирующий член у неё в руках. Так что Эва вернулась к своему занятию. Снова вобрала его в себя, сжимая одной рукой ствол, другой обхватывая мошонку. Вынула и долго облизывала, целовала. После снова заглотила, задвигала головой, то насаживаясь, то немного выпуская. Вдруг услышала, как Амен глухо застонал сквозь сон. Его низкий глубокий голос всегда кружил ей голову, но от этого сдавленного стона Эва едва не сошла с ума. Впустила его ещё глубже, ускорилась, толкаясь вперёд бедрами, будто он был ещё и там внутри. От жара плавилось сознание, утекали все мысли и остальной мир вокруг. Хотелось его, хотелось ещё. Хотелось ещё глубже, ещё быстрее. Челюсть заболела от долгого напряжения, но Эва не обращала на это внимание, и Амен застонал во второй раз. Невыразимо сильно хотелось ублажить его, почувствовать его наслаждение, потому она не останавливалась и двигалась всё быстрее и быстрее, помогая себе и ему обеими руками. Слюна текла вниз по члену, собиралась между его ног, намочила ткань штанов. Головка всё настойчивее упиралась в горло с каждым толчком, долго Эва так не смогла бы. Но пока могла, упивалась им — своим любимым господином. Амен был в ней, и она ликовала. Он подался ей навстречу бёдрами, не просыпаясь, но желая толкнуться глубже. Эва поняла, что он близко. Она была возбуждена не меньше него. Уже не имело значения, кто она и где находится, было неважно всё, кроме его члена и его горячего тела. Эвтида насаживалась ртом, и насаживалась, и насаживалась. Если бы знала, как он хорош, она бы продала душу за ночь с ним, чтобы Амен был в сознании, чтобы сделал всё сам. Эва отдавалась бы ему исступлённо, бешено. Ей нужен этот мужчина, он нужен ей внутри. Амен застонал громче, чем в предыдущий раз, толкнулся в неё и замер. Эва почувствовала, как горячая пульсирующая струя бьёт ей в горло, и чуть-чуть отстранилась, едва не закашлявшись. Ощутила горьковато-терпкий вкус, а потом проглотила. Член продолжал подрагивать, но становился мягче, и она вынула его изо рта. Слизнула случайно пролившиеся белые капли, чтобы не упустить ни одну, и положила голову ему на живот, слушая его ровное глубокое дыхание. Возбуждение понемногу отпускало её, и возвращалось осознание, что пора уходить. Чары Сета вот-вот спадут, Амен может проснуться, может вернуться кто-то из охотников. Эва медленно села, бережно поправила на нём штаны, с сожалением спрятала в них опавший член и завязала шендит. Будто так и было. Вытерла тыльной стороной ладони губы — на них остался его вкус. Глянула на него — Амен мирно спал, ничем не омрачённый. Такой спокойный, светлый, невероятно красивый. Эвтида в последний раз впилась ему в губы долгим поцелуем. Отстраниться было почти невозможно, но пришлось. Горячо прошептала: — Добрых снов, любимый господин. Поднялась с кушетки, оправила накидку и подобрала маску. Оглянулась на него в последний раз, долго не могла отвернуться. И ушла.