18:57
У меня для тебя есть пару новостей из мира адекватных людей.18:57
Как смоешь с себя дерьмо раскопок и души потревоженных скелетов, позвони. Буду ждать до ночи18:59
Ферстаппен смотрит на иконку часов сверху: 20:38. Не так уж и поздно для созвона. Он хочет воспользоваться советом друга и действительно смыть с себя пыль раскопок и грязь земли, но тело будто ватное. Макс выдыхает и набирает Даниэля через мессенджер, надеясь, что он ещё не успел себя чем-нибудь занять. Проходит четыре гудка, прежде чем бодрый голос кличет: — Макс, жизнь моя! Рад тебя слышать! — Дэнни, засунь свое подхалимство себе в зад. Что такого случилось в мире «адекватных» людей, что ты так эмоционально сейчас со мной говоришь? Риккардо на той стороне усмехается, и Макс представляет, как тот обидчиво смотрит на смартфон. — Я соскучился по тебе, а ты так сразу. Но если тебе интересны эти новости, сначала расскажи о своих. Ферстаппен закатывает глаза, переворачиваясь на спину и кладя телефон на грудь. — Какие могут быть новости у обычного археолога? Почти час дороги до места раскопок. Потом копали землю. Если честно, от такой жары я думал, что легче уже себе могилу тут вырыть. Сегодня раскопали метра три, на большее не хватило нервов на таком солнце работать. — И как успехи за эти три метра? — Даниэль шуршит, видимо, прибираясь после ужина. — Небольшие. Нашли пару золотых монет приблизительно восемнадцатого века, пару разбитых глиняных тарелок уже нынешних местных жителей и пару странных украшений. — Ну, в целом, неплохо, да? — Учитывая, что у нас не было настроено оборудование, и мы копали землю вручную, то, думаю, результат неплохой. Радует одно: украшения действительно выглядят необычно. Ручная ковка из монеты и кусков какого-то металла. Я тебе потом отправлю фотографии. — Не думаю, что стал ценителем древнего искусства. Вода из раковины шумит, и этот звук будто убаюкивает, но Даниэль не даёт задремать: — Готов услышать последние сплетни? Поверь, на этот раз их не так много, но они не менее масштабные. Ферстаппен фыркает и согласно угукает, всё же вставая с кровати. Поставив телефон на громкую связь, он начинает рыскать в своем багаже в поисках свежей одежды для душа, пока Даниэль эмоционально со смехом рассказывает, что застал Ландо, который бесстыдно зажимал Оскара, на недавней вечеринке у Льюиса. Которую, между прочим, Макс пропустил из-за этой самой командировки. Ещё немного поговорив и узнав ещё больше, как сказал сам Даниэль, важных новостей из мира с «нормальной сетью», Макс отключает телефонный разговор под саркастичное: — Вот и как тебе те черепа ещё не снятся, когда ты находишь их? Удачного отдыха и желания смыть с себя "магию" земли! Ферстаппен закатывает глаза к облупленному потолку и тоже желает удачного отдыха. Тишина наступает блаженным чувством, и с губ слетает расслабленный за весь вечер вздох. Он закрывает свой чемодан и опять садится на кровать, потирая ладонями сухие от сегодняшнего солнца и горячего воздуха глаза. Кости ломит от усталости, и идти в душ не хочется вообще, но, действительно, смыть с себя ощущение грязи точно не помешает. Он с тихим ворчанием поднимается на ноги и тут же замечает маленькую сумку, которую всегда носит с собой на места раскопок. Руки сами по себе тянутся к ней, и пальцы нащупывают сегодняшний "улов". Макс поднимает на тусклый свет от старых лампочек древний кулон, покрытый ржавчиной и висящий на цепи, который отбрасывает тень на пол. Ферстаппен не сомневался, что эта находка будет одна из удачных за всю поездку сюда. Такая ручная работа приковывает к себе глаз: тонкий узор на лицевой стороне, перетекающий через торец к задней части, создает невероятно изысканный общий рисунок. Цепь явно была из относительно современного времени, но сам кулон был необычным. Пальцы прошлись по рисунку легко, прямо как сегодня днём, когда он только обнаружил его. Ферстаппен не может точно сказать, был ли это узор, выполненный по трафарету, или же он был придуман исполнителем, но видно невооружённым глазом, что работа была сложной. Макс внимательнее всматривается в рисунок, переворачивая кулон обратной стороной, и в глазах резко немного темнеет. Буквально секундное видение смутного образа сбивает с толку, и Ферстаппен трясет головой. Он хмурится и прикрывает глаза, неосознанно прижав кулон к груди. От него исходит невероятное тепло, и мужчина задумывается, что металл, из которого была монета для украшения, слишком быстро нагревается даже от лёгкого тепла. Он, наконец, откладывает его на кровать и берет свои вещи. Взяв с тумбочки еще и зубную щетку, Ферстаппен приглушил свет в комнате, оставив включённым настольный ночник, и отправился в душ. По спине проходит прилив теплого воздуха, и он неосознанно ведёт плечами, заворачивая в простенькую ванную с щеколдой на двери. В темном углу его спину провожают горящие жёлтым глаза и чужое горячее дыхание. Нельзя сказать, что слабый душ обеспечивает хороший поток воды, но теплая струя всё же смывает усталость и куски грязи с тела. Макс стоит под напором, прикрыв глаза. Как же было велико желание, открыв глаза, увидеть вкусную горячую еду, после нее завернуться в плед на мягком диване и проспать несколько дней. Но реальность встречает его бледно-зеленым кафелем ванной комнаты, дешёвым унитазом, у которого громко тек бачок и в углах не так чисто, как бы хотелось. Мышцы ноют, Ферстаппен болезненно стонет и подставляет лицо под воду. Физически ему хотелось вообще упасть прямо сейчас и заснуть в этой неудобной ванне, свернувшись калачиком. Однако понимание, что впереди ждёт какая-никакая, но более-менее мягкая постель, согревало ещё больше. Макс проводит мочалкой по своим бёдрам, смывая с колен черноту въевшейся грязи, поднимаясь выше. Спину резко окутывает поток тепла, и он хмурится, думая что вода стала горячее. Продолжая себя омывать, он проходится по своему прессу, чуть сбивчиво выдыхая. Ещё одной проблемой его работы Макс считает регулярное отсутствие сексуального контакта. Да и в целом отсутствие личной жизни. Ферстаппен не сказал бы, что у него было много отношений, но большинство из них заканчивались тем, что партнер уходил из-за его постоянных отсутствий. Ферстаппен считает это не слишком большой проблемой в его жизни, потому что сейчас он не готов вступать в отношения, а получить удовольствие можно разными способами. Например как сейчас, когда его рука проходится легко мочалкой вниз по косым мышцам, слабо задевая все ещё мягкий член. На долю секунды Макс думает, что прилив возбуждения возник из ниоткуда, но прикосновения к в миг твердеющей плоти откидывают их на задний план. Пальцы медленно, но настойчиво гладят возле основания, захватывая в кольцо пальцев. Сколько он уже просто даже не прикасался к себе? Работа так изматывала, что ни сил, ни времени на такое расслабление не хватало катастрофически. Даниэль часто травил шутки в его сторону, что скорее тот перепихнется с каким-нибудь найденным им, Максом, скелетом, чем с живым человеком. И дай бог скелетом человека. Ферстаппен удручающе простонал. В такой момент самое то вспоминать про это, когда любая мысль об интимном контакте заставляет член заинтересованно дёрнуться. Дыхание участилось и стало тяжелее, а рука перешла кончиками пальцев дразняще касаться головки. Макс упёрся затылком на стену за собой, для удобства чуть расставив ноги. Чтобы довести себя до оргазма не потребовалось много времени. Макс кончает с разочарованием, что усталость и нехватка ласки так сильно влияют на его чувствительность. Он потеряно смотрит на руку, с которой душ сразу стремится смыть всё, и тяжело вздыхает. Ничего, кроме как лёгкости в мышцах, он от всего этого не получил. Макс прикрывает глаза, продолжая стоять, уперевшись затылком на стену. В голове цельных мыслей ноль, и он пытается остановить хоть на чем-то связном, чтобы собраться с силами и выйти из душа. Неожиданно спине становится очень тепло. Это заставляет его приоткрыть глаза и уставшим взглядом оглядеться вокруг. Наверное нагрел, пока стоял к плитке спиной, проносится в голове, и Макс с неохотой отлепляется от нее. Ещё немного простояв под водой с опущенной головой, он заставляет себя наконец переступить ванную и подойти к зеркалу. Он усмехается, что из-за температуры воды пар даже не осел на зеркале, и берется за рядом висящее полотенце. — А Вы выглядите очень эстетично с такого положения. От резкого шума Ферстаппен дёргается в сторону и ударяется об висящую под зеркалом железную полочку, сметая часть стоящих там вещей в умывальник. Он успевает себя прикрыть совсем небольшим полотенцем, прежде чем уже зашипеть от боли и возмущённо посмотреть на человека, что бесцеремонно ворвался сюда. Перед ним стоял очень симпатичный темноволосый мужчина, примерно одного с ним возраста и оценивающе оглядывал Макса, прикрывающего самое интересное полотенцем. —Какого черта?! Кто вы и что тут забыли?! Но мужчина не ответил. Он лишь обольстительно улыбнулся, от чего внутри Ферстаппена что-то дернулось и в груди начало жечь. — Я? У меня нет своего имени. До Вас меня называли по-разному. В последний раз я был Шарлем, потому что человек, нашедший меня, счёл это имя подходящим мне. Макс посмотрел на него как на умалишённого. — Вы персонал мотеля? Нужно убраться или что-то типо того? Какого черта Вы зашли сюда? Он решил, что так продолжать стоять не может. Макс, не оборачиваясь, боком идёт в ванне, быстро опять туда залезая и прячась за выцветшей шторкой. Мужчина смеётся на это грудным смехом и снисходительно смотря на смущённого Макса: — Как прикажете к Вам обращаться? — Сэр. Просто сэр. И Вы не ответили на мой вопрос, — заглушено говорит Макс, даже не высовывая лица из-за шторки. — Хорошо, сэр. И нет, я не персонал этого избитого места. — Тогда точно какого хрена Вы здесь делаете?! Идите вон, пока я не начал объяснять это физически. Шарль даже не двинулся с места, покорно ожидая мужчину на пороге ванной. — Вы не слышали? Проваливайте отсюда! Живо! — Если бы я даже захотел, единственное, что я могу сделать, это уйти в основную комнату этого номера. Макс начинает злиться ещё больше и уже действительно, не стесняясь своего нагого положения, выбирается из ванной. — Я несколько раз просил Вас по-хорошему уйти. Придется Вам объяснить по-другому. Он собирается взять мужчину за грудки и вышвырнуть его из номера, он тот продолжает стоять на своем месте, даже не испугавшись злости другого. Ферстаппен быстро оказывается рядом с Шарлем и уже порывается схватить его за одежду, но чувствует лишь лёгкий аромат любимых духов от мужчины. Это сбивает немного с толку, но не со всего агрессивного настроя. — Сэр, — Шарль, наконец, отшатывается от рук мужчины, спокойно начиная разговор, — успокойтесь. Я чувствую, что Вы находитесь на высоком уровне адреналина. Вам стоит успокоиться. Злость очень плохо влияет на потенцию. От последнего комментария Ферстаппен застыл на поднятой руке, чтобы схватить незваного гостя. Шарль, видимо не понимает, что именно ввело мужчину в ступор, поэтому оглядывает застывшее лицо перед собой. — Что? — тупо роняет Ферстаппен, опуская руку, — чувак, что вообще ты тут делаешь? — О! Спасибо, сэр, что перешли на ты, могу ли я тоже Вас называть на ты? — Так, всё! — Максу это надоедает. Он сильно хватает Шарля за руку и тянет в сторону выхода прямо из номера. Он грубо выталкивает мужчину за дверь, не заботясь о том, что он всё ещё нагой и кто-то ещё, кроме этого странного мужчины, может его увидеть в коридоре через дверь. Макс захлопывает дверь сразу же, как только нога того человека переступает порог и уже раздражённо выдыхает. Он прислоняется лбом с деревянной поверхности, и чуть не бьётся об нее, когда за спиной опять начинаются шевеления. — Вас эта просьба так разозлила? Макс загнанно оборачивается, готовый отбиваться от этого ненормального мужчины: — Как ты это сделал? Что тебе нужно? Ты какой-то маньяк-извращенец? Шарль красиво хмурится, склоняя голову на бок. — Сэр, от Вас веет злостью и лёгким страхом. Я Вас пугаю? — Да, черт возьми! Тебе нужны деньги или что-то ценное? Забирай что-угодно и проваливай. Макс зло смотрит на мужчину, не сразу осознавая, что он продолжает стоять абсолютно голым, даже не удосужившись прикрыть низ полотенцем. Взгляд Шарля смягчается и тут же начинает гореть ярко жёлтым, когда он опускает глаза ниже лица Ферстаппена. Тот резко понимает почему незнакомец резко перестал ему отвечать и прикрывается руками, как может. — Я вызову охрану! — Очень интересно, есть ли в таком уровне обслуживания мотеле хотя бы один охранник? Вы очень проницательны, сэр. — Ты и в правду извращенец? Проваливай! По-хорошему прошу в последний раз. Лицо раскраснелось от стыда и злости настолько, что сложно сказать, что имеет оттенок насыщеннее: щеки Макса или причудливая сорочка его названного гостя. Ферстаппен заметил, что одежда на нем была явно не новая и никак не могла быть хотя бы из этого века. Красная сорочка с длинными рукавами, черные широкие штаны и причудливый пояс на талии, где сбоку красуется не то брошь, не то пряжка, переливаясь золотым в даже плохо освещенной комнате. — Вы можете выставлять меня миллион раз, я все равно окажусь здесь. Я физически не смогу теперь Вас покинуть, сэр. Я могу все объяснить, только прикажите. — Я приказываю тебе проваливать из моей комнаты! Наконец, Ферстаппен предпринимает действия, чтобы хоть как-то прикрыться. Взгляд необыкновенно ярких жёлтых глаз заставляет его съежиться, но он упорно забирает чистые вещи из ванной и переодевается. — Иногда попадаются такие упертые, что послевкусие всегда кислое. Шарль следует за ним и изучающе смотрит за резкими движениями мужчины. — Тебе точно нужен врач, парень. Ладно, что тебе надо? Если действительно ты какой-то маньяк, любитель мучать своих жертв прелюдиями, то имей ввиду, что я так просто не дамся. Парень смеётся, а глаза его вспыхивают на пару секунд оранжевым свечением. — Прелюдия — важная часть соития. От нее энергия становится мягче. Натягивая штаны, Макс устало опирается на раковину и смотрит на мужчину через зеркало. — Ещё раз, как тебя зовут? — Я не имею своего изначального имени, также, как и внешности. В последний раз меня назвали Шарлем. — Шарль, послушай, — Макс поворачивается к нему лицом, продолжая сзади опираться на раковину, — Тебе нужен психолог. Потому что я не знаю, как объяснить все это. — Все же хотите узнать, что происходит, сэр? Обворожительная улыбка, как приманка, отвлекла Ферстаппена от враждебности к этому человеку. — После этого, ты уйдешь? — О, Великая Лилит, дай мне сил каждому из них объяснять что к чему! Шарль склонил голову к полу и упёрся руками в бока. Подумав пару мгновений, он опять поднял свой чарующий взгляд на Макса и чуть повел носом. — От Вас очень приятно пахнет решительностью и силой. Это одни из самых вкусных качеств в душе. — Ты сейчас серьезно говоришь о том, что я вкусный душой? Ты что-то вроде каннибала? Макс схватился за опасную бритву, которую он оставил на полке после душа и предупреждающе выставил ее вперёд. — Вы очень милы, сэр. Я отвлёкся, поэтому начну сначала. Знаете что-нибудь о прислужниках Сатаны? — Сектант?! — Ферстаппен качает головой и ещё больше начинает выставлять вперёд острую бритву. Шарль делает такое лицо, что сам Макс понимает абсурдность своего предположения. — Люди очень смешные существа. Я понял это где-то на четвертом, когда он подумал, что его жена навела на него проклятье, узнав об измене с мужчиной. Макс приподнимает бровь, выражая недоверие к происходящему, и Шарль покорно продолжает свой рассказ, с восторгом оглядывая тело мужчины, не надевшего футболку: — Глупый. На мой рассказ о приспешниках самой королевы ада решил сам предрешить свою судьбу. И Вам я тоже советую положить обратно эту бритву. — Чтобы ты потом неожиданно взял, и сам этой бритвой разделал меня на куски мяса? Уж изволь… Макс не выпускает бритву из рук, но силу, с которой он держал ее, уменьшил. От этого сумасшедшего парня веет чем-то, что заставляет его неожиданно, мало-помалу, внимать рассказ: — Хочешь сказать, что ты существо, которое служит Лилит? Шарль покорно кивает и улыбается тому, что мужчина начал принимать происходящее: — Суккуб, если быть точнее. — Ты — суккуб? Но ты же не девушка… — Мы изначально бесполые существа. И мы лишь выполняем свое предназначение, а приходим в том образе, в котором хотели бы нас видеть. Несколько раз я был вашей земной женщиной. Опыт был крайне неприятным. — Ты действительно думаешь, что я поверю в эти все рассказы про суккубов и ад? Пожалуйста, давай ты уже пойдешь к себе… — Тот кулон, который Вы нашли сегодня. На свою голову я попал в ловушку этой святой штуки. Те узоры — это святые знаки, которые сделал когда-то один из смотрителей храма в Риме. — Откуда ты знаешь про кулон? Ты рылся в моих вещах? Ферстаппен вздыхает и трёт переносицу пальцами свободной руки. Он откладывает бритву обратно и проходит мимо Шарля в основную комнату. Тот следует за ним. Присев на старый, держащийся на честном слове, стул, он настороженно смотрит на мужчину, который без слов и каких-либо предрассудков садится напротив него на пол. Он поднимает взгляд и, склонив голову к плечу, продолжает: — Я попался так глупо, что рассказывать стыдно. Но факт остаётся таковым, что эти знаки запечатали меня в кулон и сделали из меня что-то на подобии падшего ангела, у которого не пропала жажда мужской энергии. — То есть, — Макс чуть привстает на стуле, беря с кровати ранее оставленный на кровати кулон и рассматривает его, — Это наподобие твоего дома? Как для джинна? — Да. Я привязан к нему, и тот, кто его находит и оставляет у себя, становится моим владельцем. Шарль кивает и показывает похожую на кулон пряжку на своем поясе. На это заявление Макс бросил на него недоверчивый взгляд: — Точно не джинн? — Нет, но элементарные желания я исполнять могу. Например сейчас отсосать Вам. Ферстаппен закашливается и чуть не роняет кулон. Другой мужчина оказывается в миг рядом с его ногами, готовый подхватить свой «дом». — Давай сначала, чтобы я убедился в твоем бреде, ты наколдуешь бутылку с холодной водой. Шарль закатывает глаза, но сделав кивок головой, руки его вспыхивают тем же ярко жёлтым светом, как и глаза, и на коленях Макса лежит бутылка с минеральной, холодной, даже с капельками конденсата, водой. — О-ого! — от первого удивления Ферстаппен даже немного запинается. — Я даже не увидел, как она материализовалась… — Свойство моей силы. Она незрима для остальных, кроме результата. Что-нибудь ещё, чтобы Вы убедились в моих словах? Ферстаппен переводит взгляд с бутылки на лицо Шарля, который оказался очень близко, и его глаза солнечно пленят. Чужие горячие руки оказались на его острых коленях, скрытых штанами, и пальцы приятно давят. — Эээ… — Макс непроизвольно сглатывает, не глядя откладывая воду на пол. — Электричество? Сможешь сделать в этой комнате нормальное электричество? Шарль улыбается и коротко кивает. Ладони на чужих ногах вспыхивают жёлтым светом и по ним проходит невероятная волна тепла. Макс завороженно следит за тем, как чужие глаза сужаются, становясь похожими на кошачьи. — Будете проверять, сэр? Губы так красиво складываются и издают тягучие звуки, что Макс не отдает себе отчёта, протягивая руку к чужому лицу. Кончиками он поглаживает подбородок и щеки, кружа вокруг пышущего жаром рта. — Насколько сильно ты зависим от мужской энергии? Ты, правда, как суккуб? Тебе нужна вся энергия? Шарль улыбается, от чего кончики пальцев Макса касаются его уголков рта: — Нет. После моего заключения в кулон, мои потребности в мужской энергии изменились. Мне не нужно вытягивать ее всю. Мне достаточно, чтобы семя владельца оказалась внутри меня. Это даже намного приятнее, чем так просто высасывать энергию. — Черт… — Ферстаппен шипит и жмурится, когда понимает, что чужие руки во всю поглаживают его пресс, дразняще проходясь по кромке штанов. — Подожди! Давай ещё раз разберемся. Руки останавливаются и перетекают на бедра, а сам Шарль чуть приподнимается на коленях к лицу Макса. — Не могу Вас ослушаться, сэр. Мне ещё раз объяснить, кто я такой? — Ты суккуб. Точнее недосуккуб. И я теперь твой владелец? — Да. Но статуснее звучит хозяин. Мне стоит так Вас называть, сэр? Макс тяжело дышит, несильно хватая суккуба за его темные волосы. Он запрокидывает ему голову и обхватывает другой рукой шею, не сильно сжимая: — Макс. Зови меня Макс и на ты. Что ты сейчас используешь на мне, похотливый ты черт? Шарль блаженно улыбается, облизывая свои пухловатые губы: — Чары соблазнения. Я не могу их контролировать, они заложены во мне изначально. Макс, могу ли я что-нибудь сейчас сделать? Пожалуйста! Ферстаппен готов взвыть. Он в миг из адекватно рассуждающего взрослого мужчину, превратился в ничего не соображающего из-за возбуждения подростка. Член уже во всю дёргается в штанах, и Макс собирает остатки мыслей в последние размышления: — Ты теперь мой прислужник? — Я бы предпочел называть себя фамильяром. Но, в отличие, от них я буду сидеть в кулоне. Пожалуйста, Макс… Шарль капризно скребёт пальцами по его члену через штаны и Ферстаппен сильнее оттягивает чужие волосы: — Я не оккультист, чтобы связывать себя с магией и прочим черным бредом. — Я безобиден после того как кулон заставил меня изменить мою сущность. Разве что страсти и тяги к энергии стали в разы сильнее. Многие владельцы просто избавлялись от меня, когда у них совсем уже не хватало сил и желания. И ни один дурак не догадался пожелать, чтобы я умерил свое влечение… Шарль говорил будто в бреду, блаженно закрыв глаза и цепляясь своей рукой за руку Макса, которой он держит его шею. — Я хочу, чтобы после этой ночи ты умерил свою тягу к мужской энергии и позволял ей выйти только тогда, когда я позволю. Я же один твой владелец сейчас? — Да… Пожалуйста, Макс! — Шарль стонет, и его руки на бедрах Ферстаппена вспыхивают в очередной раз жёлтым огнем. Новый заряд тепла по телу совсем срывает тормоза, и Макс хрипит: — Сними с себя эти тряпки и на кровать. Руку на чужой шее он отпускает с трудом. Под его пальцами так приятно бился пульс, и кадык позволял чувствовать себя действительно доминирующе. Шарль открывает глаза и пьяно смотрит на него. Он плавно поднимается на ноги и, не отходя от Макса, берется за низ своей старомодной сорочки. Он специально перекинул одну ногу через ногу сидящего на стуле Макса и присел на чужое колено, показательно уронив вещь на пол. Его обнаженная грудь тяжело вздымается, и Макс уже точно считает себя сумасшедшим: он прижимает суккуба к себе за поясницу и льнет губами к соску. Шарль над ним равно вздыхает и выгибается на его колене. Ферстаппен отрывается от соска с лёгким звуком и облизывает свои припухшие губы. Он тяжело смотрит на мужчину, который сжимает его плечи и старается двигать бедрами. В голове некстати всплывает фраза суккуба, и вопрос сам опрометчиво слетает с губ. — Ты сказал, что ты существо бесполое. Получается что у тебя… — Это будет зависеть от того, что захочешь увидеть. Я могу менять все в зависимости от твоих настоящих желаний. Но думаю, что ты настроен сейчас на другое. В следующий заход тебе стоит просто приказать… Ферстаппен безмолвно открывает и закрывает рот. Его член от этих фантазий дёргается, и Макс болезненно шипит, когда суккуб смещается на его колене и задевает коленкой его пах. Шарль ловит момент, когда Макс запрокинет голову и тут же льнет губами к мощной шее, языком находя пульс. Ферстаппен сильнее сжимает чужие бедра, заставляя колено Шарля упираться ему в пах. Он порывается что-то сказать, но замирает, во все глаза смотря, как Шарль плавно перетекает с его ног на пол, зацепив при этом края его штанов. Ферстаппен послушно приподнимает бедра, ткань быстро оказывается собранная на коленях, и суккуб голодно присасывается к его бедру. Он размашисто проходится по всем участкам кожи на бедре, до безобразия медленно поднимаясь губами все выше и выше. Нос утыкается в паховую складку и подбородок касается возбужденного члена Макса, но сам Шарль лишь опять поднимает свою жёлтые глаза на него. Ферстаппен лишь тяжело дышит и вплетает пальцы в волосы за затылке: — Ты ждёшь, что я начну молить тебя? — Нет, — отрицательно мотает головой суккуб, опаляя и так горячий чужой член своим дыханием, — Я создание из ада, молитвы лишь собьют. Но я жду разрешения. Макс сжимает волосы на чужом затылке так, что должно быть больно, но Шарль лишь сильнее приоткрывает свои губы, улыбаясь. — Тебе совсем не больно? — Макс внутри себя разделился на двоих: с одной стороны он чувствует себя диктующим сейчас правила, а с другой, он понимает что как минимум процентов на 30 его весь запал это влияние чар суккуба. — То, что иногда желали сделать со мной прошлые владельцы кулона, не сравнится с этим. Мне приятны твои прикосновения, Макс. Я очень давно не ощущал такого запаха власти и решительности. Можно мне продолжить? Пожалуйста? Макс заторможено облизывает губы, все ещё сжимая волосы Шарля. — Давай, на кровать. И он даже звука не успевает издать, как он уже оказывается с Шарлем на кровати, полусидя к спинке. — Шарль! Как… — Такие редкие возможности я могу делать лишь в пик возбуждения. Но не буду больше так делать без разрешения. Необычно? Шарль седлает его бедра и опускается прикрытой старыми штанами задницей на возбуждённый член. Макс от этого шипит, но тянется рукой к шее суккуба, утягивая к своему лицу. — Ты только что перенес нас на кровать телепортацией, которой и не должно существовать в привычном мире. До кровати было два шага. Ферстаппен укоризненно смотрит в бесстыжие глаза суккуба и, поддаваясь порыву возбуждения, очень жёстко припадает к чужим губам. Шарль тут же стонет, так что Макс словил спазм ушей. — Мне повезло, что ты не какая-нибудь сирена или нимфа, да? Шарль оставляет вопрос без ответа. Он смещается так, что теперь его губы проходятся по линиям ключиц мужчины, а сами бедра перешли на колени Макса. Ферстаппен несдержанно охает от избытка эмоций, цепляясь за подушку под своей поясницей. Шарль медленно проходится языком по участками его груди так, словно он хочет его посетить своим запахом всего. Когда Шарль доходит до сосков, Макс начинает ёрзать и выгибаться на встречу. — Черт! Шарль усиливает напор языка, мокро обводя им по горошине, перебираясь руками вниз, обходя пресс. Ферстаппен постоянно держал губы открытыми, горячо дыша и в какой-то момент он громко стонет, стоит суккубу отпустить из плена своих губ соски и перекочевать ими к низу живота. Макс успевает уловить в голове стыдную мысль, что он совсем изголодался по интимному физическому контакту, что кроме как на чужих губах он не может сосредоточиться. Те мокро проходятся по прессу, а чуть колючий подбородок касается возбуждения. На это Ферстаппен вплетает пальцы в мягкие волосы суккуба, уже сам настырно направляя куда нужно. Он чувствует, как губы Шарля дрогнули на коже его низа живота и в следующий момент он выдыхает через зубы, стоит горячему языку пройтись по головке. — Черт! Черт! — мужчина чуть сжимает волосы суккуба, заставляя его остановиться. — Мне прекратить? — Шарль смотрит на него, подняв свои яркие жёлтые глаза. — Нет! Просто я слишком отвык от… — Оу… Зрачки суккуба неожиданно увеличиваются, а губы красиво смыкаются на кожице сбоку, чуть оттягивая. Макс издает непонятный звук, хватаясь за простынь и уже не перестает стонать, когда Шарль перестает дразниться и переходит к делу. Его рот горячий и влажный, головка скользит по языку дальше, и Ферстаппен только может предположить, что отсутствие рвотного рефлекса у суккуба — естественная вещь. — Шарль, — он закатывает глаза, потянув за чужие локоны вверх, — Нужно тебя растянуть. Пожалуйста, нужна смаз… — Я могу себя растянуть с помощью чар. Либо, если ты хочешь представления, я могу физически себя растянуть у тебя на глазах. Макс воет на этот ответ и изо всех сил хрипит, опять подталкивая его губы к своему члену: — Не в этот раз. Давай. Сейчас я не в состоянии затягивать это. Но тебе же не будет больно? — Я не чувствую свою собственную силу на себе, — ладони, расположившиеся на бедрах мужчины, дали очередной поток тепла и загорелись жёлтым, — Хочешь проверить? — Если это сон, пусть он никогда не закончится. Макс за волосы тянет Шарля к себе выше, шипя от того, что штаны суккуба проехались по его члену. Он целует влажные, чуть припухшие губы, параллельно сбивчиво стягивая остатки одежды с него и позволяя себе сильно сжать оголившиеся ягодицы. — Макс! — все что выдает из себя суккуб, когда его властно разворачивают, и он упирается теперь в голое бедро лбом. Ферстаппен не отказывается от предложения проверить то, о чем ему рассказал Шарль. Он считает себя извращенцем, когда его ладони так мнут чужие ягодицы и раскрывают более пикантный вид для себя. Макс подтягивает чужое тело чуть выше, и суккуб высоко стонет, когда язык, такой горячий и влажный касается его. — Не обманул, — Макс с безумно широкими зрачками целует ягодицу Шарля, заменив свой язык одним пальцем и сам тихо зашипел, на сколько хорошо тот обхватывал его. — Суккубам свойственно врать? — Конечно. Мы существа… — он мычит, сам насаживаясь на палец, — которые живут враньем. Только так, обманом, завлекаются мужчины. Но мой опыт после того, как я оказался в кулоне показал, что и эту способность я утратил! Он громко вскрикнул и быстрее стал насаживаться на чужие пальцы, которых в нем уже три. Макс попал по точному месту и теперь Шарлю приходится практически ездить на его теле, стараясь продлить касания внутри себя. — Все равно нужна смазка. Его член дёргается внизу и упирается куда-то суккубу в грудь от уже привычного тепла, прокатившегося по телу от жёлтого света. С головой оказывается средний бутылек с прозрачным содержимым, и он, не глядя, нащупывает его. Сейчас Шарль оказывается сидящим сверху, спиной к нему и выгибает спину так, что Максу кажется, что можно разглядеть позвонки. Он немного выплёскивает смазки себе на член, широко проведя по нему пару раз, и помогает суккубу насадиться на него. Как только их бедра встречаются несильным хлопком кожи о кожу, Макс теряется в происходящем. И начинает он понимать, когда Шарль, весь мокрый и такой раскрытый, стоит на кровати лицом к спинке, держась за неё руками, и послушно подмахивает последним толчкам мужчины внутри. Ферстаппен сильнее сжимает чужие бедра и бросает взгляд на место их соединения. Этого хватает, чтобы очень громко застонать и сделать два последних хаотичных толчка и плотно прижаться к суккубу, нависая над ним на руках. Ощущения, оглушающие сознание, и он стонет ещё громче и удивленнее, когда Шарль под ним, крупно дрожа, охватывается знакомым жёлтым свечением весь. Член внутри него будто засасывает, и Ферстаппен удивлённо выдыхает, когда живот скручивает новым спазмом удовольствия. Шарль перестает светиться, и он обессиленно падает на разъезжающихся коленях на кровать, продолжая держать задницу с членом внутри него выше. Макс тоже падает на него сверху и находит в себе последние остатки сил, чтобы перевернуться и уместиться рядом. — К кому мне теперь обращаться, если не к Господу? Он поворачивает голову в сторону притихшего суккуба, уткнувшегося лицом в подушки. Шарль неохотно приподнимает голову и ложится щекой, повернув лицо в его сторону: — Я не запрещаю этого делать. Это действует больше сбивающие с толку, чем что-то более серьезное. Суккуб непроизвольно опять выгибается, сжав в руках подушку и подкатывается ближе к Максу, ложась под его бок. Кожа обжигающе горячая, а ладони наоборот и они как спасательный круг ложатся посередине груди, кончиками пальцев поглаживая по кругу. — Ты весь засветился. Ты про это рассказывал, что тебе необходимо… — Да. Так я впитываю энергию, необходимую мне для поддержания сил. Не думаю, что тебе это не понравилось. Макс уткнулся в носом в копну темных волос на чужом затылке и устало выдохнул. — И на сколько тебе хватает такой вот энергии? Шарль смеётся и его смех проходит через грудную клетку Макса: — Люди такие милые в плане изучения новых незнакомых им видов. Мне нужно пополнять энергию по необходимости. Обычно где-то два или три раза в неделю. Макс задумчиво мычит и что-то перебирает в голове пару долгих моментов: — Тебе нужно будет возвращаться в кулон? — Разве что ненадолго, чтобы стабилизировать полученную энергию. — Наколдуй такой же кулон, точь-в-точь. Только без всех этих волшебных свойств и прочего. Просто визуально точно такой же. Шарль хмурится, очень трогательно сдвигая брови к переносице, но все же выполняет очередную просьбу. В руках оказывается внешне идентичный с тем, с которым нашел Ферстаппен, кулон, и кладет его на грудь Максу. Тот проводит по его затылку пальцами и улыбается: — Завтра я отдам это для исследования своим коллегам. А твой теперь будет храниться в моей сумке, хорошо? Суккуб смотрит своими желтыми глазами, ресницами касаясь горячей кожи человека. — Мне остаться на ночь в кровати или я могу пойти в кулон? — А сейчас тебе необходима стабилизация энергии? — Я могу сделать это утром или в тот момент, когда ты будешь работать. Макс молчит, сжимая руки на лопатках Шарля. Он поджимает губы и все же выдыхает: — Сейчас я так устал и расслабился, что нет сил на раздумья. Оставайся. Завтра утром вернёшь в кулон. — Кажется, я перестарался. Суккуб поднимает голову к груди Макса и тянется руками к его лицу. Кончики пальцев проходятся по лбу, носу, векам, от чего сонливость набегает стремительными темпами. — Я взял много энергии за раз, Макс, тебе сейчас нужно поспать. Утром я буду в кулоне.***
— Так говоришь, — Дэнни на том конце телефона моет посуду и прижимает к уху трубку, — вы познакомились в аэропорту? — Да. Очень милый парень. Как оказалось живем очень близко. Макс бросает рюкзак на кровать в своей квартире и перехватывает телефон. Другой рукой он тянется в поясную сумку, вытягивая кулон, и наконец, в целом снимая ее с себя. Перед ним тут же появляется довольное лицо суккуба, который сразу же начинает осматривать новое для него жилье. — Что я ещё могу сказать, мой дорогой друг? — Только не начинай, Дэнни… — Ла-а-адно! Но поздравляю. Ты, наконец, нашел себе кого-то, кто будет слушать про твои находки, помимо меня. — Думаю, что и сам Шарль находка для меня. Ферстаппен протягивает руку к подошедшему к нему суккубу, который держал какой-то крем с комода, и обвивает свободной рукой. Шарль сам осторожно сбрасывает звонок на телефоне и тянет Макса к кровати, взмахом руки убрав вещи в шкаф. — Неплохая функция. Пользуйся ею чаще. — Только нужно не забывать энергию для этой функции пополнять.