Последний танец

— Чего же ты молчишь, галактическая рейнджерка? — Лебедь хитро улыбается, с каплей кислоты в морщинках под глазами, и спрашивает ненавязчиво, — Протянула мне руку, но не осмеливаешься пригласить? Разве страх когда-то был тебе к лицу, моя дорогая? — Ты знаешь почему, — Ахерон хмурится даже немного невинно, хватая чужую ладонь и прижимая её к губам, — Я не хочу говорить это вслух. Нет, я боюсь говорить, что приглашаю тебя на последний танец. — Ах, вот как… Уже пришло время прощаться, как жаль, — вдох громкий, выдох тихий, — Действительно, от этого известия навевает лёгкая грусть. Пенаконии — мир грез, веселья и случайных встреч. Пенаконии — мир тайн, кошмаров и спрятанной под толщей услады жестокости. Пенаконии в их жизни сегодня прийдет конец. Все конфликты решены, а фестиваль закончен. Так есть ли смысл гостям оставаться здесь? Конечно, что нет. Теперь каждый из них пойдет своей дорогой. Все они разъедутся по планетам и мирам, умрут или будут жить дальше, заснут и никогда больше не попадут в этот чудесный сон, в котором находятся сейчас. Любовь, что цвела на шумных улицах и в отельных номерах, завянет, когда люди сядут в разные вагоны, а часовщик помахает на прощание каждому. Ах, как это грустно, стоять на красивой дорогой плитке, под прекрасную музыку и с осознанием, что сегодняшний вечер последний. Ах, как это тяжело, видеть лица, что скоро будут забыты и погребены в памяти под сотнями новых знакомств. — Первый танец не доставил мне удовольствия, а твои воспоминания оказались режущим клинком, что изранил меня, но, Ахерон… — первый маленький шаг и они уже дышат друг другу в багреющие щеки, — … сегодня ты будешь вспоминать лишь счастье на этой планете. Сегодня, я наслажусь танцем, как лучшим напитком, и сохраню каждый момент в своей собственной памяти. — Тогда я также запомню все без остатка, хранительница. Каждую деталь о тебе и каждое слово. Ей не отвечают, лишь мягко улыбаются, но Ахерон знает, что ей благодарны. Ахерон знает и видит перемешанную с сожалением радость на чужом лице. “Признаться честно, любая её улыбка не оставляет мне и шанса” — говорит себе Ахерон, пока крепче сжимает чужие утончённые ладони в своих и ведёт их двоих в центр зала, обходя множество танцующих пар, что кружатся по залу, словно большая змея. Первый шаг вместе не успевает оставить послевкусие, как сменяется следующим движением. Стук каблуков и звон украшений, томный запах сладких духов и мимоходом оставленный на ее щеке поцелуй, а после и след от красной помады. Они медленно, в такт музыки, парят по залу, сливаясь с остальными танцорами. Без конца приближаются и отделяются, но Ахерон клянется, что каждый раз, когда она делает шаг назад от женщины, то чувствует стекло под ногами и скрежет в груди. Но также Ахерон клянется, что каждый раз приближаясь, она делает это намерено ближе нужного, ловя очередной поцелуй, словно изголодавшийся зверь, что не не может насытиться мясом, которое скоро отберут. — Сейчас музыка пойдет быстрее, — шепчет Лебедь, ласково проводя рукой по чужим лопаткам и вызывая лёгкую дрожь, — Не отставай, дорогая. Ахерон кивает в ответ и глотает мысль, что сама не заметила бы изменения в мелодии, ведь слишком занята другой. Ей кажется, что начни в эту минуту падать потолок, а мир рушиться, она бы не повела и глазом, слишком поглощенная живой драгоценностью перед ней. Лебедь красива, до сбитого дыхания и мечтаний перед сном, прекрасна. Разноцветные огни окутывают её, разукрашивая и выделяя на фоне остального яркого, но недостаточно, мира. На секунду она отдаляется, почти отпуская её руку в очередной развороте, и Ахерон теряет тот дар речи, который у нее еще остался. Хранительница перед ней, мягко приподнимая руки вверх, танцует среди множества ярких светил, среди блеклых людей и остро смотря на неё. Столь прекрасный силуэт, столь красивый человек, крутящийся, словно внутри калейдоскопа, глядит только на нее из всех возможных людей в этом мире. Молочные волосы разлетаются с каждым последующим движением, отливая дорогим серебром, полностью затмевая блестящие деньгами и богатством украшения. Красивое светящиеся блестками платье, тонкая талия, утонченная спина и напоминающие созвездия родники, что расползлись по всему её телу. Ахерон любуется этим всем, запоминая каждую даже самую маленькую дрожь пушистых ресниц. Ахерон жадно глотает каждый момент этого танца, не оставляя и капли на дне стакана, похожая на последнего алкоголика, пришедшего в бар после получения зарплаты и недели без выпивки. Непроизвольно воспоминания один за другим начинают проноситься перед прикрытыми на секунду глазами. Ей вспоминаются крики умерших и заливистый смех победивших. Первые встречи и также последние. Хитрая улыбка картежника, ворчание доктора и скрежет железа костюма охотника, когда яркое пламя заслоняло ей обзор, а запах гари ударял в нос с каждым новым ударом. Ахерон помнит интриги и загадки, свое разоблачение и нескончаемые бои. Вспоминает разговор с членом экипажа и его глубокие морщины под глазами, в которых кажется видит свою и многих других смерть. На языке вертятся десятки разговоров — длинных и по душам или же коротких между делом. По рукам стекает кровь, тех кого она убила и тех кого спасла за это время, а перед дрожащими ресницами видно труп певицы и накрывшую город смерть. Но плохие воспоминания разбиваются и растворяются в шуме толпы с новым резким поворотом в танце. — Сегодня только хорошое, милая, только светлое и сладкое. Не для кого не секрет, что Хранительница перебирает чужие воспоминания, словно дилер в казино тасует карты, а достает нужное из памяти, словно фокусник возле бара, вытягивающие загаданную ребенком карту. Поэтому Ахерон чувствует, как по волшебству, яркий свет заливает глаза, а совсем другая сцена виднеется перед ней. Мужчина средних лет предлагает ей самый вкусный в её жизни напиток, смешав в нем печаль и горечь, веселье и восторг всей её жизни. “Выпей же. Выпей за свою победу, воительница, и за победу этой планеты” — твердит он и усталая ухмылка лезет ему на лицо, — “Я давно не наливал этот коктейль, ты первая за столько лет, кто достоин его, так используй же шанс и скажи, потерял ли я сноровку?”. Женщина рядом громко смеется, упрекая: “Галлахер, ты совсем недавно угощал первопроходца и спрашивал то же самое! Какой смысл задавать этот вопрос снова? Или хочешь потешить свое самолюбие, старик?” — Нет, конечно не потерял. Мне нравится, — в тот день она тихо отвечает, делая очередной глоток. Этот напиток был вкусным, до боли, до первых за десяток лет слез, вкусным. Скрипачи резко меняют свою игру, а музыка становится спокойней. Изменения мелодия теперь вызывает ностальгию, а меланхолия сама собой оседает на их плечи. Под негромкое пианино она вспоминает умиротворенное выражение лица златовласого мужчины и их прощание. Вспоминает надежду и будущие в его зрачках, но все еще помнит бесконечное небытие за его спиной. Он тоже будет жить. Герой этой истории и страшный интриган, что с благодарностью и радостью смотрел на неё, а после ярко смеялся глупому посланию своего друга. “Ха-ха! Веритас, вот дает! Теперь у меня нет выбора, я обязан вернутся и высказать ему все”. В тот момент, слушая его, Ахерон кивает сама себе, с облегчением думая, что он вернётся. Он сдержит обещание, а хмурый доктор лишится своей складки между бровей, когда произойдет из новая встреча. Ахерон думает, что хотя бы они, но будут счастливы после окончания сна. Думая о них, об этих глупых мужчинах, что смешно спорили и обманывали других, она видит вчерашнюю сцену с заучкой-доктором, что кланяется ей на прощание и покидает сон раньше других. — Почему? — спрашивает Ахерон. — Потому что все будут танцевать в последний раз, а мне пока что не с кем. Но не успевает она ответить, не успевает даже обдумать, как Химеко предстает пред ней и с улыбкой говорит слова благодарности. Громкая девчушка с розовыми волосами неожиданно делает фото на память, подзывая всех членов экспресса, а первопроходец глупо поднимает кулак вверх в победном жесте, поздравляя с окончанием всего. Время летит так быстро. — Кажется, песнь подходит к концу… — разочаровано шепчет Лебедь, — Давай закончим её красиво. Время летит ужасно быстро и сейчас ей предстоит ещё одно прощание. Последнее. Недавно она встретила столь коварную хранительницу, которая напоминала древних злых ведьм из детских книжек. Недавно она хмурила брови в недоверии и ставила под сомнение все её красивые слова. После этого были теплые ночи в одном отельном номере и битвы бок о бок, были страстные и нежные поцелуи, но были и укусы на бедрах, что после бережно зализывали. Но все это пошло, а сейчас Ахерон дрожит в понимании, что ей придется отпустить эти тонкие руки из своих. Нет больше недомолвок, сражений и интриг. Нет нераскрытых тайн, а история этой планеты для них всех подошла к концу. В героях и злодеях больше нет нужны и все они покинут сцену, опустив занавес и выключив прожектора. Зарянка берет последнию высокую ноту, а Ахерон грациозно закручивает Лебедь в действительно последний раз. В ту которую секунду, когда они вплотную прижимаются друг к другу, она оставляет жадный поцелуй на мягких губах и отпускает. Отпускает женщину от себя, раскручивая их и вытягивая руку. Возможно перед ее глазами все плывет, а алкоголь ударил в голову, но возможно, она действительно видит соленую каплю медленно стекающую по чужой щеке. Просто возможно ей это не приснилось. — Спасибо за танец, Ахерон, — тихо, еле слышно говорит женщина, нежно приподнимая уголки рта, — Спасибо за эти волшебные воспоминания, что ты мне подарила за время прошедшее с нашего знакомства. — Спасибо за лучший в моей жизни сон, Лебедь, — может и легкая, может и болезненная, но счастливая улыбка трогает ее лицо, — До новой встречи, Хранительница. — До нового танца, Эманаторша. Впервые с начала вечера их руки отпускают друг друга, а пальцы больше не соприкасаются. Впервые с начала вечера зал погружается в тишину. Пришло время прощаться. Пришло время просыпаться.