Перс не был слишком тяжёл, но всякий раз, когда дело касалось переноса бесчувственного тела, оно ощущалось в полтора раза грузнее, чем на самом деле. Эрик поймал фиакр на улице Скриб, недалеко от решётки, ведущей к подземному озеру. Извозчик не стал задавать вопросов, люди в этом городе были готовы на многое закрыть глаза, если им перепадало на десять франков сверх обговорённой суммы. Даже больше — отдающий кислым духом детина помог хрупкому с виду пассажиру запихнуть второго смуглого в фиакр.
— Мой приятель перебрал с вином, — самым беззаботным тоном произнёс Эрик. — Совершенно не умеют пить эти персы. Персы, персики, персимоны. Ха-ха! Ты любишь персимоны, приятель? По-нашему хурма.
— Месье куда изволит ехать? — невозмутимо поинтересовался извозчик, перед тем как вскарабкаться обратно на сиденье.
— Улица Риволи, приятель, милая улочка, полная персимонов, ха-ха! — Эрик захлопнул дверцу.
Перс не приходил в себя, Эрик, несколько встревоженный, касался его гладкого смуглого лба. Лёгкий жар от пребывания в холодной воде, но не страшно, лекарства и здоровый организм сработают как надо! Дарога! Зачем он вообще сунулся в это дело и привёл молодого виконта в дом у подземного озера? Почему на свете продолжают встречаться слишком благородные души? Ведь мир — не место для благородства! Перед глазами возник печальный облик Кристины, и Эрик вздрогнул. Перед тем как отправить Дарогу домой, Эрик отвёл одурманенного ароматом Мазандерана виконта в бывшую тюрьму коммунаров. Ничего, пусть побудет там! Вор чужих невест! Карета подпрыгнула на кочке, Перс застонал, Эрик бережно положил под тяжёлую голову Дароги дорожную подушечку.
Выгрузить Перса помог всё тот же извозчик, небо посветлело, следовало как можно скорее вернуться домой! Эрик не стал стучать в двери, чтобы не привлекать внимания Даруиса, пусть Перс полежит, подумает о своём поведении! Да-да, пусть подумает! А ему пора домой, туда, где ждала его она — его единственная любовь. Фиакр тронулся.
За годы странствий он видел многих женщин: красивых и уродливых, добрых и коварных, иногда сны его посещала маленькая султанша из Мазандерана. Она настолько не считала его за человека, что не скрывала своего лица — хорошенькой злой кошки. И тело её, гибкое и смуглое, явственно проступало под тонким шёлком. Из злой прихоти султанша посылала к нему девушек, чтобы те служили Эрику, только он ни одной не тронул. Ибо страх в их глазах пробивался даже через восточную покорность. Женщины коварны и непостоянны, ведь это с подачи маленькой султанши султан решил избавиться от Эрика; если бы не Дарога, то лежать бы его костям в горячих песках.
Кристина была другой: чистой, нежной, понимающей! Сначала она ему казалась очередным забавным проектом. Эрик слышал слабый, бледный голос, которому не хватало ни силы, ни диапазона. Но в ней чувствовался потенциал, и ему захотелось научить эту девушку извлекать из хрупкой груди звуки невиданной прелести. В ту пору ему до смерти опостылело пустое совершенство Карлотты, чьё хрустальное горлышко навевало лишь скуку. Притаившись в полом пространстве стены, Эрик видел, как Карлотта перед выступлением пила сырые яйца, и это его забавляло — надо же, жаба лакомилась яйцом! Только вот с Кристиной всё вышло совсем не так, как он на то рассчитывал, берясь за неё с педагогическим любопытством. Ведь по мере того, как открывалась ему кристально чистая душа этой девушки, он стал замечать, что не только голос его ученицы вызывает волнение, но и трепетная хрупкая красота пробуждает живейший отклик. Нежный северный цветок, таящий в себе удивительную силу! И она была признательна ему, покорна и почти влюблена! А потом появился молодой виконт и всё испортил!
Эрику следовало убить мальчишку на кладбище в Перо-Гиреке, или сбросить на его светлую кудрявую голову тяжёлую балку! Он мог провалиться в открытый люк и случайно пропасть! Такое было вполне возможно, люди так легко исчезают! Эрик еле сдержался, с одной стороны ему не хотелось расстраивать Кристину, с другой стороны — в подвалах Оперы рыскал этот тип в фетровой шляпе и плаще, его Эрик опасался.
Фиакр остановился, Эрик щедро расплатился с молчаливым извозчиком; кажется, он уже нанимал этого молодчика. Неважно! Вскоре ему больше не понадобятся услуги наёмного экипажа! Как только фиакр тронулся с места, Эрик стремительно открыл решётку и пропал с улицы Скриб как тень, исчезающая в пасмурный полдень.
Кристина, очень бледная и несчастная, ждала его в комнате Луи-Филиппа. У Эрика сжалось сердце, это происходило всякий раз, как он видел её среди вещей покойной матери. Все эти дамские безделушки, вязаные салфеточки, бронзовые статуэтки, шкатулки и страусиное яйцо — всё это было таким наивно-безвкусным, что всегда будило в его душе нежность и тоску по матери. Кристина среди этой мещанской обстановки с претензией на роскошь, выглядела особенно возвышенной и прекрасной.
— Вы вернулись, мой друг? — спросила она с милой улыбкой, так, словно и правда была рада ему, будто не вслушивалась с ужасом в его приближающиеся шаги мгновением ранее.
— Да, моя милая жёнушка, — он по привычке принялся кривляться, но бледная улыбка на её обескровленных губах отрезвила его.
Эрик подошёл к Кристине, сидевшей в кресле. Она поднялась ему навстречу и протянула руки. Он принял две белые, нежные ладошки в свои залитые невидимой кровью его жертв руки. Кристина продолжала улыбаться, её улыбка терзала ему сердце.
— Послушайте, Кристина, — внезапно заговорил он своим настоящим голосом, глубоким и спокойным. — Я же вижу, что вы несчастны. Тот поцелуй, которым вы меня наградили, который спас Дарогу и вашего молодого человека, был вынужденной мерой. Нет-нет, — произнёс он поспешно, заметив, что она собирается возразить. — Эрик всё знает, Эрик чувствует, что его маленькая милая жёнушка несчастна.
В синих, как скандинавские реки, глазах возникло растерянное выражение, и он сжал её руки.
— Я вас люблю, Кристина! Любовью уже немолодого мужчины, горькой любовью. Вы так молоды и красивы! Как статуэтка саксонского фарфора, хорошенькая куколка, — он неловко рассмеялся, затем вновь стал серьёзен. — Прошу извинить меня, я не совсем могу собой владеть. Понимаете ли, моя дорогая, я бы мог воспользоваться вашим великодушием и привязать вас к себе, но это не принесло мне никакой радости, а вам могло причинить муки. Вы не захотели бы делить со мной ложе или дарить те милые мелочные ласки, которыми часто обмениваются любящие супруги. Нет! Я знаю… Поэтому я прошу вас об одной услуге, перед тем как отпущу вас с молодым человеком, — он замолчал.
— Что же это за услуга? — тихо спросила Кристина.
— Обман, игра, — Эрик вновь сжал маленькие белые руки своей возлюбленной. — Давай проживём этот день как любящие супруги? Всего один день семейного счастья, который я буду вспоминать до конца своих дней. На двенадцать часов ты станешь моей женой, а я твоим мужем, — он увидел, что она побледнела и поспешил добавить. — Я не буду просить супружеских авансов, нет! Мне нужно почувствовать себя любимым. Притворитесь, милая Кристина! Ради меня, ради вас с виконтом. Что вы скажете?
Кристина мягко освободила свои руки и потянулась в его маске. Эрик покорно дал снять с себя единственную защиту от уродства. Лицо Кристины не содрогнулось от отвращения, нет! Она смотрела своими ясными глазами на его отвратительную, серую плоть и нежно улыбалась. Кристина положила руки ему на плечи и спросила нежным голоском.
— Чем бы ты хотел заняться, любимый муж?
Эрик робко положил руки на тонкую талию Кристины.
— Для начала я схожу, чтобы принести нам завтрак, — сказал он, едва дыша.
Кристина провела руками по его плечам и произнесла с необыкновенной теплотой.
— Ты меня балуешь, любимый.
Это был воистину чудесный день! Эрик принёс свежего хлеба, цыплёнка Маренго в кастрюльке, сладости и свежих фруктов. Кристина помогла ему накрыть на стол, а после они ели смеясь и перешучиваясь, кормя друг друга с вилки, болтая о всякой ерунде. На десерт они выпили сотерна, закусывая его блинчиками с миндалём. Щёки Кристины из матово-бледных сделались нежно-розовыми, Эрик не мог налюбоваться на неё. Его жена воистину прекрасна, он видел светлые локоны, рассыпанные по плечам, ведь в домашней обстановке и можно было не заботиться о причёске. Кристина спросила, не желает ли он помузицировать. Эрик, опьянённый этой восхитительной игрой, позволил себе покапризничать.
— Я слишком стар и сыт для игры на пианино!
— Глупости, — Кристина с нежной улыбкой взяла его за руку и подвела к креслу у камина.
Когда Эрик в него сел, случилось немыслимое! Подобно белой голубке, Кристина изящно села на его колени и, положив одну руку на плечо пальцем другой руки, принялась чертить невидимые узоры по его рубашке! То не было бессердечным кокетством, наверное, именно так вели себя счастливые пары, оставшись наедине. Кристина попросила его рассказать о себе, и он начал с Руана, с города, в котором родился. Приятная тяжесть её тела, внимательный ласковый взгляд и сияние, которое исходило от белокурых волос, всё это завораживало Эрика. Кристина слушала, затаив дыхание, возможно, также она внимала сказкам покойного Дайе об Ангеле музыки. Эрик опустил детали, связанные с розовыми часами Мазандерана, поведав только о великолепном усовершенствовании дворца. Кристина гладила Эрика по груди, словно ласкала котёнка, и он был готов мурчать от удовольствия. Когда рассказ был закончен, она с укоризной посмотрела на него и напомнила о музицировании.
Она вспорхнула с его колен, Эрик поднялся следом. Любовь — вот что наполняло всё его существо. Они спели почти все известные им арии, ещё никогда столь совершенная гармония двух голосов не раздавалась под сводами Оперы. Все певцы и певицы прошлого и настоящего не могли бы добиться такого безукоризненного исполнения, ибо проистекало оно не только из техники, но и от любви. Допев последние строки, Эрик решительно закрыл крышку пианино.
— На сегодня достаточно, моя малышка, — сказал он так, будто впереди их ждали долгие годы вместе.
Кристина кивнула и предложила потанцевать. Сначала она показывала ему фигуры модных в ту пору танцев, аккомпанируя голосом. Эрик с удивлением кружил её, любуясь взметнувшимися светлыми кудрями. Милое улыбающееся личико его жёнушки, столь шаловливо-невинное, казалось совершенно беспечным. Хотя Эрик знал, что мысли Кристины не здесь, а там, в холодной камере, вместе с молодым виконтом. Но сейчас эта мысль не будила ревности, скорее вызывала признательность Кристине за умелую игру, она — человек искусства, театра, она была безупречна. Эрик вспомнил, что оставил тому человеку воду во фляжке и немного хлеба, должно хватить до вечера! Да и что это такое двенадцать часов жажды и голода, если потом ты получишь целую жизнь рядом с любимой?! Может и потерпеть!
Теперь он повторял вместе с Кристиной особый шаг полонеза. Сколько грации было в её движениях, сколько очарования в каждом жесте. Она смеялась вместе с ним над его неловкостью, и он впервые в жизни не воспринимал смех над собой, как издёвку. Нет, тут было милое подтрунивание над любимым мужем, и Эрик это понимал. Часы пробили шесть, время, когда истекал их двенадцатичасовой договор.
— Завершать вечер принято вальсом, ты подаришь мне его? — задал вопрос Эрик, не рассчитывая на согласие.
Но Кристина согласилась, более того, она изменила танец, сделав его ещё более интимным, чем это было на самом деле. Она положила изящную головку на его плечо и прижалась так близко, что Эрик мог прочувствовать каждый удар её горячего, исполненного любви сердца. Они кружили в этом странном танце непозволительно долго, и в конце, перед тем как разомкнуть объятия, она подставила ему для поцелуя свой чистый прелестный лоб. И не содрогнулась от отвращения, когда он коснулся подобием губ её чела. Милое дитя, его маленькая Кристина.
И Эрик привёл молодого человека, не сказав ему ни слова. Виконт разрыдался, едва увидев Кристину. Молодые люди бросились друг к другу в объятия, и Эрик понял, что он здесь лишний.
— Я уйду, — сказал он им. — Исчезну так, что вы никогда обо мне не услышите. — Затем он обратился к виконту. — Вы обязаны сделать её счастливой и каждый день своей жизни помнить, каким сокровищем обладаете, не запрещайте ей петь, ибо лишить пения соловья — это всё равно, что убить его.
Молодой человек растерянно кивнул, он был слишком измотан для протеста, слёзы делали его взгляд выразительным и глупым, как у телёнка. Эрик отвёл глаза от юноши, устремив их на Кристину.
— Благодарю вас, вы сегодня спасли меня, — произнёс он с поклоном, затем снял с мизинца золотое кольцо и протянул его ей. — Оставьте это на память об обожавшем вас призраке.
Кристина взяла кольцо и тут же надела его на безымянный палец. Глаза её были сухи, на губах показалась печальная улыбка. Рауль старался не смотреть на Эрика, и тот понял, что виной его лицо. Поискав маску, он нашёл её на столе в гостиной. В маске Эрик велел молодым людям следовать за собой, он переправил их в лодке на другой берег озера и долго стоял на берегу, всматриваясь в темноту, в которой растаяло белое платье Кристины. Сердце Эрика изнывало от боли, но он помнил о тех мгновениях счастья, что ему подарила эта удивительная девушка, и это его утешило.
***
Появление Рауля и Кристины произвело эффект разорвавшейся бомбы в театре. Тут же послали известие к Филиппу де Шаньи, который сломал себе ногу, когда возвращался из Брюсселя в Париж, потому что у его кареты лопнула рессора. Молодые люди молчали в ответ на все расспросы, даже хитроумному инспектору Мифруа не удалось выяснить ничего нового. Рауль заявил, что они с Кристиной собирались сбежать и подстроили похищение, насчёт одурманенных рабочих сцены он понятия не имел. История наделала много шума и из-за скандала с похищением, и из-за громкого мезальянса, и из-за слухов о таинственном призраке оперы.
Директора Ришар и Моншармен чуть не передрались, но в конце концов, признали себя жертвами мошенников, допрос мамаши Жири с пристрастием ничего не дал, даже полиция не могла доказать, что женщина действовала по злому умыслу. В дело вмешался барон де Кастело-Барбезак, имевший хорошие связи и интерес к малышке Мег, так что почтенную билетёршу оставили в покое. Ришар и Моншармен ещё нескоро возместили тот ущерб, который им принёс неизвестный мошенник. Однако был и несомненный плюс: публика с восторгом валила на представления Кристины Дайе, всем хотелось послушать дивный голос и посмотреть на прекрасную невесту виконта, из-за которой разгорелись подобные страсти.
Филипп чуть не отказался от младшего брата, но на его защиту встали сёстры и тётушка, а когда он смог пообщаться с Кристиной в семейной обстановке, то у графа тоже отпали сомнения. Рауль получил благословение на брак и не был вычеркнут из списка наследников, но даже после венчания он не принуждал Кристину покинуть сцену. Об Эрике они больше ничего не слышали.
***
Пробуждение Перса (оставим в стороне его истинное имя) оказалось недобрым в основном из-за того, что он увидел у своей постели знакомую фигуру в маске.
— Очнулся, Дарога? — с участием поинтересовался Эрик. — Ты прости Эрика, он не желал тебе причинять вреда.
— Что ты сделал с Кристиной Дайе и виконтом? — слабым голосом спросил Перс.
— Ты что же, не читаешь газет? Ах, да! Забыл, ты ведь полмесяца провёл в забытии! — Эрик передал Персу свежий номер «Эпок».
«Помолвка известной певицы и потомка прославленного рода», — прочёл Перс и глаза его округлились от изумления.
— Ну, что ты как уставился на Эрика, персимон? — насмешник передёрнул плечами. — Можно подумать, призрака увидел!
Через месяц в одной из прибрежных деревушек Франции в особняке начала века, с очаровательным садом и не менее обаятельным уединением, поселилась странная парочка. Двое мужчин, один из которых был смугл и имел обыкновение носить каракулевую шапочку, а второй не показывался на улице без маски. Они объявили, что являются братьями, не слишком стремились влиться в местное общество и жили достаточно тихо. Темноглазый слуга по имени Дариус хранил похвальное молчание, а нанятым горничным и повару решительно нечего было сказать насчёт таинственных братьев. Тот, что в маске, объяснил как-то одной любопытной аптекарше, будто лишился лица в схватке с пустынным львом.
— Да, да! Лев взял и откусил моё лицо, целиком, если желаете в этом убедиться, то я бы мог… — он сделал движение как будто собирался снять маску.
Аптекарша замахала руками и пронзительным голосом сообщила, что ни в чём не собирается убеждаться. После этого любопытство местных поубавилось, разве что мальчишки ещё гадали, что могло скрываться под маской.
Эрик прожил спокойно ещё десять лет, его главным увлечением стало коллекционирование вырезок о Кристине де Шаньи, которая сначала была виконтессой, а после смерти деверя стала графиней, о том, какие овации она собирала и каких очаровательных детей произвела на свет; младшего сына она назвала Эриком. Перс похоронил друга на кладбище в Руане под его настоящей фамилией, велев поставить на надгробии прекрасного мраморного ангела с лирой.
Спустя месяц графиня де Шаньи получила короткое письмо, после которого прорыдала весь вечер, целуя золотое кольцо. Письмо состояло из двух слов: "ЭРИК УМЕР".
