Спокойствие

Джереми просыпается от тихого хрипа, встает, осторожно подходит к кровати соседа по комнате. Жан лежит на боку, вцепившись в горло, прижимая ноги к груди, занимая удивительно мало места. — Эй. Джереми присаживается на край кровати, осторожно касается плеча, отмечая, что кожа холодная и липкая от пота. Жан тяжело дышит. Взмокшие кудри, более длинные с одной стороны, прилипли ко лбу. Джереми легонько трясет за плечо, просит: — Проснись. Жан резко распахивает глаза. Подскакивает, забивается в угол между изголовьем и стеной, умоляет: — Нет, не надо. Его ногти впиваются в шею, оставляя ярко-красные полосы. Длинные бледные пальцы задевают цепочку с крестиком, резко дергают в сторону. Цепочка впивается в кожу, душа сильнее. Джереми перехватывает его запястья. Держит крепко, ловя бешенный пульс кончиками пальцев. Жан напоминает загнанного в угол зверя, его трясет, а выражение ужаса на лице вызывает боль в груди. Хочется узнать, кого видит недавно проснувшийся парень в полумраке комнаты, но все вопросы застревают в горле. У Джереми есть догадки после разговора на пляже, но они обсудят их позже, когда бывший игрок воронов будет готов. Вместо этого он тихо шепчет: — Это я, Джереми. Ты в безопасности. Посмотри на меня, — ответный пустой взгляд пугает, — дыши. Вспомнив, как когда-то отец учил его военному дыханию, он делает вдох, считая до четырех, и такой-же медленный выдох. Снова и снова. Пока Жан не начинает повторять, заново учась дышать. — Вот так, — вдох, — их здесь нет, ты в безопасности, — выдох, легкое прикосновение к цепочке, — может, снимешь ненадолго? Она тебя душит. Жан сжимает крестик в кулаке. Держит так, чтобы острые края впивались в ладонь, отвлекая от внутренних переживаний. — Нет. — Ладно. Джереми медленно отстраняется, отпуская запястья со шрамами от веревок и наручников. — Может, тебе что-нибудь принести? — под непонимающим взглядом, поясняет: — Теплое молоко с медом или какао. Жан фыркает: — Это больше по части Добсон. Джереми легко улыбается от мысли, что тот все-таки позвонил психиатру лисов. Он указывает на свою шею, наклонив голову: — Это надо обработать. Подожди, я схожу за пластырями. — Пустяки. Возможно, царапины — действительно ничто после трех сломанных ребер и травмы колена, но меньше боли от этого не становится. Со вздохом, Джереми встает и направляется в ванную за пластырями. Выбирает самые дурацкие — с мультяшными цыплятами и солнышками. Добавляет к ним вату и антисептик и возвращается, присаживаясь рядом. Жан пытается забрать медикаменты, говорит: — Я сам. Сделав вид, что не услышал этой фразы, Джереми смачивает вату антисептиком и бережно проводит по царапинам на шее. Жан сдается, запрокидывает голову, притихший и покладистый. Его шея тонкая, с острым изгибом кадыка и бархатной кожей. Такая, к которой хочется прижаться губами, оставить отметины, а затем слегка прикусить кадык, услышав сдавленный стон. Джереми моргает, подрагивающими руками открывает упаковку пластырей. Клеит их бережно, едва касаясь, чтобы не навредить, отгоняя лишние мысли. Закончив, отстраняется с широкой улыбкой: — Вот так. Жан недовольно косится на него и осторожно забирается под одеяло, вытягивает ноги, стараясь лишний раз не прикасаться. Говорит: — Иди спать. Джереми отрицательно качает головой: — Только после того, как ты уснешь, — кивает в сторону картонной собаки: — Мы с Гавгавом будем охранять твой сон. Жан закатывает глаза: — Это просто картонная собака. Она бесполезна. Он отворачивается к стене, демонстрируя, что разговор окончен. При этом сдвигается так, чтобы чувствовать прикосновение бедра Джереми. От этого легкого касания разливается тепло в груди, и Джереми сидит, слушая ровное дыхание Жана, уверенный, что тот притворяется спящим. Он думает о том, что дыхание действительно спящего человека глубже и тише, когда чувствует, как собственная голова тяжелеет, а сон накрывает плотным одеялом.

***

— Тише, ты их разбудишь. За легким смехом следуют два щелчка полароида и звук печатающихся фотографий. Джереми понимает две вещи. Первое — он вчера уснул сидя. Второе — рука затекла, а на ней лежит кудрявая макушка мирно спящего Жана. Его губы искусаны, а в изломе тонких бровей есть что-то трогательное. Один из пластырей почти отклеился, и Джереми осторожно прижимает его пальцем. Думает, что Жан его не простит, если они проснутся вот так рядом. Ведь он вчера воспользовался его слабостью и позволил себе лишние мысли. В надежде избежать неловкости, он осторожно выбирается из кровати и идет за девочками, чтобы попросить отдать фотографии. Кэт в шутку может потребовать бабл ти для Лайлы в качестве выкупа, но в любом случае вернет снимки как друг. Девочки оказываются на кухне. Пока Лайла делает кофе, Кэт готовит сэндвичи, напевая себе под нос. Джереми становится рядом, берет хлеб, чтобы помочь его поджарить. Кэт с настороженной улыбкой смотрит на него. — Положи. Я все еще помню, как ты сжег целую пачку. Джереми хмыкает, отходит на шаг, демонстративно открывая упаковку. — Только если отдашь фотографии. Кэт широко распахивает глаза: — Но вы на них такие милые. Снимки хорошо будут смотреться в гостиной, рядом с остальными. — Какие фотографии? Джереми застывает, медленно оборачивается, виновато улыбаясь. Жан стоит у входа, скрестив руки на груди. Он напряжен, губы недовольно кривятся, брови нахмурены. Джереми вытирает внезапно вспотевшие ладони о шорты: — Никак… И оказывается перебит Кэт, гордо демонстрирующей снимки. — Вот эти. Ребята, вы тут просто очаровательны. Она замечает пластыри и присвистывает: — Надеюсь, под ними засосы. Затем протягивает один снимок Жану, а второй отдает Джереми. Жан бережно берет фотографию, рассматривает, говорит: — Спасибо, я сохраню ее. Джереми рассеяно забирает второй снимок. Фото выглядит уютным. Среди серой комнаты, в которую практически не проникает свет, его собственные светлые волосы и красная футболка кажутся яркими пятнами. Он лежит поверх серого одеяла, к его шее прижимается Жан, мирно посапывая. Бледная кожа Жана словно сияет в темноте. Окно занавешено плотной тканью, но лучик света все равно попадает на деревянный пол. Под окном — картонная собака, с высунутым языком и глупым выражением морды, охраняющая их сон. Заметив, что Жан направился в их комнату, Джереми идет следом. Останавливается в дверях, наблюдая как Жан кладет фотографию на комод, рядом со снимком Рене. Джереми нервничает, подбирая слова. Он запускает пальцы в волосы, слегка тянет в сторону, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. В итоге говорит: — Извини. Я уснул случайно. Я должен был уйти на свою кровать, когда ты попросил. Жан смотрит удивленно. Его рука тянется к шее, но он себя одергивает. Он отвечает — сбивчиво, быстро, как бывает всегда, когда фраза вылетает раньше, чем он успевает ее обдумать. Раньше, чем успевает пожалеть. — Нет. Мне давно не было так спокойно. И это как контрольный выстрел в сердце. Джереми чувствует, как краснеет, радуясь, что на загорелой коже румянец не так заметен. Не каждый день парень мечты говорит, что ему комфортно и спокойно спать рядом. Они ведь могут убрать вторую кровать и все время засыпать в обнимку. Как друзья и партнеры, напоминает себе Джереми. Просто дружеская помощь. Не давая себе времени передумать, спрашивает: — Тогда мы можем продолжить засыпать вот так, вместе? Жан смотрит ему в глаза, говорит с абсолютным доверием, без малейшего страха и колебания: — Да.