***
Тем временем, на гигантском обрывистом холме, наверняка когда-то бывшим прибрежным фьордом, стоит темная фигура. Фигура, что выглядит зловеще, потому как черно-белый доспех, в который она была облачена, был покрыт многочисленными шипами и цепями, с которых свисали наполовину окрашенные в чёрный черепа демонических отродий. На исцарапанном, испещрённом следами войны наплечнике, если присмотреться, виднеются полустёртые буквы, складывающиеся в едва читаемое «Фольстер». Вглядываясь вдаль с помощью встроенной в шлем оптики, космодесантник осматривает ближайшую округу. Он пытается обнаружить среди кровавого зарева последние оплоты имперской гвардии. Наконец, спустя часы наблюдения, ему улыбается удача: вездесущий гул, объединяющий в себе шум ветров и эхо множества неистовых криков, разрывается грохотом сотни артиллерийских выстрелов. Это гвардейцы отчаянно пытаются заставить захлебнуться атаку бесчисленных легионов кровожадных чудовищ, что неумолимо идут в сторону оставшихся батарей орудий. Вспышки залпов раскрыли позицию слуг Императора. — На 10 часов, дальность 11 000 метров.-Фольстер поворачивается спиной к расцветающей бойне и, под скрежет чужого затачиваемого клинка, направляется к собратьям, машинально проверяя свой старый и потрепанный болтер, что был зверски модифицирован вопреки эстетике и стандартному функционалу. Огромная тварь, выглядящая как созданное из множества человеческих костей насекомое, возвышается над десантниками варбанды. Услышав весть, оно рычит, и его рёв складывается в чуждую человеческому слуху речь иномирного звучания и тембра: — Осталось им явно немного… Но я чувствую их мольбы, яр-ррость и ненависть, что кор-рмят жажду отмщения. И с каждой секундой эти ощущения становятся сильнее. Откр-р-рыть вррата моим бр-ратьям в столь плодор-р-родной почве не составит великого тр-руда… Неожиданно, скрежет затачиваемого клинка затихает, словно некто оборвал цикл воспроизведения одного и того же звука, что был записан века назад. — Выдвигаемся. Свора жаждущих крови псов против одиннадцати рот по пятьдесят Сынов Злобы и легиона демонов… Твари захлебнутся собственной кровью. Кровью и ужасом во имя Малала.- Звучит искажённый голос, подобный испорченной записи, что в конце сменяется рычанием и помехами. В этот момент среди бойцов поднимается массивная фигура в покрытых толстым чёрным хитином обломках доспеха, украшенного демоническими костьми. Пусть размерами этот космодесантник лишь немногим уступает уже знакомой нам твари, даже без учёта сломанной пародии на крылья за спиной, не стоило и сомневаться, что он всё ещё был астартес. Ужасным астартес, что мог бы напомнить извращенную версию идеального человека, жалкую и уродливую пародию на примарха, что тщетно прячет уродство своего порченого тела за столь же порченым доспехом. Но уродство было сосредоточено отнюдь не в доспехе или теле, что было под ним, оно было на скрытом за кожаным капюшоном и вуалью седых грязных волос лице десантника. Его лицо несёт следы возраста и войны: нижняя челюсть сверкает остатками покрытого хитином металла, нос являет собой лишь два дыхательных отверстия, а глаза-зеркала души… Один заменён и сияет зловещим алым светом, пока второй замутнённым мёртвым взором сверлит пространство перед собой, тая в себе лишь горькую ненависть, что заставляет отводить взгляд даже Сынов Злобы, что знают о страхе больше, чем кто-либо может вообразить. — Тогда стоит поторопиться, господин… — Из исполинского, напоминающего скорее огромный тесак, меча чудовищного космодесантника доносится голос, напоминавший могильный шепот. Из лезвия, шипов и гарды начал течь и клубиться туман чернее ночи, сгущаясь в бесформенную тень, что делает рывок ближе к голове своего господина. Проходит мгновение, и бесформенная тень обретает лицо, голый череп древнетерранской гончей, в пасти которой таится чёрный змеиный язык, что иногда показывается между зубов демона, словно он пробует воздух на вкус.— … если в ваших планах все еще содержится пункт о спасении и захвате новой рабской силы, то нужно успеть нанести тварям удар до того, как они приблизятся к этой «силе». — Посмей, назови слуг рабами ещё раз, и будешь лишен права покидать этот меч до конца времён.-После этих слов изуродованный астартес, с грохотом возлагает чудовищное орудие себе на плечо и отправляется в сторону обрыва. Перед тем как сделать шаг в пропасть, он окидывает взглядом свою свору, что с недоумением смотрит на своего союзника. — Шевелитесь, собаки. Покуда вы погрузитесь в «птичек», бой уже будет окончен.- С этими словами их предводитель сделал шаг. Лишь треск и хруст раскрывшихся «крыльев» со скрежетом шипов о скалистую землю говорили о том, что чудовище только что было здесь. Не стоило сомневаться: оно выживет даже после столь бесхитростного спуска.***
— И снова этот выродок заберет всю славу себе…- С завистью произносит Фольстер, оборачиваясь к своим собратьям.— И на этот раз он… — Этот «выр-родок» пр-р-реемник бедствий своего возлюбленного и ненавистного Ангела, и его сер-рдца бьются до сих пор-р только из-за жажды мести и ненависти к мер-ррзости Хаоса.- Насекомоподобный демон приближается к завистнику вплотную, сверлит его взглядом своих заполненных мраком глазниц.— Р-решишься ли ты р-ради славы и одобр-ррения Малала обр-ратить свою жизнь в бескр-райний кошмар-р, от котор-рого не скр-рыться ни наяву, ни в гр-рёзах, и потер-р-рять даже своё имя и пр-рошлое в жажде обр-рести шанс на месть? …Лишь тишина стала ответом для демона. — Ты слишком р-робок для этого, Фольстер-р… Не тебе судить вестника кошмар-ра, не тебе, ничтожный и жаждущий…***
Артиллерийские орудия уже давно стреляют вразброс, ведут огонь по готовности, озаряют искажённые небеса всполохами огней, тонущих в сиянии молний. Истерзанное штыками тело комиссара продолжает биться в предсмертной агонии, пока его озверевшие от отчаяния подчинённые, подобно израненным псам, пытаются продать свои жизни подороже, забрать в имматериум как можно больше адских отродий. С каждым новым залпом снаряды приземляются всё ближе и ближе, лишь немногим замедляют волну кровожадных тварей, выигрывая время, которого было слишком мало для перегруппировки. Гвардейцы передовой бегут в отчаянной попытке не попасть под когти тварей и снаряды братьев по несчастью, но с каждой секундой от первых линий фронта остаётся всё меньше живых. Император… Он не спасёт их души, они обречены умереть, и если смерть неизбежна, то остается лишь забрать с собою и самих убийц. Стоять до последнего, уподобляться загнанному в угол зверью… молиться.***
Наконец, рёв кровавого легиона достигает ушей резервов. Времени больше нет. Едва живые гвардейцы в окопах видят тёмную линию на горизонте, и чем ближе она становится, тем меньше надежда увидеть её конец. Вой и рычание тварей заглушает рокот, что возникает за спинами оборонявшихся со стороны гор. На небе мелькает смертоносный звездопад дропподов, а у подножия гор сгущается холодный мрак. — Контакт на 4 часа! — Вопит один из офицеров батареи.— Нас обошли с фланга! Ступор. Сначала отчаянье, а после и горькое непонимание: Слуги Кхорна и так превосходили их числом, у них не было необходимости бить с флангов, тем более эта обезумевшая свора скорее полегла бы здесь вся до конца, сражаясь в «честном бою», но точно не стала бы опускаться до «тактических подлостей»… Это были не они, но и подкреплением это быть не могло! Этот проклятый мир оккупирован, и кровавая жатва поглощает планету без шансов на спасение! Связь с командованием оборвана, они были давно забыты и вычеркнуты из всех возможных списков, кроме списка погибших! Размышления прерываются вторым рокотом, теперь гораздо ближе. Слуги и порождения Кхорна, чьи силуэты отчетливо видны даже сквозь пески, неожиданно умолкают и замирают. В головы гвардейцев врывается беспричинный животный ужас, они замирают вместе со своими врагами. Израненные руки бьёт мелкая дрожь, но никто не может объяснить причин. Третий рокот оглушает смертных, и кто-то не выдерживает, падает в блаженное и желанное в этом аду забытьё… Оглушающие звуки напоминают рёв древнего чудовища, которому вторят тысячи шипящих, визжащих и кричащих душ, что воют в жалких попытках заглушить свою боль, отчаяние и едкий леденящий ужас. Сквозь оглушительный звон бойцы чувствуют, как под их ногами ритмично трясётся земля. Нечто гигантское и чрезвычайно тяжелое бежит к ним. Немногие гвардейцы, нашедшие в себе силы и храбрость обернуться, упершись спинами в окопные стены, увидели то, что им отныне не забыть до конца своих дней.***
Огромная тварь бежит к ним, волоча за собой, подобно хвосту, чудовищных размеров меч. Голова твари - гигантский волчий череп с рогами, из правой глазницы его горит алый свет. Из пасти же, подобно пене, истекает густой чёрный туман, в то время как шипы и кости, укрывающие всё тело существа, пульсируют и исторгают из себя тёмную как смоль жидкость. Порождение перешагивает через окопы, сминая колючую проволоку и осыпая едва живых гвардейцев крошкой. Легион тварей приходит в себя, но поздно: титан уже сблизился с ними. Раздаётся гул от гигантского оружия, а за ним и разрывающий уши звон. Узревшие подмогу, пусть и далеко не от Императора, превозмогающие страх гвардейцы открывают огонь, стараясь не смотреть на ту кровавую баню, что творит чудовище, ставшее их спасением. Истерзанные шипами и жутким клинком парные ошметки тел взлетают в воздух, каждый удар твари сопровождается демоническим рычанием. На мгновение людям кажется, что слуги кровавого бога начинают пятиться назад, узрев столь серьезного противника… Но это было лишь иллюзией. Многие из тварей просто не успевали даже шагнуть в сторону своей погибели или прочь от неё. Один из нерождённых повисает на костяных подобиях крыльев, корчится в яростной агонии, пытается сломить кости, но цепкая лапа хватает его мертвой хваткой за шею, сжимает до хруста и бросает в ближайшего врага, что через мгновение разделяет участь многих, становясь лишь истерзанной плотью и сломанными костьми. Тени вокруг кровавого легиона начинают сгущаться. Чем сильнее гвардейцы звереют, чем неистовее наслаждаются своим шансом на отмщение и даже победу, тем больше кажется, что из темного тумана раздаётся потусторонний смех кого-то из тёмных богов. Подобно грому, на отродий и рабов Кхорна обрушиваются дропподы, что принесли в своём нутре космодесантников в черно-белых доспехах, которые также, как и у беснующейся твари, были покрыты шипами и украшены костьми. Они с холодной ненавистью и ликованием рвут свору изнутри, подобно своему гиганту-предводителю, но даже не пытаются приблизиться к нему. Наоборот. Они сторонятся его. Сторонятся одержимого бойней чудища. Когда в рядах отродий и почитателей Кхорна наступает смятение, а жажда мести гвардейцев наполняет воздух их остервенелыми и полными злорадного торжества возгласами, черный туман океанской волной скрывает от смертных происходящий внутри себя ужас. Сквозь пелену лишь изредка было видно появление ужасающих чудищ из костей, начинающих свою охоту на псов бога крови.…Поле боя погружается во тьму…
Воздух пронзает гул, вобравший в себя рёв чудищ, крики, лязг и скрежет. Гвардейцам остаётся лишь стоять и безмолвно смотреть в пустоту, ожидая конца бойни. Час за часом, час за часом… Вечность? Происходящее напоминает алое облако, что образовывается в воде в тот роковой момент, когда на жертву нападает стая хищных рыб с мира смерти. Разрывая плоть, они заливают окружающее пространство кровью добычи, отчего изначально невозможно даже понять, кого они пожирают. Жестокое пиршество становится предупреждением остальным, уберегая от неожиданной ловушки до тех пор, пока вода не очистится… Если она когда-нибудь очистится.***
Проходят часы, но резня даже не думает стихать, в отличии от гула, что медленно идёт на спад. Наступает подобие тишины, но туман стоит, ожидает ухода незваных гостей. Но они не торопятся, они продолжают насыщаться, довольные необычайно щедрым подношением. В какой-то момент один из гвардейцев, ругаясь на своем родном наречии, медленно выползает из окопа, с трудом переставляет ноги, подходит ближе к границе кошмара. Шаг. Второй. Третий. Пятый. Одиннадцатый. Дрожь в ногах усиливается, но причина того не столько истощение, сколько страх от вида ужасающих находок, что выброшены из эпицентра мясорубки, в которую превратился бой. В пыли и крови гвардеец видит оторванные конечности, осколки керамитовой брони, половину черепа, из которой медленно вытекают остатки содержимого. Новый приступ страха вызвал огромный затупленный обломок цепного топора, что, судя по поврежденным звеньям, встретился с более крепкой броней, размазавшей и сточившей его смертоносные и вечно жадные до крови зубья. Наконец страх заставляет бойца остановиться, застыть в пятидесяти шагах от кошмарного водоворота. Стрекотание и щелчки тварей прекращаются окончательно, завеса медленно развеивается, поглощается кем-то…***
Показываются жуткие силуэты «спасителей». Они роются в трупах убитых, ища хоть что-то ценное среди обломков брони, оружия и источающих смрад внутренностей. В самом же центре поля боя, среди бесформенных куч из ошмётков плоти, обломков металла и осколков керамита, возвышается силуэт подобного монументу гигантского меча, на который, преклонив колено и опустив голову, опирается существо, напоминающее своим силуэтом падшего, истерзанного ангела. Сердце отважного гвардейца впускает в себя кроме страха горечь и отчаяние. В кровоточащем и изувеченном, извращенном до безобразия силуэте он видит воплощение легенды об Ангеле, что своей жертвой спас человечество от неумолимой смерти, что даже будучи мертвым, продолжает страдать за грехи смертных, даруя им шанс на будущее. — Сангвиний…- Произносит сиплым шепотом боец и устремляется вперёд, не глядя на застывших и сверлящих его взглядами космодесантников. Вслед за храбрецом устремились и другие гвардейцы: Раненые, истощённые и контуженные, они были ведомы надеждой и верой. Капюшон ангела сползает на затылок, оголяет седые пряди волос, что на концах окрасились кровью, потемнели от сажи. Нечто темное и вязкое стекает из левой глазницы тонким ручьем, растворяется в чёрной луже под мечом. Тяжёлое и рычащее дыхание Ангела прерывается резкими вздохами, заставляющими его тело содрогаться. И причина была: Сквозь зияющие трещины в хитине и костях всасывается тьма тумана. Она наполняет его тело скверной, разрушает прежний облик. Все застывают в ожидании, когда наконец падший ангел найдет в себе силы вновь подняться и возвыситься над всеми, расправив свои обломки крыльев.***
Все происходившее покрыто темной пеленой. Подобно видениям черной ярости, вокруг мелькают иллюзии врагов, что когда-то уже преграждали путь воина, но давно пали от его рук… От его ли? Разве был он хоть раз на хвалёной Терре по-настоящему? Суд… орден… орден… Кем он был? Савриэль. Командир первой роты проклятого ордена, Савриэль. Что он здесь делает? Где его братья? В голове мелькают только безжизненные окровавленные лица, пока вокруг в бесконечной тьме возникают чудища. Он не чувствует своего тела. И не должен, ведь оно под контролем демона. Демон… Присяга Богу-отступнику. Зачем он присягнул отродью Хаоса, что был ненавидим им даже больше орков? Что ему обещал Малал? Перед глазами подобно безмолвному ответу возникает воспоминание. Окровавленное и изломанное изнутри тело смертной на его руках. Савриэль всегда с болью принимал человеческую смерть, но в этой женщине было что-то, ради чего он до сих пор сражался. Детство. Сестра. У него была сестра, её звали… её звали… Нет, имени уже не вспомнить. Малис… Нет, это имя смертной, чье бездыханное тело лежит у него на руках. Ненависть… только ненависть, никакой пощады. Ни за что. Пустота. Тварей не стало, остались лишь их кости, в которых одержимое тело увязло. Или душа?.. Наконец в голове наступает абсолютная тишина. Он умер, наверняка это конец, твари не могли кончиться. Но почему кости держат, сковывают его, почему жива его плоть, и почему нет, совсем нет вокруг и намека на свет? Савриэль слишком низко пал, чтобы наконец найти себе покой? Слишком много крови и смертей на его руках? Больно. Кости впиваются в плоть, выдавливая из глаз слезы, которые воин отчаянно пытается сдержать. Вдруг, звуки тяжелых вздохов перебивает едва слышимый шелест шагов. Голова устремлена в пол, нет сил её поднять. Кто же пришёл сюда лицезреть столь жалкое зрелище? Кто-то мягко касается его волос. Боль немногим стихает, становится гораздо легче. Единственный видящий глаз заливается слезами… или порченой кровью? Воспоминания. Маленький мальчик, израненный, обагрённый кровью стоит среди трупов бандитов, дрожащими руками сжимая запачканный нож. Он защитил, но ценой чужих жизней. Холодные стены тюрьмы.Ледяной бетонный пол.
Холодно. Больно.
…И вдруг кто-то обнимает его израненное тело. Он преступник, убийца, чудовище. Савриэль не заслужил. Савриэль должен быть наказан. — Ты сделал всё правильно.— До боли знакомый голос. — И всё еще можно исправить. Кто-то вновь обнимает его. Кто-то снова произносит эти слова. От беспомощности и слабости не остаётся ничего, кроме как вновь разрыдаться. История циклична, но теперь Савриэль не смог спасти ни свою сестру, ни себя. Малис. Не смог спасти, сколько бы не убил и сколько бы не пролил крови. Теперь она утешает его, будто ничего и не произошло. — Я не смог… -Единственное что смог сказать Савриэль сквозь слёзы, что кровавой пеленой устилают глаз. Раскаяние притупляет боль иным её оттенком, но не избавляет его от оков. — Ты спас многих. Проснись и взгляни сам.-Голос вселяет надежду в кровоточащую душу. Савриэль сделал все правильно. Савриэль спас многих. Все можно исправить.ПРОСНИСЬ!
***
Когда к Савриэлю возвращается контроль над его телом, тяжесть собственной брони обрушивается на него. Переделанные сервоприводы едва справляются, а подобие хитина пусть и имеет под собой нечто похожее на мышцы, помогающие поддерживать массивное тело, но слишком тяжело. Среди мертвой тишины раздаются десятки шагов, что явно не принадлежат космодесантникам. Левый глаз залит кровью, но правый протез все еще исправен, не смотря на кровавые капли на нём. Наконец, опираясь на свой меч, Савриэль поднимается на ноги и машинально закрывает свою изувеченную голову капюшоном. Опустив взгляд вниз, он видит гвардейцев, что встают перед ним на колени и не смеют поднять свой взор. — Они узрели самого Сангвиния в твоей персоне, чемпион.- С мрачным ехидством произносит Фольстер, стоя позади Савриэля. Только он мог позволить себе язвить даже осознавая, что без «Ангела» и его связи с демонами у них не было бы шансов. — Похоже, эти ангелопоклонники не больше чем прирождённые рабы…-Фольстер медленно, будто задумавшись и присматриваясь, приближается к смертным, играюче и нагло перекидывает из руки в руку свою новую игрушку: Топор берсеркера, вырванный из его же мёртвых рук.—Или жертвенные агнц… Грохот. Сильный удар приходится на корпус Фольстера, и он сравнится разве что со взрывом артиллерийского снаряда. Слуга Малала отправился в короткий, но стремительный полёт, что завершается ошмётками трупов, что влажно и омерзительно хлюпают, принимая «снаряд». —Не забывайся! — Рык чемпиона заставляет гвардейцев содрогнуться.— Ваша воля-распоряжаться трофеями, но не жизнями! -Савриэль понизил голос и продолжил: — Нарушишь обещание — обречёшь себя и своих братьев… Пока десантники оттаскивают своего командира, что в ярости от столь наглого унижения потерял над собой контроль, Савриэль втыкает свой меч перед собой и опирается на него руками. Со стороны он напомнил-бы наблюдателю статую Ангела, оскверненную, полуразрушенную и забытую, смиренно ждущую, когда время сотрёт её в пыль. — Свет Императора отвернулся от вас.-Почти рычащие слова «Ангела» окончательно развеивают пелену надежды, вновь сталкивая гвардейцев с жестокой реальностью.— Это место должно было стать могилой для каждого защитника. То, что вы увидели, приведёт вас к смерти от рук Империума, что желает защитить невежество своих людей. Ваш выбор прост: умрите, едва обретя шанс на жизнь, или примкните к осквернённому легиону, продолжите свою службу, но уже не видя света в бесконечной тьме войны.-Чудовище-ангел рычит.— Ваш ответ? Гвардейцы колебались лишь секунду. Храбрец, что первым решился подойти к полю боя, встаёт и смотрит осквернённому ангелу в глаза. — Мы пойдём за вами… мой лорд.