— Начать отсчет до пробуждения. Три, два, один… Возвращайте ее.
Воспитанная в семье военных, Ванесса с малых лет привыкла вставать с петухами, не обращая внимания на холодный непритягательный пол, манящее одеяло, и солнце, что ленилось показаться раньше, распахнувшихся зеленых глаз. Но сегодня все было как-то из ряда вон плохо. Тело ломило от неприятных судорог, вызванных то ли долгим пребыванием в одной позе, то ли низкими температурами, заставившими кожу покрыться крупными неприятными мурашками. Свет, слишком холодный для солнечного, нещадно слепил глаза, от чего они бесконечно слезились, пересохшее горло с трудом позволяло воздуху поступать в легкие, а неприятный, цикличный писк оглушающе бил по ушам, действуя на нервы. Ванесса знала этот звук. Сигнал медицинской аппаратуры всегда казался ей чем-то омерзительным, волнующим, заставляющим сердце против его воли нервно гонять кровь по телу все быстрее и быстрее.— Следите за показателями, пульс зашкаливает. Сердце может не выдержать.
Возможно, потому что ассоциировался со смертью. Ведь периодичный писк так и угрожал стать постоянным, монотонным, означающим только конец чьей-то жизни. Неминуемый, неизбежный, устрашающий конец. Ванесса ненавидела чувство беспомощности. Полное отсутствие контроля, не позволяющее пошевелить хотя бы пальцем. И хоть со смертью девушка ни разу не встречалась самостоятельно, от чего-то понимала, что ощущается она именно так. Умирать в общем-то не хотелось. Страх липкой паутиной путал, итак, затуманенное сознание, сковывал слабое тело, заставлял сердце работать на износ. Каждое живое существо по-своему реагировало на страх, проявляя одну из трех форм поведенческой реакции: Бей, беги или замри. Ванессе сейчас просто хотелось исчезнуть. Или чтобы исчезло все вокруг нее. Ни то, ни другое, по сути, не вписывалось ни в одну из стандартных форм. А еще противоречило отцовскому воспитанию. Отец всегда признавал лишь одну единственную реакцию на страх — бесстрашие.— Ванесса, ты слышишь меня?
— Полковник, не мешайте пожалуйста.
Полковник. Майлз Куоритч. Папа?.. Папа учил всегда смотреть в глаза опасности. Стойко, через не могу или не хочу, даже когда не было сил. Потому что взгляд — это и есть характер. А нашей семье характер никогда не позволял сдаваться. Ванесса жмурится, пытается моргнуть, но яркий свет лишь сильнее слепит, и глаза противятся, начиная слезиться еще больше. Мама учила не стыдиться и не бояться слез. С ними уходит и слабость. Но какими бы классными и философскими не были бы учения родителей, на практике это конечно же помогало мало, если собственное тело безбожно подводило и не слушалось. Перед глазами стояла пелена, взгляд никак не фокусировался, а дышать так нормально и не получалось. И все же Ванесса смутно видела, как перед ее лицом туда-сюда маячит что-то большое и синее.— Давай, солдат. Пора в строй.
С каждой секундой писк аппаратуры переставал быть таким оглушительным. Чужой мужской голос, один из многих, что слышался на периферии, был таким же незнакомым, как и прочие, но не озвучивал умных медицинских слов и не кричал напряженно о серьезной ситуации в отличии от других. Перетягивая на себя все внимания, он заставлял очнуться, взять себя в руки, вернуть контроль. Как отец в детстве за шкирку вытягивал из неприятностей, так и этот голос вытягивал из пучины собственного сознания.— Поднимите изголовье. Тридцать градусов, нужно облегчить поступление кислорода.
Когда тело понемногу начало отзываться, а глаза наконец привыкли к освещению, первое, что увидела Ванесса — незнакомую женщину лет сорока, со светлым беспорядком на голове и серьезным лицом. — Ванесса, вы меня слышите? — голос у женщины низкий и хриплый, будто его хозяйка всю жизнь курила хорошие сигары. Не успевает Ванесса ответить, ей в лицо суют маленький фонарик, снова ослепляя яркой вспышкой. Девушка недовольно морщится, и несмотря на саднящее горло, тихо крякает: — Здесь, итак, достаточно света. — говорить получается медленно, с долгими отдышками, но вся комната будто застывает на мгновение, чтобы уловить каждое слово. Где-то на стороне слышится басистый смех, говорящий что-то вроде «В отца пошла», после чего к нему присоединяются еще несколько. — Сколько пальцев я показываю? — фонарик заменяется двумя пальцами, но ни сил, ни желания говорить у Ванессы больше нет. Она устало прикрывает глаза, надеясь накопить хоть немного слюны, в надежде смочить горло. Жажды нет, но безумно хочется пить, чтобы облегчить боль от разговора. — Ванесса, сколько пальцев? — мужской голос все никак не хочет всплывать в памяти, но такой знакомый приказательный тон и интонация, на подсознательном уровне заставляют послушаться. Из груди вырывается обреченный то ли выдох, то ли хрип, когда ответить не получается. Сил хватает лишь на то, чтобы дрожащими непослушными пальцами показаться верное число. Ванесса надеется, что этого будет достаточно, проследив за тем, как потенциальный врач обратил внимание на ее руку. — Хорошо, — женщина делает пометки в каком-то листе, поворачивая голову куда-то в сторону. — подайте ей воды. Ванесса не верит в Бога, да и в целом религию признает не шибко, но женщина перед ней святая, и никак иначе, а ее беспорядок на голове, в свете ламп напоминает сверкающий нимб. — Меня зовут доктор Ева Грин. — женщина говорит медленно, нерасторопно, почти по слогам, помогая Ванессе напиться. Желание возмутиться загорается яркой вспышкой. Хочется недовольно сказать, что она в порядке и прекрасно все понимает, но осознание, что даже глотки она делает еле-еле через силу, заставляет поумерить свой пыл. Да и женщина все еще не утратила звание святой в глазах Ванессы. Вода на вкус кажется странной. Без привкуса и запаха, но обволакивающее ощущение смутно напоминает масло. И все же Ванессе кажется, что это самая вкусная вода, которую она когда-либо пробовала. Дышать становится легче, малейшее движение больше не саднит слизистую, и девушка наконец делает большой глубокий вдох, вместо того чтобы хватать воздух ртом как рыба. — Вы помните, как вас зовут? Цель вашего прибытия? Сознание окончательно проясняется, и Ванесса серьезно хмурится, внимательно разглядывая доктора. — Рядовой Ванесса Куоритч, прибыла на Пандору в составе запасного отряда полковника Куоритча, с целью стать оператором аватара для дальнейшего изучения планеты. — голос у девушки все еще слабый и тихий, будто бы она заговорила впервые в своей жизни, но слова уверенные и сжатые. Сухая информация, только по делу, как учили в академии. Как учил отец. — Хорошо, — Доктор Грин удовлетворенно кивает, записывает что-то в бумаги и уже делает шаг в сторону, но передумав, поворачивается к Ванессе и иронично добавляет — Надеюсь, ты выспалась. Впереди много работы. Ванесса не знает ни звания доктора, ни какой она вообще человек, поэтому в ответ просто кивает, игнорируя веселые искры в светлых глазах. Проследить за действиями женщины не получается, внимание тут же привлекает большой синий силуэт, который все это время маячил где-то на периферии. Ванесса как можно быстрее приподнимается на локти, натягивает какие-то трубки и датчики, торчащие из ее тела то тут, то там, но благополучно не обращает на это внимания, во все глаза смотря на синего великана. Размеры существа волнуют, вызывают тревогу. За его спиной непослушно маячит длинный хвост, а на голове подрагивают уши, острые, совсем как у кошек. Но несмотря на все это, пугает Ванессу именно внимательный взгляд его золотых глаз. Адреналин мигом подскакивает, заставляя сердце работать на износ в который раз. Существо ухмыляется, показывая острые клыки, и подходит ближе, наклоняясь к Ванессе. На фоне медицинская аппаратура сходит с ума, снова оглушая Ванессу быстрым нервным писком. Лицо великана все ближе и ближе, а за ним обнаруживаются еще несколько таких же существ. В голове снова кружатся мысли про страх и формы реакций. Ванесса помнит, как отец говорил, для каждой из трех реакций есть свое время, все остальное про индивидуальность личности выжить не поможет. Солдат должен понимать, что в разной ситуации должен действовать соответственно, но никогда не уступать страху. Бей — это действие. Беги — это тактическое отступление. Замри — это засада. Но еще Ванесса помнила, что между «Бей, беги или замри», отец всегда предпочитал первый вариант, а мама любила повторять фразу «Вся в отца», поэтому девушка ждет мгновение, когда синие лицо будет достаточно близко, параллельно судорожно придумывая как действовать. В конце концов повышенный адреналин берет тело под контроль и решает, что если «Бить» — это действие, то «Действие» — это бить, и Ванесса рефлекторно бьет великана пяткой прямо в нос, заставляя того отступить. Вся ли она в отца, девушка сомневалась, но удар у нее точно был отцовский. На стороне снова слышится басистый смех, скорее напоминающий гогот. Ванесса резко поворачивает голову в сторону него, оценивая обстановку. На головокружение внимание благополучно решает не обращать, а про недавнюю слабость в теле и вовсе забывает из-за стресса и адреналина. В глаза как-то резко бросается военная форма на каждом из великанов, а следом взгляд цепляется на нашивку самого близкого к ней солдата. Яркие желтые буквы ровным почерком выписывают Ванессе приговор, когда она разбирает в них «Полковник Куоритч». Ванесса моргает пару раз, неверяще смотря на синего великана. Пульс замедляется, а вместе с ним успокаиваются и волнующиеся врачи. — Отец? — голос Ванессы теперь едва ли можно сравнить с шепотом. Уверенности остается ни грамма, а о сжатости мысли даже думать не хочется. Мыслей в голове столько, что доктору Грин со стороны кажется, будто у девушки резко опухла голова. Полковник Куоритч привычным движением протирает нос, проверяет его целость, даже внимания, не обращая на боль и кровь. Хмыкает как-то на удивление довольно, оглядываясь на свой забавляющийся отряд, и снова возвращает все внимание на Ванессу. — С возвращением, Солдат. Ванесса не ждет объятий или хотя бы хлопка по плечу. И на деле отсутствие нежности в голосе отца ощущается так привычно, что по телу разливается полнейшее спокойствие и умиротворение, даже если позже Ванессу будет ждать выговор и наказание. Зато теперь в синем громадном солдате, Куоритч точно узнает своего отца. Миллион вопросов так и остаются неозвученными, когда вперед из толпы солдат выходит женщина со смутно знакомыми татуировками, из-за которых, Ванесса сразу узнает Жницу, давнюю коллегу полковника. — Зато сразу видно какое у нее отношение к аборигенам. — со стороны солдат раздаётся одобрительный смех, пока Жница колко ухмыляется и дует жвачку. И пока рядом с аппаратурой недовольно хмурится доктор Грин, стараясь поправить все датчики. Ванесса все-таки задает один единственный вопрос: — Здесь есть жвачка?