Золотые дни

      Танцевать на нервах — любимое хобби Годжо Сатору. Но терпеть не мог, когда его собственные испытывали на прочность.              Годжо Сатору — Сильнейший, и победить какую-то дзайнити ему не составит труда.              Задницей повозить по распечаткам. Длинные ноги друг на друга закинуть, да покачивать непринужденно. Но незамедлительной реакции не последовало, поэтому Сатору решил до конца добивать представление, откинувшись на руки позади. Ещё бы свистеть начать, заполняя повисшую тишину.              Сатору не смотрит на неё, разглядывает стены старой аудитории. Техника новая, а вот здание — старьё старое. Скукота. Мог бы уж главный университет страны выделить нормальный аудиторный фонд преподавателям. Или может она из-за своего характера была отправлена в ссылку? Вполне похоже.              — Мия-кун…              О, наконец хоть какая-то реакция последовала. Жаль лишь спокойная. Голос Ким Джи-хён совсем не дрогнул, она сама остаётся недвижимой.              Однако студент её сдержанности не имел.              — Прошу прощения, — взвился парень.              — Прощаю, — тут же перебивает Сатору, — А теперь будь добр на выход. Никуда твой диплом не убежит.              Неприкрытое пренебрежение всем этим делом скрипит стеклом в Годжо Сатору. Ему противна эта волокита, а в особенности то, что он вынужден её лицезреть.              — Это вы ворвались в аудиторию. Вас никто не приглашал, вам преподаватель прямо сказала… Вы идите на выход!              — Мия-кун, — повторяет уже настойчивее Ким Джи-хён. Госпожа явно не ожидала, что её щенок начнет тявкать и кусать за штанину непрошенного гостя. Сатору бы с удовольствием за шкирку его выволок за дверь, но его опередили, — Мия-кун, я обязательно уделю положенное тебе время. Ты ведь сам всё понимаешь.              — Я-то понимаю, — покосился юноша на незваного гостя, — Но мне правда нужно ваше мнение. Я уже пропустил вперед девочек. В итоге последний, а вы здесь не будете до ночи…              Сатору громко прыснул. Он не станет разбрасываться словами о том, что с таким взглядом на жизнь он ничего не добьется. Будь он менее разраженным, Годжо бы обязательно что-то бросил, может не такое обидное, веселое. И лучше бы дело пошло, но… Эта противная дамочка выгнала его! На глазах этого самого парниши!              — Я уже сказала. Время тебе будет уделено. Главное дождись. Пока можешь наметать варианты как переформулировать вступительную часть и…              Из-под задницы Сатору Годжо выдергивают листы. Да так хорошо, с небывалой силой, что мужчина едва не свалился с этого треклятого стола. Даже пришлось занять положение менее победоносное.              Ким Джи-хён невозмутима складывает в одну стопку все помятые листы и протягивает их студенту:       — И за одно пойти перепечатать испорченные. Если ещё не закрылась канцелярия.              Студент брезгливо принял измятую работу, и бросив уничижительный взгляд на мужчину, скрылся за дверью.              И стоило дверях захлопнуться, как в затылок Сильнейшему больно прилетает ластик.              — Ай!              — Слезьте со стола, если не хотите получить каблуков в глаз.              — Э?!              — Что, дар речи потеряли? Вспоминайте быстрее и покончим с этим.              Сатору отпрыгивает от стола, смотря на женщину в кресле как на самое страшное проклятье в его жизни. В ней нет и грамма проклятой энергии, но есть проклятый характер. Такая спокойная на людях, а тут взяла и реально кинула в него ластик. Так еще и такие страшные угрозы…              Это ломает сложившийся образ Ким Джи-хён в голове Сильнейшего.              Он, высокий, длинноногий, был готов ринуться в бой, наконец благоразумно активировав незаметную для её взгляда Бесконечность. Она, статная и холодная, олицетворяющая правила так возмутительно себя вела.              — Яги меня предупредил, что будет всё плохо, но не настолько же…              — Так ты знала?!              — Давайте не переходить на неформальное общение.              На возмущение Сатору ей было так же плевать, как и ему на её. Всё честно. Отплачивает той же монетой. Хотя, кто первый начал? Не важно!              — Что он тебе сказал? Или мне придётся объясняться с самого начала?              — Господин Яги сказал, что я могу с вами не церемониться. Что вы не понимаете нормальных слов, просьб, и прочего. Что вы тоже преподаватель, в том же частном учебном заведении Директора Яги. Но учитель из вас никудышный.              — Решила начать с конца?              — Специально для вас.              — Знаешь что?!              — Не нравится? Мне тоже не понравилось, когда вы пытались сорвать мне лекцию. Мне не понравилось, когда вы прервали мою консультацию со студентами.              Но преподавательнице не дали продолжить список всех смертных грехов Сильнейшего. Сатору её перебил.              — Я достаточно ждал! Я ждал гребанных два с половиной часа, хотя Яги договаривался о встрече в три часа дня!              — На пять.              — Что на пять?!              — Я ему написала, что в три не смогу, а освобожусь только к пяти, — спокойно, не повышая голос, да даже не вставая со своего кресла. Женщина достаёт из сумочки смартфон, быстро настукивая ногтями пароль. Этот стук отзывался в натянутых нервах Годжо словно тик часов. Найдя нужный чат, Ким Джи-хён прокатывает по столу телефон так, чтобы не свалился на пол, а попал ровно в руки Сатору Годжо, — У Директора Яги очень милая аватарка.              Госпожа Ким Джи-хён мило улыбается, буквально светится.              Годжо Сатору едва не рычит:       — Панда.              — Да. Панды милые, — протяжно вздохнула женщина, на мгновение потеряв самообладание, — Но вернемся к делу. Как можете видеть, я предупредила, а мне в ответ отправили эмодзи. Я восприняла как согласие. То, что у вас возникло недопонимание… — хотелось ей бросить колкость, но даже сейчас умудрилась сдержаться, — …прискорбно. Но раз вы здесь, давайте хотя бы сейчас приступим к решению ваших проблем.              — Проблем? О нет, это у вас проблемы.              Сатору отправляет телефон по столу обратно женщине.              — Правда? Какие же?              — Оно зависит от того, как вы мне ответите на вопрос.              Сатору приспускает черные очки, смотря своими удивительными глазами на Ким Джи-хён. А та отвечает своими обычными кариями глазами. А взгляд колкий, разумеется, она напрягается. И небезосновательно.              Потому что вопросы Годжо Сатору был самым бестактным в его жизни.              — Вы довели свою студентку до самоубийства?              С неё всё схлынывает. Словно окатывают холодной водой. Отрезвило? Определенно. Заставило одуматься? Возможно. Сатору очень внимательно следит за языком тела. Как ресницы чёрные, короткий частокол, дрогнули. Губы пухлые мнутся, челюсть совсем не элегантно движется. Она отворачивается от него. Ладонью проводит по столу, словно пытаясь успокоиться себя. Обдумать слова. Свои собственные чувства, которые на самом деле в ней были.              — Я не знала, что Яги в комиссии.              — В том то и дело, что нет. И я тоже никаким образом не причастен к этому… месту. Или к полиции. Именно поэтому вы должны мне сказаться сейчас правду. От этого зависит, смогу ли я вам помочь или нет.              — Мне не нужна помощь.              И Годжо Сатору уже расплывается в усмешке, готовый разразиться новыми насмешками. Только вот на месте Госпожи Ким Джи-хён появляется некто другой. Уставший, с растрепавшимся хвостом. Юбка замялась, и подъём стопы с налитыми венками от усталости и каблуков. Пальцы её бледные, вся она ужасно белая, и вовсе не из-за тональника.              — Потому что я не виновата.              — Вы действительно в это верите?              Потому что Сатору видит. В ней нет проклятой энергии. Следы в аудитории едва ли свидетельствовали о близости проклятья. Ему нужно было узнать, понять, убедиться. Первое впечатление и слова студенток почти убедили Годжо Сатору в том, что он нашел причину кончины несчастной. Пообщавшись лично — убедился.              Но услышав её, в нем появляется сомнение.              — Имеет ли смысл размышлять, кто виноват. Что стало последней каплей? Кто. Эта девочка очень долго и упорно трудилась, чтобы попасть на бюджетное место. Я вела у неё ещё с первого курса. Она была очень трудолюбивой, кропотливой. Подавала такие надежды, имела амбиции! Жаль с семьей ей не повезло. Отец заядлый игроман, мать ничего сделать не смогла. Скончалась ещё до её поступления в университет. Эта девочка хотела выбиться в люди, старалась изо всех сил, но… Затем стала пропускать занятия. Посещаемость всё скатывалась, промежуточные экзамены писала всё хуже и хуже. Не знаю, интересовались ли другие преподаватели о её благополучии вообще до случившегося, но я — да. Я спросила у неё, почему она так… поменялась. Это ненормально. И знаете, что она ответила мне?              — Что?              Ответ звенит внутренней пустотой, как и весь рассказ женщины.              — Она ответила, что влюбилась. Но знаете… Обычно, когда женщина влюбляется по-настоящему, она расцветает. Ей должно становиться лучше, и жизнь проще. Но не в её случае.              Годжо не произнесет того, что вертелось у него на языке. Его мнение о любви здесь было лишним.              — Она так расхваливала своего избранника, но при этом была вынуждена устроиться ради него на работу в ущерб учебе. Глупо.              Вот теперь знакомые нотки строгости послышались в голосе Ким Джи-хён. Жестокости, раздражительности. Тщеславия, которое вздергивает её носик выше нужного.              — И всем своим студенткам говорю одну и ту же истину. Не отдавайте себя всю ни мужу, ни семье, а вкладываться в саму себя. Эта девочка вместо этого отдалась мужчине, пообещавший ей счастливую жизнь и богатство. Разумеется, ничего из этого он ей не дал. Год назад она на экзамене мне показывала простое обручальное колечко, а неделю назад его уже на пальце не было. Я сделала на этом факте выводы. Она попыталась вернуться к самой себе, к своему диплому, но… Лучше бы взяла академ. У неё была возможность всё наладить.              Рассказ по своей сути бесполезный, но он даёт Годжо Сатору тоже сделать… вывод. И далеко не в пользу Госпожи Ким Джи-хён. Если бы она в действительности довела своим поведением студентку до её трагичного финала, Сатору бы в ту же секунду исчез. Пускай сама разбирается с плодами своих решений, статью о доведении никто не отменял.              Но здесь… Придётся задержаться.              — Я рассказала всё, как и просил Директор Яги. Вам достаточно?              — Не думал, что встречу учителя хуже себя.              Вот теперь Сатору выбил её из равновесия.              Чужие слова задевают в ней особенно нежные, воспаленные места. Она не находит силы ответить колкостью, сарказмом. Косвенно Годжо признал, что сам считал себя плохим учителем. Джи-хён больно задевает сравнение с ним. Он перегнул палку.              Женщина поднимается с кресла. Колесики шумно проехались по полу. Падает ручка со стола. Стучат тонкие шпильки. Даже на каблуках женщина была заметно ниже Годжо. И маг смотрит на неё свысока, не давая поблажек. Джи-хён глядит исподлобья. Совсем не элегантно, словно загнанный зверь. Карие глаза до безобразия обычные, наполняются чем-то стоящим. В их отражении Сатору видит свои очертания.              Губы её размыкаются и с них срывается охрипшее:       — Не желаю вам пройти через то же самое.              Черные очки отбросили блик старых ламп.              — Мои ученики всегда будут желать жить.              — Буду за это молиться.              Ответ её был самым искренним за всю напряженную беседу.              Сатору считает эту женщину странной. Она его раздражает. Он считает её плохим учителем и аргументы у него достаточно весомые. Но есть между ними нечто схожее, помимо дорогих брендов в одежде.              Они оба любят своих учеников.              И возможно больше самих себя.              На много больше.