Его руки и улыбка

Всякий раз, когда его постигали мысли, которые вызывали в нём душащую агрессию, ненависть и разрывающую в клочья тоску, всегда рядом с ним оказывалась его рука. Теплая, человеческая рука, что от разницы температур ощущалась демону горячей. Но это не обжигало его. Оно делало его живым. Каждая новая прогулка начиналось с того, что Кёджуро брал прохладную руку демона в свою ладонь. Его привычная улыбка согревала не только душу Аказы, но и опаляла жаром пространство вокруг, отчего с ним было не так холодно даже мертвому. И они шли. Они сами не знали куда, им было важнее идти, наслаждаясь компанией друг друга. Связь, возникшая между ними, имела свои противоречия, как их различное мировоззрение. Но вместе с тем имела и свои сходства, ведь разбитым душам легче тогда, когда с ними такая же разбитая душа. И они нашли свою связь. Умиротворение царило в воздухе, стоило этим двум существам уединиться в скрытом от прочих глаз уголке мира. Задорный смех и прочие глупости были слышны сквозь кроны высоких деревьев. Каждый день был особенным, но всегда было одно сходство — прикосновения рук. Такой простой жест, но так много в себе таящий: заботу, тепло, а самое главное поддержку, знание того, что сейчас ты не один. И в его руках Аказа никогда не был один. Вся его злость, собранная в один густой и липкий ком, постепенно сходила на нет стоило Кёджуро заговорить. Он всегда подмечал, что проблемы демона — абсолютно понятны и знакомы охотнику. И недоумение так читалось на лице Аказы: как такой человек мог понимать почти все ужасы, произошедшие с ним? И несмотря на это, спокойствие постигало его душу, за что улыбка красовалась на благодарном лице Луны. Искренняя, чистая улыбка Аказы. Но стоит завести разговор о бытовых делах Ренгоку, у того всегда был чёткий голос, твердо заявляющий обо всём хорошем в его жизни. Его семья, товарищи и дорогой ворон были живы, значит и причин для горести быть не должно. Но почему тогда от его ауры веет грустью? На это Аказа и пытался найти ответ, но кроме как радостной и привычной улыбки не получал в ответ ничего. Облик истинного Кёджуро был закрыт улыбкой, внушающей ложное доверие. Каждую ночь они виделись вместе, делились немногим за прошедшие сутки и расходились, не забывая ласково поцеловать друг друга за выслушанные крики души демона. Такова была его благодарность, и от этого оба были счастливы. Наполовину. Беспокойство въелось в тело Аказы сорняком, который достать можно лишь с мясом. Он был упрям, но терпелив. Всякая новая встреча лишь сильнее вбивала в голову различные мысли: от хороших, где в мире Кёджуро и правда не происходит ничего плохого, до самых отвратительных, где у Кёджуро есть тот, кому он и правда, всем сердцем может довериться. Кому-то, но не Аказе. И только когда его ладонь была сжата сильнее обычного, эти сомнения стали отходить на второй план. Ночь сегодня была куда мрачнее обычных, и тени на лице Ренгоку сильно выделялись даже под неяркими лучами лунного света. Пламенные глаза смотрели вниз, дрожащие веки и пропавшие в радужках искры давали повод для Аказы забеспокоиться, но на этот раз не утаивать этого. — Что-то не так, Кёджуро? — демон повернул голову на стоящего рядом охотника, голос его был спокойным, но зыбкая словно песок дрожь мелкими крупинками просачивалась через него. — Все… всё хорошо. — натянутая улыбка и закрытые глаза, явно удерживающие накопленный поток не сдерживаемых эмоций, говорили об обратном. Им пришлось остановиться где-то у берега реки, где окутывало в свои объятия ощущение одиночества, оставив их наедине, подальше от всего этого мира. Глубокий выдох рассек воздух в гремучей тишине. — Не нужно со мной сдерживаться, — сказав это, Аказа встал перед Ренгоку и взял вторую его руку в свою, легко и медленно массируя их. — Ты может сказать всё, что на душе не так. Взгляд охотника всё также был опущен. Мысли его метались из одного угла в другой, вылетали и вновь появлялись. Тело было приковано к земле и застыло как во льду. Он желал, он мог, он… — Всё прекрасно. Нет причин беспокоиться. Он ошибался. Глубоко ошибался. Всё невысказанное им било осколком в самое сердце, вызывало чувство тревоги и волнения, навязывало столько ненужных мыслей, от которых человек в здравом уме мог бы избавиться. Но Аказа не был таким. Всю свою жизнь после порабощения он не испытывал ничего подобного, и сейчас, когда в его жизни появился человек, который окружает его заботливой поддержкой, он не мог не дать её ответ. Как и не мог оставить Кёджуро одного со своими тревогами. Объятия были такими же теплыми, как и прикосновение их рук. В них было приятно, уютно, по-родному.. Аказа поддался тем эмоциям, что плясали в нём и решительно настаивали это сделать. — Я буду рядом, если ты захочешь высказаться, — не кинув и слов об упрямой просьбе высказаться, тихо сказал Аказа. Он почувствовал, как на мгновение застывший организм расслаблялся, а после обмяк в руках демона, тяжким грузом ложась на его плечи. Сколько длилось это по времени - никто не знает. Ветер завывал где-то совсем рядом, забирая с собой тихие всхлипы и шорохи ткани, которые Аказа сминал в попытках погладить и одарить Кёджуро чувством защиты, которого порой людям может не хватать. Ренгоку выговорился. За все те дни, когда на него взводились тяжелая ноша и с каждым днём вбирала в себя новые силы, отнимая их у Кёджуро, отчего он слабел. Если не физически, то духовно. И Аказа понимал это. Он и сам часто хранил в себе ярую злость и рвущую глотку обиду после частых встреч с господином. И он слушал его, он слышал его. Демон вбирал в себя всю информацию, что корила его охотника столь долгое время. И он разделил это с ним. Слёзы на лице "гордого" столпа пламени давно высохли. Аказа, чей лоб соприкасался со лбом человека, глядел на него из-под пышных ресниц, пока мир вокруг застыл в молчании. Дыхания сплетались в единый вдох-выдох, а руки всё также крепко как и сначала держались вместе. И улыбка просияла на лице столпа. Искренняя, услышанная, любящая.