Люди искусства

— Ты уверена, что это хорошее решение? Бутхилл выразил своё недовольство, скривив губы. Один из его механических пальцев по привычке щёлкнул по поверхности бутылки, которую он держал в ладони. Болотно-зелёное стекло отозвалось характерным звоном. — Абсолютно уверена, — ты улыбалась ему из-за мольберта, энергично размазывая краску по палитре в попытке смешать какой-то ядовито-яркий цвет. Бутхилл был не очень рад своему положению: он стоял, прислонившись к высокому барному стулу, раздетый до пояса и держащий в руке пустую бутылку от какого-то дешёвого пойла. Ты назвала его идеальным натурщиком. Возможно, так и было. Из-за механического тела он не испытывал никаких неудобств от долгого нахождения в одной позе, и судя по тому, как долго он стоит на одном месте сейчас, это определённый плюс. Но его недовольство вызвано тем, что ему адски скучно. Поначалу ему было весело наблюдать за творческим процессом, за твоими хаотичными движениями и за изменениями выражения твоего лица, но теперь... Ему хотелось быть где угодно, но не здесь. Его взгляд снова обратился к тебе, и он уже открыл рот, чтобы что-то ляпнуть. Ты выглядела счастливой. Бутхилл нечасто видел тебя такой. Он знал, что ты много рисуешь, это было вполне заметно по количеству картин, которые с каждым днём всё прибавлялись и прибавлялись. Обычно ты рисовала их во время его отсутствия (что неудивительно, ведь он отсутствует часто), и ему никогда не доводилось посмотреть, как именно рождается твоё искусство. Бутхилл не знал, что живопись вызывает в тебе такой ураган. Он видел твою улыбку много раз, но сейчас тебя переполняло искреннее счастье, по твоему виду было понятно, какой кайф тебе приносит творчество. Хорошо, он мог бы потерпеть. На самом деле это не так уж сложно, да. — Не переживай, я... — ты прикусила язык и размашисто провела кистью по холсту. В твоих глазах на мгновение отразилось удивление, когда ты осознала, что забыла собственную мысль в середине предложения. — Я почти закончила. — Надеюсь, я хотя бы увижу результат? — конечно, он увидит. Ты всегда показываешь ему любое своё творение, независимо от того, понравился ли тебе итог или нет. А он? Он всегда доволен, когда ты делишься с ним частичкой себя. Бутхилл отвёл глаза, чтобы снова вернуться к тому карикатурному образу, который ты попросила его создать. Что-то про "непослушание" или "неукротимость", он не запомнил. Его ладонь невольно сжала бутылку чуть крепче. Он никогда не пробовал эту марку пива (а он уверен, что это было пиво, даже если ты тщательно отмыла стекло (Эоны, ты же не подобрала эту бутылку с какой-нибудь помойки, верно?)). — И всё же мне не понять искусство. Не было бы правильнее позвать какого-нибудь милашку позировать за деньги? — Бутхилл хотел в очередной раз попытаться выговорить оскорбление, но его фраза прозвучала как намёк в стиле "найди другого хорошенького парня, я слишком крут для этого". — А у нас, по-твоему, так много денег? — Ты бы разбогатела, если бы начала продавать свои картины, детка, и ты это знаешь, — творческий максимализм или неуверенность в себе, или ещё чёрт знает что, но ты не была готова обменять картины на деньги, тебе было проще сжечь их или выкинуть, и Бутхилл относился к твоему решению с уважением, но иногда припоминал. Ты ничего не ответила на это и продолжила рисовать. Одной рукой схватившись за край холста, ты удерживала его на месте, пока большим пальцем другой руки что-то тщательно выводила. У Бутхилла отсутствуют органы чувств, но он всё равно ощущает внутри себя живой трепет, жаркий интерес к процессу. — Мне не нужен милашка. Ты идеально подходишь, никто другой не справится, — если бы у него всё ещё были вены и текущая по ним кровь, он мог бы и покраснеть от таких комплиментов. — Не надо льстить мне, куколка. Я и без этого люблю тебя, — он улыбнулся тебе зубастой ухмылкой, но твои слова на самом деле тепло отозвались в его мозгу (могли бы отозваться и в сердце, но он его, к сожалению, не сохранил). — Мне трудно рисовать людей, — ты собиралась сказать "полноценных людей", но воздержалась. — Они всегда получаются непохожими на самих себя. Такими сухими и плоскими, — ты отвела руку в сторону и быстро промыла кисть в широкой чаше с водой. — И мне всегда казалось, что металл и стекло куда более интересны, чем человеческие кожа и волосы. Бутхилл прислушался к твоим словам, но не дополнил их. У него не было причин как согласиться с тобой, так и пытаться переубедить тебя. — Люди однообразны. Разный цвет волос, разная одежда, но такой однотонный вид. Человека может скрасить только освещение, но металл... — твой вздох звучал почти восхищённым. — Он не просто принимает свет, который ложится на него, он отражает и искажает всё, что находится рядом с ним! Металл неподатлив к прикосновению, но он гораздо более красноречив, чем человеческие черты, цвет которых заглушает всё окружение. Ты демонстративно размазала краску по своему обнажённому предплечью, медленно и тщательно выводя на коже слово "скучно", чтобы показать своё отношение. — А стекло? Оно способно сделать даже больше! Стекло не только отразит цвета, нет, оно покажет всё, что скрыто за ним, то, что находится позади него! — ты была готова кричать или громко петь, лишь бы передать то, что было в твоей голове, но, поразившись собственной экспрессии, немного поубавила свой пыл. — Ну, правда, только при определённых условиях... Стекло ведь бывает матовое, а металл — неотполированный... Ты вернулась к рисованию, но по дрожанию твоей руки Бутхилл видел, как много усилий ты прикладываешь к сдерживанию излишних эмоций. — С людьми, впрочем, так же. Я не хочу сказать, что они совсем плохи или неуникальны. Как металлу, им необходимы конкретные обстоятельства, чтобы они могли полностью раскрыть себя. На некоторое время ты отложила кисть и палитру, чтобы просто посмотреть на холст. Ты была близка к завершению картины, а, может, уже приняла решение объявить её завершённой. — Я хочу сказать... В искусстве очень важен контраст, понимаешь? — ты улыбалась ему так невероятно сладко, что Бутхилл ощутил этот вкус на языке. — Контраст компонентов в музыке, контраст слов в литературе и контраст композиции в живописи. Без этого никуда. Я не смогла бы добиться контраста, будь на твоём месте кто-то другой. Ты осторожно повернула мольберт, представляя картину его вниманию. И... Что ж, это было... что-то. Брови Бутхилла сошлись к переносице и смешно изогнулись, нижняя челюсть слегка отвисла, комично приоткрывая его рот. Он так долго терпел ради... этого!? Твой новый шедевр представлял собой цветастое месиво, совершенно не соблюдающее тот контраст, который ты воспевала. Бутхилл не мог узнать самого себя, потому что фигура, изображённая на холсте, вовсе не была его телом. Мужчина знал, что ты регулярно меняешь стили рисования, переходишь от реализма до того, что можно охарактеризовать только как приступы бешенства у единорога, но это... Что это? Кубизм? Авангардизм? До знакомства с тобой он и слов таких не знал... А теперь отчаянно пытается понять тебя и разобраться в истинном искусстве. Пока Бутхилл шокировано изучал то, что предстало перед ним и, очевидно, выползло из самых тёмных глубин вселенной, ты смотрела на его лицо и едва сдерживала смех. Судя по подёргиванию его губ, прямо сейчас он пытался составить обобщённый комментарий, похвалив твою работу и при этом не соврав о своём мнении (ты изнасиловала его глаза). — Присмотрись, — твой смешок был громким, но ласковым. Его реакция тебя не обидела, и Бутхилл был несказанно рад этому. Иногда он был слишком честным, но ему не хотелось случайно расстроить тебя. Послушавшись, он снова сосредоточил всё своё внимание на этой картине (Лань, спаси его), и сколько бы он не вглядывался, её суть не менялась. Те же смазанные линии без чёткого контура, те же кислотные цвета. — Детка, я... Не человек искусства, мне правда не понять, — он неловко посмотрел тебе в глаза, отпустив несчастную бутылку и позволив ей разбиться. — Мило. Бутхилл шире расставил ноги и опустил корпус, чтобы коснуться руками пола и собрать крупные осколки. Ты, не теряя времени, схватила холст и поудобнее взяла его в руки, с грохотом уронив на пол мольберт. Едва не падая с картиной наперевес, ты вприпрыжку пересекла комнату и встала позади Бутхилла, расположив картину под подходящим углом. Рейнджер открыл рот, собираясь спросить, чем ты там занимаешься, как вдруг заметил этот результат наркотического прихода почти у себя перед лицом. Нестандартное искусство познаётся нестандартным способом, а? Бутхилл испытал желание прищуриться, но не стал этого делать. Последний шанс. Эоны, он даст этой картине последний... шанс... Складка между его бровями немного разгладилась, уголки его губ больше не были опущены в отвращении. Что-то изменилось. Совсем немного, вот совсем чуть-чуть. Цвета сохранили свою яркость, а расположение акцентов так и осталось безобразным, но было в этом нечто привлекающее внимание. То есть, вся картина пестрела всевозможными оттенками радуги, что уже было достаточно завлекающим, но чем больше Бутхилл всматривался в это, тем больше манящих деталей замечал. Вытянутая фигура, сложенная из углов и линий, вероятнее всего, была им, и вблизи он действительно мог увидеть проблески серой и чёрной красок под тонной других цветов. Металл отражает, так ты сказала? Глаза Бутхилла прошлись по краю холста, затем вернулись к грубому очертанию плеча. И правда, бежевый цвет крашеных стен отсвечивал в тенях. Затем он оглядел тонкие волны, обёрнутые вокруг зелёного овала. Пивная бутылка. Если он прищурится, то сможет разглядеть почти незаметный контур своего отражения в ней. Какой псих (гений) стал бы задумываться о том, чтобы изобразить отражение на боку крошечной бутылки? Теперь, когда Бутхилл не отмахивался от этого, он подмечал действительно завораживающие контрасты. На картине его тело было таким расплывчатым, совершенно слившимся с окружением, но это уже не казалось пугающим или абсолютно странным. Больше похоже на альтернативный взгляд. Он недоумевающе посмотрел на твоё лицо, потом снова на картину, не в силах оторвать от неё взгляд. Там, где находится пластина его груди, он заметил искажённый прямоугольник, а рядом с ним — крохотную спираль. Ты всегда рисовала в кривых позах. Несмотря на то, что Бутхилл уже не был человеком, металл его тела выглядел таким живым на твоей картине, таким дышащим. Металл и стекло, неживая материя, которая наполняется смыслом, когда отражает то, что окружает её. Это ты хотела ему показать? Твой хитрый взгляд и глупая улыбка не дали ему никакого ответа. Всё-таки он не понимает искусство.