Темерские лилии

— Конечно, он не мог тебя не позвать, — хриплый шепот плавно разнесся сквозь тишину затхлой комнаты, чуть тормозя о мелкие пылинки в воздухе. Роше замер на месте, держа в руках колючий плед. Он расправлял его на кровати — собирался ложиться спать — и сам был без тяжелого мундира, оставаясь в тонкой рубашке и привычных штанах. Шаперон он снять пока не успел — или и вовсе не собирался снимать, — и тот привычно покрывал голову, пряча под собой копну светлых волос. Он глухо выругался под нос и с надежной покосился на стену, где мгновением тому оставил мечи и перевязь с более мелким оружием. Их там, конечно, не было. — Тебя он забыл спросить, — огрызается в ответ, отбивая громкую грубость от узких стен. Поворачивается медленно, будто бы нехотя, нервно впиваясь ногтями в жесткий ворс пледа в руках — будто бы, разорвав треклятое волокно, он бы тотчас же отомстил тому, кому нужно. Что-то покалывает у него в пальцах, когда своим взглядом он встречается с холодным, отрешенным чужим. Эльф сидит на парапете на корточках, чуть поддерживая себя рукой, и, слегка склонив голову на бок, смотрит вперед, сверкая тусклой зеленью. Он и не изменился почти, с тех пор, как год назад победно держал меч в сантиметре от горла Роше, когда они виделись в последний раз, — разве что щеки стали более впалыми, а кожа более бледной. Роше и не заметил бы этого, как и не заметил бы того, что эмоций на чужом лице практически не было — по крайней мере, той привычной ненависти и злобы, — если бы не знал Иорвета так хорошо, будто от этого зависело благополучие Темерии. — И это так ты встречаешь своего заклятого врага, dh’oine? — Иоверт чуть похрипывает и спускает обе ноги на пол, наконец оказываясь в комнате. Роше замечает, что они, как и руки, напряженно подрагивают. Понимает он быстро: под ними десять метров голой стены. — Я срать хотел на то, куда и как ты дел моё оружие, — он полностью игнорирует чужой вопрос, — я в любом случае тебя убью, — хрипит сквозь стиснутые зубы, выплёвывая застрявшие в горле комки раздражения, — я задушу тебя или разобью твою голову в мясо об эту стену. Иорвет смотрит исподлобья и едва ли заметно усмехается, выпрямляясь во весь рост. Роше замечает, что лука за его спиной нет — но за пазухой имеется нож. — Не убьешь, — спокойно чеканит он, делая шаг вперед, — Gwynbleidd просил меня ему помочь, и ты это знаешь. Роше непонимающе смотрит на чужое грубое лицо, ожидая продолжения. Эльф приближается, и в крохотной комнате становится заметно душнее. Роше чувствует, как пальцы, в которых он доселе сжимает ежистый плед, снова забиваются чем-то колючим и начинают потеть. Он хочет соврать сам себе, что это из-за тяжелых размышлений о том, как незаметно достать кинжал из сапога, но вместо этого хрипом прочищает горло и выкидывает злополучную вещь обратно на койку. Руки чешутся. — Убить меня сейчас — это лишить его ценного союзника. Это его предать, — Иорвет продолжает говорить очень тихо и абсолютно безэмоционально, будто даже не пытаясь задеть, — а верные псы ведь не предают, да? Роше тяжело выдыхает через нос и едва ли заметно закатывает глаза — сегодня уже слишком поздно, чтобы такое в нем как-то отзывалось. Поганый эльф был прав — в том, что убить его сейчас было нельзя, — и это сковывало. — Верные псы хотя бы не прокрадываются почти безоружными в покои тех, кто желает их видеть повешенными, карабкаясь по отвесной стене голыми руками, — разочаровано грубо чеканит он, складывая руки на груди, — что тебе нужно? Иорвет вдруг останавливается на расстоянии жалкого метра, отводя взгляд. Роше может поклясться, что в позе его сейчас что-то не так: он не выглядит таким уверенным в себе, как всегда. Его пальцы нервно стукают друг о друга, даже не думая тянуться к кинжалу на поясе. Роше, кажется, понимает: Иорвет пришел сюда, чтобы его раздраконить, вывести на эмоции, заставить пытаться выцарапать оставшийся глаз грязными ногтями, занося инфекцию — но у него не вышло. — Я пришел забрать то, что давно уже должно принадлежать мне, — он снова возвращает зеленые искры на лицо напротив, — темерские лилии, — он легко кивает в сторону висящего у стены мундира, и в действии этом, Роше голову на отсечение может дать, он видит неуверенность. И если бы Роше не знал Иорвета так хорошо, будто бы от этого зависело благополучие Темерии, он бы не поверил тому, что слышит. — Совсем охренел? Может, тебе их ещё стоя на одном колене передать? — Роше взрывается недовольством, практически глухо рыча, — У тебя был шанс их забрать, и ты решил… — он на секунду тушуется и раздраженно качает головой, — проявить милосердие, — последнее слово практически выплевывает. Иорвет усмехается совершенно незаметно и абсолютно ненатурально. Роше совсем не понимает, что это значит — но в чужой полуулыбке видится ни что иное, как печаль. — И теперь я вижу, что это милосердие ни к чему не привело, — он делает шаг в сторону, и — Роше поражается наглости, — садится на стул, только что выдвинутый из-за стола, — ты умрёшь завтра, Вернон Роше, — Иорвет говорит всё так же спокойно, плавно, не сводя нечитабельного пронзительного взгляда, но Роше абсолютно точно уверен: под конец фразы его голос натурально дрожит. Он совершенно теряется в том, что происходит. Иорвет сидит на стуле так, будто бы он сейчас у себя в пещере или лагере: расставив ноги широко, чуть съехав вниз, откинувшись на спинку. Совершенно спокойно и вальяжно — и совершенно не так, как сидят на стуле, находясь в метре от своего заклятого врага. — Ты несколько раз падал башкой вниз, пытаясь сюда залезть? — Роше подходит на пару сантиметров ближе — достаточно, чтобы показать видимое превосходство, но недостаточно, чтобы нависать. — Встал и ушел отсюда, остроухий ублюдок. Я знаю, что Геральт сможет меня понять, — и пальцы снова предательски покалывают, пытаясь раскрыть весь блеф. Иорвет резко поднимает голову и ловит чужой тяжелый взгляд — в эту же секунду Роше передергивает. Он никогда ещё не смотрел на эльфа сверху вниз, или, если и смотрел, то точно не так: не встречая ни испуга, ни злости, ни даже гордости в глазу напротив. Иорвет дышит равномерно, и Роше может буквально видеть, как его выраженный кадык под тонкой кожей чуть двигается, когда тот сглатывает. Он тушуется, нервно облизывает губы, проводит взглядом по острым чертам лица — у него в пальцах снова что-то покалывает, заставляя признать: красивый. Нос горбинкой, тонкие пряди темных волос, торчащие из-под повязки, обкусанные губы и глубокие скулы — всё это Роше осматривает напропалую, с жадностью, совершенно не понимая, что с ним происходит. Он пытается открыть рот и что-то сказать, но у него не выходит — эльф будто бы завораживает его чем-то совершенно тёмным и скрытым, с запахом хвойного леса. Роше впервые рядом с ним чувствует животный страх — от незнания того, что будет дальше. Он поражено пошатывается и делает четверть шага назад, в надежде, что Иорвет не заметит. Он знает, что Иорвет не может не. — Если не завтра, то точно на твоей заведомо неудачной миссии, — его голос становится совсем тихим, сухим и, кажется, напуганным, — по свержению rhoun, — прохрипывает загнано, так, будто нельзя, сжимая ткань собственной одежды в руке. Роше двигается настолько резко, что Иорвет не успевает — или не хочет успевать, — среагировать. В секунду он оказывается нависающим над застанным врасплох эльфом, упираясь рукой в спинку стула чуть левее его омерзительного острого уха. Вторая рука выхватывает из ножен Иорвета его собственный кинжал, тут же прислоняя к открытому горлу. В голове у Роше кипит горячая злоба, и он стискивает зубы, плюется слюной, с запозданием понимая, что чужие руки, кажется, даже не дернулись в попытке забрать оружие обратно, всё так же оставаясь полу-расслаблено лежащими на бедрах. В голове у Роше кипит отчаянье: эльф не сопротивляется, и это страшно. Иорвет продолжает смотреть прямо в глаза. От тела напротив чувствуется жар. О секретной операции не знал никто, кроме тех, кто в ней непосредственно участвовал. Те, кто пытались подобраться хоть на капельку ближе, были сразу же убиты. Те, у кого это сделать получилось — просто не существовали. До этого момента. — Откуда, мать твою, ты знаешь об этом?! — Роше наклоняется так близко, что лбы их практически соприкасаются. Он напряжен, его брови сведены, тугие желваки играют, а зубы болезненно скрипят друг о друга. Тело его горячее, и дрожь расходится по сжатым рукам, и Иорвет, наверное, физически чувствует неровное, неравномерное его дыхание. Иорвет отрывает затылок от спинки стула, всё же касаясь холодной кожей лба разгоряченной чужой. Роше пробирает с ног до головы: он видит на его лице то, чего не ожидал увидеть никогда — искренняя, нежная улыбка. Она задерживается всего на долю секунды, быстро сменяясь насмешкой, но всё же успевает снова пустить колкость по его пальцам, и нож в крепкой хватке вдруг вздрагивает, царапая кожу. Иорвет шипит и складывает губы в трубочку. — Не всё ли равно, Роше? Ты умрешь завтра, — не предполагает, а констатирует факт, — и чести тебя лишит кто-то, кто не я, — его ресницы подрагивают, — я этого не позволю. Он кидает быстрый взгляд на лезвие у собственного горла, и на секунду довольно хмыкает, кивая своим мыслям. Это побуждает Роше сделать то же самое, и то, что он видит, пугает его ещё сильнее: на рукояти чётко виднеется знакомый синий герб. В немом смятении он открывает рот, и воздух почти нарочно отказывается попадать в его лёгкие — он откашливается. Кинжал Иорвет принёс не для себя. И он не сопротивлялся, потому что не хотел сопротивляться. И он не боялся и не злился, потому что это было бесполезно. Если он говорит, что Роше умрёт завтра, то сам он точно собирается его опередить. Ему не нужны никакие темерские лилии. Ему нужно умение командира одного из их отрядов убивать. Роше снова переводит взгляд на чужое лицо и чувствует, как по шее разбегаются мурашки, когда видит в лесной радужке ни что иное, как холодное смирение. — Ты… — шепчет Роше на выдохе, тут же замолкая. Он неотрывно глядит на чужое выразительное лицо, теряясь в собственных дрожащих мыслях. Его взгляд мутнеет, тяжелеет осознанием, зависая на чуть приоткрытых сухих губах. На воспалено-красном шраме. На смятой повязке, из-под которой едва ли виднеется черный сгусток засохшей крови. На впалые круги под единственным глазом, на синие и красные сосуды, просвечивающиеся сквозь полупрозрачную кожу. Он чувствует его запах и чувствует легкую дрожь под рукой, прижимающей оружие к горлу. Иорвет сглатывает тяжело, будто прилагая усилие, и его кадык ощутимо перекатывается под холодной сталью. Смотрит с вызовом. — Давай, — гнусит он сипло, — сделай это. Роше не позволяет ему сфокусировать загнанный взгляд, поддаваясь вперед и накрывая чужие губы своими. Он жадно вгрызается, беззвучно ругается в поцелуй, не понимая, что творит, и чувствует, как тело под ним напрягается, как крепко хватаются за его предплечье, когда он всё не отпускает кинжал. Его мышцы пробирает судорогой, когда эльф начинает жадно облизывать ему губы в ответ, притягивая свободной рукой только ближе. Гадёныш под его касаниями плавится, улыбается, и Роше трясёт, он почти не в состоянии держаться на ногах, он стискивает веки так сильно, как только может, и всё целует, целует, целует, грязно проводя языком внутри чужого рта. Он разжимает ладонь и нож со звоном падает куда-то на пол — и этой же рукой он хватает Иорвета за загривок, толкая ближе, впечатывая в себя. Ему нужно больше, сильнее, слаще, и он захватывает зубами чужую нижнюю губу, вязко размазывая по ней слюну. — N'te va — на сдавленном выдохе шипит Иорвет, ловя жалкие мгновения между поцелуями, — я так скучал. Роше злостно рычит, когда эльф сжимает его плечо так, будто боится упустить, а после — бессовестно, пошло и абсолютно жалко, — стонет в губы. — Заткнись, сука. И Роше очень жарко и очень плохо, у него в душе кипит что-то полное ненависти к себе, смешенное с мерзкой страстью, а в голове скребутся смешливые черти. К его глотке подбирается противная тошнота, но он, физически не способный перестать целовать поганого эльфа, бродит дрожащими руками по его телу, цепляется в его одежды, прижимает к себе до невозможного близко. Он знает, что ему нужно остановиться, уйти, убежать, нужно пнуть Иорвета со всей силы и выломать его рёбра — вместо этого он продолжает широко раскрывать рот, активно облизывать чужой язык и больно кусать чужие губы. Кровь смешивается с тягучей слюной, и Роше голодно пытается слизать каждую каплю, чересчур громко сглатывая и сдавленно шипя. Его ноги подгибаются от удовольствия, и ему необходимо сломать их себе прямо сейчас — но он не делает этого и совсем бесстыдно растворяется в чувстве желанного отвращения, — пока Иорвет не вырывает его оттуда, буквально силой отталкивая от себя. Роше ловит на себе затуманенный взгляд: в нём читается что-то нечеловеческое, не эльфийское даже — такое, будто бы дикое животное загнало в угол издохлую добычу. У Иорвета раскрасневшееся лицо, он дышит тяжело, надрывисто, облизывая вспухшие окровавленные губы, и Роше непроизвольно повторяет жест, снова чувствуя покалывание в пальцах. Глазами он бегает от трясущегося узкого зрачка к отвратительно приоткрытому рту. Его ноги подкашиваются ещё сильнее — за спину удерживает крепкая рука. Иорвет скалится совершенно по-звериному, проводит острыми пальцами по горячей коже щеки. — Кто бы мог подумать, — он снова тянет ближе и с забитой отдышкой шепчет в самое ухо, вызывая противную щекотку, отзывающуюся мурашками на шее,— Вернон Роше, гордость всея Темерии — и самый обычный выродок. Рука Роше слишком резко перемещается на тонкое татуированное горло, крепко сдавливая. — Я убью тебя, — голос его подрагивает яростью, и он задыхается, — я прямо сейчас убью тебя. Кривая улыбка не сходит с побледневшего лица. — Сильнее, — Иорвет хрипит. — Что? — Сильнее, — Иорвет прикрывает глаз и откидывает голову чуть назад, — пожалуйста. Что-то покалывающее в пальцах Роше не даёт ему шанса.