фонарь

      Мерцающий свет раздражает, наверное, каждого человека. Ну, если и не каждого, то подавляющее большинство. И Антон в это большинство точно входит, ведь моргающий фонарь над подъездом его часом так подзаебал. Он сидит на лавочке около него, наверное, уже часа полтора, если не больше, и выкуривает черт знает какую по счету сигарету, нервно дергая ногой.       По его расчетам Женя должен был появиться еще час назад, и это заставляло парня волноваться все больше. А если он вернулся раньше, и уже сидит дома и проверяет тетради своих учеников? Или, наоборот, задерживается, потому что решил сделать это на работе? А вдруг с ним что-то случилось, пока он шел домой? Вдруг не него напали? Или его автобус попал в аварию? Эти и подобные вопросы терзали его мысли неприлично долго.       Одной долгой затяжкой докуривает сигарету, выбрасывая окурок в мусорку рядом с лавочкой, и уже было тянется за новой, как видит знакомую фигуру, выходящую из-за угла соседнего дома. «Главное, что живой», но облегчение сразу же улетучилось, как только он смог разглядеть уставшее, болезненно бледное женино лицо и пустые, как будто смотрящие сквозь окружающее пространство, глаза. Женя, видимо, и правда не замечает ничего и никого вокруг, потому что проходит мимо Антона и ищет ключи в сумке, чтобы открыть тяжелую железную дверь.       Сердце попускает удар. Неужели это он сделал с ним такое? — Привет, — окликает он его, пряча пачку сигарет в карман ветровки, и нервно теребит край ее рукава.       Тот вздрагивает от неожиданности и резко оборачивается, смотря в сторону источника звука. Голос болезненно знакомый, но он не может сфокусировать взгляд на человеке, окликнувшем его — по улице он ходит без очков. Женя почти молится, чтобы это был не тот, о ком он подумал.       Младший подходит ближе, на расстояние, с которого Женя сможет его разглядеть, но не более. Соблюдает дистанцию. Боится снова налажать. — Антон?.. — Неуверенным и слабым голосом произносит старший, когда понимает, мольбы его не были услышаны.       У него сжимается сердце от того, насколько маленьким и уставшим кажется сейчас Женя. Как же он хочет защитить его сейчас, как же ему жаль. — Жень, послушай… — Не нужно, — Его тихо прерывают. — Я правда не хочу, чтобы ты видел меня сейчас. Не хочу, чтобы ты жалел меня из-за того, как выгляжу. — Да нет же. Я не жалеть тебя пришел. — сразу же отвечает Антон.       Он тысячи раз репетировал, что скажет, но как только увидел Женю, все мысли вдруг улетучились, и голова стала пустой очень невовремя. Нервно закусывая губу, и смотрит на ожидающего Женю. Ну, хотя бы он не пытается уйти как можно скорее. — Тоша, — того подергивает от этого обращения, слишком много воспоминаний с ним связано, — слушай, ты убежал почти сразу, как только я… Как только я признался тебе. Не отвечал ни на звонки, ни на сообщения, избегал встречи. — Он уставше выпускает воздух из легких. — Думаю, тут все без всяких объяснений предельно ясно. Я, конечно, очень рад знать, что ты здоров и в порядке, но мне правда очень больно видеть тебя сейчас. — Он прервался ненадолго, выпуская очередной тяжелый вздох. — Если ты пришел оправдываться или что-то в этом роде, то это правда лишнее.       Голос его немного хриплый и не немного ослабший. Наверное, стал спать еще хуже. — Хорошо. Я не буду оправдываться. Но я хочу поговорить. — Женя молчит и ждет, как будто смирившись.       Он развернулся всем корпусом и заглянул младшему в лицо. Антон помнит, как он смотрел на него взглядом, когда они в последний сидели у Жени на кухне и говорили о всякой ерунде, который был до невозможности нежным. Был. Ровно до того рокового момента, когда тот открыл Антону свое сердце.

***

      Антон глупо хлопает глазами и то открывает, то закрывает рот, совсем как рыба. — Ты…Что? — растерянно переспрашивает он. — Я люблю тебя. Больше, чем друга, — уже не так уверенно, как в первый раз, повторяет Женя. У него начинают потеть ладони и скручивать живот. Сомнение и предчувствие чего-то плохого проскальзывают в его глазах. — Как… Как давно? — Не могу сказать точно. Мне кажется, что всегда. С первой нашей встречи на той вечеринке? — Его голос дрогнул, — А когда я увидел, как ты смотрел на меня при свете звезд прошлым летом… Я просто не мог не влюбиться.       Антон не понимает. Если он так давно испытывает к нему… Такие чувства, то почему не сказал раньше? Голова одновременно гудит от несносного количества мыслей и ее пустоты. Кажется, он молчит уже слишком долго, потому что, когда он возвращается в реальность, видит, как подрагивают женины руки, обхватывающие кружку с горячим чаем.       У него совсем нет слов. Он отчаянно не понимает, что должен говорить. «Да, я тоже тебя люблю, давай встречаться!» звучит как полный бред. Но что-то все равно не дает ему сказать, что чувства Жени взаимны. — Прости, — Женя нервно сглатывает и опускает взгляд в чай в кружке, разглядывая его, будто он может найти в нем ответы на тайны мироздания. — Прости, я не должен был этого говорить. Давай просто сделаем вид, что- — Нет, не говори так! — Перебивает его Антон, когда смог наконец совладать со своим языком и промямлить хоть что-то. — Я не смогу об этом забыть в любом случае… Подожди, пожалуйста, дай мне придумать, что сказать. — Хорошо, — голос Жени наполнен подступающей тревогой, но он все равно дает Антону нужное ему время. Не может не дать.       Да что с Антоном происходит в конце концов? Он сам не понимает, но слова просто не могут вылезти из горла. Ощущения такие, будто в рот залили какую-то вязкую жижу, и она медленно стекает вниз, заполняя желудок и легкие. Его просто сдавило. — Женя, — голос немного хрипит от того, как долго он молчал, — Жень, прости меня. Мне очень, очень жаль, но я правда не могу ничего внятного тебе сейчас сказать…       У Жени в груди что-то скручивается и ноет, разливая жаркую сжимающую боль по телу. Она пропитала не только его тело, но и воздух в комнате. Кажется ее можно потрогать руками и собрать в пакет.       Теперь он тоже не может ничего сказать. Глаза пощипывает, а горло начинает дрожать. — Прости меня, правда. Я… Если ты позволишь… Могу я подумать пару дней?       Женя на это лишь мелко кивает несколько раз, так и не поднимая глаза на друга. А друга ли теперь? Что он сейчас сделал? Зачем начал раскрывать свое сердце? На что он надеялся? Молчал бы и дальше, ему до этого хватало всего, что у них было. А теперь этого не будет. Ничего, никакого друга больше не будет.       Внутри что-то бьется со звонким треском. — Я… Тогда я пойду, — Антон медленно встает, скрепя стулом, и на негнущихся ногам идет к выходу, опустив взгляд. — Пока?..       Жене хочется смеяться и плакать одновременно. «Пока». — Да… — Шепчет он. На большее нет сил, да и не хочется, чтобы дрожь в голосе была так заметна. — Пока.       Антон выходит за дверь, медленно закрывая ее, и оставляет Женю одного в пустой квартире. Тишина становится теперь слишком громкой и звенит в ушах. Одинокая слеза капает в кружку.

***

— Ты знаешь… В тот вечер… — Слова все еще не складываются в предложения. Нет, нужно взять себя в руки. — Я такой хуесос. Я должен был хоть что-то сказать тебе тогда. Я так виноват перед тобой, мне так жаль, что ты так страдаешь из-за того, что я долбоеб, который не умеет говорить словами через рот. — Не говори так. Это не твоя вина, что- — Нет, моя. Я не смог даже промямлить, что тоже тебя люблю, а теперь ты выглядишь таким… Таким. — Он нервно и как-то неопределенно жестикулирует.       Женя вздрогнул. Он… Что? Его брови сначала поднимаются, а потом сводятся ближе к переносится в недоумении. — Нет, Тоша, ты не должен… — Он запинается. Его голос дрожит вместе с ним самим. — Ты не должен говорить это, чтобы меня утешить. — Я тебя не утешаю. Я говорю, как есть. — Он подходит на пару шагов ближе и смотрит Жене прямо в глаза, — я люблю тебя.       Женя отчаянно пытается сдержать подступающие слезы и нервно шмыгает носом. Глаза горят, а уши не верят. — Ты не- — Я люблю тебя, — снова выпаливает Антон, не давая тому и слова вставить. — Женя, я люблю тебя.       Старший чувствует влагу на своих щеках. Он больше не может сдерживаться. Все, что он копил да этого момента, вырывается наружу шумной рекой. Он зажмуривается и прижимает холодную дрожащую ладонь ко рту, пытаясь заглушить этим всхлипы, и крупно содрогается всем телом.       За два крупных шага Антон подходит к нему и обвивает руками, прижимаясь вплотную к разбившемуся телу. Он хотел его защитить, но не смог уберечь даже от себя. Он не допустит этого больше никогда. Закрывая его сейчас от всего мира, держа одной рукой дрожащие плечи и зарываясь второй в мягкие волосы на затылке, мягко поглаживая, чувствуя руки, что сжимают его ветровку, и горячие слезы у основания шеи, он клянется самому себе, что никогда больше не заставит Женю плакать.       Возможно, фонарь его не так уж и сильно раздражает.