Она его (не) любила

Весельчак подтянулся на руках и с резким выдохом вытолкнул себя вверх, выпрямился, прижавшись к стене общежития. Парапет едва вмещал по ширине ботинок целиком. Дополнительный груз, удерживаемый во рту, откровенно мешал. За углом здания хлопнула дверь. Весельчак замер и вытянул шею, вглядываясь в ночную улицу. Зажужжал мопед, и всё затихло. Ноги так и норовили соскользнуть – приходилось держаться за стену всем телом. Допотопный кирпич, не поспевший за прогрессом, царапал щёку, но она казалась самой надёжной страховкой от падения, и Весельчак не смел надолго отрывать её от шершавой поверхности. Какие-то два метра по ощущениям превратились в многокилометровую дистанцию. Весельчак запыхался: он тяжело втягивал ноздрями холодный воздух и проклинал морось, что усложняла путь. Наконец показалась нужная оконная рама. Шторы были задёрнуты, но сквозь щель пробивался тусклый свет лампы. Закоченевшие пальцы вытянулись и побарабанили по стеклу. Весельчак прислушался – ничего. Он раздражённо выдохнул, шмыгнул и постучал громче. Окно открылось, и он кубарем ввалился в комнату. Раскинулся звездой на голом полу. – Что ты здесь забыл? – Кира склонилась над Весельчаком и толкнула его босой ступнёй в бедро. – Прекрати дурачиться, У! Он приподнял затылок, выпячивая челюсть с зажатым в ней футляром по размеру не больше карточной колоды, из которой его прошловековая бабка любила раскладывать пасьянсы. Несмотря на недовольство, Кира выглядела прекрасно. Глаза горели, губы сжимались упрямой дугой, а ночнушка безжалостно скрадывала аппетитные изгибы тела. Кира села рядом, подцепила футляр, утёрла платком и скептически оглядела, как Весельчак разминает затёкшую челюсть. Он передвинулся и положил голову Кире на бедро, подцепил край ночнушки и погладил колено. – Что это? Кира уже не обращала внимания. Она щёлкнула замочком и откинула крышку. Внутри лежала коллекционная карточка с голографическим изображением – памятное именное приглашение на научную конференцию на Плутоне. Кира шлёпнула Весельчака по наглой руке, но спихивать не стала, очевидно, польщённая таким бесценным подарком. Она неделями билась, засыпая организаторов запросами разрешить ей участие, и сокрушалась, получая формальные отписки. – Как ты это устроил? – Сюрприз. – Что ты за человек, У? – Кира пригладила его волосы, и он, не скрывая блаженства, прикрыл глаза. – Выводишь меня из себя, а потом забираешься на третий этаж, рискуя жизнью, делаешь невозможное. Весельчак засмеялся, перевернулся на другой бок и зарылся лицом в худой живот Киры. Она воплощала собой свет. Никогда не опускала руки и стала последней надеждой на прекрасное будущее. Когда отец завёл другую семью и отказался от сына, У спокойно жил дальше. Но когда мать покончила с собой, не подумав о нём, Весельчак понял, что никому в этом мире не нужен. Может, только ей – Кире. Её никогда не злили его шутки и смех. Она любила его порывистость и грубоватость. Только прикидывалась злючкой, ведь, по правде, она доверяла ему. Возможно, зря, потому что они не сходились в одном – в определении справедливости и способах её достижения. Кира ласково тронула волосы У. Он сел и обнял точёное лицо ладонью, улыбнулся, не веря своему счастью быть здесь и сейчас – с ней. С самой решительной и смелой девушкой этой Вселенной. – Как мне не злиться, когда вокруг тебя вьётся этот заучка? Кирёнок... – Не кривляйся. – Не могу. Когда рядом эдакая кошечка, эндорфины так и хлещут. – Ты отвратителен. Кира попыталась отстраниться, но Весельчак перекинул ногу через её бедра и поймал узенькие, но сильные запястья. По очереди поцеловал тыльные стороны ладоней и притёрся к ним оцарапанной щекой. Он знал, что при должном желании, Кира запросто могла бы вырваться. Он же сам её обучал давать отпор. – Ты так не говорила, когда вместо последней тренировки мы целовались в раздевалке, – он осклабился и понизил тон, всей шкурой чувствуя, как потяжелело и участилось Кирино дыхание: – И не только целовались. – Пошляк. – Лицемерка, – пропел У и развёл её руки в стороны, укладывая на спину и распластывая под собой. Поцеловал в упрямый подбородок и вечно недовольные им, Весельчаком, губы. – Что ты нашла в этом Игорьке? Чистый селезень. Кря-кря. – Что ты понимаешь в серьёзных людях? – Кира поднатужилась, выворачиваясь, но Весельчак уже серьёзно обосновался и прокладывал дорожку поцелуев вдоль шеи к плечу. У остановился и театрально нахмурился. – Прости. Он убрал руки, и теперь Кира сама схватилась за него, обняла за шею, притягивая к себе и десятки раз повторяя «прости». Лучше него самого знала, когда слова проникают за оболочку и ранят, а всё, что ему оставалось, – продолжать смеяться. У закрыл рот Киры поцелуем, пытаясь им показать, что все серьёзные люди могут бесконечно просиживать штаны в лабораториях, пока он здесь берёт своё. Он ужасно любил её. Наизнанку готов был вывернуться и выворачивался: чуть башки не лишился, добывая приглашение на конференцию. У не знал, за какие заслуги божества одарили его этой встречей, что за звезда привела его поступать в наукоград, какое провидение заставило Киру окончить одиннадцатый класс экстерном и поступить в ВУЗ на год раньше. И наконец, как Весельчаку доверили кружок боевых искусств, куда Кира пришла, чтобы не бросать спортивные тренировки. – Давай уедем после защиты диплома, – Весельчак ещё никогда в жизни не был таким серьёзным. – Залезем в самые далёкие уголки мира. Будем искать редкие породы для твоих исследований. Зачем тебе эта скучная жизнь в клетке исследовательского института? Ты ведь живая, Кирёнок, – не то, что все они. Она сама поцеловала его, заставляя замолчать. Отвлекла лаской, затуманила голову прикосновениями. Ночь мчалась галопом. Дни летели истребителями, полные жарких встреч и сдерживаемого Кирой смеха: стыдно смеяться над шутками У, стыдно признаться, как сладко отзывается грубоватый флирт и ревность к Игорю Селезнёву, с которым они с Кирой сходились на почве науки. Каждый день Весельчак спрашивал: «Уедешь со мной?» Он не мог остаться. Наукоград душил его, окружающие считали бездарем и шутом. Все думали о строительстве будущего, о технологиях и прогрессе, а Весельчак – о себе и где добыть денег, чтобы построить для Киры дом с собственной лабораторией. И как сделать, чтобы Кирёнок не узнала, что средства добыты не самым законным путём. Каждый день Весельчак находил новый уникальный аргумент и записывал его на электронной доске в Кириной комнате: десятки доводов, почему им стоит быть вместе и сбежать вдвоём. Кира отдавалась вся целиком. Она страстно бросалась в объятия, позволяя что угодно. У верил, что уговоры работают. Он ждал Киру на вокзале в назначенный день и час. Она должна была заехать к тётке – и сразу к нему. К тётке, которая работала в службе нацбезопасности. – Это ты организовал нападение на консульство Тринадцатой планеты. СНБ ищет доказательства и уже подозревает тебя. Мимо сновали люди и инопланетяне, которым было невдомёк, что здесь и сейчас разворачивается драма. Они спешили жить прямо тогда, когда истинная, счастливая жизнь Весельчака У обрывалась сию секунду. – Да разве же я мог, Кирёнок? Такой несерьёзный человек? В тот вечер Кира позвала его на свидание, а он не пошёл, отговорившись делами. Всё суетился, вёл себя нетипично, скалился больше обычного. Когда она спросила, где он вымазал в чёрном футболку, Весельчак придумал какую-то невразумительную ерунду. Ему обещали огромные деньги, их хватило бы на целый год безбедного существования и путешествий, а потом он снова что-нибудь придумал бы. Изящная ладонь хлестнула по щеке и тут же накрыла место удара. Кира прижалась к У всем телом, обхватывая руками. – Ты всегда только прикидывался идиотом, мне ли не знать. Беги. И чтобы я тебя больше никогда не видела. Никогда, слышишь? Она оттолкнула. Весельчак шагнул назад, но не мог двинуться дальше – разгневанное лицо Киры держало его. Грудь разрывало. – Я сдала тебя. Уходи. Расталкивая людей и нелюдей, У побежал, не оглядываясь назад. Рассыпалась любовь, разрушился будущий дом с лабораторией, исчезло прекрасное будущее. Остался космический пират Весельчак У, обречённый на вечные бега и поиск свободы, – и Кира, будущая супруга профессора Селезнёва, который воспитает дочь Киры, как свою.