Больше нет.

Хаккай сидел в стороне, не в силах пошевелиться. Бо́льшая часть конечностей была переломана, поэтому любой двиг отдавался жуткой болью во всём теле. Они били его. Хайтани, как это им присуще, взялись за одного: Риндо держал своим фирменным захватом, а Ран, словно метроном, оттачивал на бедном парне свой профессионализм в использовании холодного оружия ударно-раздробляющего действия. Их жертва уже лежала без сознания, превратившись в боксёрскую грушу. Всё в момент замерло. Все, кто дрался, больше не намыливали друг другу рожи, а смотрели на то, как братья из Роппонги снова зарабатывают себе срок. Никто не мог вмешаться (не хотел вмешиваться) и заступиться за одного из членов Токийской Свастики. Командир отсутствует, его заместитель тоже — в принципе все те, кто мог заступиться за парнишку и вмазать этим двум крысам — их не было. Изана где-то вдалеке вместе с Ханмой и Кисаки хихикал и наслаждался приближающейся победой Поднебесья, сидя на каких-то грузовых контейнерах. Его волосы зловеще развевались на ветру, пока ярко-фиолетовые глаза с жадностью всматривались в эту картину, что вырисовывалась в центре всего происходящего. Кто-то из Свастонов всё же решался их остановить, но в момент получали пару ударов на себя, так же теряя сознание или возможность драться дальше. "Прости меня... Я пытался", — только и мог шептать себе под нос Шиба младший, пока по щекам лились слёзы. —Прекратите! Вы ж его убьёте! Крикнул кто-то из толпы, но Хайтани было всё равно, они продолжали начатое. Тело давно перестало двигаться, принимая методичные удары на себя. Через пару минут взмахи телескопической дубинкой прекратились. Младший из убийц встал, отряхнул белые перчатки и форму, и сладко протянул. —Готов. Кто следующий? Ран закинул своё оружие на плечо, слабо улыбаясь. —Кто хочет повторить его участь? Его брат выгнул спину, как бы разминая от долгого лежания. Все молчали и лишь смотрели, перешёптываясь. Если бы не форма и те участки волос, что не превратились в тёмно-коричневые пятна из-за крови, то в лежащем на земле парне сейчас было очень сложно узнать заместителя командира четвёртого отряда. Буквально через пару минут появятся обе верхушки Свастики и благодаря своей силе всё же одержат победу, храня в голове мысль, что не успели. Не успели буквально на полчаса или даже четверть часа ранее. Приедь они тогда, сейчас бы не было в голове мысли, что это они виноваты. Пока шёл бой, Чифую с Такемичи, что очнулись незадолго до их появления, словно молния оказались около парня без сознания. —Чифую, он живой? Скажи, что он жив! Ханагаки зарыдал, увидев, как его друг и зам склонил голову над их товарищем, чуть ею покачивая. —А если... Если скорую?! Командир первого отряда дрожащими руками попробовал достать телефон из кармана, но выронил его. Подняв сотовый с земли, он всё же смог вызвать скорую помощь. К тому моменту бой между главами Токийской Свастики и Поднебесья уже почти завершился победой первого. Выстрел. И ещё один. Мичи поворачивает голову на звук и смотрит на то, как двое с пулевыми ранениями так же падают на пол. Снова потасовка. Скорая. Полиция. Констатирование смерти... Нахоя сидел в инвалидном кресле из-за перелома ноги в результате нападения. Его голова была перебинтована, как и еще парочка частей тела, но чувствовал он себя, как бы то странно ни было, хорошо. Они с Такаши сбежали из больницы, не в силах там оставаться, и сидели ждали конца боя, хоть каких-то новостей. Часа в три ночи им пришло СМС о том, что их банда одержала победу. —А где твой брат? Задал логичный вопрос Мицуя, зная, как сильно за него волнуется Нахоя, когда тот где-то без него. —Если бы я знал... На звонки не отвечает. Может, выронил телефон во время драки. Ответил с улыбкой старший, беззаботно пожимая плечами, пока внутри всё горело. Раздался телефонный звонок. Улыбашка поднимает трубку и слышит:"Доброй ночи. Это вас беспокоят из седьмой больницы. Вам необходимо приехать и опознать тело вашего брата". Сотовый выпадает из дрожащей руки Кавата и закрывается, сбрасывая звонок. —Что случилось, Улыбашка? Кто звонил? —Поехали. Срочно. В момент командир четвертого отряда забыл про еще не до конца сросшийся перелом, встал с кресла и направился в сторону сказанной ему больницы. В холле сидели все верхушки, о чем-то тихо беседуя. Заметив одного из них, парни тут же замолчали, со Вселенской печалью и скорбью смотря на Нахою. —Где Злюка. Он даже не спросил. Он утвердил свой вопрос, желая слышать конкретный ответ. —Прости... Мы опоздали... Только и смог вымолвить Доракен из себя. Было слышно, как дрожит его голос. —Где. Злюка. Ещё серьёзнее сказал Нахоя, и друзья показали на один из кабинетов. Прихромав туда, перед рыжим парнишкой предстала кушетка почти в центре комнаты. На ней кто-то лежал, прикрытый белой чистой простынёй. Открыв её, мир Нахои вмиг рухнул. Его младший брат словно спал, но эти гематомы... Они везде. Голова рассечена, на теле нет живого места. На лице замерла боль, но в то же время он улыбался. Он. Тот самый Злюка, улыбку которого видели несколько раз, огромную часть из которых лицезрел только брат. —Нет... Прошептал старший, хватаясь одной рукой за кушетку, а второй за ладонь брата. —Нет, прошу тебя... Очнись! Ты не мог уйти... Улыбашка рухнул на колени и просидел так минут 10, может больше, может меньше, он не знал. Он даже не обратил внимания на руку, что легла ему на плечо. —Прости, если сможешь, Улыбашка. Раздался достаточно низкий голос Рюгуджи, разогнавший тишину в кабинете. Кавата поднялся на ноги, развернулся и столкнулся с двумя фигурами: Кеном и Майки. Они что-то долго ему говорили, сочувствовали, извинялись, но он не слушал. В голове было пусто, как и в груди. Кивнув на их поклон, Нахоя вышел в коридор, где его встретили остальные. Проигнорировав и их, Улыбашка медленно, прихрамывая, направился домой, попросив друзей лишь о том, чтобы они его не трогали. Те с неохотой согласились, но всё равно утром пришли к нему под окна и ждали, когда он появится. Старшего из близнецов никто не видел вплоть до похорон. Он не выходил из дома, не отвечал на звонки, на СМС, в школе так же не появлялся; лишь сидел в комнате младшего, обнимал его любимую плюшевую игрушку — угорь Смузи-кун — и плакал. Засыпал в слезах, просыпался в слезах и ничего не ел. Все друзья беспокоились за него, приходили к нему домой, но Нахоя никогда не открывал, как бы сильно ни долбились в дверь. Через три дня, после отпевания, Улыбашка всё же появился на улице, посетив похороны Сои. Он встретил всех своей слабой улыбкой, но все прекрасно понимали, что это — лишь защита. На близнеце не было лица, особо на контакт он не шёл, лишь односложно отвечал на вопросы. Оставшись наедине с братом, Нахоя плакал. Долго плакал, держа его за руку и по-прежнему умоляя вернуться, сказать, что это шутка. Слёзы капали на одежду Злюки, на его ледяную белую кожу, оставляя мокрые пятнышки-точки. И никто не смел его оттаскивать, успокаивать или ещё что-то делать: понимали, что ничем не помогут. Старший брат чувствует вину за то, что не был рядом, за то, что не помог, не сберёг. Рыжик постоянно извинялся перед младшим, словно заевшая пластина, хотя его вины там не было. Майки и Доракен заметили, что у Нахои в кровь сбиты костяшки, да ещё и в разных местах. Будь Соя жив, он бы точно обработал и заклеил эти ссадины своими цветными пластырями, которые он всегда носил с собой для брата; знал ведь, что тот может в любой момент встрять в драку. Сейчас же позаботиться о гиперактивном близнеце некому. —Улыбашка, пора... Раздался тихий и мягкий голос Манджиро, полный сожаления. Он прекрасно понимал друга: ведь незадолго до инцидента Кисаки расправился с Эммой. Ему так же было больно, как и Нахое сейчас. Доракен сострадал не меньше: его любимая погибла, потому он мог разделить боль с рыжиком, зная, какого это. Встав с колен, Кавата вышел из помещения на улицу, где его уже ждали друзья. Только особо внимательные заметили одну вещь: старший взял одну из серёжек, что висела когда-то у него на левом ухе, и повесил её на цепочку, оставив вторую на месте. Отныне, он всегда носил их так и никогда не снимал, что бы ему кто ни говорил. С того момента прошло много времени, может, почти год. Все думали или пытались думать, что всё наладилось и забылось, но произошло маленькое, но такое важное изменение. На самом деле, его могут заметить только близкие, давно знающие эту компанию люди, которые застали лучшие времена банды Токийской Свастики. Такая малюсенькая деталь прошибала болью по телу, и ты даже понять не мог, а что болит? Болит всё и везде, особенно в груди. В груди, рядом с которой висит одна серёжка. Только вот есть одно но. Улыбашка больше не улыбается.