❖❖❖
Как только дверь за Винчестерами закрывается, оба всеми фибрами чувствуют, что не одни сейчас в убежище. Дин тянется к пистолету на поясе, а Сем опускает пакет с едой на пол, не заботясь о его содержимом, и обнажает клинок. Оба тихо спускаются по лестнице, на половине пути осознавая, кто, или что, почтило их своим присутствием. — Привет, Дин. Сем, — мужчина в бежевом плаще оборачивается к ним. В его голубых глазах нет никаких эмоций. Он словно пуст. Полностью. — Какого, блять, черта, Кас! — Дин налетает на ангела, твердым кулаком оставляя на его щеке след удара. Кастиэль сплевывает на пол появившуюся во рту кровь, и снова смотрит на Винчестера не отводя глаз. А Дин снова бьет, и снова, и снова. — Дин! — Сем пытается вмешаться. Но снова удар по уже заплывшему огромными ушибами лицу. Но ангел не издает ни звука. — Дин! Но старший не слышит ничего вокруг себя. Он хватает Каса за грудки и смотрит прямо в чистые голубые глаза. Его раздражает их отрешенность. Его раздражает их спокойное равнодушие к ситуации. Его раздражает Кас. Сейчас хочется превратить его в ангельскую отбивную. Избить так, чтобы даже ангельская благодать не смогла помочь излечиться. Но Семми благоразумно держит клинок подальше. Он, кстати, уже не вмешивается. Бесполезно. Пока лишь смотрит, как тяжело дышащий Дин держит, словно куклу, божьего посланника. — Хватит, все. Отойди от него, — ему больно смотреть на все это. Дин слушается, отпуская Кастиэля так резко, что ангел валится на каменный пол. — Я молился тебе каждый день. Каждую ночь. Просил тебя дать хотя бы намек на то, что ты жив. Хотя бы маленькое сообщение в чат. Но ты молчал пол года. Пол, мать его, года. Где ты был, черт тебя дери. — У нас была война, — Кас шипелявит. Щеки опухли, несколько осколков зубов он выплюнул рядом с собой на пол. — Ангельская? — Сем вскидывает брови. — Да. Гражданские войны — не редкость. Меня назначили командиром полка и я был вынужден вести своих людей. — И что же? — Мы победили. Поэтому я и здесь. — Замечательно. Молодец. Как же нам тебя наградить? Хочешь, может пива? — Дин, я серьезен. — Я тоже, Кас. Ты бросил семью ради кого? Ангелов, которые швыряют тебя как хотят и куда хотят? — Ты только что сделал то же самое. — Ты бросил нас, я должен был погладить тебя по головке? — Нет. — Тогда какие ко мне вопросы. Ты либо решаешь, с кем ты. Либо валишь отсюда, и не возвращаешься. Только на этот раз, объяви нам свое решение. — Дин, — Кас поднимается на ноги, возвращая себе здоровый вид. Ангельские силы всегда пугали Винчестера. Бей, не бей, если не клинком, он все равно встанет. Терминатор рядом с вами. — Как только решишь, на чьей стороне остаться, ты знаешь, где моя комната. Дин не стал вести диалог дальше. Он либо сейчас выхватит у Сема клинок и полоснет ангелу по лицу, либо выдохнет и уйдет переваривать свою обиду. И он выбирает второе. Уходит, чувствуя затылком взгляд влажных глаз. — Кас, — Сем, наблюдающий за всем происходящим со стороны, не пытаясь вмешаться, подходит к ангелу. Он расставляет руки, призывая к объятиям. — Ты сделаешь верный выбор, дружище. Но Кастиэль не стремится обняться с парнем. — Не надо, Сем. Я знаю, что снова совершил ошибку. Помоги мне ее исправить. — Не трогай его пока. Иначе он сделает непоправимое. Дай ему остыть, купи пиво. Поговорите. И помиритесь. — Это сработает? — Не знаю. Ты натворил херню. Ему будет сложно. Первое время. Но он любит тебя, Кас, поэтому простит. — Я знаю, — Кастиэль опускается на стул и закрывает глаза. — Я выиграл битву, Сем. Но выгнали меня с небес. Снова. Сказали мне, что не доверяют тому, кто столько ангелов сгубил. Не вернуться мне туда больше. — Крылья тебе обрубили значит. — Нет крыльев у меня, чтобы отрезать их. Да, Кас так и не разобрался с некоторыми человеческими выражениями. Но это все тот же Кас. Все тот же ангел, что не может выбрать, кто для него важнее. Люди или братья. Любовь или бог. Семья — это Винчестеры? Или семья — это ангелы? Он не знает. Он запутался. Ему нужна помощь. — Я хочу поговорить с ним сейчас. — Хорошо, мне нужно уехать. Если начнет убивать, звони. — Если он убьет меня, не смогу я позвонить. — Кас, ты за пол года разучился общаться? Хорошо, я шучу. Не будет он убивать тебя. — Понял я тебя, Сем. Хорошо. Винчестер глубого вздыхает, понимая, что что-нибудь эти двое сегодня-таки сломают. Если не друг друга, то вещи вокруг. — Удачи. — Спасибо. Дверь за Семом закрывается и Кас тяжело выдыхает, раздумывая над его словами. Дин обижен. Очень. И вряд ли сможет быстро простить его. Ангел поднимается и уже у входа в комнату Винчестера останавливается с занесенным в воздухе кулаком. Кас думает, стоит ли именно сейчас идти к нему. Или лучше подождать еще немного. Он нерешительно опускает руку вниз, решая уйти, и как только собирается развернуться в направлении общего зала, дверь открывается. Дин оказался безумно близко к нему. Кас замер. — Куда ушел Сем? — голос полон безразличия, а брови зло сведены вместе. Словно ему противно даже видеть ангела перед собой. — Не знаю я, сказал, что ему нужно уехать. — Ясно, — Дин порывается закрыть дверь, но Кас хватается за нее, оказываясь еще ближе к мужчине. — Подожди, Дин. Я понимаю, зол ты. — Я не просто зол, Кас, я в ярости. — Понимаю я твои чувства. Но я пришел сказать, что не хочу больше уходить. И не смогу уйти. Выгнали меня с небес. — И ты решил, что мы сможем стать их заменой? — Нет, Дин. Решил я, что вы не выбросите меня так же, как они. — Да что ты? Сейчас я готов выбросить тебя. — Ты не сделаешь этого. — Да? — в руке блестит угрожающе металл клинка. — Да. Ты любишь меня, Дин. Я важен для тебя. — Сейчас я ненавижу тебя сильнее, чем когда-либо. Наперекор своим словам, Дин хватает ангела за лицо одной ладонью и притягивает к себе. Это не те поцелуи, что мужчина дарит женщинам, с которыми спит. Это не те поцелуи, которые оставлял Дин до того, как Кас ушел. Это поцелуй, через который рвутся все тревоги, переживания, вся злость и обида. Дин никогда не был тем, кто дарит нежность. Но сейчас он был особенно груб. Ни о чем не заботясь, он кусает чужие губы, постепенно оттесняя Каса к стене коридора. Рука с лица перемещается на шею, сильнее прижимая тело ангела к холодному бетону. — Дин. — Я не хочу тебя слушать, Кас. Пожалуйста, помолчи. Винчестер подхватывает ангела на руки и, продолжая целовать покрасневшие губы, идет к большому столу. — Комната, Дин. — Замолчи. Кас цепляется за широкие плечи, не силясь открыть сомкнувшихся век. Он перенимает абсолютно все эмоции мужчины. Чувствует каждой клеточкой сосуда его переживания. — Дин, прости. Прости меня. — Да когда же ты поймешь, — утыкается лбом в лоб ангела, усаживая его на стол с картой. Считай, посадил Каса на весь мир. Сделал центром вселенной. Буквально. — Не достаточно каждый раз просить прощения. — Но у Сема это всегда срабатывает. — И с тобой сработает. К сожалению, вы мне дороги, — оставляет быстрый поцелуй на губах и грубо скользит руками под рубашку. Кас не ангел. Кас порочен. Отец не видит, как его сын изгибается дугой от рук человека, который трудов его является результатом. Он грешит, но не спорит, с каким удовольствием. Галстук падает на пол, вещи со стола отправляются туда же. Дин не заботится о целостности вещей. Ему плевать. Поэтому разорванная рубашка летит в сторону вместе со сдернутыми рывком брюками. Кас скулит, когда тяжелая рука Винчестера проходится по колом стоящему члену. Ладонь покрыта застарелыми мозолями, царапающими нежную кожу. — Дин, — ангел все еще старается цепляться за праведность. Но праведного в нем даже меньше, чем в Винчестере девственности. Дин просил помолчать, и Дин затыкает неугомонного ангела поцелуем. Требовательным. Кричащим вместо самого громкого крика: «Пожалуйста, не разговаривай со мной. Я не хочу говорить. Все, что я мог бы сказать, я покажу тебе прикосновениями.» И каждое его касание, каждый толчек в выгибающееся дугой тело буквально кричит не прощенной обидой, злостью и всеми переживаниями, что были в голове Винчестера пол года. — В порядке? — Дин наблюдает, как ангел застегивает его — Дина — рубашку. На спине багровеют засосы, которые Винчестер успел детально рассмотреть, пока Кастиэль смиренно ждал для себя одежду. — В полном. — Прости за… За рубашку. — Ничего. Пока буду в этой. В душе Винчестера какой-то щенячий восторг от растрепанного ангела в фленелевой рубашке и пыльных брюках. И не англе вовсе, а работник круглосуточной заправки, ей богу. — Кас, могу я спросить? — Да, Дин? — Если бы твои крылья были видны, что было бы на их месте сейчас? Кастиэль задумывается и чешет рукой затылок. Голубые глаза резко поднимаются до уровня зеленых омутов Дина, и ангел тихо произносит: — Куски плоти. Без кожи. Словно оттуда с силой что-то вырвали. Винчестер видел такое множество раз. Тысячи. Миллионы. Иногда по несколько раз на дню. Но картинка, которую он представил сейчас у себя в голове заставила голову пойти кругом. Винчестер прикрывает глаза, чуть глубже погружаясь в собственные мысли. — Мне нравились твои крылья, — констатирует он, словно когда-то и впрямь видел их такими, как показывают на всех картинках. Белыми, огромными, ровно за спиной Кастиэля. Словно те крылья, что он мог видеть — не простая тень, а нечто большее. — Не видел ты их. — А ты сам-то их видел? — Да. — Ну и какие же они? — Красивые. Были. Кас говорит последнее «были» с такой тоской в голосе, какая только присуща ангелу. Правда скучает. — Считай, что ты мои крылья. Если ты пропадаешь, из меня вырывают куски плоти, Кас. Я может и забуду, но на их месте останутся уродливые шрамы. — Дин. Кастиэль много раз видел, как люди просят прощения, без слов. Действиями. Поэтому подходит к Винчестеру ближе и молча обнимает его, притягивая к себе за шею. Он думает, что Дин сейчас оттолкнет его. И какого же его удивление, когда мужчина сдавливает его в своих объятиях, за поясницу прижимая еще сильнее к себе. — Не смей больше уходить, сцуко. — Не уйду. Кастиэль не любит давать обещаний. Он их не выполняет. Но сейчас ему хочется, чтобы обещание было им выполнено. От начала, до самого его — Каса — конца.❖❖❖
— Боже, господи, что вы тут наделали? Не говорите мне… — Сем заходит в бункер уже готовый к такому раскладу. Но он не думал, что произойдет это на их столе. — Я теперь здесь есть не буду больше! Фу. — Ты чего кричишь? — Кас появляется на пороге, потирая затылой. — Ты еще и в его рубашке, боже мой, что происходит в этом доме.